Глава 13
Они его пригнали. Пригнали… Они вызвали Пащенко к дому Каневецкого, дождались, пока Шатов туда приедет…
Откуда они узнали, что он туда поедет? Мысли Шатова лихорадочно скакали в голове. Просто наобум сделали засаду?
Как они узнали о том, к кому он пойдет? Это как раз просто. Он сам сказал еще в кабинете Ямпольского, что знает и о Фроленкове, и об остальных. И сказал, что нужно поговорить с родственниками Каневецкого. Сказал…
И им нужно было просто…
– Вы за мной следили? – спросил Шатов.
– Следили, – кивнул Ямпольский, похлопал себя по карманам, извлек сигарету и зажигалку. Закурил. – Следили от самого батальона.
Они следили за ним, когда он вышел из здания, когда шел по улице, когда на него напали люди Васильева… Люди Васильева?
Какого черта, люди Васильева!
– Это твои меня остановили на улице? Попросили закурить?
– Мои, – Ямпольский затянулся, закрыл глаза и выдохнул дым тонкой струйкой вверх, – сказали, что ты неплохо бегаешь.
– Хотели меня убить?
– Зачем? Я еще в кабинете понял, что кто-то тебя навел на эти дела. Кто-то навел. И к кому-то ты должен был побежать, если на тебя надавить. Припугнуть…
– Но они ведь стреляли… – Шатов помнил тот истошный крик и готов был поклясться, что так притворяться нельзя.
– Стреляли. Пока ты прятался, подвернулась пара бомжей. Идиоты решили, что мои претендуют на их жилище и кинулись в драку. Очень вовремя, – усмехнулся Ямпольский, – и кричали, говорят, так, что ты, бедняга, сломя голову кинулся к реке. Потом сидел возле кафе. Пока сидел, тебе позвонили по мобильнику. Ты что-то кричал об убийствах. Потом поехал, – Ямпольский говорил медленно, полуприкрыв глаза, закинув ногу за ногу и медленно покачивая носком туфля. – Пащенко все это время сидел у нас в отделе. Потом в машине.
Если бы ты поехал домой, или где ты там прятался, мы бы вошли к тебе и все равно подбросили труп Пащенко. Так или иначе. Но ты поехал к Каневецкому…
Шатов опустил голову. Ему даже не пришло в голову оглянуться тогда, посмотреть, нет ли сзади хвоста. Он очень удачно выбрался из переделки и считал себя в полной безопасности. А все это время… Как же, люди Васильева.
– С Каневецкими я побеседовал к твоему приезду по телефону. На бабу даже не пришлось слишком давить. Твой друзан Пащенко прямо из штанов выпрыгивал, так хотел нам помочь тебя припугнуть. Чего это он так тебя полюбил?
– Мелкий рэкет. У меня была кассета с записью его наезда на фирмочку, – почти простонал Шатов.
Какой же он дурак! Какой дурак! Как он логично рассуждал, что не могли менты убить Пащенко. Им незачем, видите ли. Мог убить только сам великий Дракон! Не меньше! Только Дракон, который хотел испугать проницательного Шатова. Ментам незачем… А зачем?
– Зачем все это? – спросил Шатов. – Только для того, чтобы прикрыть распоряжение начальства? Только для того, чтобы я не лез дальше и не обнародовал все о бумажном драконе?
Ямпольский засмеялся. Резко оборвал смех:
– Я всегда был невысокого мнения о наших журналистах. Но ты, пожалуй, побил все рекорды, Шатов. Нам нужно было заставить тебя приехать к человеку, который дал тебе информацию. К нему. Ты метался под дождем, как контуженный, а мы просто шли следом. Когда ты приехал в тот дом, на Светлой, я уж было решил, что все, можно входить.
Шатова словно обожгло. Если бы Вита была дома, он бы остался там, и вслед за ним вломились бы эти парни, которые готовы убить человека для того, чтобы… Так для чего же?
– А ты вышел, как пьяный, поперся к вокзалу, потом за город. Мы насквозь вымокли, пока шли за тобой. Насквозь.
– И зачем все это? – выкрикнул, не выдержав, Шатов, – Зачем?
– А ты еще не понял? – Ямпольский подмигнул. – Не понял? Все ведь так просто. Безумно просто…
– Просто… – прошептал Шатов, чувствуя, что ужас заполняет его сознание. Он думал, что это Дракон убил Пащенко. И он был прав.
– Это вы убили всех этих людей, – голос Шатова сорвался, – и это вы подкладывали эти значки…
Ямпольский хмыкнул, улыбка оттянула углы его губ чуть вниз, придавая лицу, скорее, страдальческое выражение:
– Идиот.
– Не было никакого маньяка, – выдохнул Шатов, – только вы…
– Был маньяк, успокойся, был. И было тридцать семь трупов, помеченных драконом. Только двадцать девять убил этот маньяк, а восемь… Угадай, кто?
– Восемь…
– Восемь, восемь. За три месяца. Восемь! – Ямпольский закурил новую сигарету, встал. – Тут какое дело… Все по честному было вначале. Сформировали отдел, чтобы искать маньяка. Все правильно – нельзя о таком вслух. Начальство боится за свои кресла. Все боятся за свои кресла. Меня день за днем вызывают наверх и вставляют пистон. «Когда?» «Скоро?». А хрен его знает, отвечаю я. Хрен его знает. Его вообще невозможно поймать.
А мне приказывают – ищи. А у меня есть своя жизнь. Мне нужно еще и деньги зарабатывать. На зарплату сильно не протянешь. И порядок надо в бизнесе наводить жестко, в наше время иначе нельзя, – Ямпольский прикурил новую сигарету от старой и глубоко затянулся. – Я уж и не помню, кому из нас пришла первому в голову мысль поработать под маньяка. Но мысль-то классная!
