Глава 10
– Какого черта тебе сдался Костя Шкир? – в самом вопросе не было ничего болезненного.
Вся боль сосредоточилась в ударе, последовавшем за вопросом. От такого удара Шатов должен был отлететь на несколько метров. Но сзади была стена, так что Шатов только утробно всхлипнул и начал сползать по ней спиной.
Вернее, снова попытался сползти. Вопрос был не первый, и удар был не первый. Шатов их не считал, а пытался не вырубиться окончательно. Не потерять сознания.
Все-таки не нужно было идти в клинику. Ведь и ежу понятно, что Вася-Некрофил не станет пугать напрасно. Вася-Некрофил за свои слова всегда отвечал. И Вася не советовал идти в «Гиппократ» и вообще прикасаться к делу о безвременной кончине Кости Шкира.
Но все было очень логично, и Арсений Ильич очень настойчив. Внимательно выслушав Шатова, он сразу же согласился, что к Ямпольскому идти не стоит, во всяком случае – пока. А пока нужно идти в клинику «Гиппократ».
Шатов и пошел.
Поначалу даже и в клинике не было ничего особо страшного.
Очень цивилизованный и ухоженный парк, очень респектабельная и прочная на вид железобетонная будка у входных ворот. Даже охранники в строгих черных костюмах поначалу тоже не вызывали особых опасений.
Его очень вежливо пропустили в административный корпус, сопроводили к главному врачу, явно очень компетентному и интеллигентному специалисту. Главный врач, рассмотрев журналистское удостоверение, сделал удивленно-вежливое лицо и выразил сомнение в том, что сможет чем-то помочь. Услышав же о теме назревающего интервью, главврач посерьезнел и предложил поговорить по этому поводу с начальником службы безопасности клиники.
Шатов с начальников разговаривать не хотел. Гораздо предпочтительнее для него был разговор с врачом, но никто к желаниям залетного журналиста прислушиваться не стал.
Шатова вежливо, но настойчиво проводили в подвал, где, как поначалу думал Шатов, находится офис начальника службы безопасности. Но привели его не в офис, а в пустую чистую комнату, с кафельным полом и стенами. И надежной металлической дверью.
Вместе с Шатов в комнату вошел начальник службы безопасности в сопровождении пары крепких ребят в черных респектабельных костюмах. Пиджаки были аккуратно повешены на вешалку возле двери. Потом медленно были закатаны рукава белых рубашек.
Шатов насторожился, но испугаться не успел.
Удар. Разговор начал сам начальник. Охранники поддерживали Шатова, а он минут пять, не торопясь, обрабатывал кулаками грудную клетку посетителя.
Первый вопрос прозвучал только на десятой минуте общения:
– Зачем приперся?
– Я хотел просто выяснить, что именно случилось с Константином Башкировым, но если вы…
Удар. Резкий, хорошо поставленный удар, Шатов задыхается, пытается упасть, но стена и помощники приходят на помощь, и Шатов встречает новый удар стоя. И снова безуспешная попытка осесть.
– Ты, козел, не выначивайся, – посоветовал начальник службы безопасности, – просто скажи, кто тебя послал?
– Сам ты козел… – простонал Шатов и получил удар в район печени.
– Еще раз спрашиваю – кто послал?
Шатов никогда не замечал за собой такого упрямства под побоями. Он, в принципе, еще ни разу в жизни не оказывался в такой ситуации, но всегда предполагал, что слава молчаливых партизан в гестаповских застенках ему не по плечу.
Но тут его вдруг охватила такая ярость, что Шатов сам ужаснулся. Он ненавидел этих троих идиотов, которые задают ему дурацкие вопросы, на которые просто невозможно вразумительно ответить. Они были сильнее, они, по-видимому, могли сделать с ним сейчас все, что угодно, но Шатову это вдруг стало безразлично.
Ему было наплевать на боль, на угрозу быть искалеченным.
Когда от очередного удара дыхание пресекалось, а в глазах темнело, Шатов матерился в уме, медленно и старательно. Когда появлялась возможность дышать и говорить, Шатов произносил заготовленную фразу вслух и снова хрипел от удара.
– Мужики, – выдавил Шатов во время одной из пауз, – послушайте… мужики.
– Слушаю, – сказал начальник, потирая кулак.
