Глава 14
Шатов не потерял сознания. Тело просто перестало ему подчиняться и упало. Почти упало. Его подхватил Арсений Ильич и втащил в дом. Подтащил к дивану и посадил. Взял лежащие на полу наручники, надел их на руки Шатову.
– Скоро это пройдет, – сказал Арсений Ильич.
Тело Шатова самопроизвольно дернулось.
– Это ничего, это тоже пройдет. Это не надолго. Вот смерть – это надолго. Это навсегда.
Шатов застонал и пробормотал что-то неразборчиво.
– Не нужно спешить, Шатов. Теперь вы все успеете. Успеете все, что нужно, – Арсений Ильич подошел к камину и подбросил в него дрова, – все, что нужно. А нужно обычно сущий пустяк. Вот, чтобы не погас огонь, нужно всего лишь бросить в него кусок мертвого дерева. Это как жертвоприношение – чтобы получить от богов тепло и защиту, нужно убить кого-нибудь и принести его в жертву. Можно – дерево. Можно – животное. Можно – человека…
Шатов снова застонал. Тело снова начинало ему подчиняться и сигнализировало об этом болью.
– Уже легче? – спросил Арсений Ильич. – Тогда я вынужден принять некоторые меры.
– Как…кие?
– Когда у человека связаны руки, он иногда может попытаться пустить в ход ноги, – Арсений Ильич снял со стены ружье и подошел к Шатову. – Не нужно так бледнеть. Это еще не смерть. Это только немного боли…
Приклад с силой опустился на ступню Шатова. Крик боли.
– Не нужно так кричать, это не перелом, это только ушиб. Вы даже сможете ходить. Бежать не сможете… – Арсений Ильич прислонил ружье к стене и сел на стул.
– Как я… – вырвалось у Шатова.
– Ошиблись? Опростоволосились? Сваляли дурака?
– Зачем?
– Что – зачем? Зачем вы здесь? Или зачем двадцать девять трупов? Зачем бумажный дракон? Что – зачем?
– Зачем все?..
– Зачем… Вы еще спросите, кто виноват, – Арсений Ильич закинул ногу за ногу. – Кто виноват?
– Ты сумасшедший…
– Почему? Почему вы так легко вешаете ярлыки? Сумасшедший, безумец, маньяк… С чего вы взяли? Кто вам дал право? Вы, стая грязных вонючих животных, откуда вы можете знать о великом искусстве охоты? И о великом праве охотника? Что вы вообще можете знать?
– Охотника?
– Охотника! Охотника. Я ведь не убийца, нет, – Арсений Ильич поднял указательный палец и медленно покачал им, – я не могу считаться убийцей, потому что не убивал, а охотился.
– Какая разница? Ты убивал…
– Нет. Не убивал. Вы… Вы животные…
– Ты уже говорил это.
– Говорил. Я говорил это еще при первом твоем визите сюда. И ты не догадался? Не тогда, не сразу. Но как только ты узнал, что не восемь убийств, а гораздо больше. Почему тебе не пришло в голову это?
– Я не знаю, – устало ответил Шатов.
– Не знаешь… Вы не знаете. Вам не дано понять, что вас ведут на бойню, что на вас ставят эксперименты… Вы не против умереть десятками тысяч по чьему-то приказу. Нужно только назвать это войной, нужно придать этому некий ореол, и стадо с довольным блеяньем попрется на убой. Нет? – Арсений Ильич засмеялся. – Пойдете, а потом своих детенышей будете воспитывать на примере убитых баранов. Он отдал свою жизнь…
– Чушь, – сказал Шатов.
– Нет, не чушь, не чушь! Когда нет повода для войны, вы убиваете друг друга ради куска хлеба, самки, денег, места под солнцем… Просто из любопытства. От желания принести боль. А мне это не нужно. Нет. Вы привыкли побеждать толпой. Массой, вонючей, жаждущей хлеба и зрелищ. И за подачку, за полную кормушку вы готовы позволить себя доить всю жизнь, а потом и разрешаете себя убить.
Ты же знаешь, Шатов, что каждый день вы отправляете только в этом проклятом городе на тот свет полтора десятка человек. Вы иначе не можете. Вы давите друг друга машинами, травите, убиваете по пьяному делу, убиваете сами себя. А я…
– А что ты? Что ты? – Шатов звякнул наручниками, опираясь о диван. – А что ты?
– Я? Я охотник. Я один против вас всех. Один – против всех. Вас миллионы, а я один. Мне не нужны ваши дома, рабочие места. Я просто выбираю жертву, выслеживаю ее и убиваю. Один.
– Ради спортивного интереса?
– Нет. Ради… – Арсений Ильич пошевелил пальцами, – ты не поймешь, Шатов, хотя и мог бы. Ты мог бы понять…
– Объясни.
– Объяснить… Ты журналист. Что ты чувствуешь, когда после жалкой борьбы за гонорар, за рекламную статью, за подачку, ты вдруг наталкиваешься на настоящую тему. На опасную, смертельно опасную тему. Ты ведь не получишь за нее дополнительного гонорара. Никого вне твоего города не заинтересует история махинаций директора дрожжевого завода. Никого! Но ты все-таки лезешь туда, несколько недель собираешь материал, уговариваешь главного редактора рискнуть. Что тобой движет?
Шатов промолчал. Что он мог ответить? Азарт? Желание наказать порок? Неприятие грязных денег? Чушь. Азарт – да. А остальное… Он может назвать это в оправдание, но поверит ли он сам в это?
– Молчишь, Шатов? Тогда я тебе подскажу. Ты чувствуешь свое превосходство над остальными. Над толпой, которая ничего не замечает, над коллегами, у которых не хватило ума это раскопать, над идиотом директором, который не смог все это скрыть… ты чувствуешь себя полубогом. Ты – другой породы, – Арсений Ильич засмеялся. – Ты можешь представить себе, что чувствую я. Можешь.
Могу, подумал Шатов. Как ни странно – могу.
– Представить – могу, – сказал Шатов, – оправдать…
– Да кому нужно это твое оправдание? Кому? Тебе понадобилось много времени и сил, чтобы оправдать убийство двух человек ради твоего спасения? Нет?
– Они были убийцами, – произнес Шатов и тут же пожалел об этом. Зачем он спорит? Что это дает? Только возможность высказаться Арсению Ильичу. Только возможность рассказать о том, как все было на самом деле.
– Они были убийцами, – засмеялся Арсений Ильич. Куда только подевалась его сдержанность и чопорность. – Они были убийцами, и их наняли для того, чтобы убивать… Так?
