Глава 5.
Что же ты, Вася, темнишь? Что же ты не договорил, мелкий засранец? И кто же такой этот Башкиров Константин Аркадьевич, на информацию о котором наложено табу? И эта идиотская история о захлебнувшемся дерьмом ветеринаре… Что ты, Вася, имел в виду?
До своей новой квартиры Шатов добрался на такси без приключений. Таксист был к беседам не расположен, двор был пустынен, светодиод в почтовом ящике, мимо которого чуть было не проскочил Шатов, не светился. Все было нормально. Настолько нормально, насколько оно вообще могло быть нормальным в сложившейся ситуации.
Где-то пребывал господин Васильев, уже получивший известие о своих посланцах или еще пребывающий в неведении. Где-то лежали два трупа, которые уже либо нашли либо только собираются найти. Где-то был Арсений Ильич со своей информацией на всех людей в городе, ожидающий известий от Шатова.
Или не ожидающий. У Арсения Ильича как раз самообслуживание. Захочет получить известия от своей гончей – позвонит, чтобы услышать преданный лай. Или скулеж. Скулеж вероятнее.
Шатов набрал ванну горячей воды, разделся и примостил поперек ванны широкую доску. Хорошо.
Горячо, но все равно – хорошо. Шатов аккуратно опустился в воду. Вроде бы не рекомендуют греть синяки, но очень хотелось почувствовать себя нормальным живым человеком. Расслабиться в горячей воде, на гране дремоты и бодрствования…
Фигушки. Спать нельзя. Нужно работать, работать и еще раз работать, приказал себе Шатов и вытащил листы бумаги из первого попавшегося файла.
Егор Исаевич Чупин, пятьдесят лет, женат, имеет двух детей. Адрес. Временно не работает, по специальности – химик. Здесь же, возле биографических данных, имела место фотография. Человек как человек. Выглядит гораздо моложе пятидесяти лет, но это, видимо, просто старая фотография. Шатов отложил листок в сторону, взял другой и вздрогнул, чуть не выронив бумагу.
Оказывается, временно неработающий был человеком идеи. Увлеченным человеком. И занимался своей любимой химией дома, в сарае. Там его и нашла жена, вернувшись с рынка. Егор Исаевич, видимо доставал со шкафа пятилитровую бутыль с кислотой и неудачно ее опрокинул. На себя.
Судя по фотографии на втором листе, умирал Чупин невесело. Экспертиза утверждала, что некоторое время он еще жил и даже пытался добраться до двери. Потом сердце не выдержало.
Оба листочка Шатов бросил на пол возле ванны.
Весело. А чего он еще хотел? Ведь знал же, что ничего смешного в файлах не будет. Несчастный случай. Что в нем заинтересовало Арсения Ильича? Что могло быть странного и непонятного в этом несчастном случае? Ладно, об этом – потом.
Андрей Павлович Мазаев, сорок три года, предприниматель, директор небольшой торговой фирмы. Мелкие партии продуктов из сопредельных государств. Оборот так себе, особо крутым не был. И погиб не в шестисотом «мерседесе”, а в простых девяносто девятых «жигулях”. Не справился с управлением, врезался в дерево и размозжил грудную клетку о рулевое колесо. Умер сразу. И где здесь юмор? Где загадка?
Согласно заключению эксперта машина была исправна, резина немного лысовата, что в сочетании с туманом, мокрым шоссе и… Шатов взял другой листок. И с сильным алкогольным опьянением. И снова фотография. Даже три. Лично Мазаев, живой. Жигуль, упершийся смятым капотом в дерево. И лично Мазаев, но уже мертвый, навалившийся грудью на руль. Дело закрыто. Все решили, что авария в ночь с третьего на четвертое мая не таит в себе никаких загадок, все зверюшки нашего леса не заметили ничего странного, а прозорливый Арсений Ильич… Разберемся.
Шатов отправил файл к первому, на пол и прикрыл глаза. Пока – ничего особенного. В всяком случае, на первый взгляд. Но что наш первый взгляд по сравнению с мнением великих? Пока можно прийти только к одному выводу – список несчастных случаев закончился, и теперь все пойдет немного живее.
Муж и жена Шпигели были убиты. В одну ночь. Кто-то вломился к ним на дачу за городом, предварительно угробив кавказскую овчарку во дворе. Надежда Борисовна приняла смерть от тяжелого тупого предмета. Умерла в своей постели. Сразу. Насилию не подвергалась, об этом в досье говорилось особо.
Муж умер через три часа после своей супруги. От огнестрельного ранения в голову. Перед этим, правда, его пытали. И, похоже, он все сказал. Неизвестные не только унесли все из трехэтажной дачи Шпигелей, но и выпотрошили сейф в их городской квартире. Сейф был вскрыт без следом взлома. Код замка был явно выдан Борисом Валериевичем под пытками.
Шатов перечитал список повреждений и почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Господин Шпигель был, по-видимому, человеком упрямым, терпел долго.
А при жизни занимался консультациями. Об этом говорилось невнятно. Консалтинговая фирма, муж – президент, жена – коммерческий директор. Он – психолог, она – экономист. Получается, что оказывать консалтинговые услуги сейчас выгодно, отстраненно подумал Шатов, и потому очень опасно.
Убийца или убийцы найдены не были. До сих пор. С десятого июня.
И дело достаточно банальное, и результаты расследования, по большому счету, тоже банальны. Никаких результатов.
