Глава 6
Майор Александр Быков трепаться с Шатовым был совершенно не расположен.
– Понимаешь, брат, дела. Совсем замотался, – сообщил Быков после рукопожатия, – через двадцать минут должен быть в другом конце города.
Шатов, не говоря ни слова, сел к письменному столу майора. Уговаривать майора было бессмысленно. Быков относился к той категории мужиков, которые терпеть не могут уговоров и требований. Он мог разбиться в лепешку, выполняя малейшую просьбу, но мог послать ко всем чертям нытика. Быков должен был сам захотеть помочь. Тогда бы нашлось и время, и возможности.
Быков собирал со стола бумаги, быстро пересматривал и некоторые отправлял в корзину для мусора, некоторые – в сейф, а некоторые – в портфель. При этом он, старательно избегая смотреть на Шатова, беспрестанно перемещался по кабинету и говорил:
– Начальство совсем озверело. Что ни день – новые фокусы. Месячник, операция, соревнование, конкурс… И везде должен быть я, чтобы освещать, информировать и отгонять вашего брата от наших дел.
Шатов демонстративно промолчал, разглядывая ногти на руках. Быкова он знал давно и сотрудничать с ним умел.
– Вашего брата – журналиста, – уточнил зачем-то Быков, – ваши тоже с ума посходили. Каждый божий день – дайте информацию, дайте информацию.
Пауза. Быстрый взгляд Быкова в сторону Шатова. Снова пауза.
– Ага, – продолжил майор, – хотя ваших тоже можно понять. Лето, никаких новостей, кроме криминала. Политики отдыхают, производство – отдыхает. Выборов нет. Вот мы и должны заполнять этот… информационный вакуум.
Быков защелкнул портфель и задумчиво оглядел кабинет, минуя взглядом посетителя:
– Вроде бы все…
Шатов достал из кармана ручку и принялся чертить бессмысленные загогулины на листе бумаги, лежавшем на столе.
Быков потоптался:
– Гм-м.
Шатов закончил заковыристый вензель и принялся аккуратно заштриховывать его петельки.
– Жень… – неуверенно протянул Быков.
– А?
– Мне это…
– Я знаю, нужно бежать.
Быков шумно выдохнул.
Пауза.
Наконец, Быков не выдержал:
– Чего ты хотел? Только быстрее – у меня нет времени.
– Мазаев Андрей Павлович, сорок три года. Ночь с третьего на четвертого мая этого года. Октябрьский район. Автокатастрофа. Погиб.
– Ну?
– Мне нужны подробности, – медленно сказал Шатов, – мне нужны самые мелкие подробности.
Быков глянул на ручные часы, почесал бровь:
– Давай завтра? Я поговорю с ребятами…
Шатов молча покачал головой.
– Твою мать!– Быков подошел к столу, снял с телефона трубку и быстро набрал номер. – Разбаловал я тебя на свою голову. Черт!
Быков хлопнул ладонью по телефону и снова набрал номер.
– Треплются, гады, – Быков бросил трубку на аппарат, снова посмотрел на часы, – пошли со мной.
– Куда? – вставая со стула, спросил Шатов.
– В задницу.
– В чью?
– В нашу, в нашу, – успокоил Быков, закрывая кабинет на ключ, – в следственный отдел отведу. С ними потолкуй. А мне – некогда.
В следственном отделе находился капитан. Капитан весело болтал по телефону, на Быкова отреагировал неопределенным взмахом руки. Шатова проигнорировал совсем.
– И что мы будем делать вечером? – спросил капитан в телефонную трубку.
Быков подошел к столу, нагнулся и выдернул из розетки телефонный штепсель.
– Ты чего, Быков, охренел? – взвился капитан.
– Понимаешь, Миша, – ласковым голосом сказал Быков, – сейчас почти час дня, но перерыв еще не наступил. Со своими шалавами ты сможешь пообщаться и в свободное от работы время. Если ты когда-нибудь хочешь стать майором, научись отделять личное от служебного. Хотя бы в присутствии прессы.
– Кого?
– Прессы, Миша, прессы, – Быков сделал широкий жест в сторону Шатова, – представляю тебе лучшего журналиста города Евгения Шатова. Он лично знаком с…
Капитан автоматически посмотрел на потолок, куда указывал палец Быкова. Палец был поднят столь многозначительно, что Шатов тоже помимо воли глянул в потолок. Так себе зрелище. Нуждается в побелке. Местами штукатурка угрожающе вспучилась.
– Вы пообщайтесь, – сказал Быков, – а я побегу. Мне уже и так некогда. Пока, Женя!
– Пока, – Шатов подвинул к капитанскому столу расшатанный стул и аккуратно устроился на сидении.
Капитан покрутил в руках молчащую трубку. Пристроил ее на телефон.
– Капитан Демин. Михаил.
– Евгений Шатов, «Новости», – Шатов пожал протянутую через стол руку и вынул из кармана записную книжку.
Демин некоторое время молча созерцал, как Шатов медленно перелистывает странички.
– Чем могу? – спросил капитан.
Люди его типа обычно тяжело переносили визиты ответственных лиц, особенно визиты, цели которых были капитану неизвестны.
– Можете, – сказал Шатов. – Пишите.
Капитан взял ручку, лист бумаги и записал под диктовку:
– …на четвертое мая. Так.
