Носалевич уснул быстро. Сказались предыдущая бессонная ночь, день на ногах и полбутылки коньяка, купленного за счет газеты. А у меня включился режим бессонницы. После напряженных дней я, обычно, сразу же «вырубаюсь» или не могу уснуть всю ночь. И что самое очаровательное – просыпаюсь на следующее утро я одинаково разбитый, как в первом случае, так и во втором.

Телевизионные программы настраивают философски. Снова контраст: рассказ о погибшем Листьеве по одним каналам и боевики – по другим.

Грешно смеяться, но нас с Носалевичем повеселили портреты предполагаемых убийц. Это кто же умудрился в темном дворе рассмотреть лица убийц настолько, что смог составить портрет? «С таким зрением – и до сих пор живой!» – съязвил Носалевич. А меня насторожило другое. Предъявленные портреты совершенно могли сойти за описание внешности жителей Кавказа, той же Чечни. Слишком все быстро получается. Парамонов не соврал: начальника московской милиции действительно сняли. Причем, так торопливо, что у меня сложилось подозрение: смерть Листьева не причина, а повод. Мгновенно появляются портреты убийц, с обыском отправляются опять-таки мгновенно, но не ко всем учредителям ОРТ, а только к одному. Причем, никаких обвинений и роются почему-то в бумагах. Может, ищут квитанцию на законное убийство? И вот уж совершенно непонятно, почему выступающие стараются объявить убийство покушением на гласность и демократию. В кого бы тогда ни стреляли, а убили-то чиновника. Да и не олицетворял никогда Листьев гласность и свободу слова. Да – отличный менеджер, да – неплохой шоумен, да – классный организатор. И спасибо уроку Паши Ковальчука. Если хотят просто убрать неудобного человека – его убирают. Сердечный приступ, авария, ограбление. А тут действовали очень целенаправленно. Расстреляли на ступеньках собственного дома и при этом даже не попытались изобразить ограбления. Если бы не было запланировано именно громкое убийство, совершенно свободно могли бы в том же подъезде ткнуть ножом после небольшой потасовки и вытащить из карманов деньги. Ничего подобного. Если бы мне пришлось писать сценарий фильма на тему такого убийства, то скорее всего я бы преподнес его, как предупреждение одной группы – другой. «Мы настроены очень серьезно!» – говорит один крутой мафиози другому крутому мафиози. А убирать нужно не самого главного в конкурирующей организации, а самого яркого и заметного. И сразу же на память пришел «Крестный отец». Там убили лошадь и подложили ее голову в постель хозяину. И тот понял, что Церемониться не станут. Главных убивать не нужно – с главными придется договариваться после небольшого обмена пулями и минами.

Снова старое правило: сделал тот, кому это выгодно. Кому это выгодно? Похоже, что всем. Кому-то мешал начальник городской милиции, кто-то хотел вести передачу Листьева, кто-то мечтал дестабилизировать обстановку в стране, кто-то просто хотел почитать о громком деле… Кто-то захочет перевести все дело на чеченские рельсы. Теракт, скажем. И портреты убийц позволяют. Вот это-то как раз проследить будет легко, если потянется ниточка на Кавказ… Хотя, и в этом случае фиг отличишь провокацию от террора и политического или заказного убийства. И тут я понял, что Чечня неотступно лезет мне в голову. Подействовал разговор со Святославом, фамилию которого, как оказалось, я не спросил. И, кстати, не сообщил ему свою. Слава Богу, хоть назвал правильно номер. Итак, Чечня. Что могло «утечь» сквозь плотные двери Министерства обороны? Спать я все равно не мог, поэтому ничто мне не мешало выключить свет и спокойно пофантазировать на тему военных тайн. Что я знал о Чечне, кроме географического положения? И что могло быть военной тайной российской армии в чеченских делах? Бардак? Извините, но армейский бардак, что российский, что украинский, что советский, ни для кого не может быть секретом. Если проводить соревнования по бестолковости среди вооруженных сил мира, то наши займут первое место с большим отрывом. Совершенно спокойно могут не туда стрельнуть или не туда поехать. Может ли быть военной тайной нехватка горючего? Не может. Тогда по порядку. Чечня – это нефть. Правильно. Чечня – это маршруты транспортировки наркотиков. Совершенно правильно. Чечня – это мафия. И с этим никто спорить не будет. Ну, и Дудаев, если верить нашим свободным средствам массовой информации, вел себя по отношению к своему народу не лучшим образом. Хотя, народу в данном случае виднее и на стороне россиян национальные формирования не действуют.