Как не было никаких результатов в поисках того, кто перехватил Николая Станиславовича Каневецкого, сорока семи лет от роду, на пути от троллейбусной остановки к дому. Нож, причинивший смерть, был оставлен злоумышленником в ране, Каневецкий умер сразу, ни бежать, ни сопротивляться явно не пытался. Похоже было, что он даже не замечал своего убийцу до тех пор, пока нож не вошел сзади справа под ребра. Нож был без отпечатков пальцев, ширпотребовский был нож, китайская штамповка с барахолки. Ни следов, ни свидетелей.
Вода в ванне остыла, Шатов отодвинул доску, отложил не просмотренные бумаги и осторожно вылез из ванны. Вытерся, стараясь не побеспокоить свои ушибы и не забрызгать лежащие на полу бумаги.
Ладненько. С убийствами тоже более-менее разобрались. В них хоть есть некоторая загадка. Тут действительно мог Арсений Ильич заломить возмущенно бровь – отчего это сыскари злодеев поймать не могут? За что они деньги получают? Они дела не делают, а у порядочных людей в коллекции концы с концами не сходятся. А ну-ка, Женя Шатов, искать! След, Женя Шатов!
А Жене Шатову чертовски хочется спать. У Жени Шатова все очень болит, и Женя Шатов совершенно не понимает, чего от него хотят. Чтобы он нашел тех, кого не могут найти менты? Немного не по адресу обратился Арсений Ильич. Нужно будет ему попытаться объяснить это при первом же сеансе связи.
Шатов прошлепал мокрыми ногами на кухню. Зажег горелку, поставил на огонь чайник. Разломил сушку, не снимая связку с гвоздя. Сушка была ядреная, сломалась не сразу, с треском. Недели две тут висит, по-видимому.
Осталось два покойника. С Фроленковым – понятно. Самоубийство. А вот Татьяна Игоревна Воеводина могла либо покончить с собой, либо умереть естественной смертью. Шатов, не глядя на текст, попытался угадать.
Скорее всего – естественные причины. А самоубийство Башкирова было засекречено ввиду двусмысленности ситуации, или возможного убийства…
Шатов пробежал глазами напечатанное и поморщился. Вовсе даже наоборот. Госпожа Воеводина повесилась в своей квартире. И висела в теплой июльской комнате почти две недели, пока не приехала с моря ее подруга, имевшая ключ от квартиры. Подруге пришлось вызывать скорую. Труп был в состоянии, мягко говоря, неаппетитном.
И что же тогда получается? Что самый секретным случаем из восьми оказался смертный исход от естественных причин.
Чайник закипел.
Шатов погасил под ним огонь, задумчиво посмотрел на не съеденную сушку. Есть что-то не хотелось. Совсем. Более того, мысль о еде заставляла неприятно сжиматься желудок.
Есть не нужно. Нужно просто понять, что дальше делать со всей этой информацией, которая и так, наверняка, есть у Арсения Ильича. Кстати, давненько он не звонил. Не сломался ли, не дай Бог, телефон в ночной потасовке?
Шатов извлек телефон из кармана брюк, осмотрел. Вроде бы нормально. Позвонить? Шатов немного поколебался, но потом решительно набрал номер телефона Васи-некрофила.
– Да? – спросил недовольным тоном Вася.
– Это снова Шатов.
– Тебя сразу послать матом?
– Через полторы минуты.
– Пошлю через полторы минуты, – согласился Вася.
– Кто такой Константин Аркадьевич Башкиров? – спросил Шатов.
– Слушай, Шатов, я тебе объясняю последний раз. Знаешь такую игру – «Что? Где? Когда?». Это мой принцип. И не более того. Я отвечаю только на эти вопросы. Кто и за что – не в моей компетенции.
– У кого я могу это узнать? – понимая, что позвонил напрасно, спросил Шатов.
– Шатов, ты уже стоишь возле самой слоновьей задницы. Я тебя предупреждал. Если ты еще раз полезешь ко мне с некорректным вопросом – вычеркну тебя из списка клиентов. Вопросы?
– До свидания, – сказал Шатов.
Вася молча повесил трубку.
Телефон работает. Вася скрытничает, а Арсений Ильич безмолвствует. Или у барина поздний подъем?
Чем тогда заняться крестьянину?
Шатов разложил листы на кухонном столе и задумчиво уставился на них. Черт его знает, что делать дальше. Пройтись по адресам покойных? Смысл? И что он может спросить? Прошло уже хрен знает сколько времени.
Попытаться пошевелить мозговой извилиной и вдруг понять, что именно могло привлечь внимание Арсения Ильича к восьми достаточно банальным случаям ухода из жизни.
Районы, где проживали покойные? Никакой закономерности. Есть пара совпадений, не более того. Мазаев и Каневецкий жили в одном районе. В Октябрьском. В Октябрьском райотделе у Шатова есть Гриша Пащенко, который еще не рассчитался с Шатовым за прошлую услугу. К нему можно будет нагрянуть сегодня с дружеским визитом. Позвонить предварительно и нагрянуть. И постучать ему по нервным окончаниям.
Должок есть должок. С этим понятно. И еще можно получить информацию о Мазаеве через городское управление ГАИ, или как там оно сейчас называется. Майор Александр Быков человек компанейский и порядочный. Он поделится информацией. Хотя тут вроде бы и делиться нечем.
Шпигели жили в Киевском районе, а погибли в Пригородном районе области. В том же районе находится частное домовладение химика Чупина. Совпадение, ни о чем особом не говорящее. Как ни о чем не говорит то, что Воеводина также жила в Киевском районе. Контактов в тамошнем райотделе у Шатова не было, если не считать двухгодичной давности разборку с замначальника по поводу отбитых патрульных сержантов. Будем искать, вслух сказал Шактов, будем искать.
О! Шатов подвинул к себе информацию о Фроленкове. Этот прыгун… Не подвела, кстати, интуиция Шатова, Александр Фроленков действительно сиганул из окна своей комнаты в общежитии Инженерно-экономического института. С седьмого этажа.