Их наняли, чтобы убивать. Их нанял Васильев, чтобы убить Шатова. Об этом Шатова предупредил неизвестный, позвонив домой…
– Я охотник. Охотник, а все это, весь этот город, вся эта страна – только джунгли, сельва, в которую я вхожу, чтобы убивать. Это самое упоительное занятие – убивать, не оставляя при этом следов. Я попробовал – и никто не заметил. Никто ничего не заметил. Вы настолько тупы, что даже не заметили, как я убивал ваших соседей. Это было так легко, что быстро приелось. Слишком быстро. И я придумал нечто другое. Я продолжал вас убивать, аккуратно, незаметно. Так, что вы никогда не смогли бы докопаться до истины. А потом оставлять свою отметку. Дракона. – Арсений Ильич подошел к буфету, открыл дверцу, что-то достал и подошел к Шатову. – Ты их еще не видел?
Силуэты драконов. Десятки силуэтов, вырезанных из глянцевой бумаги, ударились в лицо Шатова и упали на пол, на диван, на колени. Шатов подхватил один листок. Вот он, дракон. Он слышал о нем, он искал его, но видит только сейчас. Простой силуэт, в профиль, зубчатые крылья развернуты, ловят ветер. Дракон. Он не похож на то чудовище, которое привиделось Шатову во сне. В том не было и намека на полет. Та лоснящаяся туша могла только леденить все вокруг себя, а потом пожирать замерзшую плоть.
– Я оставлял драконов, и это бесило вас. Не то, что я убивал. Не то… – Арсений Ильич уже почти кричал, – вас бесило то, что я бросаю вам вызов, что бросаю вызов вашему спокойствию и вашему уюту. Я заставляю вас искать меня. А вы не способны на это. Вы – не способны. У вас просто не хватит для этого воображения. Вызов и унижение – вот что я предлагаю вам. Вызов и унижение.
Арсений Ильич замолчал, раскачиваясь на стуле, словно в трансе.
Он словно пьян. Его пьянит возможность выговориться, возможность увидеть реакцию слушателя, подумал Шатов. Он никогда… Или он всегда разговаривает со своей очередной жертвой? Во всяком случае, когда это возможно. Это что, приносит ему дополнительное наслаждение?
– Унижение и вызов, – повторил, Арсений Ильич. – Но вдруг я узнал, что кто-то решил воспользоваться моим знаком. В моих угодьях и моим знаком. Я мог это стерпеть? Какая-то грязная скотина решила прикрыть свои мелкие делишки мной? Крыса, оставляющая следы дракона? Такое нельзя оставлять безнаказанным. Крысу нужно найти. Найти и уничтожить. Как?
Действительно, как, подумал Шатов. Пустить гончую? Нет, нужно выпустить приманку. Живца.
– Все очень просто. Нужно послать кого-нибудь. Нужно заставить, чтобы крыса поверила в реальность угрозы, испугалась и попыталась нанести ответный удар. Ты подошел идеально, Шатов!
– Естественно, Васильев…
– Какой Васильев? – зло выкрикнул Арсений Ильич. – Какой Васильев? Не было никакого Васильева. Был только испуганный журналист Евгений Шатов. У Васильева не хватило бы ума на то, что тебя нужно убить. Он бы дождался всех этих комиссий и купил бы их все. Это не он купил твоего главного редактора. Это я. Я! И тех двоих тоже нанял я. Ты разве не удивился, как они легко тебя находили? И возле ресторана, и в тех развалинах… Они не должны были тебя убивать. Они должны были тебя припугнуть. Им заплатили за это. Ты мне нужен был живой и напуганный.
Шатов почувствовал, что тошнота подступила к горлу.
– Ты их помнишь? Там в доме, они ждали моего появления, и того, что я их отпущу и останусь поговорить с тобой. Тебя удивляло то, что они не били в лицо. Помнишь?
– Они не били в лицо, – сказал Шатов, – я должен был иметь возможность свободно перемещаться по городу…
– Конечно. А разбитая физиономия слишком бы привлекала внимание. Ты мне нужен был с чистым лицом.
– И домой ко мне никто не приходил?
– Конечно нет. Я вырвал тебя из привычного окружения, вселил неуверенность в тебя. И потом только подбрасывал дровишки в огонь твоего страха. Неужели ты не смог этого понять?
Он не смог этого понять. Не смог. А ведь все было действительно на ладони. Он слепо выполнял приказы… даже не приказы, он просто бежал туда, куда его гнал кнут дрессировщика. И нес за собой смерть. Вася-Некрофил… Шатов, кажется, произнес это имя вслух, потому что Арсений Ильич снова засмеялся:
– Вася-Некрофил… Ты меня сам к нему привел. Я ведь не знал, к кому именно ты ходил за информацией. Я просто намекнул тебе, что тебя сдал твой же источник. И потом пришлось подождать немного возле дома, пока ты среди ночи помчишься разбираться. И ты помчался. А я поехал следом.
– Стрелял ты? – Шатову показалось, что его сейчас вырвет.
Он поехал к Васе и привел за собой убийцу. Выстрел был предназначен Васе, а не ему. Его просто подхлестнули.
– Я. Я убрал твоего Васю, потому что ты должен был искать информацию лично. Ты должен был привлечь внимание крысы. Лично ты.
– А тот, кто следил за мной? Ты говорил… – Шатов выдавливал слова с трудом, борясь с тошнотой и головокружением.
– Просто прохожий. Не вовремя подвернувшийся прохожий, – Арсений Ильич встал со стула, – но мы заболтались. Пора грузить трупы в машину.
– Без меня, – сказал Шатов.
– Хочешь остаться здесь? Тут слишком много оружия. И это не сцена. Ружье не выстрелит в последнем акте, хоть и висит здесь с первого. Пойдем на улицу. Уже светает.
Шатов не сопротивлялся, когда Арсений Ильич поставил его на ноги и толкнул к двери. Нога болела, но идти, прихрамывая, было можно.
Умный и предусмотрительный Арсений Ильич. Он сковал Шатову руки спереди, чтобы тот мог помочь в погрузке трупов.
Вот такой он, дракон. Охотник. Спокойный, уравновешенный. Страшный.
– Приступай, Шатов.
– А если нет?
– Я загружу на один труп больше.
– Какая разница?
– Почти никакой.