К нашим свободным средствам массовой информации я отношусь с большой подозрительностью, особенно с тех пор, как сам начал в них работать. Образцом и символом методов их работы для меня стал репортаж о штурме Белого дома в октябре девяносто третьего. У нас в Украине это выглядело следующим образом: пять минут показа Москвы – десять минут трансляции чешского фильма-сказки «Король-дроздовик». Выезжают танки на огневую – идет трансляция, только развернули стволы – «Король-дроздовик». На телестудии в суете даже забывали остановить фильм на момент показа боевых действий. Поэтому дыры были и в московских событиях, и в сюжете сказки. Так что средства массовой информации я не люблю. И если оценивать это понятие с точки зрения значения слов, то единственно верное слово там – «средства».

Таким образом, можно констатировать, что о Чечне я не знаю практически ничего и чего может касаться информация Святослава, представить себе не могу.

Мы о ней, о Чечне, не писали. Это внутреннее дело России, а туда наша газета не лезет. Ну разве что политический обозреватель раз или два проедется по внешнему облику России на международной арене в связи с боевыми действиями в Чечне. И все. Меня, собственно, напрямую это не затрагивало. И я тогда еще не знал, что мой бывший ученик уже в Грозном и жить ему осталось меньше месяца. Коля Андреев. Я помнил его еще с четвертого класса. Он часто приходил ко мне в пионерскую комнату. Потом, после восьмого класса, больше стал проводить времени у военрука, после десятого – поступил в Хабаровское военное училище. Потом морская пехота. После развала СССР остался в России. Я потерял его из виду и даже не предполагал, что выпадет ему судьба погибнуть в Чечне. Не знал я всего этого и относился к той войне безразлично. Так просто реагировать на войну, когда она где-то далеко. Очень далеко. А когда она вдруг пришла к нам домой? Причем в самом прямом смысле. Я не знал тогда, что в Москве уже дана команда и уже пошел отсчет моего участия в войне, не знал, что уже попал в мобилизационные списки. Я все еще полагал, что действую самостоятельно. А время шло. Оказывается, были люди, рассматривающие меня как потенциального противника, и были люди, которые включали меня в список своих друзей. Войной пахло в воздухе, я чувствовал этот запах, но тогда мне казалось, что его приносит издалека. И самое большее – мне грозит быть современником войны. Я ошибался. Мне выпало быть ее участником. И никуда от этого нельзя было спрятаться. Никуда.

Человек ворвался в комнату через окно. Осколки стекла не успели еще упасть на пол, когда человек перекатился по полу и длинная автоматная очередь пересекла четыре силуэта возле обеденного стола. Распахнулась дверь, и на пороге появилась фигура с автоматом в руках. Но пули прошили вошедшего снизу доверху. Стрелявший в то же мгновение оказался рядом с дверью и метнул в коридор гранату. Рвануло. Свет в комнате погас, но стрелок продолжал двигаться уверенно. В коридоре он расстрелял еще несколько противников, бросил в каждую из трех дверей по гранате.

Когда он распахнул четвертую дверь, на него сверху упало что-то тяжелое и прижало к полу. Стрелок вывернулся и несколько раз ударил ножом. Вскочил. Сделал пару быстрых шагов вперед.

Внезапно под потолком зажглись лампы дневного освещения. Из динамика, спрятанного в стене, прозвучали первые такты триумфального марша. Человек остановился, аккуратно положил автомат на пол. Снял с пояса ремень с подсумками, бросил рядом с автоматом. Вышел в коридор, остановился, ориентируясь, не торопясь вернулся в первую комнату с разбитым окном, лег на диван и закрыл глаза.

– И теперь несколько часов здорового, восстанавливающего силы сна, – удовлетворенно сказал Монстр, обернувшись от монитора к Александру Павловичу. – Как вам это нравится?

– Мне случалось видеть вещи куда более впечатляющие. Я бы поставил за технику исполнения в лучшем случае четверку.