– Мы… по-моему, – Шатов закашлялся, – мы, по-моему, зашли в тупик. В смысле, наш разговор. Я ни хрена вам не скажу… Не бей, дослушай. Я ни хрена вам не скажу, потому что и сам ничего не могу толком объяснить. Особенно в таких условиях.
Руки охранников напряглись, и Шатов, поняв, что сейчас будет нанесен очередной удар, заговорил быстрее:
– Вы, суки, можете меня сейчас здесь замочить. Забить до смерти.
– Можем, – согласился начальник службы безопасности.
– Тебя, кстати, как зовут? – спросил Шатов.
– Алексеем, а что?
– А меня – Евгением, – хрипло сказал Шатов. – Вот видишь, мы можем обмениваться информацией и без побоев, гнида.
Удар. На этот раз или особенно сильный, или очень уж точный. Или силы Шатова подошли к концу. Шатов потерял сознание.
…-Живой? – спросил кто-то сверху.
– Твоими молитвами, – сказал Шатов, прищурившись, чтобы рассмотреть говорящего. – А это ты, Лешик.
– Я, – Шатова подняли на ноги и прислонили к стене.
Это уже с ним недавно было. Совсем недавно. Только тех было двое. И они его не поставили к стене, а только посадили. И они совершенно ясно хотели только одного – убить Шатова. Эти же задают вопросы.
– С чего ты взял, что Башкирова убили? – спросил начальник.
– А я что, это сказал? – искренне удивился Шатов. Он действительно не помнил, как выдал эту информацию.
Но Алексей расценил это удивление как попытку иронии. И снова ударил.
– Ну, убьешь ты меня, а дальше что? – немного восстановив дыхание, спросил Шатов.
Ноги уже не держали, Шатов висел на руках у охранников. Начальник присел на корточки и заглянул ему в глаза:
– Ты крышей поехал? Чего ты выкобениваешься? Ответь, что и почему – и гуляй на все четыре.
– Ага, – кивнул Шатов, пытаясь собрать во рту слюну, чтобы плюнуть в эту гладко выбритую физиономию, – сейчас. Сейчас вы меня отпустите, ублюдки.
– Ублюдки, значит, – начальник похлопал Шатова по щеке.
– Ублюдки, пидоры… – Шатов задумался, вспоминая еще какие-нибудь ругательства, но ничего нового в голову не пришло, – пидоры. Ублюдки.
– Настырный сукин сын, – констатировал начальник выпрямляясь.
– Еще какой, – подтвердил Шатов, – ты еще не знаешь, какой я настырный. Я тебя, суку, еще…
– Что?
– Мы еще с тобой поговорим, тварь такая.
– Чо, подохнуть решил? – в голосе начальника на этот раз прозвучало неподдельное изумление, – я ж тебя, блин, угроблю…
– Не угробишь, – выдавил Шатов, – тебе, сука, не это приказали.
– Не это?
– Тебе, блин, сказали, немного мной заняться, чтобы я расклеился и потом, при разговоре с другим, знающим человеком, я был разговорчивее. А вот если я и с ним стал бы запираться, вот тогда ты мог бы меня и угрохать.
– Ты это с чего взял? – начальник поднял лицо Шатова за подбородок и заглянул ему в глаза. – С каких хренов ты так решил?
– А я не решил, – выдохнул Шатов, – я это в твоих мыслях прочитал. Я телепат, блин. И мысли твои, сука, и твоих бульдогов читаю запросто. У вас, шестерок, все мысли простые – как бы не проколоться, не перетрудиться, и чтобы хозяин не осерчал. Не так?
Залегла пауза. Неуверенная какая-то пауза, оценил Шатов. Что-то он задел такое болезненное. Душевное.
– Не знаю, что ты там насочинял, – неопределенным тоном сказал начальник, – но если ты сейчас не расколешься, то…
– То что? Я ж тебе уже сказал – зови своего главного, шестерка. Главного… – Шатов снова получил удар, но на этот раз дыхание не сбилось, и темнота не поползла из углов комнаты. – Я буду разговаривать тем, кто может решать. И отвечать за базар.
Последняя фраза вырвалась автоматически, но произвела на начальника Лешу некоторое впечатление.
– Со мной говори…
– Не-а! – снова мотнул головой Шатов. – С тобой – не буду. И с главврачом вашим – тоже не буду. Только с тем, кто отвечает за базар.