Он ведь работает без шаблона, без предпочтений, без стереотипов. Убивает – и все, как судьба. И только бумажка на месте преступления указывает на его руку. Да что я, бумажек не смогу нарезать?
И смог.
Ямпольский раскраснелся, глаза блестели лихорадочно:
– Знаешь, сколько народу мечтает отправить ближнего своего на тот свет? Сотни. И чем эти люди богаче, тем меньше они хотят делать это своими руками. Нужно только найти заказчика. Договориться о цене – и все. Нужно только вовремя вырезать из бумаги дракона. И все. Появляется еще один «глухарь», добавленный к общему списку. И мы начинаем искать самих себя. И совершенно точно знаем, что первыми, кто получит информацию о настоящем маньяке, будем мы. Мы – оперативно-поисковый отдел.
Шатов слушал, зажмурившись, жалея, что не может зажать уши. Ямпольский говорит откровенно. Предельно откровенно. Это может значить только одно. Приговор. Смертный приговор. Через минуту, или через час. Мучительная смерть или легкая. Смерть.
– И понимаешь, вдруг появляется какой-то супер-перец, который спрашивает о покойниках только по списку. По нашему списку. Восемь из тридцати семи – это круто. Для совпадения – слишком круто, – Ямпольский отбросил окурок и подошел к Шатову, – похоже на фокус. Кто-то топчется по самым болевым точкам. Очень точно. Кто? Некто Евгений Шатов. Один из сотен журналистов, который по определению не может иметь этой информации. Или может? Где-то мы прокололись. Но где? Если он смог вычислить нас, то сможет и другой. А нам этого не нужно, сам понимаешь.
– Понимаю, – кивнул Шатов.
Это он действительно понимал. Они действительно испугались. Очень сильно испугались. Запаниковали. Схватили Шатова, потом поняли, что с наскоку не получится, и решили его наспугать. Им нужно было все сделать как можно быстрее. А что может настолько ускорить действия Шатова? Кровь. Смерть кого-нибудь близкого. И они ускорили его бег. И он привел их к Арсению Ильичу. Вернее, одернул себя Шатов, только к его дому.
– Твой Арсений Ильич, он что, очень умный мужик? – словно услышав мысли Шатова, спросил Ямпольский.
– Не знаю, – неуверенно пожал плечами Шатов, – он сказал, что коллекционирует информацию обо всех в городе, и что эти восемь смертей не укладываются в схемы.
– Не укладываются! – Ямпольский взъерошил у себя на голове волосы. – Умный мужик! Что-то мы там во всех этих убийствах не доглядели. Что-то общее. А он рассмотрел и сразу въехал, что эти восемь – чужие. Но что? Не знаешь?
– Не знаю, – честно признался Шатов, – он с самого начала не сказал мне, что это убийства. Просто смерти…
– Это ты уже потом сам допер.
– Сам. После разговора в публичном доме.
– Никогда не доверял шлюхам, – поцокал языком Ямпольский, – никак за ртом уследить не могут. Ну да ладно, эти двое больше трепаться не будут. Завтра, самое позднее – послезавтра маньяк увеличит свой список еще на две жертвы. А сегодня…
– Убьешь меня? – для себя неожиданно спокойно спросил Шатов.
– Не сразу. Сразу не смогу. Вначале мне нужно убедиться, что ты сказал все. Все, а это может занять время, – Ямпольский похлопал Шатова по щеке, – знаешь, в старые времена показания, полученные не под пытками, во внимание не принимались. Не принимались. Ты уж извини.
– Ничего, на том свете сочтемся.
– Вот и славно, – кивнул Ямпольский. – Не хочешь сказать, куда делся твой проницательный Арсений Ильич?
– Без пытки?
– Пока без пытки.
– Не знаю. Я пришел – его уже не было, – Шатов передернул плечами. – Не можешь наручники снять – затекли руки совсем.
– А смысл? – устало спросил Ямпольский.
– Убедил, – пробормотал Шатов, вспомнив старую шутку.
– Значит, ты понял, что нас интересует? Как найти Арсения Ильича? И… – неожиданно зазвонил телефон в кармане Шатова.
– Кто тебя может искать? – спросил Ямпольский.
– По этому телефону – только Арсений Ильич.
– Ага! – майор вытащил телефон, поднес его к голове Шатова, – Поговори, скажи, что ждешь его здесь.
– Да, – сказал Шатов.
– Вы где?
– Я? – Шатов облизнул разбитые губы и посмотрел на Ямпольского, тот кивнул, – Я у вас в доме, Арсений Ильич.
– И что вы там делаете? – голос Арсения Ильича был спокойный как всегда. Холод и презрение.
– Жду вас. Нам нужно поговорить.
– Поговорить можно и по телефону.
– Нам нужно встретиться.
– Для этого вам нужно было дождаться моего звонка и попросить – именно попросить – о встрече, – наставительно произнес Арсений Ильич.
– Я знаю, кто убил всех восьмерых, – выдохнул Шатов, и Ямпольский снова кивнул. – Я знаю имя убийцы, и как его найти.
– Вот даже как? – Арсений Ильич произнес это не удивленным тоном, а так, будто хотел наметить легкое удивление. Сыграть его. – Кто же это?
– Я скажу вам это лично. Когда вы выполните свое обещание.
– Гончая, значит, ставит условия охотнику? – Арсений Ильич коротко хохотнул. – Это становится интересным. Очень интересным.
– Это мое последнее условие, – чуть дрожащим голосом сказал Шатов.
– Мне нужно подумать, – произнес Арсений Ильич.
– Думайте, я жду вас в доме.
– Придет? – спросил Ямпольский, убирая телефон.