А общежитие это находится всего в двух троллейбусных остановках от дома номер девяносто три по проспекту Индустрии. И поскольку свой последний полет студент совершил всего неделю назад, можно будет результативно пообщаться с его знакомыми по общежитию.
Начнем с Фроленкова.
И тут зазвонил телефон.
Как всегда не вовремя. Шатов от неожиданности чуть не выпустил аппарат из рук. Проснулся, гад, добрый работодатель, тренер охотничьих собак. Ладно.
– Гав, – сказал Шатов в трубку.
– Что? – удивленно переспросил Арсений Ильич.
– Гав!
– Это вы, Шатов? – голос из удивленного быстро стал недовольным.
– Гав-гав, – задорно пролаял Шатов в трубку, представляя, что сейчас должен ощущать очень серьезный и переполненный чувством собственной значимости Арсений Ильич.
– Прекратите паясничать! – потребовала телефонная трубка.
– А разве не вы намекали, что я для вас только собака? Гончая? Извините, хвостом повилять не могу. И руки, кстати, лизать не собираюсь. Могу, разве что, команду «апорт» исполнить.
– У вас с утра слишком игривое настроение.
– Да? А какое у меня должно быть настроение после вчерашних приключений? И я смог сегодня поспать что-то около четырех часов. И ночь у меня выдалась не самая легкая…
– Которую вы, кстати, провели вне дома.
– Да. Что? – ироничная улыбка разом сползла с лица Шатова. – Вы наблюдаете за мной?
– А вы как хотели, милый? И, если честно, то не за вами, а за квартирой. И не наблюдаю, а… Впрочем, какая разница? Просто воспримите это как должное. Просто запомните раз и навсегда, что не стоит меня недооценивать. И будьте поскромнее и исполнительнее. От этого зависит ваша жизнь. Вы помните?
– Помню. Каждую минуту и каждую секунду.
– Замечательно. Теперь я хотел бы узнать, когда вы собираетесь приступать к выполнению моего задания?
– Уже, – сказал Шатов угрюмо.
– Что уже?
– Уже приступил. Посвятил этому полезному занятию целую ночь.
– И какие результаты? – Арсений Ильич спрашивал ровным голосом, бесстрастно.
– Получил информацию о погибших и покончивших с собой.
– На всех восьмерых?
– На семерых. И очень хотел бы у вас поинтересоваться…
– Вы хотели? – теперь голос Арсения Ильича приобрел саркастический оттенок. – Вы можете хотеть только одного – остаться в живых. Остальное – только выполнение моих распоряжений. Приказов и команд.
Шатов вдохнул и задержал дыхание, перебарывая желание врезать телефоном об стену. Медленно выдохнул.
– Что-то еще? – осведомился Арсений Ильич.
– Я израсходовал на получение информации восемьдесят долларов из выделенных сумм. И так и не смог поучить ни малейшей информации о Константине Аркадьевиче Башкирове. Даже более того – мне дали понять, что дальнейшие расспросы на эту тему чреваты для меня большими неприятностями. Поэтому я…
– Поэтому вы прекратите болтать и немедленно приметесь за дальнейшую работу. Меня не волнует то, что вам говорят. Меня интересуют результаты.
– Не проще ли просто дать мне всю информацию?
– Не проще. Работайте.
Шатов очень медленно и аккуратно положил телефон на стол. Скотина. Скотина. Скотина.
Спокойно. Нужно сохранять спокойствие. Не дергаться. Эта сволочь, похоже, хочет за его счет еще и развлечься. Не доставим ему этого удовольствия. Никогда.
Но приступать к работе придется немедленно.
Шатов вспомнил, что вся одежда мятая, выругался и полез в чуланчик за утюгом.
Нужно забыть об этом уроде и спокойно делать работу. Будто это ему самому пришла в голову покопаться в этих делах. Например, ему стало известно, что все эти дела между собой связаны.
Кстати… Это действительно интересная мысль. Ведь что-то же заставило Арсения выбрать именно эти фамилии из достаточно обширного списка покойников. Как-то он их выбрал. И вовсе не факт, что все жмурики имеют отношение друг к другу. Может, задачей Шатова и является отсеять из этого списка тех, кто в него не вписывается по тем или иным причинам.
Это мысль. И мысль эта сразу же потянула за собой следующую. Арсений Ильич сказал, что Шатов – первая попытка в этом вопросе. И что, в случае чего, ему будет легко найдена замена. Очень просто и быстро.
Во второе верится легко и сразу. В первое…
Шатов поморщился. Очень уж неприятной показалась мысль, что перед Шатовым уже был кто-то, кто копался в этом дерьме, но не смог вовремя увернуться, или не оправдал доверия заказчика. Или лопнуло у Арсения Ильича терпение, и сдал он гончую номер один.
Шатов надел еще горячую после глажения рубаху. Прошел в ванную к зеркалу и расчесался. Был еще вариант, также не самый приятный. Могла первая гончая сунуться к загадочной естественной смерти Башкирова и утонуть в обрушившемся дерьме. Вася же предупреждал.
Посему – придется идти в общежитие Инженерно-экономического института. Туда, где еще не остыла память о господине Фроленкове, дерзновенно презревшем законы всемирного тяготения.
Шатов выполнил ритуал с нажатием кнопок и вышел на улицу.
На лавочке возле дома сидел старик. Как только Шатов появился на пороге подъезда, выцветшие глаза деда уставились на него.
– Доброе утро, – сказал Шатов.
– Доброе, – согласился дед, продолжая рассматривать Шатова.