– Мне нужны любые подробности по этому делу. Протокол, результаты осмотра места. Показания свидетелей, если такие были. Неплохо бы фамилию тех инспекторов дорожного движения, которые прибыли на место аварии первыми, – Шатов подбирал слова официальные, серьезные, требующие к себе серьезного отношения.
Демин задумчиво посмотрел на листок бумаги.
– Я жду, – напомнил Шатов.
– Ага, я сейчас, – капитан встал.
– Что?
– Я посмотрю в бумагах.
– Сделайте одолжение, – разрешил Шатов, – только…
– Что? – оглянулся от сейфа Демин.
– Пока, чтобы не терять времени. Я могу посмотреть сегодняшнюю сводку?
– Это у дежурного.
– Так я могу?
Капитан замялся. Человек, имевший больший опыт общения с прессой, тот же майор Быков, послал бы зарвавшегося журналиста куда подальше от бумаг для служебного пользования. Демин такого опыта не имел, к тому же Быков туманно намекнул, что Шатов не просто журналист, а имеет связи Там…
– Я сейчас, – сказал Демин, – схожу в дежурку.
– Сделайте одолжение, – снова по-барски разрешил Шатов, чтобы удержать капитана в роли.
После того, как Демин вышел из кабинета, Шатов закрыл глаза и потер лицо. Когда же все это кончится?
Нервы, нервы… Пальцы дрожали. Шатову стоило больших усилий выглядеть уверенным и спокойным. В любое другое время он бы плюнул на все… В любое другое время и в любом другом случае. Сейчас время и случай не подходящие. Совсем не подходящие.
Холодно у них здесь, подумал Шатов и потер плечи. Слишком резко, напомнили ему ребра. Плавнее нужно, мягче. И не дергаться. Иначе ты, Женя Шатов, сойдешь с ума до того, как тебя убьют.
Кто тут говорит об убийстве? Кто? Никто. Никто не говорит об убийстве. Все озабочены только тем, чтобы успокоить Женю Шатова.
Не бойся, Женя Шатов, все будет хорошо. Все будет просто замечательно. Все у нас получится. Сейчас тебе дадут массу полезной и нужной информации…
Но до чего же холодно у них тут…
Или это его знобит? Шатов потрогал лоб. Черт его знает. Но колотит Шатова совершенно конкретно. Несмотря на жару.
На дворе, между прочим, август. И август жаркий.
– Я вспомнил! – с порога сообщил Демин.
– Очень за вас рад. Что вы вспомнили?
– По вашему Мазаеву, – Демин бросил на стол перед Шатовым распечатку утренней сводки и с самым счастливым выражением лица сел за стол, – у нас этого дела нет.
– Что значит – нет?
– Мы его передали третьего мая, я, когда ходил в дежурку, вспомнил. Сразу же утром к нам приехали ребята из ОПО и забрали, – лицо Демина было почти счастливым. Он нашел способ избавиться от журналиста, да еще так, что тот не сможет обидеться.
ОПО… Оперативно-поисковый отдел городского управления милиции.
– А почему?
– Не знаю. Поступил приказ – мы его выполнили… – пожал плечами капитан.
– Подожди, я правильно понял? Мы говорим об автокатастрофе, в которой погиб…
– Мазаев Андрей Павлович. На девяносто девятых «жигулях». Все точно.
– А какого рожна в этом деле нужно ОПО? Ведь везде значится, что авария по вине водителя… И дело закрыто почти сразу же.
– Не знаю. Я в дела ОПО не лезу, мне это не интересно. У меня своих дел выше крыши.
– Понятно, – разочарованно протянул Шатов и взял со стола сводку.
С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Шатов задумался на мгновение, вспоминая к какому району города относится заброшенная пятиэтажка. Заводской… Точно, Заводской.
Можно не вчитываться в каждое сообщение, а быстренько просмотреть наименования районов, в которых вчера происходили преступления и несчастные случаи.
Заводской. «… после совместного распития спиртных напитков…» – не то, «…на почве личных неприязненных отношений…» – мимо, «…в результате…» – снова распитие спиртного… И все. Дальше пошли кражи, легкие телесные повреждения, угоны, несчастные случаи.
Можно отнести пулевое ранение в голову к несчастным случаям? Или к легким телесным повреждениям? Вчерашние быки, конечно, особым интеллектом не страдали, но не настолько же. Пуля попала в голову, но жизненно важных органов не повредила. Чушь собачья.
Шатов еще раз перечитал сводку. Потом еще раз.
Трупы его давешних убийц найдены не были. Никто еще не сунулся на второй этаж дома?
Мать твою так… Что же это получается? Васильев еще не спохватился? Или… А что, собственно, «или»? Ничего, собственно. Это, собственно, значит, собственно, что Шатов, собственно…
Шатов разжал кулаки и аккуратно разгладил смятые листки распечаток. Увидел на лице Демина изумление и соорудил на своем лице нечто вроде извиняющейся улыбки.
– Извини, задумался.
– Ничего.
– Я пойду, пока!
– До свидания…
Шатов вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и постоял почти минуту, прислонившись спиной к стене.
Нужно идти. Нечего тут изображать из себя атланта с кариатидой. Вон и пробегающие по коридору менты оглядываются заинтересовано. Идти.