– Совершенно с вами согласен, Александр Павлович. Профессионал должен работать куда как эффективнее. Мой восторг по этому поводу оправдывает только одно – это не профессионал. Солдат срочной службы, четыре месяца после призыва и неделя пребывания в Чечне. Попал в плен и был подготовлен в тамошнем Центре.

– Подготовлен?

– Точнее будет сказать, обработан. Этой ночью мы бы имели десяток трудов, а утром человек, который сделал это, ничего не вспомнит о своих подвигах.

Заметив выражение лица Александра Павловича, Монстр улыбнулся:

– Если вы мне не верите, то завтра я смогу организовать с ним личную встречу. Можете использовать любые средства. Он вам будет говорить, что спал всю ночь. Это весьма обнадеживающие результаты деятельности лаборатории «Сверхрежим», доведенные до совершенства в лабораториях Чеченского центра.

Монстр включил монитор. Выключил видеомагнитофон, вынул кассету с записью и спрятал ее в свой «дипломат».

– По моему приказу этого солдата перебросили в наш тренировочный центр. Похоже, мы очень своевременно приняли решение об операции на Кавказе.

Александр Павлович промолчал, несмотря на явное приглашение к разговору. Теперь Монстр мог оценивать произошедшее, как ему было угодно, но никто не мог заставить Александра Павловича поверить всему, что говорил Монстр. И участвовать в дискуссиях на эту щекотливую тему.

Монстр подождал немного.

– Александр Павлович, у вас очень усталый вид. Может быть, вам стоит немного отдохнуть? Похоже на то, что подготовительный цикл «Шока» прошел успешно. Меня сейчас волнуют два вопроса – поиски Боснийского центра и все эти таинственные совпадения с украинским журналистом. Насколько я знаю, в Сараево прибыл ваш человек. Кажется, Скат. А что с украинцем?

– А украинец прибыл в столицу России в командировку. Мы его опекаем. Если нужно – можем его взять для беседы.

– Пока пусть походит. Выясните, когда он уезжает. И зафиксируйте все его контакты. А нам пора отправляться по домам.

Александр Павлович пожал протянутую руку и вышел.

Русский корреспондент провел почти двое суток на наблюдательном пункте сил ООН по поддержанию мира «Сьерра Эхо». Лейтенант Тома, который вместе со старшим сержантом Лану все это время сопровождал русского, уже давно понял, что к прессе тот имеет весьма отдаленное отношение. Интервью русский не брал, ничего не фотографировал. Почти все время проводил либо возле стереотрубы, либо вместе с Лану перемещался от одной возвышенности к другой, не расставаясь с биноклем. Два-три раза за неделю он связывался со штабом полка. В полдень в субботу ему привезли рацию, после чего сеансы связи русского корреспондента со штабом французских парашютистов совершенно вышли из-под контроля Тома. Не мог лейтенант даже установить, только ли со штабом полка общается загадочный корреспондент. С именем русского возникла путаница. Лану упорно продолжал называть его Хосе, а русский, казалось, не возражал. В документах же корреспондента значилось, что зовут его Иваном Драгуновым, и на это имя он отзывался без колебания. Когда Тома сунулся было с расспросами к капитану Рене, тот задумчиво посмотрел куда-то в переносицу лейтенанту и сказал: «У меня был один знакомый лейтенант, который настолько любил задавать вопросы, что так и не стал капитаном». И у Тома отпала всякая охота к расспросам.

В конце концов, доведенный до крайней степени любопытства, Тома решил обратиться к самому корреспонденту. Тот как раз сидел на верхушке бункера и с безучастным видом наблюдал, как парашютисты укладывают мешки с песком, поваленные разрывом мины.

– Иван, – сказал Тома, – или вас лучше называть Хосе?

– Называйте как вам удобно, – ответил русский, – можете называть меня даже Мишелем, если это доставит вам удовольствие. За свои сорок лет я привык не обращать особо внимания на такие мелочи, как имена людей. Как ты его ни назови, а он все остается прежним.

Тома вдруг понял, что задать следующий вопрос просто не сможет. «Как вас зовут?» – уже спросил. «Кто вы на самом деле?» – это вообще сложный вопрос.

– Вам будет гораздо проще, если вы будете называть меня тем именем, которое значится в документах, Вы, во всяком случае, не будете чувствовать себя неловко.

– Вы были знакомы с нашим полковником раньше?