Удара не последовало. Начальник службы безопасности потоптался молча, потом махнул рукой одному из охранников:
– Сходи, глянь, приехал Михаил?
– А это… – спросил охранник, явно имея ввиду Шатова, которого нужно было поддерживать за руки.
– Ничего, милый, – сказал Шатов, – иди, поищи Михаила, я тут как-нибудь сам, с божьей помощью.
Охранник вышел. Шатов прислонился к стене. Нормально. Пол перестал качаться. И ноги снова стали твердыми и не гнулись, как резиновые шланги. Дышать! Какое счастье, что он может свободно дышать!
И он пока жив. Снова жив – и это радует. Просто невероятно. Который это раз его обрабатывали в рукопашную за последнее время? Скоро недоумение окружающих будут вызывать не синяки, а не ушибленные части тела. Например, лицо.
Шатов ощупал лицо. Нигде ничего не болело.
Шатов ощупал еще.
– Чего лапаешь, целая у тебя рожа, – бросил Алексей, опуская рукава рубашки, – портрет мы не трогали. Тебе еще, может, по городу ходить. А с покоцаной рожей…
– Верно подметил, фраер, – ухмыльнулся Шатов, – мне еще по городу ходить, с людьми общаться. Ты мне вот что скажи, засранец…
– Чего тебе? – устало спросил начальник, надевая пиджак.
На засранца он уже не реагирует, удовлетворенно оценил Шатов.
– Так вот, ты мне скажи, очень тяжело человеку в рожу не въехать?
– Точно, крышу сорвало у тебя.
– Нет, серьезно, – Шатов, морщась, ощупывал ребра, – вот, скажем, ты, двое твоих охламонов и такой симпатяга, как я. Ну, полез я не в свое дело. А ты, соответственно, решил меня приструнить.
– А не пошел бы ты…
– Никуда я не могу пойти. Мне вот интересно, как журналисту. Нужно над собой насилие совершать, чтобы морду уроду не раскровянить?
Начальник резко подошел к Шатову, поднес кулак к лицу:
– Изуродовал бы…
– Вот и я говорю, – поддержал Шатов, – трудно удержаться. Почти невозможно. Я, вон, не удержался недавно. А ты смог. Сила воли или приказ?
Начальник выматерился и отошел от Шатова.
– Правда, странно? – громче сказал Шатов, вдохнув и выдохнув несколько раз, – Ты уже не пацан, тебе лет сорок? Я спрашиваю, тебе лет сорок?
– Пошел ты.
– Лет сорок. У тебя некислая работа. Спокойная такая. И вдруг ты идешь бить какого-то журналиста, который задает дурацкие вопросы. Наверное, ты очень разозлился на журналиста. Но почему тогда не разбил ему рожу? Вот так не размахнулся и – хрясь. Глаз заплыл, зуб вылетел… Это же так приятно! Но – нельзя.
Отсюда я делаю вывод, что у тебя были инструкции по моему поводу. Ты их получил, прежде чем занялся мной. Верно?
Алексей прошел по комнате, не отвечая на вопрос.
– А я ведь даже не спросил у тебя, что ты думаешь о бумажном драконе… – Шатов вздрогнул, увидев, как резко бросилась краска в лицо начальнику службы безопасности. И охранник, стоявший за спиной у Шатова, вдруг затаил дыхание. Или Шатову это только показалось?
– О каком драконе? – переспросил начальник.
– О бумажном. Вырезанном из бумаги и подброшенном к телу Кости Шкира. Нет?
– Ты что…
– Не начинай заново задавать дурацких вопросов, – посоветовал Шатов, – кто, зачем. Будь мужиком и внятно скажи, что был таковой дракон у господина Башкирова. И вы все почему-то до всерачки перепугались этого самого дракона. Так?
Начальник ничего сказать не смог. Он набрал воздух, открыл рот, потом замер и воздух резко выдохнул. Глаза его впились в лицо Шатова.
– Чего уставился, голубчик? Или ты сейчас мне скажешь, что знать ничего не знаешь и ведать не ведаешь? Вот и получается, что ты не крутой перец, а последняя шестерка, – Шатов оглянулся на охранника и поправился, – предпоследняя шестерка.
Распахнулась дверь, вошел второй охранник:
– Михаил приехал, приказал этого в гостевую отвести.