Шатов спустился по скрипучей деревянной лестнице. Вышел во двор.
Солнце. Дикое августовское полуденное солнце. Блики на стеклах и капотах машин. Раскрасневшийся и потный дежурный сержант в стеклянной будке возле ворот. И озноб, терзающий тело Шатова.
Неужто заболел?
Шатов шел медленно, осторожно переставляя ноги, чувствуя, как картинка в глазах начинает понемногу раскачиваться. Не хватало еще сверзиться в обморок. Этого Арсений Ильич ему никогда не простит.
Арсений Ильич может вообще решить, что заболевшая собака ему больше не нужна. Чертов Арсений Ильич. Сволочной Арсений Ильич… Ублюдочный Арсений Ильич…
Шатов обнаружил, что стоит, опершись о раскаленный киоск, и вслух ругает Арсения Ильича.
Боже, как хреново! Как хреново он себя чувствует!
Нужно что-то предпринимать. Что-то, что позволит не свалиться и не потерять сознание.
Где-то здесь должна быть аптека. Где-то здесь должна быть аптека… Где-то здесь должна быть… Шатов с трудом оборвал эту мысль. Он знает, что аптека… Спокойно, Женя. Аптека на соседней улице, в трех кварталах. Улица называется…
Черт, как называется улица? Он совсем недавно по ней шел, оглядываясь и проверяя, не идет ли кто следом. Очень хорошая улица, пустая.
Шатова качнуло так, что он чуть не врезался в женщину.
– Нажрался, скотина, – бросила ему вдогонку женщина.
Нажрался, скотина. Нажрался… Это о нем. Это он нажрался. Это он скотина. Он не скотина. Он Евгений Шатов. Он точно помнит свое имя и фамилию. Евгений Шатов.
– Я – Евгений Шатов, – сказал Шатов женщине, но она уже ушла.
Улица называется… Улица Карла Маркса. Ее не переименовали в свое время. И аптека находится на улице Карла Маркса. И он находится уже на улице Карла Маркса. И он находится уже перед аптекой на улице Карла Маркса…
– Добрый день, – сказал Шатов, войдя в аптеку.
– Добрый день.
– Мне нужен градусник. Термометр. Есть?
Шатов не мог рассмотреть никак, кто стоит за прилавком. После яркого света улицы в аптеке было почти темно. Кажется, девушка.
– Вот, – девушка положила на прилавок градусник.
Шатов, не глядя, вынул из кармана купюру и протянул ее девушке:
– Ничего, если я измеряю температуру прямо здесь?
Шатов осторожно извлек градусник из футляра и сунул его себе подмышку.
Холодно. Он это сказал вслух – холодно.
Девушка за прилавком отсчитывает ему сдачу и как-то странно смотрит…
– Вам говорили, что вы симпатичная? – спросил Шатов.
– Да.
– Вам врали. Вы не симпатичная, вы… – Шатов попытался сделать жест обеими руками, но вспомнил о градуснике, – вы красивая. Необыкновенно красивая. А я… Я не пьяный, честное слово. Мне просто что-то плохо… У меня, кажется, температура…
Шатов осторожно нащупал под рубашкой градусник, вынул его и поднес к глазам. Ни черта не разглядеть. Темно. И руки трясутся. И…
– Вы не посмотрите, девушка? – Шатов протянул градусник.
– Давайте, – чьи-то пальцы коснулись его руки, и Шатов изумился, какие они холодные.
– Боже мой, да у вас жар!
– Сколько там? – спросил Шатов.
– Сорок и пять.
– Это много? – спросил Шатов и сам себе ответил, – До фига!
– Я вызову «скорую».
– Нельзя, – сказал Шатов, – понимаете, девушка, нельзя. Понимаете…
– С такой температурой вы в любой момент можете умереть! – девушка вышла из-за прилавка и подошла к Шатову. – В любой момент!
– Это вы верно подметили, милая девушка. В любой момент. А если вы вызовете «скорую», то этот момент наступит очень скоро. Мне просто нужно подлечиться… – Шатов почувствовал, что ноги перестают его держать, – и еще мне нужно присесть куда-нибудь.
– Вот сюда, в подсобку.
В подсобку. Осторожно… Какие у нее холодные руки. И какая она сильная… Он уже просто не может идти самостоятельно, и она тащит его на себе. Куда? А, в подсобку…
Стул? Нет, он лучше сядет на пол. Так безопаснее, так он не упадет со стула. Как там было – Шалтай-Болтай сидел на стене…
Каким-то дальним участком мозга, еще не утратившим способности мыслить, Шатов понимал, что нужно удержаться на краю бездны. Нужно удержать ускользающее сознание и нужно, обязательно нужно, убедить эту девушку не вызывать «скорую помощь».
Он схватил ее за руку:
– Пожалуйста.
– Что? – девушка попыталась высвободить руку.
– Не нужно никого вызывать. Я вас очень прошу. Пожалуйста… Я вас очень прошу. Это действительно вопрос жизни и смерти… У меня не тиф… И не… Это нервы. Это просто нервы… Я вчера и сегодня здорово испугался… Это нервы… Такое бывает… Мне просто нужно принять таблетки. Много таблеток. Сбить температуру. Не нужно «скорой»… Пожалуйста…
Девушка высвободила руку.