– Я знаком с очень многими людьми. О некоторых знакомствах я бы даже хотел забыть, но не получается.

Меня неплохо побросало по миру и я побывал в разных ролях.

– И в Чаде?

– И в Чаде.

– И чем вы там занимались?

– Жил. Чем занимаюсь сейчас, и чем собираюсь заниматься еще как можно дольше. И вам советую.

– А что?.. – начал Тома, но Иван-Хосе прервал его, взглянув на часы.

– Нам пора перейти в более спокойное место, и вашим парням тоже.

Русский отряхнул брюки и неторопливо пошел к канониру. Тома двинулся за ним. Парашютисты прекратили работу и разошлись по укрытиям. Через десять минут начался обстрел. Чаще всего Тома доводилось читать в прессе, что Сараево обстреливают сербы. Это было практически официальной версией мировой политики, но и рассказы старожилов, и его небольшой опыт заставляли лейтенанта смотреть на вещи по-другому. И у мусульман, и у сербов одинаковое вооружение, доставшееся в наследство от Югославии, поэтому ни по звуку, ни по осколкам совершенно невозможно определить, какая из сторон стреляет. Тома несколько раз своими глазами читал рапорты разведки, но, словно по волшебству, из официальных сводок исчезали всякие упоминания о действиях мусульман. Получалось, что стреляют только сербы, а в этом у всякого, пробывшего в составе сил ООН в Сараево хотя бы месяц, возникало сильное сомнение.

– Мой лейтенант! – вынырнул из темноты солдат.

Срочно зайдите к капитану Рено.

Внизу грохотало и сверкало, пули время от времени залетали в расположение поста и глухо впивались в стенки из мешков с песком.

Рено сидел за складным столиком и вертел в руках карандаш. «Садитесь, лейтенант», – предложил он.

– Что-то случилось? – спросил Тома.

– У вашего департамента неприятность, готовьте рапорт.

– Что случилось?

– Кажется, наш общий знакомый, русский журналист, пропал без вести. – Рено взглянул на часы и поправился: – Пропадет без вести минут через десять!

– Как это пропадет?

– А что, здесь мало пропадает людей? Вот и корреспондент Иван Драгунов из Владивостока пропадет без вести во время ночного обстрела. И именно эту версию вам придется изложить в рапорте. Вы же у нас отвечаете за связь с прессой.

– Вам, как минимум, придется мне все объяснить, либо сейчас, либо в присутствии полковника.

– Послушайте, Тома, для вашей дальнейшей карьеры будет куда как полезней не сомневаться в правоте старших по званию. Я мог бы просто связаться сейчас со штабом, но я гуманист и приоткрою завесу над страшной тайной. Вы что-нибудь слышали о такой организации, как Интерпол?

Вошел Лану.

– Русский корреспондент пропал без вести точно по графику. Просил передать привет.

– А «Интерпол» иногда проводит тайные операции. И это все, что нам с вами следует знать.

Это был не просто безумный день. Это был тест на выживание. Утром заехал Святослав и оставил довольно объемистый пакет. Взамен я сунул ему свой желтый конверт, и мы договорились встретиться в воскресенье возле дома Листьева, на Новокузнецкой, в 12-00. Потом прибыл Парамонов, и мы отправились на Ваганьковское. Народу было много. Точнее трудно определить то скопление перед входом на кладбище. Плотное оцепление вдоль дороги и возле ворот. Гроба нет, люди стоят почти тихо, слышно, как хрипят голоса в милицейских рациях. Много цветов. На домах, на ограде кладбища, на ветках деревьев – повсюду висят плакаты. Всем или почти всем хочется выразить свое мнение о случившемся, почувствовать свою причастность к происходящему.

Мы час стояли по щиколотку в холодной воде, не имея возможности сдвинуться с места. Потом, используя волшебное заклинание: «Мы с украинского телевидения», нам удалось попасть за ворота. Когда привезли гроб, люди перестали быть людьми. Стоило открыть проход для всех, толпа чуть не смела милицейское оцепление, крики, вопли и голос милиционера в мегафон: «Ну вы же люди, не стадо баранов!»