– Вот видишь, – сказал Шатов, – отвести. В гостевую. Это значит, что я гость. И не у тебя, козла, а у…
Закончить фразу Шатов не успел. Алексей ударил. Шатов отлетел к охраннику, тот толкнул его вперед, и Шатов снова налетел на кулак начальника.
– Мать, – простонал Шатов, упав на колени.
– В гостевую его, – приказал начальник службы безопасности и вышел из комнаты.
Шатова подхватили и потащили следом. Самостоятельно переступать ногами Шатов смог только в коридоре второго этажа. Охранники остановились перед дверью. Один продолжал держать Шатова, а второй открыл дверь:
– Куда его?
– Пусть входит, – разрешил голос из гостевой комнаты.
Шатова подтолкнули. Он шагнул, покачнулся и вцепился рукой в дверь.
– Проблемы? – спросил тот, кто стоял посреди комнаты.
– Уже почти нет, – пробормотал Шатов, – все хорошо, мы идем самостоятельно. Шаг за шагом. Степ ту степ. Есть такой прием в журналистике, автор вводит читателей в тему статьи шаг за шагом. Поэтапно погружает его в атмосферу всего происходящего. Вот только меня немного слишком глубоко погрузили. И резко. Слишком резко меня погрузили…
– Помочь?
– Не нужно, все нормально. Без этих сопровождающих я свободно обойдусь. Мне без них будет немного больно, но с ними было больней, – Шатов закрыл за собой дверь.
– В кресло присаживайтесь, – предложил молодой мужчина лет тридцати пяти.
– Благодарствуйте, – Шатов осторожно опустился в глубокое кожаное кресло. – Представляться не будем?
– Отчего же? Пренепременно будем представляться, меня вот зовут Михаилом, – Михаил сел в кресло напротив Шатова, – а вас, как я прочитал в удостоверении, зовут Евгением Шатовым.
– Совершенно верно, – Шатов застонал, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее, – бить не будете?
– За кого вы меня принимаете? – удивление на лице Михаила было глубоким и искренним, переходящим в негодование, – только беседа, живая искренняя беседа. Для затравки предложу вам выпить… Или попить. Закурить?
– Нет, спасибо, я уже прикурил. В подвале.
– А, в подвале… – протянул Михаил, – понятно. Тогда просто приступим к беседе. Зачем вы вообще приехали в клинику?
– Не поверите, – устало улыбнулся Шатов, – задать пару вопросов.
– Не может быть, – изумился Михаил.
– Вас, кстати, как фамилия? – спросил Шатов.
– В статью вставить хотите?
– Нет, просто интересно.
– А фамилия у меня Хорунжий. Михаил Хорунжий.
Шатов прикрыл глаза, вспоминая:
– Не помню такую фамилию.
– Я и не стремлюсь к известности, – улыбнулся Хорунжий.
– Ну да, понятно, при вашем роде деятельности… – понимающе кивнул Шатов.
– А какой у меня род деятельности, по-вашему? – приподнял правую бровь Хорунжий.
Шатов пошевелил пальцами в воздухе:
– Нечто вроде тутошнего подвала…
– Стыдно, господин журналист, стыдно, – возмутился немного картинно Хорунжий, – такие скоропалительные выводы для такого серьезного журналиста… Вы же серьезный журналист?
– Ну…
– Не нужно скромности, вы серьезный журналист серьезной газеты… – Хорунжий сделал паузу, – насколько это вообще возможно в нашем любимом городе.
– Слабенький комплимент.
– А мы не для комплиментов сюда собрались. Мы сюда собрались… – без стука распахнулась дверь, и Хорунжий замолчал, оглянувшись.
Начальник службы безопасности, стараясь не встречаться с Шатовым взглядом, наклонился к Хорунжему и что-то тихо сказал.
Надо полагать, о бумажном драконе, прикинул Шатов. Вон как Хорунжий косяк бросил. Кстати, неожиданно симпатичный мужик этот Хорунжий. Ситуация к особой любви не располагает, но в Хорунжем есть что-то надежное. Уверенное.
– Да-а… – протянул Хорунжий, рассматривая Шатова, – эдак вы даже меня удивите…
– И вы начнете меня бить, – предположил Шатов.
– Зачем? Помните бессмертное произведение «Хождение по мукам»? Там командарм Сорокин произнес блестящую фразу: «Если они виновны, то будут расстреляны, но без всяких буржуазных издевательств».