– Не знаю. Лучше тебе убрать своих от дома.
– Сам знаю, – Ямпольский вышел из комнаты.
Что будет теперь, подумал Шатов. Что будет теперь? Арсений Ильич попадется в ловушку или нет?
А хочет ли Шатов, чтобы Арсений Ильич попал в ловушку, чтобы и его рвали на куски эти… Эти… Шатов помотал головой.
Умный, проницательный, брезгливый Арсений Ильич будет умирать возле глупого и наивного журналиста Шатова. Гончая своим лаем заманит хозяина в логово зверя.
Это докажет, что собаке тоже не чужда гордость? Или подтвердит, что животное остается животным?
В комнату вернулся Ямпольский. За ним вошли Колян, Митяй и еще кто-то незнакомый.
– Дима, ты с Митяем наверх, к окнам, – приказал Ямпольский, – что там с задней дверью?
– На засове.
– Хорошо. Учтите, сразу не стрелять. Он нужен живым, – напомнил Ямпольский.
– Думаешь, он тебе скажет, чем дела маньяка отличались от наших? – спросил тот, кого майор назвал Димой.
– Скажет.
– И на хрена нам маньяк?
– Идиот. Его мы тихо уберем, на всякий случай. Он умрет, а бумажные драконы останутся. Дальше объяснять? – почти выкрикнул Ямпольский.
– Не нужно, – пожал плечами Дима.
Знакомый голос, подумал Шатов. Он его уже где-то слышал. Совсем недавно. С какой-то истеричной ноткой голос. А, вспомнил Шатов, ночной курильщик.
– Давайте наверх, – напомнил Ямпольский, – он может появиться в любой момент. Шатов, ты, когда пришел, все так и было?
– Да, – коротко ответил Шатов.
– Дверь не заперта, свет включен, дрова в камине горели?
– Да.
– Ты точно ничего не трогал?
– Пытки применишь? – спросил Шатов.
Ямпольский шагнул к нему, но тут снова зазвонил телефон.
– Снова – да! – сказал в трубку Шатов.
– Я скоро приду, – сообщил голос Арсения Ильича, – минут через десять-пятнадцать. Ждите.
– Хорошо, – сглотнул слюну Шатов.
– Что там у вас с голосом? – поинтересовался Арсений Ильич.
– Ничего.
– Ничего? Больше ничего сказать не хотите?
– Ничего.
– Тогда ждите, – голос Арсения Ильича был спокоен.
Слишком спокоен, мелькнуло у Шатова. Он закрыл глаза. Где он может быть?
– Не суетись перед шторами, – предупредил майор Коляна, – пересади журналиста на диван. Чтобы этот его приятель сразу не заметил, что дело нечисто.
Колян волновался, потер щеку рукой:
– Его на диване не к чему будет пристегнуть.
– Руки за спиной защелкни и все, учить тебя? – майор передернул затвор пистолета.
Колян отстегнул наручники, защелкнул их снова и толкнул Шатова на диван:
– Лежи тут.
Ямпольский огляделся:
– Давай на кухню, дверь приоткрой… Или нет, не надо.
– Что?
– Возьми стул и поставь за входную дверь. Можешь сидеть. Я сяду в угол, в кресло.
– Там Бахмут вымокнет, – сказал Колян, подтягивая стул и усаживаясь на него.
– Не расклеится, – оборвал Ямпольский, – меньше трепа!
Шатов пошевелил плечами, стараясь устроиться хоть сколько-нибудь удобно. Ломило плечи, рук он просто не чувствовал. Ныли губы…
– Слышь, майор! – окликнул Шатов.
– Что?
– Ты не боишься, что мое лицо может не понравиться хозяину дома?
– Твою мать, – Ямпольский вскочил, – где тут у него вода?
– Для меня ее нет, – сказал Шатов.
– Сходи на кухню, – Ямпольский указал пистолетом на дверь, – поищи воду. Ведро, или там, в чайнике.
Колян вдоль стены, чтобы не отбрасывать тень на шторы, прошел к кухне.
– Тряпку намочи, – подсказал Ямпольский.
Тряпку намочи. Все происходящее в комнате отодвигалось от Шатова все дальше и дальше. Комната заполнялась чем-то упругим, эластично сдавливающим все тело. Шатов моргнул. Перед глазами плавала какая-то кисея. Словно призрачные тени каких-то предметов, которых Шатов ни как не мог опознать.
Вернулся Колян, несколькими движениями вытер Шатову лицо, бросил тряпку на пол за диван.
Шатов почти не обратил на это внимание. Странное чувство, будто он одновременно находится в двух разных местах, возникло у Шатова и никак не уходило. Один Шатов полулежал на диване, неловко согнув скованные за спиной руки. Другой…
Другой медленно двигался… По коридору? Какие-то стены… Деревянные стены… Это движение не зависело от желания Шатова. Его словно кто-то передвигал, или нес…
Шатов видел, как Колян, переложив пистолет в левую руку, правой чешет за ухом. Но одновременно с этим Шатов, другой Шатов, приближался к кому-то, к какому-то силуэту. Это было знакомое место, но Шатов не мог вспомнить, где это.
Безумие, подумал Шатов. Его мозг просто не выдержал всего произошедшего. Он просто не вынес ожидания смерти. Или такое видение может посетить каждого приговоренного к смерти?
Колян нервничает. Протер зачем-то пистолет рукавом куртки. Ямпольский вытащил пачку сигарет, поколебался минуту и сигареты спрятал.
Как там, наверху, эти двое? Тоже волнуются… А чего им волноваться? Они уже не в первый раз убивают. Не в первый раз. Кто-то из нихвсего несколько часов назад застрелил двух бомжей. А другой, или тот же самый, воткнул нож в горло Гриши Пащенко.