– Тогда…
– Тогда твоя Вита умрет медленно. Нехорошо умрет. Ее сегодня вечером настигнут какие-то подонки и будут пытать. Долго пытать, – Арсений Ильич заглянул в глаза Шатову, – Или она умрет быстро. Уснет и не проснется. Выбирай.
Убью, Шатов бросился на убийцу, но тот легко уклонился, дав Шатову пощечину:
– У тебя нет выбора, она умрет. Ты можешь заработать ей легкую смерть.
Легкую смерть. Легкую смерть. Легкую смерть. Слова бились в голове Шатова, пока он помогал укладывать тела в машину. Он не смог ее защитить. Он ничего не смог. Он не смог ничего. Он только смог выполнить замысел дракона.
– Что дальше? – спросил Шатов, когда Арсений Ильич захлопнул багажник.
– Дальше мы поедим кататься.
– К болоту…
– К нему.
– И там ты меня убьешь?
– И там я тебя убью.
– А зачем было всех тащить сюда? Ты же мог убить всех в городе? Откуда ты вообще знал, что я приеду?
– Садись на переднее сидение, – приказал Арсений Ильич.
– Нет, а если бы я не приехал сюда? Ты ведь не мог знать, что они убьют Пащенко.
– Кого? – небрежно спросил Арсений Ильич, открывая для Шатова переднюю дверцу.
– Старшего лейтенанта милиции Пащенко.
– Первый раз слышу, – Арсений Ильич захлопнул дверцу и, обойдя машину, сел за руль. – Это и не важно.
– Но ведь я мог…
– Мог. И убить тебя могли.
– Могли. Что же тогда стоили твои планы?
– Они стоили ровно столько, во сколько я их оценивал, не меньше. Браконьеры, – Арсений Ильич повторил это слово с видимым удовольствием, – браконьеры должны были идти за тобой до конца. Они должны были выяснить, почему, каким образом ты выделил из общего ряда их убийства. Когда ты сказал, что тебя пытались убить… Не мифические убийцы от Васильева, которых придумал я, а кто-то другой, я понял, что поплавок дернулся. Тебя повели и, что самое важное, стали подгонять. Они для этого убили твоего Пащенко?
– Для этого.
– Вот видишь.
– А если бы я не поехал после нападения? Испугался, послал бы тебя на фиг, и спрятался…
– К своей даме? Ее на месте не оказалось, правда? Я вначале ее отправил в надежное место, а потом посетил квартиру и немного поработал с мебелью. Ты, похоже, оценил.
Шатов сидел с закрытыми глазами. Машина медленно пробиралась сквозь туман, покачиваясь и вздрагивая.
– Ты ведь помчался ко мне, чтобы спасти Виту? Так? Вот видишь, как ты легко предсказуем. Как легко предсказуем… Страх, жажда жизни, самка… А у меня в доме нужно было собрать всех для того, чтобы получилось хорошее кино. Назидательное. Чтобы другим потенциальным браконьерам неповадно было гадить в моих охотничьих угодьях.
– Кино? – попытался удивиться Шатов.
– Кино. Видеокассету я перешлю местному руководству, пусть потешатся, – машина накренилась, и Арсений Ильич замолчал.
У дракона получилось все. Как и планировалось. Обидно. Обидно ведь, честное слово. И Вита…
Арсений Ильич вел машину осторожно, почти на ощупь. Туман. Шатов посмотрел на свои руки. Не получится.
Захотелось закричать от бессилия. Он умрет из-за глупости. Из-за чего умрет она? Из-за того, что он пришел к ней в аптеку? Из-за этого?
– Почему ты не можешь ее отпустить? – тихо спросил Шатов.
– Что? – не поворачивая головы, спросил Арсений Ильич.
– Зачем ее убивать? Виту. Чем она может тебе угрожать?
Арсений Ильич бросил быстрый взгляд на Шатова:
– Она видела меня. Знает о моем существовании.
– О твоем существовании знает не только она. Ты же сам собираешься передать видеокассету. Там я называю твое имя… – Шатов замолчал.
– Вот именно, – подтвердил Арсений Ильич, – мое имя. Ты называешь Витой Лилию. Почему бы тебе не называть Арсением Ильичом кого-нибудь с другим именем? И еще одно, самое важное.
Машина попала колесом в яму и рыскнула в сторону. Арсений Ильич резко повернул руль.
– Не хочется умирать? – спросил Шатов.
– И еще одно, – Арсений Ильич словно не слышал вопроса, – начальникам кто-то понадобится на роль маньяка.
– Что?
– Что слышал. Я решил перейти к третьей стадии игры. Больше не будет бумажных драконов. Это действительно попахивает мелодрамой. Это может просочиться в прессу, и десятки таких как ты станут рассуждать на тему, кто этот маньяк…
– Неприятно?
– Глупо. И я решил представить тебя в качестве своей замены.
– Тебе не поверят.
– Кто? Начальство? Оно и не должно верить. Оно будет точно знать, но ему ведь нужно сообщить на самый верх, что дело закрыто. Пусть о нем и не говорили. Даже в секретных историях должно быть более-менее удовлетворительное завершение. Вот они в своих совершенно секретных досье напишут, что тем самым драконом был журналист Шатов, – Арсений Ильич остановил машину и вышел наружу.
«Ты тоже моя тень», – сказал дракон. И вот только что подтвердил это. Шатов огляделся. Молочно-белый туман заполонил все вокруг. Машина утонула в этом молоке, застыла в белесом хаосе. И Арсений Ильич тоже исчез. Растворился. И больше не вернется.
Была такая книга, о тумане, в котором таились чудовища. Люди ждали, когда туман рассеется, но не могли дождаться. Они пытались бороться, но щупальца из тумана настигали их.
Исчезнуть в тумане.
Шатов осторожно нащупал замок на дверце. Надавил. Тихо. Только тихо. Не скрипи. Дверца подалась почти бесшумно. Хорошо смазанная дверца.
Теперь – выбраться наружу.
Туман пахнул сыростью. Не бодрящим запахом утреннего леса, а затхлостью застоявшейся воды. Где-то рядом болото. То самое круглое болото, в котором лежит пистолет. И в котором должен лежать Шатов.
И ни звука. Сколько Шатов ни вслушивался, сколько ни напрягал слух – ничего. Уже в метре не было видно ничего, кроме белой пелены.
Как во сне, вспомнил Шатов. Как во сне. Нужно бежать. Куда? Зачем?
Ему некуда прятаться. В милицию? Ему, наверное, поверят. Или нет? Или им действительно проще будет все списать на него?