Шатов почувствовал, что проваливается, что не смог удержаться, что…
– Пожалуйста, не нужно «скорой»…
– Хорошо, – откуда-то издалека ответил ее голос, – хорошо.
…Равнина. От горизонта до горизонта. Плоская равнина. Ровная плоскость. Безграничная. Ограниченная только горизонтом.
И в центре – Шатов. Как центр круга. Бесконечно малая точка. Где-то там, над головой – небо. Шатов не видит его. Шатов чувствует его тяжесть на своих плечах. На всем теле.
Оно очень тяжелое, это небо. Оно так тяжело навалилось на Шатова, что вдавило его ноги в землю. По колено.
Нет. Все не так. Это просто болото. Вся равнина – это болото. Он увяз по колено в этом болоте. И не может сделать ни шагу.
А ему нужно идти. Ему жизненно важно идти к… К чему? К кому? Ему просто нужно идти, иначе болото затянет. По колено, по пояс, по горло…
Потом он сам станет частью болота. Болото будет внутри его. Болото будет снаружи. Они станут частью друг друга. Шатов и болото.
Нужно идти. Пойдем. Кто говорит Шатову, что нужно идти. Чей-то незнакомый голос. И в голосе этом просьба и отчаяние.
Пойдем, миленький. Пойдем, хороший. Пожалуйста.
И Шатов делает первый шаг. С треском, с хлюпаньем, недовольным вздохом подается болото, отпускает ногу. И тут же снова хватает ее, как только Шатов снова ставит ногу. Чавк.
Следующий шаг. И снова – чавк. И снова. Каждый шаг похож на предыдущий. Каждый мучителен. Очень медленный, натужный шаг, который должен приблизить Шатова к цели, но Шатов не знает, какая у него цель. Он просто идет.
Его просто кто-то ведет. Кто-то поддерживает Шатова и со слезами в голосе просит не упасть, просит идти. Еще немного. Еще чуть-чуть. Совсем немного.
– Хорошо, хорошо, – отвечает Шатов. Или только думает, что отвечает?
Он будет идти по этому болоту. Плохо, что оно бесконечно, но он будет идти.
Он понимает, что болото может его проглотить в любой момент, но если остановиться, то оно проглотит его наверняка. Идти…
Шатов никогда не был раньше на этой равнине. Он никогда не брел вот так по бескрайнему болоту… Шатов вообще не любит болот… Никогда не ходил по болоту…
Только сейчас…
Миленький, еще немного. Еще немного. Хороший.
Он вчера был на болоте. Вчера болото стало его соучастником. Он сделал ему подарок. Подарок…
Шатов вчера бросил в болото пистолет. Кусок металла, спасший Шатову жизнь.
Болото… Бескрайняя равнина внезапно вздрогнула, края ее судорожно сжались, комкая горизонт. Опора под ногами внезапно просела, словно уходящий вниз лифт. Сердце метнулось к горлу. Болото проваливалось, а края его, шершавые от клочьев горизонта, взлетали над головой Шатова. Это не края болота, это лес. Деревья, кругом вставшие по краям маленького болота в лесу.
Это вчерашнее болото. На краю его стоит машина, и возле машины – двое. Арсений Ильич и он, Шатов. Странно как-то это все выглядит со стороны… Отсюда, со стороны болота.
Одна фигурка возле машины вдруг исчезает. Остается только Арсений Ильич. А где же я, удивляется Шатов. Он хочет спросить у Арсения Ильича, куда подевался Шатов, но вдруг холодная жижа наполняет рот. Шатов механически делает глоток.
Он же в болоте. И вода уже подступила к самым губам.
Болото больше не хочет поддерживать Шатова, оно медленно проглатывает его. Очень, очень медленно. Шатов поднимает голову и видит в небе отражение болотного круга, и себя, маленькую точку посреди круга.
– Руку давай!
Что? Кто-то требует его руку…
– Давай руку!
Это Арсений Ильич. Он стоит на краю болота и протягивает руку Шатову:
– Хватайся. Я помогу.
Шатов медленно высвобождает руку из болотной жижи и тянется к руке Арсения Ильича. Медленно. Слишком медленно. Он может просто не успеть дотянуться до этой руки.
Черная, испачканная грязью рука Шатова и рука Арсения Ильича… Она тоже испачкана, тоже кажется черной. Но на самом деле она красна. Она в крови. Шатов в последний момент отдергивает свою руку. Он не хочет пачкаться еще и в крови. Достаточно грязи. Достаточно.
Шатов теряет равновесие, запрокидывается назад и болото смыкается над ним. Шатов захлебывается, бьет руками, рвется вверх, туда, где остался воздух и свет. Где осталась протянутой окровавленная рука… Поздно. Шатов пытается закричать…
…На часах семь часов. Утра? Вечера? Часы висят на стене. Круглые настенные часы.
Шатов огляделся.
Небольшая комната, в углу телевизор. На стене, ниже часов, несколько полок. Книги, ваза с цветами. Несколько фигурок, но Шатов не может рассмотреть, каких именно. Окно зашторено.
Под полками – два кресла и журнальный столик. Торшер. Гардероб возле стены. Темно-коричневый, трехстворчатый. На шкафу – куклы. И огромный плюшевый медведь.
Диван.
На диване – Шатов. Ноги укрыты клетчатым пледом, в головах – подушка.