– Я ваш новый сосед, – представился Шатов.
– У Гольдмана, что ли? – осведомился дед.
– У него, у Исаака Яковлевича.
– Ну-ну, – кивнул дед.
– Меня зовут Евгений, – сказал на всякий случай Шатов, боком проходя мимо скамейки.
– Ага, – кивнул дед и перевел свой взгляд на появившуюся из подъезда женщину средних лет.
Шатов прибавил шагу, но успел услышать, как старик упоминает Гольдмана, квартиру и его, Шатова, имя.
Бдительный старик. Соль социалистического общежития. Все видит, все знает. У Шатова от разговора с такими всегда по мороз по коже пробегал. Блин. Сейчас тоже, несмотря на жару, по телу уверенно забегали ледяные мурашки.
Энергию и таланты таких дедуль – да в мирных бы целях… А это, кстати, идея! Ее можно обдумать как следует. И действительно использовать.
Притормозив было на троллейбусной остановке, Шатов махнул рукой и пошел пешком. Ему нужно подумать. А что может быть лучше для этого, чем неторопливая прогулка по улице? И синяки не так уж и болят.
Итак, программа действий на сегодня.
Визит на место суицида. Очень хорошо. Поболтать, посмотреть, принюхаться.
Затем… Затем. Затем – к мадам Воеводиной. Будем последовательны и пойдем ко второму самоубийце. А там – посмотрим.
Либо в Октябрьский райотдел к Пащенко, либо в городское управление к Саше Быкову. В зависимости от их занятости и желания встретиться.
Потом… Потом нужно будет… Потом все и решится. По ходу действия. Только вот о Башкирове нужно будет выяснять в последнюю очередь. На всякий случай.
Общежитие Инжека представляло собой сложное сочетание стремления к прогрессу и победы варварства. Построенное еще при советской власти в стиле стекла и бетона, оно, по мере эксплуатации, превращалось в ночлежку, пропитанную запахами запревшего мусора, готовящейся еды, грязного белья и сырости.
Лифты в последний раз работали лет пять назад, поэтому все вертикальные передвижения по двенадцатиэтажному зданию требовали не только мужества, но и достаточной физической подготовки.
Душ, например, был один, и функционировал он только на третьем этаже.
Но дежурная на входе все еще дежурила. Словно символ былой дисциплины, царившей в этом здании. Шатова дежурная остановила сразу же, как только он появился в вестибюле:
– Куда?
– Доброе утро, – попытался наладить отношения Шактов, но попытка была проигнорирована.
– Куда? – в голосе прозвучал металл и последнее предупреждение.
Так могла взрыкнуть собака перед самым броском в горло. Кобра раскрыла свой капюшон.
Оставалось два пути. Официальный, подразумевавший демонстрацию журналистского удостоверения, требования коменданта общежития, топанья ногами и угроз. И путь интимный, душевный, требовавший настроя и актерского таланта.
На первый путь у Шатова не было времени, на второй – настроения.
Нужно было искать третий путь.
Шатов замялся.
– Чего топчешься? – дежурная отложила в сторону книгу без обложки и медленно встала из-за стола.
Зрелище было внушительным и пугающим. Шатов невольно вздрогнул.
– Мне нужно пройти… – сказал он.
– Не положено.
– Мне очень нужно, – почти простонал Шатов, понимая, что взял неправильный тон, что теряет инициативу, что нужно срочно принимать решение…
– Я тебя русским языком спрашиваю – к кому?
– К девушке, – выпалил Шатов, сознавая, что сморозил глупость, и что сейчас немедленно последует вопрос, на который он не сможет внятно ответить.
– К какой? – голосом часового из старого фильма «Королевство кривых зеркал» осведомилась дежурная.
– К какой-нибудь, – обречено выдохнул Шатов и поразился изменениям, происшедшим с дежурной.
С ее лица ушло угрожающее выражение, черты разгладились и даже попытались сложиться в подобие улыбки. Дежурная снова села за стол и подвинула к себе телефонный аппарат:
– Первый раз, что ли?
– Да, – кивнул Шатов, слегка обалдевший от такой метаморфозы.
– Что ж так рано? – поинтересовалась дежурная, набирая телефонный номер.
Трехзначный, отметил Шатов, внутренний.
– Маша? – громко спросила дежурная в телефонную трубку. – Тут к тебе пришел молодой человек… Да. А черт его знает. Говорит – первый раз. Хорошо.
– Что? – спросил Шатов после того, как дежурная положила телефонную трубку.
– Иди на третий этаж, вот здесь, – дежурная развернулась всем своим могучим телом, указывая на лестницу, – комната триста три. Маша. С ней обо всем и договоришься.
– Спасибо, – кивнул Шатов.
Час от часу не легче. Шатову не нужна никакая Маша, ему нужно попасть в комнату семьсот восемь, в которой проживал ныне покойный Фроленков. Может быть, просто прикинуться валенком и отправиться на седьмой этаж, минуя таинственную Машу и комнату триста три?
Любопытно, конечно, к кому это направили Шатова, но если у него есть выбор…
Выбора у него не было. На лестничной клетке третьего этажа стоял парень в спортивном костюме. И он явно не для перекура сюда вышел.
– Куда? – спросил парень.
Разнообразием лексики в сем жилище не страдают, подумал Шатов. Резкие и целеустремленные люди. И почему-то резко заныли ребра.
– К Маше, в триста третью комнату, – максимально вежливо ответил Шатов и даже смог улыбнуться.
Да что же за день такой сегодня. Все просто валится из рук. Все как будто задались целью осложнить и без того сложную жизнь Шатова. Потом Шатов снова улыбнулся, уже искренне. Сегодня тринадцатое число. Тринадцатое августа.