И Вита…
Шатов попытался разглядеть что-нибудь. Хоть что-нибудь.
Чего он топчется? Чего ждет?
Всего несколько шагов в сторону, и Арсений Ильич не сможет его найти. Всего несколько шагов в сторону…
Земля ушла из-под ног на втором шаге. Как в кошмарном сне – Шатов лишился опоры и закричал, всем телом вломившись в мелкий кустарник.
Ветки, холодные мокрые листья, острые сучки, снова чувство полета и удар о землю. Удар, выбивший дыхание из его груди.
Шатов, задыхаясь, открыл рот. Словно рыба.
Шатов перекатился на спину. Встать и идти. Он свалился в овраг. Болото – в этом овраге. Нужно уходить. Только не провалиться в болото.
Откуда сильнее пахнет сыростью? Шатов потянул воздух носом. Отовсюду. Шатов попытался встать, но не смог. Острая боль бросила его на колени. Ползти. Он будет ползти. Если остаться на месте, туман рассеется, и Арсений… И дракон найдет его.
Под рукой чавкнуло. Вода. Она пропитала все вокруг. Это из-за болота, или ночной ливень. Рука провалилась по запястье.
Он не туда ползет. Он ползет к болоту. Еще шаг, и он рухнет в трясину. И снова выполнит то, что ему предписал Дракон. В болото.
Нет. Шатов изменил направление, но через пару метров под рукой снова чавкнуло. Где же выход? Выход…
– Шатов, – донеслось откуда-то, – Шатов?
Непонятно откуда, туман искажал голос и скрывал направление.
– Шатов! Ты решил убежать? Не делай глупости, Шатов, – голос шел отовсюду, с боков и сверху. Струился вместе с туманом, нащупывая распластавшегося в грязи Шатова.
– Ты никуда не убежишь. Тебе некуда бежать, – прошуршал туман. – ты ведь не захочешь отдавать свою женщину на муки? Не захочешь? Или тебе все равно? Шатов!
Ему не все равно. Не все… Он… Он отдал бы все, чтобы Вита осталась жить. Он и так слишком много совершил ошибок…
– Через час туман рассеется, Шатов, и я тебя найду. Это как на охоте. Охотник и подраненный зверь. Я даже не думал, что получится так интересно, – голос приблизился, или это Шатову только показалось?
– Ты сорвался в овраг, Шатов. Сильно ушибся? Здесь мокрая земля, ты не должен был ушибиться сильно. Но и следы тебе в этой грязи не спрятать. Я выйду к тебе по ним, Шатов. Выйду и убью…
Шатов пополз в сторону, стараясь двигаться бесшумно. Выступающая вода еле слышно хлюпала, и Шатов каждый раз замирал.
– А мы ведь действительно чем-то похожи, – слова долетели издалека, подарив надежду, и тут же прозвучали почти над самой головой, – ты тоже мог бы стать охотником. Мог бы… Но не стал. Ты стал жертвой… А охотник… Это не ты здесь полз, Шатов? Будто гигантский червяк извивался здесь в грязи. Большой жирный червяк…
Шатов с трудом подавил стон. Он рядом. Совсем рядом. Он…
– Я чувствую тебя, Шатов. Ты воняешь страхом. От тебя разит безысходным ужасом. Я чую это. Я чую… А ты чувствуешь, как я приближаюсь к тебе? Ты должен, Шатов… Ты меня сегодня поразил. Откуда ты узнал о стрелах? Почуял? И у тебя есть чутье?… Ты лежишь в грязи, тебе страшно… Страшно… Я слышу, как дрожат твои руки, Шатов, как скачут в голове мысли… Почему я, думает Шатов, почему не кто-нибудь другой? А почему не ты? – голос внезапно пропал, и Шатову показалось, что все, что Дракон настиг его. Шатов замер.
– Тут ты попытался изменить направление… ты уже где-то совсем рядом… Ты случайно не провалился в болото? Было бы обидно… Но ты не провалился. Такие, как ты, не могут умереть молча. Такие как ты будут долго скулить, просить помощи… Шатов! Ты почему не отвечаешь? – Дракон засмеялся, – боишься, что на твой визг я приду скорее? Я иду не на визг, а на твой страх… Это самое главное в охоте, чувствовать страх добычи, видеть, как она борется за жизнь… И в самый последний момент, только в самый последний момент обрезать последнюю ниточку надежды…
Шатову показалось, что повеял ветер. Откуда-то справа. Легкое прикосновение к щеке. Так к его щеке прикасалась Вита…
– Поднимается ветер, – крикнул Дракон, – поднимается ветер. Через несколько минут туман исчезнет. И мы увидим друг друга. Охотник и животное. Лицом к лицу…
И солнце уже, наверное, взошло. Взошло солнце!
Шатов поднял голову. Да, туман вверху светился. И ветер усиливался.
– Всего несколько минут, Шатов. Всего несколько минут…
Нужно встать. Наручники мешают, но все равно нужно встать. Он не червяк. Он не червяк. Он человек. И… Под руку попало что-то округлое. Скользкое, как тело змеи. Шатов отдернул руку, потом нащупал снова. Палка, метра полтора. Кто-то срубил ее и бросил. Срубил наискось, как для… Какая разница, для чего. Шатов оперся на палку, встал.
Вокруг постепенно проступали силуэты. Деревья, кусты. Лес проступал сквозь туман, как изображение на фотобумаге. Неподвижные тени. Неподвижные… Одна шевельнулась. Качнулась, приближаясь к Шатову. Как во сне…
– Шатов? – спросила тень.
Шатов не ответил.
– Шатов, это ты, я знаю, – Дракон засмеялся, – ты готов? Я иду к тебе, Шатов…
– Ты безумец, – сказал Шатов.
– Нет. Я нормален. Я настолько нормален, что даже иногда становится страшно. Ты просто не понимаешь… ты не смог понять. Хотя… – тень приблизилась, – когда я на тебя вышел, мне показалось, что ты мог бы… Но это ерунда. Это мой охотничий участок. И я ни с кем его делить не собираюсь. Что бы там ни происходило… Кто бы там ни хотел на него вторгнуться… Деньги… Ерунда, эти деньги. Этого нельзя купить за деньги. Это… Это только для избранных. Для меня, для таких, как я…
– Ты единственный… – сказал Шатов, – таких не может быть несколько.
– Я тоже так думаю, что бы мне ни говорили…
– Кто? – спросил Шатов, всматриваясь в Дракона. – Кто тебе говорит?