Чего волноваться?
Вон даже Шатов… Второй, призрачный Шатов поднял руку. В руке что-то есть, Шатов не чувствует тяжести этого предмета, не ощущает его поверхности, но знает, что в руке что-то есть. Своих настоящих рук Шатов тоже не чувствует, но это совсем другое. Совсем…
Силуэт перед призрачным Шатовым неподвижен. Он не замечает Шатова, не замечает, что рука уже поднята, что… И вдруг тот, призрачный Шатов раздвоился. Он продолжал подходить к кому-то и одновременно стал этим кем-то. Этим человеком, не знающим, что к нему приближаются, что…
Ямпольского и Коляна Шатов уже почти не видел. Не чувствовал своего тела. Все больше он перетекал в призрак, в два призрака… Шатов опустил веки и вдруг, словно только открытые глаза и мешали, второе его я, призрачное видение, стало вдруг почти реальным, почти настоящим.
Тот Шатов, который двигался, беспокоился, чтобы идти тихо, чтобы не заскрипели доски, и чтобы не оглянулся тот Шатов, который стоит возле окна, облокотившись о стену. Возле окна, в кабинете. В кабинете, наверху…
В руке у Шатова… Шатова? Нет, не Шатова, Шатов осознал, что он только наблюдает, что это чужое тело. Чужое… И в его руке продолговатый предмет. Металлический. До другого человека – всего полтора метра. Всего…
Шатов видит все с двух точек. С двух точек одновременно. Шатов не может понять, не может вспомнить, кто именно этот первый, подкрадывающийся. А второй… Старший лейтенант Рыков. Это Митяй. И все происходит в кабинете на втором этаже.
Вот Митяй что-то почувствовал… Просто решил оглянуться. Оборачивается. Шатов чувствует, как в голове Рыкова плывут медленно мысли. Очень медленно. Что-то о промокшей обуви, о простуде, о деньгах…
Потом, внезапно, удивление, страх… Он увидел… И Шатов его глазами увидел себя. Его глазами – себя. Свое тело. И одновременно – лицо Рыкова. Лицо Рыкова и лицо… Арсений Ильич.
Шатов-Рыков начинает поднимать пистолет, но Шатов-Арсений уже нажимает на тугой спуск ружья для подводной охоты. Щелкает резина, зазубренная стрела за мгновение преодолевает расстояние от ружья до горла.
Боль пронзает тело Рыкова. Мгновенная, ослепительная боль. И удивление. И растерянность. И… Шатов-Арсений подхватывает падающее тело и осторожно укладывает его возле стола. Бесшумно.
Тело вздрагивает. Чужие руки удерживают его на полу. Тело вздрагивает снова. Нога ударяет по ножке стола, и Шатов успевает ощутить боль. Перед его глазами – глазами Рыкова – проносятся какие-то видения, быстрее, быстрее, сливаются в сплошной поток, превращаются в тоннель… Шатов открыл глаза.
Сердце колотилось, в глазах все двоилось.
Бред? Бред.
Он лежит на диване и больше ничего не происходит. Здесь нет Арсения Ильича, здесь нет Рыкова. Нет Рыкова, отозвалось в мозгу. Нет Рыкова. Его нет среди живых.
Он умер.
– Да где же он? – шепчет Колян.
У него на лице поблескивают то ли капли дождя, то капли пота.
– Жарко, – жалуется Колян. – Жарко.
Ямпольский не ответил, он только провел рукой по лбу. Ему тоже жарко. Они боятся. Они чувствуют страх и смерть, сочащиеся сквозь потолок, но не могут понять этого, подумал Шатов и сам испугался этой мысли. А он понимает?
– Придет твой Арсений Ильич? – вполголоса спросил у Шатова Колян.
– А он уже здесь, – вырвалось помимо воли у Шатова.
– Где – здесь? – Колян недоуменно смотрит на Шатова, потом переводит взгляд на Ямпольского. – Где?
– Наверху, – прошептали губы Шатова. – Он наверху. В кабинете.
Ямпольский вздрогнул.
– Нет там никого, – сказал Колян, не отрывая взгляда от Шатова, – я сам проверял. Чисто.
– Он там. Он только что был там, – сказал автоматически Шатов, – сейчас он в спальне. Он…
– Что?
По телу Шатова пробежала дрожь, Шатов задохнулся, перевел дыхание:
– Он только что убил вашего Диму.
– Как у-убил? – Колян медленно встал и направил пистолет на лестницу.
– В сердце. Стрелой из подводного ружья. Вы разве не слышали? – Шатов удивился, что эти двое не слышали, как сталь впивается в плоть, и как дыхание устремляется куда-то вверх. – А Митяй умер три минуты назад. Тоже от стрелы, только ему она попала в горло.
– Что он говорит? – Колян держал пистолет двумя руками. – Что он несет?
– Умом он тронулся, вот что! – Ямпольский тоже встал.
– Может быть, – ровным голосом сказал Шатов, – может быть. Но у меня хватает ума понять – только что умерли два подонка.
– Врешь, – бросил Колян, пот струился по его щекам, но руки были заняты оружием, – скажи, майор!
– Врет! – сказал майор.
– Я же говорю – врет! – Колян попытался улыбнуться, не сводя взгляда с лестницы.
– Пойди, посмотри, – приказал Ямпольский.
– Что?
– Сходи, посмотри.
– Я? – Колян помотал головой.
– Сдрейфил? – брезгливая гримаса появилась на лице Ямпольского.
– Нет… А если и сдрейфил? Что? – Колян затравленно оглянулся на по сторонам. – Сам иди. Сам!
– Хорошо. Пойду я. А ты смотри за дверью, – Ямпольский поднял пистолет, – я сам.