– Мы перешли к угрозам?
– Мы перешли к очень болезненным и важным вопросам…
– И что будет, если я на них не отвечу? – у Шатова неприятно засосало под ложечкой.
– Ответите, господин Шатов, если мы возьмемся, как следует, то ответите на все вопросы очень точно и подробно. Могу поспорить.
Сказано это было очень просто, без нажима и игры интонациями, но у Шатова болезненно сжалось что-то внутри. Этот не врет, этот говорит правду, и ему самому правда неприятна. Совсем не приятна. Но он свое обещание выполнит.
– А какой мне смысл вам все рассказывать добровольно? – голос не дрожал, руки покоились на коленях и тоже не дрожали – молодец Шатов, держишься.
Ты и перед Ильичем держался достойно, пока не сломался.
– А смысл есть и очень большой. Глубинный смысл. Отвечая добровольно, вы можете ответить только на те вопросы, которые я вам задам. В противном случае вы расскажете все.
– Пальцы в дверь? Иглы под ноготь? Или теперь мы можем побаловать клиента и химией?
– Вам лучше не знать, чем именно мы можем вас побаловать. Вы уж извините, но я приехал сюда с несколько другой задачей, теперь же все немного усложнилось. Можно, я позвоню?
– А если я не позволю? – поинтересовался Шатов, проклиная в уме свою болтливость и идиотские наскоки.
– Слушайте, Шатов, вы мне дадите возможность хоть немного побыть интеллигентным человеком? Пусть мои вопросы риторические, но ведь можно было на них ответить вежливо: «Не возражаю», или «Ради бога»? – Хорунжий достал из кармана пиджака телефона и набрал номер.
– Ради бога я вам скажу, когда вы меня бить начнете, – буркнул Шатов и замолчал, когда Хорунжий поднял указательный палец.
– Саша? Это Хорунжий. Тебе нужно подъехать. Да. Интересно. Через сколько ты можешь быть? Лады, мы подождем. Пока! – Хорунжий спрятал телефон.
– Что значит – подождем? А если у меня нету времени здесь сидеть? Если я сейчас вот встану и просто пойду к выходу? – в голосе Шатова прозвучало вызова и уверенности немного меньше, чем он этого хотел.
Хорунжий развел руками:
– В этом случае я не смогу помешать вашей попытке, точно также, как не смогу помешать попытке охраны вас не выпустить.
– А приказать меня пропустить вы не можете?
– Извините. Вы несколько не правильно представляете себе мой статус. Я не могу приказывать, я могу только консультировать. А все остальные могут моих консультаций придерживаться или не придерживаться. А потом отвечать за последствия, возникшие в результате недоверия к моему мнению…
– А ваше мнение сейчас за то, чтобы меня отсюда не выпускать?
– Совершенно верно, – одобрил Хорунжий, – мое мнение сейчас за то, чтобы мы немного пообщались. Вы не против?
– Ага, откажусь, а потом придется отвечать. Ладно уж, давайте общаться, – Шатов подпер щеку кулаком и изобразил на лице полнейшее внимание.
Но как болело все тело! И совершенно невозможно было понять, болят новые побои или это беспокоят старые раны.
Как бы ни улыбался этот Хорунжий, как бы ни строил из себя рубаху-парня, он тоже из категории хищников. И хоть он явно не на самом верху иерархии, но уверенности и самостоятельности в нем хоть отбавляй.
– Начнем с простого. Так сказать, вводная часть, – Хорунжий соединил кисти рук кончиками пальцев, соорудив нечто вроде шара.
Руки на Шатова произвели должное впечатление массивными запястьями и набитыми суставами.
– Итак, вы прибыли в славную клинику имени Гиппократа и начали задавать вопросы. Тем самым нарушив два правила этой клиники. Сюда не приходят посторонние, и здесь не задают вопросов о пациентах. Тем более – о мертвых пациентах. Здесь – нейтральная территория. В клинике даже приостанавливается действие законов. Тот, кто успел сюда попасть, может спокойно рассчитывать на безопасное лечение. Безопасное, – Хорунжий подчеркнул последнее слово интонацией.
– И за все время существования клиники никто не посмел?
– Дважды. Или, если быть совсем точным, трижды.
– Это как?