– Кто? – переспросил странным голосом Дракон. – Действительно, кто мне мог такое говорить? Ведь я единственный. Уникальный… Я ведь уникальный, Шатов, исключительный?
– Исключительный подонок.
– Ты не понимаешь, Шатов, я просто живу в своем мире, и законы вашего мира меня не касаются. Вы не понимаете, не можете понять меня, вы меня не видите… Это только тени, которые я отбрасываю на ваш мир. Только тени… И ты тоже только моя тень, – Дракон вдруг оказался совсем рядом.
– Нет, – сказал Шатов.
– Что – нет?
– Это уже было. Ты уже говорил это…
– Я? Снова игра твоего больного воображения… Ничего, сейчас все закончится. Все закончится…
– Да, – выкрикнул Шатов и ударил палкой.
Не наотмашь, а словно штыком, резко, с выдохом и криком боли. И словно эхо – второй крик. Крик раненного Дракона.
– Ты… – Шатов ударил снова и почувствовал, как что-то подается под его оружием, услышал, как крик Дракона становится громче…
– Шатов!
– Да! – выкрикнул Шатов и снова ударил. Теперь уже замахнувшись, как топором.
В силуэт Дракона. В него! Улар, еще удар!
– Я только тень? Я. Только. Тень? – Дракон упал, но быстро вскочил, пытаясь заслониться рукой.
Удар. Сухой треск, сдвоенный сухой треск, разлетелась палка и рука повисла как плеть. Шатов отбросил обломок.
– Это ты – призрак. Это ты выполз из болота, – снова удар, на этот раз руками, сложенными вместе, утяжеленный наручниками. – Ты тварь, которую нужно убить. Не изловить, а убить…
Шатов почувствовал, что сил осталось совсем немного. Правая половина тела онемела, в груди полыхал огонь, сжигая легкие.
– Ты захотел убить Виту? – Шатов замахнулся, но не попал. Инерция бросила его на землю, под ноги Дракону. Но тот не бил.
Он стоял, прижимая левую руку к лицу, а из-под пальцев сочилась кровь. Правая рука висела как плеть.
– У тебя тоже идет кровь? – Шатов встал, выпрямился, закричав от боли. – Кровь?
Туман почти совсем рассеялся. Только за спиной Дракона еще клубилась белая масса.
– Ты – только смерть. И ты не можешь… – Шатов замахнулся, но замер.
Дракон опустил руку.
Рваная рана пересекала его лицо, от глаза до подбородка.
– Шатов, – сказал Дракон и отступил.
– Да, – сказал Шатов, и сделал шаг вперед.
– У тебя не получится, Шатов… – шаг назад.
– Я попробую, – шаг вперед.
– Ты не сможешь… – шаг.
– Смогу, – шаг.
– Ты… – Дракон оступился, взмахнул рукой и стал заваливаться назад.
Медленно, будто туман поддерживал его, не хотел принимать в себя его тело. Но сил тумана не хватило, тело исчезло, раздался крик и гулкий всплеск. Болото.
Шатов стоял с поднятыми руками.
– Шатов, – из тумана донесся голос и слабый всплеск.
– Нет, – сказал Шатов.
– Шатов!
– Нет.
– Я вернусь, Шатов… – голос осекся, всплеск, невнятный крик.
– Только в кошмаре, – сказал Шатов. – только в кошмаре…
Порыв ветра отшвырнул остатки тумана с поверхности болота, и Шатов увидел сорванную траву на самом краю, и волнующуюся ряску в двух метрах от берега.
И гладкое, покрытое мхом тело чудовища немного дальше. Мертвое дерево, вспомнил Шатов. Это не дракон. Это всего лишь рухнувшее в болото дерево.
Шатов повернулся к болоту спиной.
Нужно идти. Нужно жить. Нужно… Потом все объяснения. Потом недоуменные вопросы, потом нелепые ответы. Сейчас нужно выйти из этого леса. Нужно отряхнуть с себя остатки тумана, избавиться от леденящего ощущения в душе.
«Ты тоже только тень» – сказал Дракон в бреду.
– Ты тоже только тень, – сказал Дракон перед смертью.
Перед своей смертью.
Шатов не останавливаясь прошел мимо «волги» на самом краю оврага.
Он знал только одну дорогу отсюда. Только одну, мимо дома.
– Ты тоже моя тень, – сказал Дракон, догоняя Шатова.
Шатов не оглянулся.
– Дерьмовая жизнь, – сказал Вася, невесомо коснувшись плеча Шатова.
– Я вернусь, – сказал Дракон и превратился в легкий порыв ветра.
– Только в кошмаре, – упрямо повторил Шатов.
– Он вернется, – сказал майор Ямпольский.
– Он остался в тебе, – сказала Воеводина, которую Шатов видел только на фотографии.
– Он и был в тебе всегда, – прошептали голоса из-за спины Шатова. – И будет в тебе… Всегда.
Шатов не отвечал. У него не было сил на споры с умершими. У него были силы только на то, чтобы дышать и чтобы идти. И чтобы смотреть себе под ноги и удерживать равновесие.
Воздух с трудом, с неохотой расступался перед Шатовым.
Фонарь над крыльцом все еще горел. Дверь была открыта. А в доме – горит камин. И сейчас на крыльцо выйдет Арсений Ильич. Он выйдет на крыльцо, потому, что ничего не изменилось, потому что это его мир… Его… Ты можешь протыкать его тени сколько угодно, Шатов. Ты можешь сбрасывать их в болото и слышать, как они захлебываются. Но ты не сможешь его убить.
Ты не сможешь его убить.
Ты не сможешь…
Кто-то вышел на крыльцо, и Шатов покачнулся. Нет, не может быть… Все напрасно? Все?
Шатов поднял руки, скованные наручниками, и, растопырив пальцы, шагнул навстречу. В горло. Он может теперь только попытаться вцепиться в горло. Из последних сил сжать его…
– Шатов, – человек легко сбежал по ступенькам и бросился к Шатову, – держись.
Кто это? Руки опустились. Деревья качнулись, отбрасывая небо в недосягаемую высоту.
– Укол, – крикнул кто-то рядом, – быстро.
– Укол, – прошептал Шатов.
– Быстрее!
– Быстрее, – согласился Шатов.
Запахло чем-то резким… Спиртом?
Потом упругая волна вдруг качнула Шатова изнутри, заполняя его тело и мозг, вытесняя боль и усталость. И отчаяние.
– Шатов, ты меня слышишь?
– Слышу, – ответил Шатов.