Шатов улыбнулся. Они спорят. Они боятся. Это – не убивать людей. Это – бояться собственной смерти. Что-то странное произошло с Шатовым, что-то необъяснимое, но он знал, что это произошло. Знал, что произошло уже, и что произойдет сейчас…
Ямпольский и Колян не отрываясь смотрели на лестницу, поэтому они не увидели, как медленно отошла в сторону доска под самым потолком комнаты, над камином. Это видел только Шатов, потому что… Потому что просто посмотрел в ту сторону… потому что почувствовал, что нужно посмотреть в ту сторону.
– Майор! – окликнул Шатов.
– Что? – Ямпольский остановился на секунду.
Шатов и сам не знал, зачем позвал его. Просто позвал.
На лице Ямпольского, просто между глаз, вдруг появилось аккуратное темное пятнышко. Почти черное. Майор вздрогнул всем телом. Стена за его головой оказалась покрытой каплями чего-то красного. Кроваво-красного.
Колян крикнул что-то нечленораздельно. Не слова, а какой-то животный выкрик. Страх? Злость?
Он не видел, откуда стреляли. Он видел, как пуля ударила в лоб Ямпольского и выплеснула на стену кровь и мозг. Колян выстрелил наугад.
Зазвенело, разлетаясь, стекло в буфете. Еще выстрел. Еще. Гильза отлетела к Шатову, упала на колени, и Шатов почувствовал, как она горяча. Обжигающе горяча.
– Где ты, где ты, сука? – Колян выстрелил снова, пуля выбила осколки кирпича из камина и с визгом ударилась в стену.
– Где? – Колян переломился в поясе и отлетел к стене. Его глаза оказались на одном уровне с глазами лежащего на диване Шатова.
– Ты? – пробормотал Колян, поднимая пистолет.
Изо рта у него пошла кровь. Темная, густая. Пистолет медленно поднимался, и Шатов ждал, когда дуло окажется напротив его лица, и когда…
Рука Коляна словно сломалась у запястья, разлетаясь ошметками плоти и осколками кости. Пистолет упал на пол.
Колян закричал, кровь изо рта пошла толчками, заливая низ лица и грудь.
Распахнулась со стуком дверь, и в комнату вбежал человек. Водитель, узнал Шатов, тот, что напоминал Митяю и Коляну, что нельзя бить Шатову по лицу.
Водитель замер на секунду на пороге, и этого хватило, чтобы на груди у него появились три пулевых отверстия. Как троеточие – раз, два, три…
Тело упало навзничь, зацепив что-то жестяное в сенях. В сенях всегда стоит что-то жестяное.
Грохот выстрелов из пистолета Коляна оглушил Шатова, и он не расслышал, что именно говорит Колян. Просто шевелились губы. Просто текла кровь. Все очень просто.
Шатов попытался сесть на диване, у него не получилось, он неловко дернулся и упал на пол, вскрикнув от острой боли. Все равно нужно встать, приказал себе Шатов. Нужно встать. Несмотря на боль и на головокружение. Нужно встать, не смотря на то, что ужас захлестывает его мозг и сжимает сердце.
Ужас понимания. Шатов что-то понял. Что-то понял, что-то очень важное. Жизненно важное. Нужно только осознать это. Только осознать.
Шатов оперся грудью о диван, подтянул ноги. Встал. Оглянулся на Коляна. Тот все еще был жив, мелко сучил ногами и пытался зажать рану на правой руке пальцами левой.
– Вот ведь дерьмо какое, – расслышал Шатов. – Полное дерьмо! А живот – не болит. Совсем не болит. Только вот рука… Слышь, как тебя, перевяжи руку, а то ведь истеку кровью. Или руку потеряю. Мне ее починят, слышь, починят. Только нужно перевязать. Сейчас и не такие раны…
В горле Коляна булькало и хрипело.
– Извини, – сказал Шатов, – у меня наручники. Не могу.
– Сука, – сказал Колян, глядя мимо Шатова. Шатов оглянулся. Арсений Ильич не торопясь спускался по лестнице, держа в опущенной руке пистолет, с навинченным на ствол глушителем. Такой же, как тот, что Шатов выбросил в болото.
– Я не опоздал? – спросил Арсений Ильич.
Он был одет в тщательно отглаженные серые брюки и шерстяной пуловер. Лицо бесстрастно и спокойно.
– Не знаю, – пожал плечами Шатов.
– Похоже, что не опоздал, – чуть улыбнулся Арсений Ильич, – немного только не доработал.
Пистолет выстрелил. Тело Коляна выгнулось и замерло.
– Вот, в общем, и все, – сказал Арсений Ильич.
– Вот и все, – прошептал Шатов. Он так и не смог понять, что именно пришло ему в голову несколько минут назад. Какая-то мысль. Какое-то открытие.
– Расстегните наручники, – попросил Шатов.
– Конечно, конечно, – Арсений Ильич подошел к телу Ямпольского, вытащил у него из кармана ключ и расстегнул наручники.
Руки Шатова повисли, словно плети. Он их не чувствовал.
– Сколько их было? – спросил Арсений Ильич.
– Думаю, пятеро. Пятеро, – тверже сказал Шатов, – они говорили только об одном, сидящем в засаде под дождем. Об этом.
Арсений Ильич посмотрел на водителя, лежащего на пороге:
– Пятеро. Много.
– Много трупов?
– Много работы, – сказал Арсений Ильич. – Одному – долго возиться.
– Что? – спросил Шатов.
– Вам придется мне помочь.
– Я только гончая, – Шатов сел на диван, – я не умею таскать трупы.
– Умеешь, – лицо Арсения Ильича окаменело, – скажу – научишься.