Эту комнату Шатов видит первый раз в жизни.
Но не больница, пришла в голову мысль. Точно – не больница. Девушка из аптеки не вызвала «скорую». Молодец. Но где он сейчас?
Шатов попытался встать и с изумлением убедился, что тело ему подчиняется, что, несмотря на легкую слабость, ноги его держат.
Рука подчинилась приказу и коснулась его лица. Мокрое. Пот. Потом покрыто все его тело. Он мокрый, словно только что вышел из-под дождя… Или вылез из болота, подсказала вдруг память, и Шатов вздрогнул, вспоминая свой бред.
Это был бред. Ему просто привиделось то болото, и взрывающийся черной бахромой край горизонта ему тоже привиделись в кошмаре. И окровавленная рука…
– Вам не нужно вставать.
– Что? – Шатов обернулся на голос.
– Вам не нужно вставать. Вам может быть плохо, – сказала девушка, стоящая на пороге.
– Мне уже хорошо. Я могу двигаться. Правда. Вот, смотрите, – Шатов сделал шаг, еще один. Остановился возле полок и присмотрелся к фигуркам. Маленькие стеклянные зверушки. – На них страшно смотреть.
– Почему? – девушка подошла и остановилась возле Шатова. – Они не могут обидеть.
– Они очень хрупкие. Они могут сломаться даже от тяжелого взгляда.
– На них нельзя смотреть тяжело. Они милые, – девушка протянула руку к фигуркам, коснулась одной из них самыми кончиками пальцев.
– Милые, – согласился Шатов. – Как я сюда попал?
– С трудом, – ответила девушка.
– Это ваш дом?
– Это моя квартира. Вы не хотели, чтобы я вызывала «скорую помощь», пришлось привезти вас сюда, – девушка обернулась к Шатову, – вызвала такси, закрыла аптеку… Водитель помог дотащить вас сюда. Извините, пришлось сказать, что вы мой муж и у вас тепловой удар.
– Муж, – протянул Шатов. – Это вы меня извините. Можно, я вернусь на диван?
– Конечно, – девушка попыталась поддержать Шатова, но тот легко отстранился.
– Все нормально. Просто мне нужно немного прийти в себя. Еще несколько часов назад я вас не знал, а сейчас – муж. Это очень серьезное изменение в личной жизни. Это нужно обдумать. Кстати, – Шатов сел на диван, – а как зовут мою жену.
– Лилия.
– Очень красивое имя.
– Мне не нравится, – Лилия села в одно из кресел, – отец выбирал, решил назвать болотным цветком.
Шатов вздрогнул:
– Мне оно тоже не нравится. Уже. У нас проблема.
– Какая?
– Как же мы теперь будем вас называть?
– Не знаю, – улыбнулась девушка.
– У меня есть идея, – очень серьезно сказал Шатов, – хорошая идея. Давайте я буду называть вас Витой.
– В честь старой любви?
– В честь жизни. Вита – жизнь, а вы спасли мне именно жизнь.
– Вита… – нараспев произнесла девушка. И прислушалась, словно надеясь услышать отзвук имени. – Хорошо, пусть Вита.
– А меня зовут…
– Вас зовут Евгением Шатовым, – сказала Вита.
– Вы смотрели мои документы?
– Нет, просто время от времени, пока мы вас тащили сюда, вы повторяли, что вас зовут Евгений Шатов. Было такое впечатление, что кто-то в этом сомневается.
– Нет, просто я иногда забываю, как меня зовут. Однажды даже примерещилось, что меня зовут Лучиано Паваротти…
– И что?
– Спел пару итальянских арий, но завистники назвали мое настоящее имя.
– Правда?
– Правда. И я снова лишился и слуха, и голоса.
– Какой ужас, Евгений Шатов… – улыбнулась Вита.
– Можно вопрос, Вита?
– Меня называли симпатичной, если вы снова об этом.
– Вам…
– Мне врали, я знаю. На самом деле я красивая. Невероятно красивая. Мне это тоже уже говорили. Сегодня.
– Вам снова соврали. Вы – прекрасны. Вы самая прекрасная девушка, с которой я встречался.
– В этом-то все дело, – грустно улыбнулась Вита, – встречаться – еще не значит жениться. Или хотя бы влюбиться.
– Вы изумительно прекрасны, – сказал Шатов, – но, если честно, я хотел спросить не об этом. Я всего лишь хотел спросить который час. Вернее, это утро или вечер?
– Вечер. Девятнадцать ноль семь. Это что-нибудь значит?
– Ничего. Это ровным счетом ничего не значит. Это значит только, что я провел несколько часов в чужом доме и даже толком не поблагодарил.
– Делай добро и бросай его в воду, – спокойно сказала Вита.
– Это из мультика…
– Да, есть такой старый армянский мультик. И, кстати, о воде – вы не хотите принять душ? У меня – газовая колонка.
– Вы ангел, – сказал искренне Шатов.
– Тогда я полетела включать воду. Вам погорячей?
– Не слишком.
Похоже, он еще не проснулся. Просто бред сменился прекрасным видением. Шатов снова встал и подошел к полкам.
Они милые. Шатов осторожно тронул одну из фигурок – щенка. Ощущение было такое, будто он коснулся чуть затвердевшего воздуха. Собственное тело показалось неуклюжим и громоздким.