– Можешь встать? Ты должен встать.
– Встать? – удивился Шатов. – Я могу… Встать.
Кто-то поддержал Шатова по руку. Наручников уже нет, удивился Шатов. Сняли.
– Ты меня помнишь?
– Тебя? – Шатов протянул руку к лицу человека, коснулся его лба. – Ты Хорунжий. Михаил Хорунжий. А где твой начальник?
– Нам нужно идти, – сказал Хорунжий, – пока укол действует. По тропинке машина не пройдет. Нужно идти к просеке.
– К просеке, – кивнул Шатов.
Все было нереальным. Абсолютно все. И этот Хорунжий… Хорунжий?
– Ты откуда здесь, Хорунжий?
– Где Арсений Ильич?
– В болоте. А ты откуда, Хорунжий? – повторил свой вопрос Шатов. – Следил за мной? За мной все следили… и Ямпольский, и Митяй, и Рыков, и эти… Только Васильев за мной не следил… Вот он – точно не следил.
А все остальные… Они умерли. Даже дракон умер. Утонул. А остальные…
– Там, по дороге, машина. В ней все… – Шатову вдруг показалось все это очень смешным, – в двадцать первой «волге». А хозяин ее – в болоте. Там, в овраге. Вы найдете… Там будто гигантский червяк полз…
– Пойдем, – позвал Хорунжий.
– Пойдем, – легко согласился Шатов. – Куда?
– К просеке. Там машина.
– Машина, – кивнул Шатов. – Я все время езжу на машинах. Я очень был занят последнее время…
– Я понимаю, понимаю…
Его вели куда-то сквозь лес, он что-то спрашивал, ему что-то отвечали. Он рассказывал им, что нож из горла Гриши Пащенко было вынуть очень легко. Очень легко. А Дракон – утонул. Он оступился и утонул в тумане. А туман превратился в болото. А еще мертвые сказали Шатову, что дракон остался внутри него…
Правда, глупость?
… Боль вернулась в машине, на выезде из леса. Тряхнуло на колдобине, и Шатов застонал.
– Еще укол? – спросил кто-то с переднего сидения.
– Нет, не нужно, – попросил Шатов.
Рядом с ним сидел Хорунжий.
– Ты здесь откуда? – спросил Шатов.
– Пришел за тобой.
– Следил… – протянул Шатов. – И как вы друг другу не мешали?
– Ты о Ямпольском?
– О нем. В доме осталась видеокассета… Там майор все объясняет. Перед смертью.
– Мы слышали, – Хорунжий протянул руку к Шатову и осторожно извлек из-под воротника что-то, похожее на булавку. – Мы слышали.
– Жучок? – спросил Шатов.
– Он самый.
– Когда успели? А, в машине… И уснул я тогда…
– Десять минут здорового сна. Без вредных последствий.
– Нашли своего дракона? Теперь уголовники могут спать спокойно? – Шатов с трудом отогнал темную пелену с глаз.
– Нашли. Мы только тебя потеряли в тумане. Вначале отстали в лесу под дождем. А потом вышли к дому через несколько минут после вашего отъезда. Но все слышали.
– Все слышали… А что… вы… хотели услышать? Услышали?
– Почти.
– А нельзя было его взять и просто вытрясти… – Шатов почувствовал, что проваливается, и вскинул голову.
– Нельзя.
– В загадки играете, – улыбнулся Шатов.
– Можно сказать и так. Он точно утонул?
– Дракон? Дракон упал в болото. Он говорил, что… Что это надежное болото, – Шатов перестал сопротивляться и темнота, словно вода, захлестнула его.
…Ему больно. Но не это мучает сильнее всего. Стыд. Стыд обжигает мозг и колотит в сердце. И стыд этот придется терпеть, затаить, пока не вернется ясность мышления, пока не зарубцуются раны. Терпеть. Ему, не привыкшему к этому. Стыдно.
Но он отомстит. Он отомстит. Он растопчет того, кто… Он отомстит. Это еще не конец…
– Я отомщу, – сказал Шатов.
– Что? – не понял Хорунжий.
– Ничего, приснилось что-то…
– Может, мы тебе еще укольчик вгоним?
– Такой как тот, первый?
– Нет, тот больше нельзя. Только в крайнем случае, понимаешь.
– Понимаю, – кивнул Шатов.
Хорунжий, наклонившись к водителю, что-то тихо сказал.
Водитель кивнул.
– Куда едем? – спросил Шатов. – В клинику?
– Была такая мысль.
– На хрен.
– Вот и я также подумал, – согласился Хорунжий.
– Слышь, как тебя по имени? Забыл…
– Михаил.
– А меня Жека.
– Очень приятно.
– Ага. Миша, у меня проблемы, – Шатов потрогал губы, – я очень красив?
– Аполлон.
– А ведь поначалу мне лицо берегли, – пожаловался Шатов.
– Бывает… В чем проблема?
– Проблема, – Шатов нахмурился, – а, вспомнил. Я пока по городу шлялся, успел в несколько неприятностей вскочить… Могут…
– Не могут, – твердо сказал Хорунжий, – у тебя теперь должников полный город. Скажи, что именно.
У него теперь полный город должников. Семьи убитых? Нет, ерунда. Этому Мише на семьи убитых наплевать. Он думает о том, что теперь все дела можно закрыть. Все дела о бумажном драконе.
– Там возле дома Каневецкого… Ну, тоже по бумажному дракону… – Шатов говорил медленно, выталкивая слова с видимым усилием.
– Найдем.
– Там в кустах – убитый. Старший лейтенант милиции Григорий Пащенко. Его убили этой ночью. Кто-то из оперативно-поискового отдела. Найдете?
– Найдем.
– Хорошо. Еще…
– О двоих бомжах возле набережной мы слышали.
– Как? – Шатов удивился, потом вспомнил. – Вы же мне жучка прицепили… Слушай, а ведь это дорогая штука.
– Это точно, – кивнул Хорунжий.
– Сколько?
– Что-то около двадцати тысяч. Баксов.
– Ни хрена себе, – восхитился Шатов, – а если бы меня успели сунуть в болото?
– Потеряли бы двадцать штук, – спокойно сказал Хорунжий.
– Крутые вы уголовники…
– А кто сказал, что мы уголовники?
– Никто, – согласился Шатов. – Но не менты.
– Не менты, – подтвердил серьезно Хорунжий, а водитель засмеялся.
– Но и не чекисты?
– Скорее нет, чем да.