– Ага, обязательно, – Шатов, поморщившись, положил руки на колени, – вот только руки вырастут.
Арсений Ильич ничего не ответил, вышел из дома, вернулся через минуту, хлопнув дверью:
– У нас небольшая проблема, господин Шатов.
– У нас? У нас даже появились общие проблемы?
– Да. У нас здесь лежат пять убитых сотрудников милиции…
– Убийцы.
– Да, убийцы, когда мы докажем это. А до тех пор – просто пять убитых сотрудников милиции.
– Оперативно-поискового отдела, – Шатов стал массировать запястья. – Вы, кстати, начали заниматься подводной охотой?
– С чего вы взяли? – быстро спросил Арсений Ильич, но Шатов готов был поклясться, что он растерян.
– Вы ведь тех двоих, – Шатов не смог поднять руку, поэтому кивнул головой в сторону лестницы, – вы ведь их убили из ружья для подводной охоты?
Арсений Ильич опустился на край дивана возле Шатова:
– С чего вы так решили?
– Того, что в кабинете – в горло. Второго – в сердце. Так?
– С чего вы это взяли? – еще раз спросил Арсений Ильич.
– Привиделось, – улыбнулся Шатов, – бред. Игра воспаленного воображения.
– У вас очень странное воображение, – задумчиво произнес Арсений Ильич, – очень странное.
– Я думаю, что вас не должно беспокоить мое воображение. Вас больше должно беспокоить выполнение своего обещания, – Шатов растирал руки, чувствуя, как кровь начинает пульсировать в кончиках пальцев.
– Ах, да! – всплеснул руками Арсений Ильич, – Я и забыл, что мы изволили повысить голос на дрессировщика. Если мы не пресечем этого сразу, то вы, того и гляди, вцепитесь мне в руку…
– В горло, – поправил Шатов.
– Ага, вот даже как… – глубокомысленно произнес Арсений Ильич. – В горло. Это надо понимать, как угрозу?
– Понимайте это как хотите. Можете… – Шатов хотел сказать «как угрозу», но рука Арсения Ильича вдруг сжала его горло.
Пальцы Шатова бессильно скользнули по напрягшейся руке.
– Вы имели ввиду нечто подобное? – Арсений Ильич легко отбил попытку удара. – Вы таким образом намеревались вцепиться мне в горло?
Шатов не смог ответить. Пальцы Арсения Ильича безжалостно сжимали горло. Слова, стоны – любые звуки застряли в горле. Шатов не смог даже захрипеть.
– Вот так подержать вас всего несколько секунд, с полминуты, и все. Мозг не подпитывается кислородом. Вы вначале потеряете сознание, потом – смерть, – Арсений Ильич наклонился к самому лицу Шатова. – Вы так мечтали умереть?
Пальцы разжались – Арсений Ильич встал с дивана.
– Не нужно угрожать, не имея возможности угрозу осуществить, – назидательным тоном сказал Арсений Ильич. – Любой блеф основывается на реальной возможности. Никто не поверит шавке, лающей на хозяина, но волкодаву достаточно просто заворчать. Вы согласны, Шатов?
Шатов не мог ответить, он пытался восстановить дыхание.
– Молчите, Шатов? Это правильно. Самое большее, что вы сейчас можете сделать – это наслаждаться жизнью. Вас не убили, – Арсений Ильич развел руками, – это странно, но вам удалось не просто выжить, но и даже найти убийц. Замечательно.
Арсений Ильич прошел по комнате и остановился возле тела Ямпольского, потрогал его носком туфли:
– Вот это и есть тот самый начальник оперативно-поискового отдела?
Шатов кашлянул, массируя горло.
– А это, надо полагать, его соучастники и подчиненные. Странно… Как вы полагаете, это очень странно?
– Что?
– Все это… – Арсений Ильич обвел руками комнату, – все эти люди, защитники закона, пытающиеся прикинуться маньяком… Так, кажется, вы именовали серийного убийцу? Можете не отвечать, берегите горло.
Дыхание практически восстановилось. Шатов вздохнул настолько глубоко, насколько позволила боль в боку. Он хотел прийти и надавить на Арсения Ильича. Вместо этого – сидит на диване в нелепой позе и выслушивает высокопарные рассуждения… Вита!
– Немедленно свяжитесь с Васильевым, – выдохнул Шатов, – немедленно!
– Зачем такая спешка? Вы здесь, в безопасности, можно подождать до утра… Сейчас как раз начало пятого. Часа через четыре…
– Немедленно! У них Вита.
– Кто?
А, вспомнил Шатов, да, это только для него она Вита.
– Лилия. Они забрали Лилию.
Арсений Ильич присел возле трупа Ямпольского, словно пытаясь разглядеть что-то в его лице, и небрежно спросил:
– Когда?
– Не знаю. Утром, после моего ухода.
– С чего вы взяли? – Арсений Ильич дотронулся пальцем к щеке Ямпольского.
– Я заезжал к ней домой, там все разгромлено. Все – вдребезги.
– Печально, – Арсений Ильич встал, – печально. Ваша дама будет расстроена, надо полагать.
– Ее надо вытащить. Если вы, – Шатов закашлялся, согнувшись, – если вы можете прекратить все мои дела с Васильевым, то вы сможете…
– Не смогу, – Арсений Ильич подошел к трупу Коляна, склонился над ним. – Вы обратили внимание, какое странное выражение глаз у убитых? У них не мертвые глаза…
– Причем здесь глаза, – хрипло выкрикнул Шатов и вскочил с дивана, – что значит, вы не сможете вытащить Виту… Лилию?
– А это значит, что ее неоткуда вытаскивать, – Арсений Ильич осторожно оттянул веко у трупа. – Они будто продолжают смотреть… Только они видят нечто, чего мы с вами видеть не можем. Пока.