Это сон.
Может же и ему, наконец, присниться что-нибудь хорошее. Видение…
– Можете идти, душ уже к вашим услугам, – сказала Вита, входя в комнату и открывая дверцу шкафа, – вот полотенце.
– И все-таки – это сон, – пробормотал Шатов, забирая из рук Виты полотенце.
– Это вы о чем, Евгений Шатов?
– Это я ни о чем. Это я о себе.
– Тогда я должна извиниться перед вами, Евгений Шатов, у меня не работает на двери ванной засов. Если честно – его вообще нет. Я живу одна, закрываться не от кого.
– Клянусь вам, что не стану выбегать из ванной мокрый, голый и в мыле, – Шатов клятвенно поднял руку.
– Отсюда следует, что вы можете выскакивать либо голым, либо мокрым, либо в мыле. Евгений Шатов, вы даете хитрые клятвы, которые легко обойти, – строго сказала Вита, – Евгений Шатов, я обещаю, что не стану подглядывать за вами и пытаться открыть незапертую дверь.
– Вита, вы, как и всякая женщина, даете такие клятвы, выполнение которых мучительнее, чем их нарушение.
– Вы эксгибиционист? Вам нравится, когда вас видят голым?
– Да, я иногда по вечерам бегаю голым в длинном плаще, распахивая его перед одинокими женщинами…
– И они вспоминают, что не все еще покупки сделали в продовольственном магазине. Идите мойтесь, Евгений Шатов.
Вода была теплой. И напор тоже был в самый раз. Вода ласково и осторожно обмывала синяки на теле Шатова, не причиняя при этом боли.
Хорошо. Все это хорошо и поэтому слишком странно. Слишком хорошо.
Шатов согнал с лица нелепую улыбку. Вита. Невысокая. Худощавая… Нет, не худощавая, у нее великолепная стройная фигурка. Спортивная. И очень женственная. Небольшая грудь, стройные длинные ноги. Чистое лицо, нос с легкой горбинкой.
Он ей сказал правду – она действительно прекрасна. И несвоевременна. Какая глупость, встретить такую девушку в такое время. Глупо и нелепо.
Шатов осторожно вытерся. Расчесал мокрые волосы. Глянул в зеркало – хорош. Под глазами круги, цвет лица скорее зеленый, чем бледный. Хорошо еще, что она не стала его раздевать. Эти задорные синяки по всему телу, как минимум, настораживают.
Лучше всего сейчас быстро попрощаться и немедленно покинуть этот дом. Как можно быстрее, пока не накликал беду на самую прекрасную из девушек.
Сейчас нужно выйти из ванной и как можно более деловым тоном сказать, что ему пора, что его ждут великие дела, что он, конечно же, позвонит ей, попросить ее телефон, а если телефона нет, то пообещать, что обязательно зайдет к ней в аптеку… Потом уйти отсюда и больше никогда не появляться. Во всяком случае, пока не решаться его проблемы.
Шатов поморщился. Сегодня он, кстати, потратил день почти впустую. Это если не считать того, что он чуть не убил мента и закатил оплеуху шлюхе. И узнал, что студент Фроленков торговал наркотой, за что и был отправлен в полет с седьмого этажа.
В дверь постучали.
– Кто там? – спросило Шатов.
– Это вы там, Евгений Шатов, а я – здесь. И вы там, Евгений Шатов, аккуратно выключите газовую колонку, чтобы она не прогорела.
– Обижаете, Вита, – Шатов вышел из ванной, придержав дверь, чтобы не задеть хозяйку, – как я могу причинить ущерб этому дому?
– Не можете? Тогда сполосните ванну и идите пить чай.
Сказано это было таким тоном, что Шатов разом забыл о своих намереньях быстро испариться. Наваждение какое-то. Нужно просто взять себя в руки…
– Вита, – начал Шатов сразу, как только вошел в комнату, – я вам очень благодарен за помощь и спасение, но мне…
Шатов осекся, увидев, как изменилось выражение лица Виты.
– Мне правда, очень нужно идти. У меня…
Вита не отводила своих глаз.
Они слишком блестят, подумал Шатов. В них дрожит отражение лампы. Это слезы.
– У меня очень важная встреча, – выдавил из себя Шатов.
– Да, конечно, – ровным голосом произнесла Вита.
Очень напряженным голосом.
– Я уже практически опоздал…
– Я понимаю.
Ну, не смотри ты на меня так! Просто улыбнись и скажи, что все нормально, что я могу идти. Скажи, чтобы я позвонил, как только доберусь домой, чтобы ты не волновалась…
– Я… забыла сказать, – ее голос чуть дрогнул, – я забыла сказать, что вам звонили. По вашему мобильному телефону…
По телефону. Шатова будто обдало жаром.
– Я сказала, что вы очень плохо себя чувствуете…
Шатов облизал губы.
– И не можете ответить. Ваш друг спросил, где вы сейчас находитесь, и пообещал сюда подъехать.
– Когда?
– Он сказал – через пару часов. Это было незадолго перед тем, как вы пришли в себя.
– Значит… – Шатов взглянул на часы.
– Вот уже скоро, совсем скоро. Через несколько минут. А ваш телефон – вот. Я его положила на диван, – сказала Вита, – вы ведь еще подождете несколько минут? Пока придет ваш друг. Подождете, Евгений Шатов?