– Какие-то вы хитрые, – осуждающе покачал головой Шатов.
– Какие есть. А тебе очень плохо?
– Мне? Честно? Очень. Ой, ребята, как мне хреново.
– Давай-ка мы тебе еще укольчик влепим, смесь номер пять. Тебе не помешает.
Шатов отстраненно смотрел, как сгиб локтя его руки протирают ваткой, как выдавливают из шприца воздух, потом игла входит в плоть.
– А я так наркоманом не стану? – спросил Шатов, закрыв глаза.
– Даже если захочешь.
– Хорошо. Еще мне сказали, что разыскивали по делу избиения охранника в нашей редакции. Макса… Я вам потом объясню, можно?
– Можно.
– Завтра?
– Когда придешь в себя.
– Когда приду в себя…
– Правильно. Мы тебе сегодня через пару часов врача пришлем, чтобы посмотрел.
– Ему будет на что посмотреть, – пообещал Шатов.
Что-то он еще забыл. Что-то забыл… Укол начал действовать, боль не исчезла, Шатов чувствовал ее, но она… Она была, но… не болела, что ли. Шатов ощущал не боль, а только ее присутствие.
– Куда мы едем? – еще раз спросил Шатов.
– А есть пожелания?
– Не знаю…
– Тогда домой.
– Домой так домой, будем минут через пятнадцать. А ты пока отдыхай, Женя.
– Хорошо, – согласился Шатов, прикрывая глаза, но спохватился. – У вас в прокуратуре есть свой человек?
– А что?
– Нужно прижать одного засранца, директора дрожжевого завода. Ворует, гад…
– Больше не будет, – заверил Хорунжий, – успокойся.
– Да. Мне еще Виту найти…
– Хорошо-хорошо, отдыхай. Придешь в себя.
Добрый парень, этот Михаил Хорунжий. Добрый и отзывчивый. Просто молодец, подумал Шатов, снова проваливаясь в забытье.
Он закрыл глаза. Только закрыл глаза, как…
– Я тебя ненавижу, Шатов. Ненавижу! И я приду к тебе!
– Только в бреду, ответил Шатов. Только в бреду. Тут тебе место! Только тут.
– А ведь мы похожи, Шатов.
– Нет.
– Похожи. Ты тоже смог убить.
– Тебя? Это не убийство.
– Серьезно? А ты не играешь с собой в игры? Лишить жизни человека – это не убийство?
– Ты не человек…
– С твоей точки зрения? А чем твоя точка зрения лучше моей? Я охотился, а ты… Ты очищал этот мир от скверны?
– Да.
– И в чем же разница?
– Я защищался.
– Когда? Когда столкнул меня в болото? Я ведь уже не защищался. Ты мог бы меня удержать. А ты сказал, что таких как я нельзя судить. Таких, как я, нужно уничтожать. Ты ведь так сказал, Шатов. Мы похожи. Мы оба – убийцы.
– Не правда.
– И ты не готов был убивать других людей? Нет? Ты не за этим бросился к Васе?
– Я…
– Вася, он ведь собирался тебя убить?
– Не, я не в обиде. Его можно понять. Порт только в машине попортил, извини за каламбур. А так – без обид. Все путем…
…приехали, – Шатова потрясли за плечи.
– Что?
– Вот твой дом, приехали.
– Хорошо, иду, – Шатов нашарил ручку, замер, – слушай, Хорунжий, а тебе доводилось убивать?
– Без комментариев, – серьезным тоном ответил Хорунжий.
– Нет, я спросить хотел… Ты после этого с убитым не разговаривал? Нет? Или все-таки…
– Давай поговорим потом.
– Потом… Потом найдутся куда более важные дела. Вы стане выспрашивать у меня то, что хотели узнать у Арсения Ильича. А я ни хрена не знаю, честно.
– Иди, Шатов! – приказал Хорунжий.
– Иду.
Шатов вышел из машины, чувствуя, что асфальт вздрагивает под ногами, в любой момент готовый сорваться с места. И просто дойти до подъезда будет совсем непросто.
Ничего. Он немного поспит… Ему очень нужно немного поспать. Он почти не спал за эти дни. И нервы… Он поспит и отправится искать Виту. Она в надежном месте, сказал Дракон. Драконы всегда похищают прекрасных женщин.
На этот раз – самую прекрасную из всех.
Но Шатов не боится. Он войдет в пещеру, вызовет дракона на честный бой… Уже вызвал. По всем правилам. Один на один, копьем.
Смешно, но действительно все получилось как в сказке. Неустрашимый рыцарь и подлый дракон. И прекрасная дама ради жизни которой рыцарь бросил вызов. И победил.
– Здравствуй, Женя! – сказала дворничиха тетя Клава.
– Доброе утро, тетя Клава.
Уже к полудню весь дом будет знать, что Жека из сто третьей квартиры явился после длительной отлучки, еле держась на ногах.
Ну и хорошо. Это тоже версия. Он загулял на радостях по поводу отпуска…
А ведь у него отпуск, вспомнил Шатов. Еще почти десять дней отпуска. Найду Виту, брошу все, и уедем с ней, куда глаза глядят.
Если… Что значит – если? Когда найду. У меня теперь полный город должников. Скинуться по доллару. Полтора миллиона человек по одному доллару. Сколько это будет?
Чушь это все. Он просто бредет к лифту, а его мозг перебирает идиотские мысли, просто для того, чтобы убедиться, что еще жив.
Жив!
Нажав кнопку с цифрой восемь, Шатов стал искать ключи от квартиры. Будет смешно, если он посеял ключи. Обхохочемся. Шатов достал связку.
Это от квартиры на Индустриальной. Нужно будет съездить и забрать шампанское. И вещи.
Ключ от квартиры Виты. Он вышел из этой истории с полными карманами ключей. И с впечатляющим набором ушибов. И с… Дверь лифта открылась на восьмом этаже.
Еще он получил мобильный телефон. И не выбросил его. И не потерял. Ты смотри, удивился Шатов, я умудрился ничего не потерять. Ни ключей, ни телефона.
И в замочную скважину он попал с первого раза. Какой я молодец, пропел мысленно Шатов. Просто очень устал.
Шатов закрыл за собой дверь. Снял промокшие насквозь кроссовки. Грязищи-то сколько! Нужно помыть, сказал себе Шатов. Обязательно, пообещал себе Шатов, потом.
Рубашку – долой. Джинсы – прочь. И трусы.
Он хочет выкупаться. Смыть с себя грязь, боль, чужую смерть.