– Вы сказала, что Виту… Лилию…
– Да называйте вы свою даму сердца как вам удобнее, – Арсений Ильич вытер пальцы о ворот рубахи Коляна, – все равно понятно, о ком мы говорим.
– Понятно, вам, конечно, понятно! Вам все понятно! Мы для вас только детали коллекции. Экспонаты… – Шатов шагнул к Арсению Ильичу.
– Вам лучше не приближаться, – предупредил тот, – у вас может возникнуть соблазн полезть в драку. Тем более что и руки у вас вроде бы начали работать.
Шатов взглянул на свои кулаки, с трудом разжал пальцы.
– Вот так-то лучше, – Арсений Ильич даже улыбнулся. Чуть-чуть, уголками рта. – Ведь все можно оговорить без побоев. У вас отобрали самку, и вы вне себя от ярости… Это можно понять. Можно… Ваша Вита – весьма симпатична. И, как это, сексуальна. И ее никто не похищал.
– Не похищал…
– Да, не похищал. После вашего ухода ко мне поступили сведения о возможных осложнениях. Беспокоить вас я не стал, чтобы не сбивать со следа. Я просто заехал туда и попросил… э-э… Виту переехать на время в более безопасное место.
– Куда?
– Да какая вам разница? Вы сможете увидеть ее уже сегодня утром. Успокойтесь, я не прячу вашу самку от вас, я укрыл ее от опасности. И мог бы рассчитывать на толику вашей благодарности. Но, увы, вы тварь неблагодарная…
– Я… Я благодарен вам, – выдавил Шатов, – если то, что вы сказали, правда…
– Правда. Это – чистая правда, – Арсений Ильич чопорно кивнул, – мне незачем врать по этому поводу. И вы, кстати, можете утром спокойно возвращаться к нормальной жизни.
Шатов тряхнул головой. Он ослышался. Этого не может быть. Что сказал этот…
– Что вы сказали?
– Все, вы свободны. Но только от преследования Васильева. Сразу после нашего с вами телефонного разговора, того, в ходе которого вы очень темпераментно кричали что-то о смертях, я перезвонил к… ну, можем считать, что к Васильеву, и попросил, чтобы заказ был снят, взяв на себя обязательства отговорить вас от публикации чего-либо по поводу дрожжевого завода, – лицо Арсения Ильича стало очень серьезным, – а я свои обязательства выполняю очень жестко. Вы меня поняли?
Понял ли он? Естественно, понял. Конечно. Всенепременно. Шатов засмеялся. Все. Все закончилось.
Шатов закрыл лицо руками и всхлипнул. Все. Все! Слышите – все! Он свободен. Он может больше не оглядываться на улицах. Он может больше не прикидывать, опасен этот разговор или этот визит.
Закружилась голова. Он не умрет. Он не умрет. Он никогда не умрет. Он будет жить вечно! Вечно!
– Сердечных капель не нужно? – осведомился Арсений Ильич.
– Нет. Извините. Спасибо, – Шатов вытер слезы, – как мальчишка.
– Ничего, бывает. Я вас понимаю. Это трудно контролировать. Животным трудно контролировать свои инстинкты.
Шатов вздрогнул. Сволочь. Он снова подстерег его. Снова ударил в самый неожиданный момент. Ему просто доставляет удовольствие вот так внезапно щелкнуть Шатова по носу.
– Помогите мне вынести трупы, – тоном, не терпящим возражения, приказал Арсений Ильич.
– Трупы?
– Да, один в кабинете, второй – в спальне, – Арсений Ильич поднялся по ступеням, не дожидаясь Шатова.
В кабинете и в спальне. В спальне и в кабинете. Тот, что в кабинете – со стрелой в горле. Другой… Шатов медленно поднимался по ступеням, пытаясь понять, что с ним происходит. Он не мог знать этого. Не мог, и все-таки знал. Арсений Ильич подтвердил это только что. Игра воспаленного воображения?
– Берите за ноги, – приказал Арсений Ильич.
Он взял покрывало с кровати и обмотал верхнюю половину тела. Крови на полу было немного.
– Раны от стрел, тем более слепые, не очень кровавы, – сказал Арсений Ильич.
– Вы обстановку сберегали? – спросил Шатов, – Боялись залить все кровью?
– Здесь еще жить.
– А второго вы убили в горло… – сказал Шатов, наклоняясь к трупу.
– Да, – Арсений Ильич поднял труп за плечи, – только как вы догадались?
Как он догадался? Хотел бы Шатов и сам это знать. Как? Тело все время выскальзывало из рук, которые еще не совсем уверенно двигались. И, пока они вытащили тело во двор, перед глазами начали порхать белые мухи.
Шатов остановился, чтобы отдышаться.
– Нам некогда, давайте быстрее, – бросил Арсений Ильич, возвращаясь в дом.
– Я сейчас, сейчас…
Дождь уже закончился, и ветер тоже стих. Лес стоял неподвижно и почти бесшумно. Только легкий стук капель. Будет туман, решил Шатов и глубоко вздохнул, не обращая внимания на боль.
– Где вы там? – позвал из дома Арсений Ильич.
– Иду, – ответил Шатов.
Все было хорошо. Все было невероятно хорошо. Почти нереально. Он выжил. Дождь кончился. С Витой тоже все нормально. Игра его воспаленного воображения? В такой ситуации могло примерещиться все, что угодно. И могло прийти в голову все, что угодно.
И что-то же пришло… Что-то еще, очень важное. Очень, очень важное.
Повеяло холодом. Как в бреду. Как в бреду…
Шатов оглянулся на лес. Между стволами что-то белеет… Туман… Туман.