– Проходи, – кивнул парень на дверь.
– Спасибо.
Попадет он сегодня к Фроленкову в комнату или нет. Шатов прошел по коридору. Когда-то здесь помещался клуб общежития. Или красный уголок – Шатов никогда в общежитиях не обитал, поэтому в названиях особо не разбирался. Тут бушевала культурная и общественная жизнь. На стенах до сих пор сохранились ободранные стенды, а на центральном окне все еще указывал рукой путь к светлому будущему дедушка Ленин из красного стекла.
Но, отметил Шатов, чисто. Прибрано и ухожено. Напротив Ленина стояло несколько довольно приличных кресел, на стенах висели зеленые насаждения, правда, искусственные. Был телевизор и, Шатов поначалу даже не поверил своим глазам, видеомагнитофон.
Круто. Вот и верь после этого слухам о плачевном состоянии высшего образования.
Триста третья комната находилась в самом конце коридора. Двери на лестничную клетку там не было. Выходило, что попасть сюда можно было только по одной лестнице. По той, которую охраняли дежурная и спортсмен.
Забавно.
Шатов постучал в дверь.
– Входите, – голос, прозвучавший из-за двери, принадлежал даме.
Не бабе или женщине. А именно даме, обязательно красивой и обаятельной. Наверняка милой.
Лет тридцать, с парой-тройкой лишних аппетитных килограммов, блондинка… Нет, брюнетка. И еще – высокая.
Если портрет совпадет, загадал Шатов, все у нас сегодня получится.
И таки получится.
Действительно тридцать, действительно – брюнетка. И лишние килограммы размещены на ее теле в стратегически верных местах.
Дама восседала на диване. Шатов замер, едва прикрыв за собой дверь, рассматривая хозяйку комнаты.
– Со мной что-то не так? – правая бровь дамы немного приподнялась тщательно отработанным движением. Губы чуть приоткрылись.
– В порядке, – сказал Шатов.
Мгновенное очарование прошло. Исчезла дама и осталась мадам. Явная кандидатка в путешествие на барже. На первой.
– Присаживайтесь, – томным движением мадам указала на кресло.
Шатов разом ощутил запах пота, пробивающийся сквозь смесь духов и благовоний. Воздух был пропитан запахом… Порока, что ли. Разврата.
Брезгливый ты очень, Шатов, эта Маша тебе еще ничего плохого не сделала. И хорошего, слава Богу, тоже.
Шатов сел в кресло.
– Вы к нам пришли впервые? – спросила Маша.
– Впервые, – кивнул Шатов.
– Вам кто-то посоветовал?
– Знакомый, – не стоит вдаваться в подробности, мало ли кто из знакомых мог его сюда прислать.
В общем, все было понятно. Оставалось только принять решение, как вести себя дальше. Попытаться поговорить с мадам? Вряд ли. Тут еще где-то слоняется спортсмен, который явно предпримет усилия, чтобы выполнить распоряжение Маши. Любые и самые специфические.
Если Шатов хочет что-либо выяснить, ему придется двигаться до конца. Шатов внутренне ухмыльнулся, оценивая пошленький каламбур.
– Вам рассказали о наших правилах?
– Гм, да… То есть, нет. Сказали, что мне расскажут на месте.
– Вы к нам пришли на один раз, или хотите стать постоянным… – пауза, легкая улыбка, – … членом?
– Возможно, постоянным. Мне нужно осмотреться. Сами понимаете… – не нужно клеить из себя дурака, спокойнее.
Мадам согласно кивнула и поправила аккуратно уложенные волосы. Словно заведенная кукла, подумал Шатов. Тщательно отлаженный манекен.
– Возможен и такой вариант, – сказала мадам, – для первого посещения мы готовы предоставить скидку по сравнению с прейскурантом. Но, это только в том случае, если вы будете нашим постоянным клиентом. Можем поступить так, вы оставляете залог в размере полного сеанса, но за второе посещение – платите только половину.
– Ну, – неопределенно протянул Шатов.
– В любом случае вы ничего не теряете, – мадам улыбнулась, продемонстрировав белоснежные зубы.
– Ладно, – махнул рукой Шатов, – согласен. Сколько?
– Это зависит от того, кто вас заинтересует.
– Где смотреть? – Шатов решил, что можно продемонстрировать заинтересованность.
– Тут небольшая проблема, – мадам была просто очаровательна. До отвращения. – Вы хотите обслужиться прямо сейчас?
– А чего тянуть? Или это невозможно?
– Отчего же? Нет ничего невозможного. Вы пройдете на четвертый этаж, в комнату четыреста пять. По дороге передадите сумму, эквивалентную пятидесяти долларам охраннику…
– Вы говорили, что я смогу выбрать, – напомнил Шатов. Возбуждения он не чувствовал, но появилось чувство очень похожее на азарт.
В нем проснулся журналист, и журналист этот предвкушал интересную тему. Только публиковать этот материал ему будет негде, одернул себя Шатов. Вернее, попытался одернуть. Есть тема!
Ради этого чувства Шатов когда-то явился в журналистику, это чувство постоянно подзуживало его, и это же чувство постоянно втравливало его в неприятности. Одной больше – одной меньше.
– Что вы сказали? – переспросил он, поняв, что пропустил что-то из сказанного мадам.
– Сегодня вам придется довериться моему выбору. Но в подарок от заведения вы получите шампанское и фрукты, – мадам чуть прикрыла глаза, и улыбнулась. Очень сексуально.
Шатов никогда не видел надувную куклу из секс-шопа, но в этот момент у него мелькнула мысль, что выглядеть она должна именно так. Надменно. Что-то меня сегодня на каламбуры ведет, подумал Шатов. Не к добру.