Шатов остановился перед зеркалом и заглянул в глаза неизвестного мужика.
– Привет!
Мужик выглядел плохо. На лице запеклась кровь, губы напухли. Бровь рассечена и до сих пор кровоточит.
– Досталось тебе, мужик, – усмехнулся Шатов, – крепко досталось. Но ты держишься молодцом. Вот мы тебя сейчас помоем холодной водой.
Шатов повернул кран, и вода с шумом полилась на дно пустой ванны.
– Прошу, – сказал Шатов, – мыться подано.
Он попытался поднять ногу, чтобы стать в ванну, но не смог. Присел на край ванны и подставил под струю воды руку. Вода разлетелась в стороны холодным веером.
– Тебе помочь, Евгений Шатов?
– Помочь, – не оборачиваясь, согласился Шатов.
Сегодня он свободно разговаривает со всеми, с живыми, мертвыми. С Драконом даже пришлось говорить.
– Ты пришел, Евгений Шатов.
Шатов смотрел не отрываясь в зеркало. Этого не может быть.
Теплые руки коснулись его тела:
– Что с тобой, Евгений Шатов?
– Ничего. Я вернулся.
– Я вижу, – сказала Вита.
– А ты…
– Мне дал ключи твой знакомый. Сказал, что тебе нужно, чтобы я ждала здесь. Я ждала, Евгений Шатов. И я дождалась.
– Я вернулся, Вита, – улыбнулся Шатов, и у небритого мужчины в зеркале из разбитой губы потекла кровь.
Женщина, прижавшаяся к плечу того мужчины, осторожно коснулась его лица:
– Зачем ты завел себе шрамы, Евгений Шатов. Ты мне нравился и без них.
– Так получилось. Там всем выдавали, а я от жадности попросил побольше.
– Так ты еще и жадина, Евгений Шатов!
– Еще какой!
– Это большой недостаток… – Вита осторожно поцеловала его в плечо.
– Я тебя люблю, Вита.
– Я знаю.
– Ты не понимаешь, – Шатов протянул руку к зеркалу и коснулся отражения ее лица, – я тебя люблю. И я хочу…
– Ты хочешь вымыться, Евгений Шатов, – решительно сказала Вита, – я тебе помогу.
– Помоги.
Шатов покачнулся, и Вита взяла его за руку.
– Все нормально, – сказал Шатов. – Или нет. Все не нормально, все великолепно. Все восхитительно. Все…
Он каждой клеточкой тела впитывал прохладу воды и нежность ее рук. Все остальное – чушь. Только эти руки. Только эти руки.
Он позволил себя вытереть и отвести в комнату.
– Ложись, Евгений Шатов.
– Я немного устал, – пожаловался Шатов, – я невероятно устал.
– Чем ты занимался все это время, Евгений Шатов?
– О, – чувствуя, что засыпает, улыбнулся Евгений Шатов, – я сражался с драконом.
– За сокровища?
– За жизнь прекрасной дамы.
– И кто же она?
– Она? – переспросил Шатов.
– Да, кто эта дама? Она красивая?
– Она… – Шатов напрягся.
Сказать Вите, что бесстрашный рыцарь сражался за ее жизнь? Сказать, какой опасности она подвергалась? Или свести все на шутку.
Теперь ему предстоит решать, рассказывать ей или нет. Рассказывать, что он убил…
Он все-таки убил.
И стал ли он убийцей после этого?
Шатов застонал от бессилия.
Он остался в тебе, сказала тень. Я вернусь, донеслось из тумана. Ты только моя тень, прошептал дракон.
Он останется во мне. Навсегда. В кошмарах. Или в душе? Или…
– Ты плачешь, Евгений Шатов, – тихо сказала Вита, – тебе больно?
– Нет. Мне…
Шатов сжал пальцы в кулаки. Он будет теперь жить, зная, что убил. Зная, что дракон коснулся его своим проклятьем. Зная, что и сам похож на дракона.
Это просто бред. Укол перестал действовать. Днем придет врач…
Я вернусь, сказал Дракон.
Он в тебе, сказала мертвая тень.
– Что с тобой, Женя? – прошептала Вита.
– Я видел дракона.
– Ты сражался с ним?
– Я… – Шатов хотел сказать, что убил дракона, что тварь подохла в затхлой жиже лесного болота, но слова не слушались. Звуки не желали располагаться таким образом.
– Не плачь, Женя, я прошу тебя, – слабым голосом попросила Вита, – мне страшно.
– Не бойся, Вита, – еле слышно сказал Шатов, – не бойся. Все будет хорошо. Теперь – все будет хорошо.
– Я знаю, – торопливо прошептала Вита.
– Я вчера заходил к тебе домой…
– Что там?
– Там хаос. Твои стеклянные фигурки… Они разбиты.
– Ко мне в дом ворвался дракон?
– Да… Нет… Забудь об этом. Нет ни каких драконов. Все это только игра моего болезненного воображения. И ничего больше. Дракона нет. И не было. И, самое главное, не будет. Слышишь, Вита?
– Слышу.
– Ты мне веришь?
Вита молчала.
– Ты мне веришь? – снова спросил Шатов.
– Конечно, – пробормотала Вита.
– Это главное. Жена должна верить своему мужу.
– Я верю, – повторила Вита.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Шатов, – а сейчас я усну.
– Спи, я буду рядом. Я буду рядом.
Она будет рядом. Теперь она всегда будет рядом. Шатов нащупал ее руку, сжал.
Всегда.
Он победил, проваливаясь в сон, думал Шатов, я победил.
Тело наполнилось теплом, которое исходило от рук Виты. Добрым уютным теплом. Спать, подумал Шатов, это так здорово, спать, сжимая руку самой прекрасной женщины в мире.
Рука дрогнула.
– Что случилось? – открыл глаза Шатов.
– Звонок, – сказала Вита.
– Какой звонок?
– Твой телефон. Звонит твой мобильный телефон. Принести?
– Нет, – попросил Шатов.
– Может быть, это твой друг? – сказала Вита.
– Нет, это кто-то ошибся номером, – Шатов сел на постели, – это просто кто-то ошибся номером.
Это кто-то ошибся номером.
Кто-то ошибся номером.
«Я вернусь!» – сказал дракон.
Телефон звонил.
– Это кто-то ошибся номером, – сказал Шатов.
Телефон звонил, не переставая. Потом замолчал.
А через минуту зазвонил снова.
Ноябрь, 2000 год.
Назад: Глава 13
На главную: Предисловие