Каким-то чудом нас не оторвало друг от друга, а Носалевича от камеры. Ему даже удалось снять кадр, который можно считать символом всей нынешней жизни, Листьева хоронили почти рядом с Высоцким (через две могилы). И какой-то наблюдатель, чтобы, не дай Бог, не пропустить ни малейшего эпизода, влез на могилу Высоцкого. Вот так просто стоял на могиле одной звезды, чтобы заглянуть в могилу другой.

Выбрались мы с кладбища потрепанные, но счастливые. Нам удалось снять все, ради чего мы сюда приехали. Повезло! Есть повод порадоваться. Дурацкая работа. Радуешься даже чужому горю. Ни одному нормальному человеку не придет в голову заявить с улыбкой: «Мне повезло, попал на пожар». Только мы, шакалы информации, радуемся подобным вещам. Даже, не радуемся. Скорее, срабатывает инстинкт гончей, которая вышла на след и настигла-таки жертву.

«Мы сделали дело!» – значит, мы обошли всех, мы даже выросли в собственных глазах. Из отснятого может получиться фильм – здорово!

Потом я отправился прочесывать Москву по своему любимому книжному маршруту – от Лубянки, через Столешников переулок, на Тверскую, а потом через метро на Калининский к Дому книги. Подарки – детворе, книги – себе. Я вообще умудряюсь привозить полные сумки книг отовсюду, куда меня только не заносит нелегкая. Только к девяти вечера добрался до гостиницы. И только здесь я вспомнил, что все это время таскал с собой бумаги Святослава. Продолжая воспитывать силу воли, я не стал торопиться открывать пакет, а накрыл на стол, принял душ, съел ужин, чокаясь стаканчиком йогурта с коньяком Носалевича. А потом, заставив Ивана убирать со стола, сам взялся за пакет.

И был несколько разочарован. Там не было ни фотографий, ни бланков с надписями «Совершенно секретно». Был просто напечатанный на пишущей машинке текст, через полтора интервала. Некоторые строки и абзацы были подчеркнуты карандашом, некоторые – выделены розовым маркером. На меня это произвело впечатление некоего реферата, причем, незавершенного, без титульного листа и библиографии в конце. Но когда, несмотря на все попытки Носалевича отвлечь меня от чтения, я стал вникать в суть, то мне сразу стало понятно, почему Святослав не решился публиковать подобное в России. Я даже не сразу смог себе представить тот объем документов, которые «утекли» к Святославу.

Недавно я был напуган собственной информацией! Продажа нашего космического производства, конечно, дело достаточно высокого уровня, но оно ни в какое сравнение не шло с прочитанным. Ничего похожего я раньше не держал в руках и думал, что подобные вещи случаются с журналистами только в фильмах. При достаточном воображении можно было сказать, что я держал в руках судьбы многих народов. Это было моим первым впечатлением, потом стало понятно, как Святослав решился предложить это первому встречному. Без документов, или хотя бы без их фотокопии, вся эта информация превращалась в досужие размышления «по поводу». «Не принимай ни от кого никакого пакета на улице!» – сказал Ковальчук, а я сейчас поступил именно так. «А ведь в нем действительно могло быть что угодно», – думал я. Чушь, мои проблемы показались такими махонькими в сравнении с содержанием «меморандума», как я тут же окрестил бумаги Святослава.

Я читал их долго и тщательно, иногда возвращаясь к прочитанному, сверяя одну страницу с другой и стараясь хотя бы приблизительно представить себе форму документов, из которых подобную информацию можно было почерпнуть. Мне стало казаться, что и Святослав имел не подлинные тексты документов, а лишь их изложение, а возможно, и только комментарии к ним. Как ни мало я был знаком с военным делопроизводством, я не мог себе представить, что все документы находились рядом в тот момент, когда их подбирали для копирования. И уж совсем не верилось в то, что кто бы то ни было мог спокойно собирать такую подборку, перебираясь из одного кабинета в другой. И хотя в «меморандуме» были сделаны выводы, мне показалось, что сам факт утечки информации должен наводить на размышления. Но, что самое главное, у меня ни на секунду не зародилось сомнения в истинности предложенной информации. Давались такие простые и убедительные объяснения многим событиям, что верилось сразу.

Все всегда очень просто, если вначале знать ответы, а потом подгонять под них вопросы. Наверное, Святослав получил всю информацию сразу. Более того, информации было столько, что часть ее упоминалась просто походя, как вполне известные факты, не нуждающиеся в более подробном анализе.