Последнее время он только и делает, что попадает в нелепые ситуации и пытается не ткнуться мордой в дерьмо, хотя бы перед самим собой. Вот теперь ему, похоже, придется трахнуть проститутку только для того, чтобы попытаться получить информацию о студенте, который прыгнул в окно. И все для того, чтобы ублажить козла, который…
«Который, который…» – перемкнуло крутого журналиста, уже не может фразы нормальной составить.
Шатов улыбнулся мадам. Та ответила ему дежурной улыбкой. Нужно идти. Клиент получил инструкцию и может сваливать отсюда к чертовой матери. Посетителю теперь нужно только поблагодарить за беседу и уходить. Посетитель пришел за удовольствием и может его получать. Клиент…
В голову пришла сумасшедшая мысль. Спокойно, Женя, спокойно. Обдумывай не торопясь, со вкусом… Еще есть время. Значит, медленно встаем с кресла… Держим улыбку… Не нужно широкой голливудской. Просто несмелая улыбка человека, который первый раз пришел в публичный дом. Что может искать человек в публичном доме?
Правильно, отдохновения. А чего может опасаться? То-то и оно, милый. Бояться может такойклиент только неприятностей. Внезапный визит ментов такой неприятностью является? Обязательно.
Обручалки у клиента на пальце нет, но это ничего не значит. Заметут красавцы в масках и бронежилетах клиента, хрен потом открутишься. Еще просочится наружу…
– Это… – неуверенно протянул Шатов.
– Что-то не так? – брови мадам слегка приподнялись, лицо сложилось в гримаску участия и внимания.
– Такое дело… – не переигрывать, не нужно уж совсем лоха клеить, – … я еще неделю назад хотел зайти к вам.
– ?..
– Ну, неделю назад, пятого числа.
– И что же вам помешало?
– Тут у вас много милиции было. Я и подумал, что…
– Милиции? – что мелькнуло в глазах мадам – холодок, настороженность?
– Да, милиции. Какое-то у вас здесь несчастье случилось, или… – Шатова словно подтолкнуло что-то изнутри и слово выскочило наружу само собой, – убийство.
Даже тренированная мадам не смогла удержать на лице выражение безмятежности. Улыбка стала совсем бумажной, потом…
Нужно подсекать. Сходу. Сразу.
– Слух прошел, что убили у вас парня, выбросили в окно. Его еще звали… Сашка. Точно – Сашка. А фамилия у него как у моего сержанта в армии – Фроленков. Редкая был сволочь. Так его действительно убили?
– Н-нет. Я не знаю… – сквозь боевую раскраску на лице мадам проступила бледность, – я не знаю…
– Как это не знаете? – Шатов подошел к дивану, – Не может такого быть, чтобы вы не знали. Сюда же без вашего ведома невозможно попасть. Без разрешения дежурной. Да и при вашем роде деятельности не знать, что произошло в общежитии… Так вам всех клиентов могут распугать.
Лицо мадам исказилось. Она вскочила с дивана:
– Не ваше дело, любезный. Пришел трахаться – иди. Чего ты мне мозги компостируешь?
Хорошо, поздравил себя Шатов мысленно, очень хорошо. Немного неожиданно, но все-таки. Была бы ты, милая, не полной дурой, любезно бы улыбнулась на идиотский вопрос придурка-клиента, сообщила бы ему о том, что слухи, как всегда, преувеличены, что Фроленков взял да и покончил жизнь самоубийством, а не был убит…
Твою мать, он, что – действительно был убит?
Додумать эту мысль и удариться в панику Шатов не успел – распахнулась дверь и в комнату влетел охранник. Мадам отошла к стене, чтобы не мешать работать специалисту.
– Что тут, Маша? – спросил спортсмен, похлопывая резиновой дубинкой по ладони.
– Вопросы задает, – пробормотала Маша, – о Сашке.
– Вопросы задаешь? Нехорошо, – с неприятной улыбкой протянул охранник, – тут люди развлекаются, а не задают вопросы. И зачем тебе Сашка Фроленков?
Сейчас тебя снова будут бить, Жека Шатов. Сейчас тебя будут обрабатывать резиновой дубинкой, а потом… а потом может не наступить никогда.
Охранник не торопился. Отступать клиенту все равно некуда. Сзади диван и окно. И… черт!
Это уже было вчера. Вчера уже к нему вот так же подходили, не торопясь, спокойно и уверенно. Тогда его спасло чудо… Сейчас же рассчитывать не на что. Просто влип.
– Разберись с ним, Олежка, – требовательным тоном сказала Маша.
И допустила большую ошибку. Все большие ошибки допускаются из-за пустяков. Охранник не воспринимал клиента как опасного противника, посему, продолжая двигаться к нему, перевел взгляд на Машу. В любом другом случае это бы не имело бы печальных последствий, но Шатов был слишком… раздражен, испуган, разъярен…
Коктейль из этих чувств разом вскипел у него в мозгу, отдавая приказа действовать. Шатов прыгнул.
Между ним и охранником было всего метра два, и отреагировать спортсмен не успел. Он только повернул голову, когда Шатов врезался в него всей массой.
Дубинка, значит? Разобраться, значит? Опрокинув охранника на пол, Шатов резко ударил его головой в лицо.
Откуда-то издалека послышался женский визг. Маша. Шатов успел зацепить ее за ногу, когда она попыталась проскочить мимо него к двери. Мадам упала.
– Лежать, – выдохнул Шатов, поднимаясь, – лежать, сука.
Охранник лежал на полу, не подавая признаков жизни. Мадам ползла к двери.
– Куда ты, милая? – Шатов перешагнул через охранника и присел возле Маши.