Хорунжий усмехнулся:
– Один человек успел начудить здесь дважды за очень короткое время, прежде чем…
– Прежде чем?
– Прежде чем потерял возможность чудить, – Хорунжий скрестил руки на груди, – но все это я вам рассказываю в качестве вступительной части. Так, чтобы вы понимали, отчего вас так нервно приняли.
– Я бы даже сказал взволнованно, – поморщился Шатов.
– Итак, теперь ваша часть рассказа. Я внимательно слушаю.
Шатов задумался. Всего говорить смысла не было. Но, чем удовлетворится собеседник, также предсказать было трудно.
– Мне стало известно, – осторожно начал Шатов, – что со смертью Константина Башкирова не все так просто…
– Стоп, – поднял руку Хорунжий, – я вас очень прошу, не усложняйте работу мне и себе. Точнее и полнее, пожалуйста.
– Мне сказали… вернее… стало известно, что… нет, возникло предположение, что Башкиров, попавший сюда на излечение, не умер от естественных причин, а был убит.
– Именно убит?
– Да. И что возле его трупа был найден вырезанный из бумаги силуэт дракона.
– Что вы говорите? Как интересно! Дракон? – Хорунжий превратился в живое воплощение заинтересованности. – И кто же вам такое сказал?
Шатов тяжело вздохнул. Так он и предполагал. Любое слово по поводу его розысков неизбежно повлечет за собой только новые вопросы. Ответы на которые в свою очередь повлекут новые вопросы и так до… И так до тех пор, пока не вывалится наружу все то, что сам Шатов хотел бы пока припрятать.
– Мне этого никто не сказал. Я это сам предположил.
– Так, давайте немного успокоимся и попытаемся быть логичными, – предложил Хорунжий.
– Давайте.
– Вы сказали, будто сами предположили, что Башкиров был убит. И не просто убит, а еще каким-то хитрым образом в присутствии бумажного дракона? Так?
– Что-то в этом роде…
– Мне всегда казалось, что предположения можно высказывать, базируясь на каких-нибудь сведения. Или вам придется говорить немного яснее, или заявить, что вы ясновидящий. Выбирайте.
Легко ему говорить, подумал Шатов, у него не висит на шее такой груз. Тут чуть не так повернешься – и шея с легким треском переломится. Как сухая ветка. Но если ему не сказать… Шатов вспомнил подвал, начальника местной службы безопасности и подумал, что в случае отказа от сотрудничества, шея также легко может сломаться. Тресь.
– Тут такое дело, – Шатов откашлялся, – мне в руки попал список людей, о смертях которых было высказано предположение, что…
Черт, подумал Шатов, что я несу? Нужно пресекать этот словесный понос и переходить на нормальный человеческий язык.
– Да вы не волнуйтесь, – посоветовал Хорунжий.
– Короче, восемь человек за последние два месяца умерли странно. Один из них – Башкиров. Возле минимум четверых из них был обнаружен тот самый дракон. Я позволил себе предположить, что и у остальных мог быть такой дракон…
– Ага, становится немного понятнее, – кивнул Хорунжий, – вы говорите – восемь?
– Да. Причем официально убиты только трое из них. Двое погибли в результате несчастных случаев, двое – самоубийцы, и один, Башкиров, от естественных причин.
– От естественных… Ну, да, что может быть естественнее, – Хорунжий внимательно рассматривал Шатова, словно пытаясь разглядеть что-то на его лице. – Вы давно этим делом занялись?
– По Башкирову?
– Нет, по бумажному дракону.
– Три дня как…
– И за это время у вас еще не было особых проблем? – теперь на лице Хорунжего проступило удивление и некоторое недоверие. – Или вы пришли по первому адресу?
– Не издевайтесь, пожалуйста, в клинику всякий нормальный человек придет в последнюю очередь.
– Вот и я о тот же.
– А по поводу проблем… Это вы о майоре Ямпольском?
– О нем, естественно. Насколько мне известно, а мне известно достаточно много, именно майор Ямпольский сотоварищи организует проблемы для тех, кто лезет к бумажному дракону.
– Все так серьезно?
– Все серьезно еще и не так, господин Шатов. Вы, кстати, очень талантливо ушли от моих вопросов, и сами стали их задавать.
Шатов развел руками.
– Вы обратили внимание, что я не стал спрашивать, откуда у вас этот список?