Практически ни одного имени, ни одного номера части, ни одного конкретного адреса или населенного пункта не упомянуто. Более того, нет пересказа событий, нет анализа конкретных операций. Только итоги и выводы, но зато выводы весьма и весьма необычные. Настолько, что после минутного раздумья у меня тоже возникло сомнение о возможности их публикации. И, черт возьми, снова невозможно понять, кому выгодно такое течение событий. Вернее, снова очень много кандидатов на получение выгоды.

А моя болезненная подозрительность, судя по всему, все прогрессирует и прогрессирует. Теперь мне стало казаться, что чеченские события тоже укладываются в мою схему. Единственная проблема – я еще сам четко не определил всех нюансов своей схемы. Так, предчувствие общих закономерностей. Действительно, может «поехать крыша». Особенно, если рассуждать на такие сложные и огнеопасные темы далеко за полночь. И я, аккуратно сложив листки, отправился спать.

В квартире было темно и тихо, но никто не спал. Тишину нарушали дыхание, иногда легкое металлическое постукивание, тихий шум включенной рации. Никто из находящихся в квартире не курил, тот, что стоял у окна, жевал сигарету.

Двое сидели возле входной двери, еще двое – возле двери балконной. Старший расположился в кресле и, казалось, дремал.

В рации щелкнуло, потом еще два раза. Через пятнадцать секунд щелчки повторились. Старший приподнялся и тихо сказал: «Внимание, идет!» Пара у входа встала по сторонам двери, сдвоенно щелкнули предохранители на АКМах. Один из сидевших возле балкона легко толкнул дверь и, пригнувшись, вышел на балкон.

Через три минуты в дверь тихо постучали. Один из стоявших возле нее выждал паузу, потом спросил: «Кто?» Из-за двери неразборчиво ответили.

Щелкнул замок, дверь приоткрылась, полыхнуло бесшумное пламя. Двое у двери получили по пуле в тот момент, когда инстинктивно прикрыли глаза руками. Автоматная очередь веером прошла по комнате, отбросив тело старшего к стене. Жевавший сигарету был сражен, так и не успев обернуться, точно так же, как и стоявший возле балкона. Только тот, что был на балконе, выпрямился и поднял автомат, но на спуск не нажал – брызнуло стекло, и две пули пробили ему горло. Стрелявший медленно прошелся по квартире, не включая света и не снимая прибора ночного видения. Задержался возле старшего группы, проверил его карманы. Быстро обернулся к двери, когда она распахнулась и в квартиру ворвались двое из группы поддержки. Глушитель на автомате погасил звуки выстрелов, и оба вбежавших рухнули в полной тишине. Стрелявший переступил через тела и скрылся в темноте.

Из меморандума Святослава.

«…Главный и основной вывод, возможный из анализа боевых действий в Чечне, – бессилие и плохая боевая подготовка российских вооруженных сил, неспособность решать сложные стратегические задачи. Командование продемонстрировало неумение руководить большими массами войск в бою. Армия выглядит как плохо оснащенные и слабо обученные формирования. Об этих же недостатках идет речь и в выступлениях политиков, и в заявлениях высших военачальников. Критикуются существующие в армии порядки, но не упоминаются плохая оснащенность и выучка.

Штурм Грозного войсками «оппозиции» показал, что основной упор делается на отсечение живой силы противника от бронетехники с последующим уничтожением танков и бронетранспортеров на улицах города. Российские войска в новогоднем штурме продемонстрировали ту же самую тактику – прорыв бронечастями в центр города. Результат – тяжелые потери и необходимость вести упорные уличные бои на уничтожение противника.

Окружение Грозного не было полностью завершено. Неоднократно указывалось на то, что ввиду слабости вооруженных сил минимум одна дорога из Грозного использовалась боевиками Дудаева. По ней, исходя из сообщений средств массовой информации, в Грозный поступали боеприпасы и снаряжение для боевиков, а также живая сила.