– Подожду, – ответил Шатов.
У него не было выбора. За него уже все решил Арсений Ильич. Все решил. Он сказал Вите, что приедет сюда. А что произойдет на самом деле…
Он может просто сдать его Васильеву. Просто тупо позвонить и сказать, где именно прячется возомнивший о себе Бог знает что журналист. И сейчас сюда едут двое… или трое парней, которым уже сказали, что произошло с их предшественниками, и которые не станут разводить разговоров и пугать. Они просто убьют его и на всякий случай убьют свидетельницу. Это все будет выглядеть как ограбление…
Шатов опустился в кресло.
– Вам чай или кофе, Евгений Шатов? – повеселевшим голосом спросила Вита.
– Чай, – ответил Шатов.
Ожил телефон.
– Ваш сотовый, – сказала Вита.
– Слышу.
– Вам подать его?
– Я сам, – Шатов тяжело поднялся из кресла и подошел к дивану.
Взял телефон, оглянулся зачем-то на Виту и вышел на кухню.
– Да.
– Вы живы? – осведомился Арсений Ильич.
– Жив.
– Что с вами стряслось? Дама сказала, что у вас температура.
– Сорок и пять.
– Однако! С чего бы это?
– Я думаю, что это мои нервы. Стресс плюс то, что я плохо переношу высокую температуру. Секунда и уже начинаю видеть бред и нести околесицу.
Арсений Ильич помолчал.
– Но все это быстро проходит, – сказал Шатов.
– Вы хотите сказать, что уже температура спала, и вы готовы продолжить выполнять мое задание?
– Да.
– Но этот день вы предлагаете списать как потерянный?
– Не совсем, – коротко ответил Шатов.
Он не хотел, чтобы Арсений Ильич вдруг прекратил разговор, но и не хотел выглядеть очень уж испуганным и подобострастным.
– Не играйте со мной, мой милый друг, – предостерег Шатова Арсений Ильич, – это может плохо кончиться.
– А вы не давите на меня, не то у меня просто поднимется температура, и я не смогу с вами общаться.
– Как только вы не сможете со мной общаться, резкое понижение вашей температуры до комнатной будет неизбежно, – оборвал Шатова Арсений Ильич, – прекратите попытки отстоять собственное достоинство и переходите к делу.
– После нашего с вами утреннего разговора я отправился в общежитие Инженерно-экономического института. Там жил Фроленков…
– Я знаю, дальше.
– Оказалось, что там, на третьем и четвертом этажах функционирует публичный дом. Я задал вопрос о Фроленкове, и меня за это чуть не грохнули…
– Вопрос стоял так серьезно?
– Мне кажется – да. Фроленков на самом деле не выбросился в окно, а был выброшен. Возможно, за то, что продавал наркотики в общежитии…
– И вас сразу начали убивать.
– Со мной начал разбираться сержант в штатском, размахивая резиновой дубинкой.
– Он что, еще и удостоверением размахивал?
– Нет, удостоверение и пистолет в кобуре я у него обнаружил уже после того, как чуть его не убил.
– Вы опасный человек, как оказалось, – в голосе Арсения Ильича проскочила ирония.
– Я человек, которого потихоньку загоняют в угол.
– Опустим лирику. Что еще вы узнали в общежитии?
– Фроленков был убит после того, как сержант Слащев…
– Тот, которого вы чуть не убили?
– Тот самый. Этот сержант сообщил крыше публичного дома о том, что Фроленков начинает снабжать наркотой проституток.
– И после этого…
– И после этого Фроленков отправился в полет.
– Замечательно. И как вы вышли из щекотливой ситуации?
– Я предупредил мадам…
– Почему не сержанта? – снова прервал Арсений Ильич.
– Он как раз лежал без сознания.
– Вы его так крепко приложили?
– Я ему сломал нос и, кажется, организовал сотрясение мозга.
– Это серьезные повреждения…
– У меня не было выбора. Я сказал мадам, что являюсь представителем тех, кто поставлял Фроленкову наркотики. И предупредил, что в их интересах гораздо выгоднее промолчать о моем визите. Сказать, что сержант поскользнулся на лестнице.
– Н-да… – сказал Арсений Ильич.
– Что-то не так? Собака кого-то укусила без приказа?
– Собака сунула голову в медвежий капкан. И свободно могла остаться без головы. И прекратите эти идиотские шутки по поводу собак…
– Хорошо. Но вы же не перестанете вести себя так, будто я у вас на поводке.
– Не перестану. Я честный человек и формулировка, предложенная вами, наиболее точно отражает наши взаимоотношения, – отрезал Арсений Ильич. – Что было дальше?
– Дальше я посетил следственный отдел городского управление автоинспекции и узнал, что все материалы о гибели Мазаева в мае были переданы в Оперативно-поисковый отдел городского управления милиции. В ОПО у меня знакомых нет. Все.
– В смысле?
– В смысле, что почти сразу же после этого у меня случился приступ, и я на автопилоте добрался до аптеки, откуда меня сердобольная аптекарша доставила к себе домой.
– Эта ваша знакомая?
– Да не знакомая она мне вовсе. Вижу ее первый и последний раз в жизни, – взорвался Шатов.
Ему стало страшно, что кто-нибудь, пусть даже тот же самый Арсений Ильич, может связать Виту с Шатовым.