– Я бы не хотел называть источник.
– И хрен с ним, с источником. Меня интересует, что вам удалось выяснить. Что именно. Мелочь, пустяк.
– В общем, ничего. Только сам факт существования дракона, то, что самоубийства и несчастные случаи, скорее всего, инсценированы. И то, что всем этим занимается возрожденный оперативно-поисковый отдел во главе с майором Ямпольским. И вот сейчас вы еще добавили, что этот майор лупит по рукам всех, кто пытается к этим делам приблизиться. И скажите, что, возле Башкирова действительно был этот самый дракон?
– Официально?
– Натурально.
– Натурально, – хмыкнул Хорунжий. – Натурально Башкиров умер от передозировки лекарства. И у него на груди утром действительно был найден силуэт дракона, вырезанный из бумаги. Тут ваше предположение сработало правильно. Только…
– Что? – насторожился Шатов.
– Вы только что получили информацию, которую не сможете никому передать. В случае чего, клиника в один момент открестится от ваших бездоказательных заявлений. Я, представьте себе, тоже.
– Я не думаю, что все это станет достоянием гласности. Хотя гарантировать не могу. Все складывается как-то так, что…
Хорунжий кивнул. Потом кивнул снова, и Шатову показалось, что Хорунжий кивает не его словам, а своим мыслям. И мысли эти не слишком приятны.
Просто какой-то сумасшедший дом. Все что-то знают, причем знают куда больше, чем знает Шатов, но каждый считает своим долгом не выдать Шатову свою информацию, а пытаются получить информацию у него, словно стараются проверить, не накопал ли Шатов чего-то такого, что ускользнуло от их внимания. Не накопал. Не на-ко-пал!
Шатову захотелось выкрикнуть это в лицо Хорунжему, Ямпольскому и Арсению Ильичу. Не накопал. Он просто не мог ничего накопать, потому что все это напоминает болото, трясину, в которой что-то свалено, с умыслом или без умысла, а Шатов вынужден копаться в этой зловонной жиже, ощупывать склизкие предметы странной формы и надеяться, что его самого эта трясина не проглотит. Надеяться, что ему подадут руку с твердого берега те, кто столкнул его в это болото.
– Что вы сказали? – переспросил Шатов.
– Я понимаю – вам нужно ехать? – спросил Хорунжий.
– Что?
– Ехать вам не пора? Мне кажется, что у вас может быть очень много дел.
– Вы решили меня отпустить? – не поверил Шатов.
– Я решил вас отпустить, – подтвердил Хорунжий. – Более того, я решил предложить вам машину, которая подвезет вас… Ну, куда вам будет нужно. И еще я решил принести вам свои извинения за все произошедшее…
– Так все-таки, это вы приказали меня обработать в подвале?
– Как вам сказать… – Хорунжий вроде бы даже замялся, – Алексею Игоревичу было приказано подготовить вас к разговору. Но было совершенно упущено из виду, что он воспринимает такие выражения несколько односторонне. Однобоко.
– Что-то я не слышу в вашем голосе раскаянья и сочувствия…
– Это потому, что его там нет, – холодно сказал Хорунжий, – и быть не может. Вы сами выбрали свою дорогу…
– А если не сам?
– Тогда у вас не слишком хорошие друзья. Вам еще могли вручить гранату без кольца. По степени опасности – это почти идентично.
– Может залить дерьмом, – сказал Шатов.
– Может. И не только вас. Вы, простите, полезли туда, где…
Открылась дверь, и в комнату вошел начальник службы безопасности:
– Машина пришла.
– Так что – машина ждет, можете ехать, но я вам со всей искренностью советую отбежать от этого дела, прикинуться ветошью и не отсвечивать. В этом случае, – Хорунжий встал и подождал, пока встанет Шатов, – мы не будем обижаться на вас и дальше.
Шатов выдержал прямой взгляд Хорунжего. Искоса глянул на начальника службы безопасности. Тот стоял неподвижно, глядя куда-то над головой Хорунжего.
– Еще раз приношу наши извинения, – доброжелательно улыбнулся Хорунжий, улыбнулся одними губами.
– Пусть вот он извинится, – Шатов кивнул в сторону начальника службы безопасности.
– Резонно, – согласился Хорунжий и обернулся к начальнику, – ну-ка, Алексей Игоревич, извинитесь перед нашим гостем за произошедшее недоразумение.