Сопротивление дудаевских войск настолько упорно, что тяжелые потери несут такие элитные части, как морская пехота. Части регулярно попадают в окружение, подразделения не умеют вести боевых действий в условиях города. Велики потери от огня собственной артиллерии и действий авиации. Отсутствует надежная связь между родами войск. Полный развал и хаос…

…Во время гражданской войны в Никарагуа Самоса пытался осуществить тактику втягивания сандинистов в прямое столкновение с правительственными войсками. Так называемый первый штурм Манагуа – попытка «выкачать» сандинистские подразделения из труднодоступных участков в предместья никарагуанской столицы. Неполная блокада Грозного – предоставление возможности дудаевцам перебрасывать войска в город и перемалывание этих войск в открытых столкновениях с федеральными войсками.

Обеспечение подобных действий российских войск требует создания у руководства противника видимости ошибочности и непреднамеренности подобных действий, порождает иллюзию возможности победы в условиях уличных боев. Для этого может быть осуществлена операция по дезинформации через средства массовой информации: «Российская армия слаба настолько, что не сможет даже взять столицы Чечни». И чеченцы принимают лобовые столкновения с федеральными войсками. Каждый погибший в результате уличных боев дудаевец – экономия времени и сил при очистке горных районов.

…Введение в бой частей морской пехоты. С точки зрения обывателя, морская пехота – воплощение боеготовности и эффективности. Если такие потери несут самые подготовленные части, то что говорить об общевойсковых формированиях. Однако, части морской пехоты – части первого броска – на своем вооружении не имеют тяжелого оружия, недостаточно насыщены бронетехникой. Втягивание их в долговременные бои в условиях города – явное использование морской пехоты не по назначению. …Для введения противника в заблуждение относительно боеготовности российских войск, тяжелые потери в частях морской пехоты явно излишни, однако позволяют создать иллюзию слабости войск У международной общественности и у собственных парламентариев. Что немаловажно в оправдании требования выделения средств на нужды армии…

…По результатам боев в Чечне руководство армии сможет:

1) С полным основанием потребовать увеличения расходов на армию.

2) Убедить парламент и демократические круги в России, а также за ее пределами, в неэффективности ВС России, а значит, неспособности их принять активное участие во внутренней политике страны.

3) Позволить ввести в подготовку армейских подразделений такого направления, как ведение уличных боев и боевых действий в населенных пунктах.

События августа 1991 года продемонстрировали армии, что можно не подчиняться прямым приказам правительства.

События октября 1993 года продемонстрировали армии то, что можно вести боевые действия в столице государства и использовать танковые орудия для решения политических кризисов.

События конца 1994 – начала 1995 года могут продемонстрировать армии то, что государство не может обеспечить все насущные потребности армии. В таких условиях, а также при легальном введении в программу обучения войск боевым действиям в городе, армия может превратиться в орудия осуществления внутренней политики либо самостоятельно, либо в союзе с какими-либо политическими силами.

…С точки зрения экономической – решение проблем в нефтеперерабатывающей промышленности.

…С точки зрения внутренней политики:

– демонстрация решительности центра в борьбе за целостность страны;

– демонстрация населению страны причин экономических проблем;

– одобрение парламентом и народом увеличения расходов на оборону.

…С точки зрения международной политики – Россия устраняется из международных политических процессов, в частности, на Балканах…

…Таким образом, в России создаются предпосылки к усилению влияния армии, превращению армии в политическую силу и, в конечном итоге, установлению в стране военной диктатуры, открытой или завуалированной.

Принимая во внимание выборы в Госдуму России в конце текущего года и выборы президента в следующем году, следует особое внимание уделить созданию среди общественности мнения о необходимости поддержания порядка в стране, даже путем отказа от некоторых свобод. «Твердая рука», как залог порядка и единственная возможность выхода из кризиса, позволит эффективно влиять на результаты выборов.

…Таким образом, любые результаты выборов неизбежно приведут к росту авторитета и влияния армии. Круги, уже сейчас требующие силовых решений во внешней политике, заинтересованы в поддержке сильной армии.

Те политические течения, которые в настоящий момент выступают с демократических позиций, в результате усиления в общественном мнении требований ужесточения внутренней и внешней политики, а также угрозы союза армейского командования с самыми радикальными политическими силами, будут вынуждены идти на уступки в отношении вооруженных сил и их руководства.

…Контрольными точками должны служить даты выборов 1995 года и выборов 1996 года. В случае изменения сроков тех или других выборов, правительство будет заинтересовано в лояльности ВС.

…Первые контакты с политическими противниками нынешнего руководства возможны только после выборов в Госдуму и определения промежуточных результатов операции.