– Не надо так нервничать. Я ведь вам, по большому счету, добра желаю. И просто объясняю вам ситуацию, в которую вы поставили свою новую знакомую.
У Шатова оборвалось сердце:
– В какую ситуацию?
– В нехорошую. Я могу списать только на ваш стресс и высокую температуру то, что вы умудрились привести утром к своему дому хвост. И то, что вы потом его смогли привести к дому вашей новой знакомой.
У Шатова задрожала рука. Кровь бросилась в голову. Он привел за собой хвост? Откуда? От Некрофила? Не может быть. Он был очень осторожен. За ним от дома точно никто не шел. И он не мог проглядеть другую машину на пустой ночной улице.
– Откуда вы это знаете?
– Узнав адрес, по которому вы сейчас находитесь, я решил на всякий случай, зная с кем имею дело, пройтись вокруг и посмотреть.
– Вы хотите сказать, что вычислили того, кто меня пас?
– Нечто в этом роде.
– Тогда с чего вы решили, что он ходит за мной с ночи? А если он прицепился за мной от общаги?
– Исключено. Я с ним побеседовал, – скучным голосом ответил Арсений Ильич.
– И он сходу раскололся?
– У него не было выбора.
– И он сказал, что ехал за мной от самого проспекта Индустрии, а потом обратно?
– Он сказал, что ехал за вами ДО проспекта. Утром. Его привесили к вам рано утром. Вечером он должен был связаться с заказчиком и сообщить все о ваших приключениях.
– Васильеву? – Шатов не мог поверить в то, что директор завода смог так оперативно его вычислить. Никто не мог знать, что Шатов поедет к Некрофилу. Некрофил? Вася?
– Не Васильеву.
– Кому?
– А это вы сами выясняйте. Я вам не нянька. Я могу только подсказать вам, что среди информированных людей прошел слух, что ваша голова стоит десять тысяч долларов. Не исключено, что кто-то решил пополнить свой бюджет…
– Я могу поговорить с… Ну, с этим, который за мной следил?
– К сожалению – нет.
– Что же мне тогда делать?
– Ничего. Можете поближе познакомиться с вашей новой знакомой. Я разрешаю.
– А «хвост»?..
– Забудьте. Помните только, что ваш долг передо мной увеличился еще на одну единицу. До связи.
До связи, прошептал Шатов. До связи, твою мать.
Долг увеличился еще на одну единицу… Это значит, что еще один человек умер. Что еще один человек был убит Арсением Ильичом для того, чтобы Шатов мог докопаться до причин восьми смертей. Какой он был, этот третий? Молодой? Старый? Знал, что ему может угрожать? И зачем следит за Шатовым?
И кто его послал?
Вася? Вася-Некрофил отправил за Шатовым человечка, чтобы получить дополнительную информацию? Или для того, чтобы иметь возможность заработать еще десять тысяч долларов? Вася, Вася… Что же ты так, сволочь? Что? Где? Когда? Ты так называл ту игру, в которую играешь? И что теперь?
– Евгений Шатов! – позвала его Вита, – Ты где там? Что-то случилось?
– Ничего не случилось. Ровным счетом ничего, – ответил Шатов, пряча телефон в карман.
– Скоро остынет чайник.
– Я люблю холодный чай, – сказал Шатов, войдя в комнату и сев в кресло.
– А что еще ты любишь? – спросила Вита.
До Шатова не сразу дошло, что Вита обратилась к нему на «ты». А когда дошло…
– Не что, а кого.
Тишина взлетела к потолку и трепетала там, тонко звеня крылышками.
– Евгений Шатов, – слишком громким голосом сказала Вита, – если ты сейчас ляпнешь что-нибудь о любви – я тебя вышвырну из моей квартиры.
– Почему?
– О любви говорят только тогда, когда хотят обмануть.
– А тебя разве можно обмануть? – Шатов встал с кресла.
– А меня нужно обманывать? – Вита тоже поднялась с кресла и заглянула в глаза Шатову. Снизу вверх.
– Тебя нельзя обманывать, – сказал Шатов, – нельзя.
– Тогда что мы будем делать? Ты ведь собирался меня обмануть…
– Я? Обмануть?
– Да, ты, Евгений Шатов. Ты собирался меня обмануть. Сказать, что тебе некогда, что тебе нужно срочно убегать… Хотел? – Вита коснулась рукой щеки Шатова, повернула его лицо к себе. – Зачем? Зачем меня нужно обманывать?
– И зачем нужно от тебя уходить? – пробормотал Шатов.
– И зачем нужно от меня уходить! – почти выкрикнула Вита.
Ее рука продолжала касаться щеки Шатова.
– Это правда, что женщина любит мужчину настолько, насколько его благодетельствует? – спросил Шатов.
– Правда.
– У нас проблемы…
– Я знаю.
– Если я что-то скажу о любви – ты меня вышвырнешь из дому.
– Вышвырну, – шепотом сказала Вита.
– Как же мне быть? – Шатов взял руку Виты в свои ладони и поднес к губам.
– Соври что-нибудь.
– Я тебя ненавижу, – прошептал Шатов.
– И совершенно меня не хочешь? – тихо-тихо, одними губами спросила Вита.
– До отвращения, – шепнул Шатов.