– Не подходи… – мадам дернулась, пытаясь вскочить, но Шатов прижал ее к полу.
– Что же ты так не ласково с клиентом? А?
– Отойди! – Маша повысила голос, явно собираясь кричать. – Я…
– Я тебе сейчас… – Шатов на секунду замешкался, пытаясь придумать, чем можно пригрозить Маше, … я тебе сейчас вырву все, до чего дотянусь. Ты меня достала, милая. Не нужно было тебе вызывать охранника. Не нужно…
– Козел, я…
– Ага, – выдохнул Шатов, пытаясь унять сердцебиение, – сейчас.
– Что сейчас? – снова повысила голос Маша.
– Подожди, милая, – Шатов перевел дыхание, – подожди…
– Чего подожди? – голос поднялся до визга. – Я тебя…
Пощечина получалась сама собой. Звонкая и хлесткая. Пальцы правой руки словно обожгло.
– Я сказал – подожди. Подожди… Мне тут с твоим Олежкой разобраться надо.
Шатов встал, рывком поднял замолчавшую Машу на ноги.
Охранник не шевелился. Из разбитого носа по лицу текла густая яркая кровь.
– Я его не убил, часом? – отстраненно спросил у себя Шатов.
Мадам заскулила, держась рукой за лицо.
Шатов, не выпуская из руки запястье мадам, присел и пощупал пульс у охранника. Нормально, живой.
Мерзкая штука этот удар головой в лицо. Кто-то называл его гамбургским поцелуем. Если хорошо ударить, а Шатов ударил от всей души, то… а тут еще и пол под затылком был достаточно твердым.
– Живой Олежек. Может быть получил сотрясение мозга.
Маша попыталась вырваться.
– Еще в рожу хочешь? – поинтересовался Шатов.
– Нет, – быстро ответила Маша.
– Правильно, тебе еще этим лицом работать. Ты пока посиди на диване, – Шатов толкнул мадам, и та покорно села.
– Кнопочка сигнальная у нас где? – спросил Шатов.
– Тут, под ковром, возле дивана.
– Отлично. Значит, ножки от нее ты будешь держать подальше, хотя охранников, я полагаю, в такое раннее время, в твоем заведении немного. Так?
– Так, – кивнула Маша.
Да, подумал Шатов, а по лицу я ей здорово врезал. Синячок будет на полфизиономии. И куда только обаяние и сексуальность подевались? Ладно, пока разберемся с охранником.
Шатов ощупал карманы.
Мать.
Под спортивной курткой легко прощупывалась кобура. Поясная, стандартная.
Шатов расстегнул молнию на куртке. Точно – кобура. А в ней пистолет. Стандартный пистолет Макарова. И на ремне возле кобуры – наручники. И газовый баллончик. И все это было очень официально на вид. Стандартный ментовский набор.
Мадам всхлипнула.
– Заткнись, не до тебя, – не оборачиваясь, приказал Шатов.
Во внутреннем кармане оказался бумажник и удостоверение. Старший сержант милиции. Мило. Это получается, что Шатов не просто влез в драку, но еще и оказал сопротивление, напал на представителя правоохранительных органов. Час от часу не легче.
Шатов перевернул старшего сержанта лицом вниз, завел ему руки за спину и защелкнул на них наручники. Так будет спокойнее.
Через плечо оглянулся на Машу. Та сидела, поджав ноги, и не сводила с него взгляда. Раз уж так получилось, нужно попытаться извлечь из этого хоть какую-то выгоду.
– Поговорим? – спросил Шатов.
– О чем? – прошептала Маша.
– Угадай.
– Не знаю.
– Не угадала. Еще раз, – Шатов расстегнул кобуру и вынул пистолет.
– Ты… ты чего? – голос слабо подчинялся мадам, она попыталась прокашляться, но это помогло мало.
– А что мне делать? Меня вчера пытались убить. Потом шайка обкурившихся малолеток пыталась меня зарезать. Мне постоянно звонит один урод и требует, чтобы я выполнял его приказы. С тобой я только хотел поговорить о Фроленкове. Просто поговорить. Ты устроила разборку, я чуть не угробил из-за мента. Мне нужно избавляться от свидетелей, милая.
Маша забилась в угол дивана:
– Не надо…
– У меня нет выхода, – Шатов снял пистолет с предохранителя и передернул затвор.
– Не надо… Я скажу! Я все скажу! Не надо стрелять.
– Тоже верно, – кивнул Шатов, присаживаясь возле Маши на диван, – зачем стрелять? Выстрел могут услышать, начнется паника. Прибежит еще кто-нибудь, опять придется мочить… Я тебя лучше придушу…
– Миленький, хороший, не надо, – торопливо запричитала Маша, – я что хочешь… Хочешь, бабки дам… Или… Я обслужу! По первому классу!
– Не то настроение, извини. У меня очень мало времени. Мне не нужны ни деньги, ни услуги шалавы с ушибленным лицом. Мне нужна информация. Договоримся?
– Да, да, договоримся. Я скажу… Только я мало что знаю… Сашка Фроленков…
– Так ты знаешь Александра Фроленкова?
– Немного. Я тут почти всех знала. И его тоже. Он иногда здесь подрабатывал…
– Гомик, что ли?
– Нет. Там, иногда его вызвали третьим. Иногда баба заказывала пацана…
– У вас тут широкий спектр услуг.
– Ага… Да, – Маша торопливо закивала, – мы все… Я все, что хочешь, могу… сделаю. Скажи только…
– Я уже говорил – некогда. Не отвлекайся.