Туман начинает выползать из глубины леса, чтобы окутать Шатова, чтобы позволить подобраться к нему дракону. Незаметно подкрасться…
Черная, маслянисто отсвечивающая туша, излучающая ужас и ледяной холод. Он уже сталкивался с этим кошмаров. Он не хочет сталкиваться с ним наяву.
Шатов попятился в дом.
«Ты – тоже моя тень…» – бесшумно выкрикнул лес голосом ночного кошмара.
Нет, покачал головой Шатов. Нет. Но что-то было еще в том сне… Что-то очень важное, почти такое же важное, как и то, что он не может вспомнить сейчас.
Что-то жизненно важное…
Куда-то ушла радость. Испарилась, смешалась с ледяным туманом кошмара и выпала мелкими блестящими кристаллами. Радость – тоже ложь, понял Шатов. И туман тоже ложь.
Он окутан ложью. И то, что ему сквозь этот туман мерещится – ложь. И то, что ему говорит Арсений Ильич…
Шатов прикусил губу. Не так. Не так…
Он вспомнит. Он поймет… Он уже…
– Да где вы там? – позвал из дома Арсений Ильич.
Шатов вошел в дом, поднялся на второй этаж, взялся за ноги старшего лейтенанта Рыкова и потащил тело к выходу – все это он делал механически, не замечая ничего, не обращая внимания на слабость в руках, на тяжесть мертвого тела, на боль.
Он думал. Он вспоминал. Пытался вспомнить, что такое сказал ему Ямпольский. Что?
Они положили тело Рыкова в траву. Туман сгустился. Туман сгустился, подумал Шатов. А во сне он рассеивался, выпадал льдинками в бездну, и Шатову тогда показалось, что он знает дракона, может его узнать. Может…
Вместе с Арсением Ильичем они вытащили из дома и положили в ряд все пять тел.
– Я подгоню машину, – сказал Арсений Ильич. Он, кажется, заметил настроение Шатова и не трогал его. Не беспокоил.
Шатов сел на ступени крыльца.
Тридцать семь трупов. Тридцать семь убийств, совершенных за последние полгода. Тридцать семь смертей… Почему он думает о них? Почему…
Из тумана донеслось низкое рычание. Дракон? Шатов затаил дыхание, потом устало улыбнулся. Это Арсений Ильич завел мотор своей «волги».
Это только Арсений Ильич…
Машина медленно выкатилась из тумана, и Шатову на мгновение показалась, что колеса сейчас наедут на трупы. Он даже услышал уже треск лопающихся костей. Но «волга» затормозила вовремя.
Арсений Ильич вышел из машины, открыл багажник:
– Попытаемся сложить все это сюда, в багажник.
– А потом? – Шатов встал с крыльца, отряхнул брюки и подошел к машине.
– Потом мы отвезем их к моему любимому болоту и аккуратно туда опустим. И концы, как говорится, в воду.
– В болото, – механически поправил Шатов.
– В болото, – легко согласился Арсений Ильич, – помогите укладывать.
– Я сейчас, – кивнул Шатов, – я вот только…
– Что? – резко спросил Арсений Ильич.
– Только… – Шатов почувствовал, как ледяной холод наваливается на него, охватывает все тело стылой испариной.
Тридцать семь убийств… Вы только мои тени… Ты тоже моя тень… Тридцать семь… двадцать девять и восемь… Что, я не мог бумажку вырезать?… А он умный мужик, твой Арсений Ильич… Чем отличались наши убийства от тех?..
– Я сейчас, – пробормотал Шатов.
– Что-то случилось? – голос Арсений Ильича прозвучал напряженно. Или это показалось Шатову? Туман всему придает нереальные очертания. И голоса делает гулкими и загадочными. Словно это не человеческие голоса, а голоса мифического существа… Дракона?
Шатов попятился.
– Идите сюда, – сказал Арсений Ильич.
– Да-да, я сейчас, – ответил Шатов, – сейчас.
Шаг к дому, еще шаг.
– Шатов!
– Что? – еще шаг к дому, осталось совсем немного.
– Стоять, Шатов! – громко сказал Арсений Ильич.
Нет, взорвалось у Шатова в голове. Нет. Нужно вернуться в дом. К свету и теплу. Вернуться.
– Идите сюда, – почти спокойно сказал Арсений Ильич.
Тридцать семь минус восемь. Двадцать девять.
– Двадцать девять, – пробормотал Шатов.
– Двадцать девять, – словно эхо отозвался Арсений Ильич и шагнул к Шатову.
– Ямпольский убил восемь человек.
– Восемь.
– Их нельзя было отличить от остальных…
– Нельзя, – Арсений Ильич подошел ближе.
– Их смог отличить только один человек.
– Да, только я, – до Арсения Ильича можно было дотронуться рукой.
– Самый умный? – спросил Шатов.
– Нет, – покачал головой Арсений Ильич.
Шатов нащупал ногой ступеньку.
– Не только поэтому. Поэтому, но не только.
– А как? Как можно отличить одни убийства от других? Как?.. – последний вопрос Шатов прошептал.
– Ты уже и сам догадался, – сказал Арсений Ильич. – Сам догадался. Наконец-то.
– Догадался, – прошептал Шатов. – Только одним способом.
– Да?
Ступенька скрипнула под ногой Шатова:
– Восемь убийств отличались от остальных только тем, кто их совершил…
– Правильно. И кто мог знать об этом? – спросил Арсений Ильич.
– Только один человек…
– Только один человек, – согласился Арсений Ильич.
– Тот, кто убил двадцать девять человек…
– Тот, кто убил двадцать девять человек, – кивнул Арсений Ильич, не отводя взгляда.
– Ты.
– Я, – сказал Арсений Ильич и ударил.