– Хорошо. Сашка наркоту начал в общаге сбывать. Прямо тут. Я у своих девок нашла траву. Вначале просто дала им просраться. А потом… Потом одна дура обширялась чуть не до смерти. Я сказала…
– Кому?
– Олегу вот. Ему, – Маша ткнула пальцем в сторону лежащего сержанта.
– Он что, главный?
– Нет, он пошел к главному. Олега предупредили, но он был дурной, решил, что это не серьезно… – Маша замолчала.
– Не молчи, милая, – напомнил Шатов.
– Ну и пятого числа, вечером, к нему поднялись…
– Кто?
– Не знаю. Правда, не знаю! Не знаю! – закричала Маша, видя, что Шатов не верит. – Олег туда пошел, потом вернулся, сказал, что с Сашкой хотят поговорить… А через десять минут Альбина…
– Кто?
– Альбина, дежурная, пришла и сказала, что Фроленков из окна выпал.
– И все?
– Все, честно.
Застонал охранник.
– Ты смотри, живой, – сказал Шатов, – придется добить. Вначале разнесем ему голову через подушку, чтобы без шума. Потом разденем, насколько можно. Следом за этим выстрелим в голову тебе и вложим оружие в мертвую ручку. Вы занимались любовью с охранником, ты нацепила ему наручники для остроты ощущений, а потом не удержалась и грохнула…
– Ты чего? Я же все сказала! – Маша попыталась вскочить, но Шатов схватил ее за волосы и бросил на диван.
– Ты мне до сих пор не сказала, кто отдал приказ грохнуть Фроленкова. Кто? Кто хозяин борделя, и кто крыша? Быстро!
– Я не могу, не могу. Они меня замочат, как Сашку. Пожалуйста, не нужно. Ну пожалуйста… Не нужно меня убивать… Миленький…
Шатов встал с дивана. Постоял несколько секунд с закрытыми глазами.
Охранник снова застонал, попытался перекатиться на спину.
– Жить хочешь? – спросил Шатов у мадам.
– Конечно!
– Даю тебе шанс. Сделаешь все в точности – выживешь. Не так – подохнешь. Не сегодня, так завтра. Поняла?
– Да.
– Я сейчас уйду. Ты приведешь своего приятеля в чувство и объяснишь ему, что приходил человек, который очень интересовался Фроленковым. И что человек этот очень обижен на то, что Саша умер. Запоминаешь?
– Да-да…
– Если хотите оба выжить, лучше молчите. Лучше скажите, что он поскользнулся на ступеньках, а ты… Ну, нарвалась на садиста, любителя помучить партнершу.
– Я все скажу как надо, все! – торопливо выкрикнула Маша. – Как надо.
– Очень хорошо.
Шатов огляделся. Несколько раз передернул затвор пистолета. Вылетевшие патроны разлетелись по комнате. Мадам вздрагивала при каждом щелчке затвора, втягивая голову в плечи.
– Носовой платочек есть? – спросил Шатов.
– Что? – испуганно вскинулась Маша.
– Не важно, – Шатов вынул из кармана брюк свой носовичок, тщательно обтер пистолет.
К чему он еще в комнате прикасался? К двери? Тоже нужно вытереть отпечатки.
Пистолет пусть лучше останется здесь. Если мадам сумеет убедить сержанта никому не рассказывать о случившемся, то лучше пусть оружие будет у мента. Чтобы не возникало лишних вопросов. Табельное оружие, то – се… Кстати, то, что сержант дежурить в борделе с табельным оружием должно стать лишним поводом для размышлений.
– Ладно, мне пора, – сказал Шатов.
– До свидания, – пролепетала мадам, в которой уже не осталось ни грамма первоначальной сексуальности.
И в воздухе пахло не пороком и развратом, а животным ужасом.
– Дай тебе Бог, чтобы мы больше не встречались. И сержанту Слащеву скажи, что я его координаты запомнил. Продажные менты тоже ведь люди и могут умереть совсем неожиданно.
На лестнице Шатов не встретился ни с кем. Дежурная Альбина что-то сказала ему вроде «до встречи». Шатов, не задерживаясь, вышел на улицу.
Жарко. Комок подкатил к горлу.
Шатов быстрым шагом прошел к небольшому скверику в стороне от общежития.
Господи, хреново-то как!
Судорога согнула тело Шатова. Он оперся о дерево рукой. Спазм сжал желудок. Как все плохо! Он чудом выдержал все это. Еще спазм…
Шатова стошнило.
Как он не сорвался там, в борделе?
Желудок был почти пустой, и Шатово рвало желчью. Он ударил женщину, он чуть не убил человека. Он снова вляпался в мерзость. Ему недостаточно того, что кто-то уже хочет убить Шатова. Он раз за разом…
Руки и ноги разом ослабли, стали ватными.
Не свалиться. Теперь нужно не свалиться и побыстрее уйти отсюда. Неизвестно, как себя поведут Маша и очухавшийся сержант.
Будем надеяться, что они испугались. Или хотя бы не запомнили его слишком подробно.
Нужно уходить.
Холодно-то как!
Нужно уходить.
Шатов двинулся по направлению к проспекту Индустрии, но опомнился. Не хватало еще привести кого-нибудь к себе.
Нужно спуститься к Клыковской, сесть на трамвай и доехать до Центрального рынка. А оттуда…
По рынку гулять он больше не будет. Оттуда он пойдет погулять по улице Карла Маркса – она не страдает многолюдностью даже днем – внимательно осмотрится и пойдет в гости к майору Быкову.
Нельзя поддаваться слабости. Нужно все закончить побыстрее. Получить из рук Арсения Ильича индульгенцию и уехать отдыхать. На Юг. А потом вернуться и найти себе другую работу. Не в журналистике. Не дай Бог, в журналистике.