Желваки на лице Алексея Игоревича напряглись.
– Извинитесь-извинитесь, – подбодрил его Хорунжий.
Начальник службы безопасности шагнул к Хорунжему и процедил, не глядя на него:
– Извините, пожалуйста.
– И руку пожмите, – предложил Хорунжий.
Алексей Игоревич протянул руку. Шатов бросил взгляд на Хорунжего. Что-то у того во взгляде светилось. Вопрос, ожидание…
Шатов сжал руку начальнику службы безопасности, резко рванул на себя. Тот слишком торопился закончить неприятную процедуру, поэтому немного расслабился. В конце концов, действительно трудно ожидать прыти от человека, которого только что почти час собственноручно избивал. Поэтому рывок Шатова застал противника врасплох.
Колено впечаталось в пах. Начальник сдавлено вскрикнул и согнулся в поясе. Шатов ударил коленом еще раз, теперь в лицо, потом рывком швырнул начальника к стене. В сторону отлетел стул.
– Сука, – выдохнул Шатов и ударил ногой, куда-то в поясницу, справа. Еще раз. Потом еще.
Алексей Игоревич опустился на колени, потом стал медленно заваливаться набок.
– Крутой, говоришь? – Шатов ударил левой ногой, на этот раз в живот. – Я ведь тебя предупреждал…
Багровая ярость затопила мозг Шатова. Он уже не мог остановиться, а бил раз за разом, словно автомат. Бил, выдыхая только одно слово – сука. Сука, сука, сука…
В лицо, в живот, в грудь… Сука.
– Хватит! – приказал Хорунжий, но Шатов не расслышал.
Кто-то что-то сказал рядом с ним? Ерунда, ерунда. На свете их только двое – он и тот, кто сейчас лежит на полу, пытаясь прикрыть разбитое в кровь лицо.
– Мало? – Шатов замахнулся снова. Они решили, что могут делать с Шатовым все, что угодно. Все, что угодно. Вот вам.
– Прекратите, – рывок, Шатова развернуло. Его? Останавливают? А почему не останавливали этого подонка там, в подвале? Почему не остановили Арсения Ильича, когда он превращал Шатова в послушную гончую? Почему…
– Да прекратите же! – Шатов рванулся, почувствовал, что руку его зажало, словно тисками, потом резкая боль пронзила суставы. – Успокойтесь!
Шатов стоял на коленях, а над ним, заломив ему руку за спину, стоял Хорунжий. Шатов дернулся, но боль быстро отрезвила его.
– Еще одна попытка – и я сломаю вам руку, – пообещал Хорунжий.
Шатов закрыл глаза. Ярость уходила с толчками крови в висках, оставляя обожженное криком горло и кривящиеся в гримасе губы. Потом словно силы разом испарились из тела Шатова. Их хватило только на то, чтобы прошептать: «Все нормально» и встать после того, как Хорунжий отпустил руку Шатова.
– Все нормально, – громче сказал Шатов, пытаясь успокоиться.
– Куда уж больше, – откликнулся Хорунжий. – А вы, оказывается, опасный человек. Все нормально! Мы разберемся сами.
Это Хорунжий сказал вбежавшим на шум и крики охранникам, понял Шатов. Мы разберемся сами. Шатов слышал только голос Хорунжего. Перед глазами продолжало метаться что-то красное, не дающее сосредоточиться.
Руки начали дрожать. Шатов почувствовал, что задыхается.
– Успокойтесь, – тихо сказал Хорунжий и, в сторону, – уберите Алексея.
Шум, голоса. Чьи-то реплики. Шатов не разбирал слов. Он пытался удержаться на ногах. Красный туман перед глазами начал вращаться, обугливаясь по краям. Темнота стала заливать комнату.
Шатов оперся о стену.
– Вам плохо?
Ему плохо. Ему очень плохо. Он хочет просто подохнуть. Сейчас. Немедленно. Прав был покойный Вася-Некрофил, он хочет умереть. Он… хочет…
Мрак внезапно рассеялся. Осталась пустая комната и взгляд Хорунжего.
– Все нормально, – громко сказал Шатов, – извините.
– Я-то как раз извиню, – ответил Хорунжий, – а вот с Алексеем на эту тему вам лучше не беседовать. Вы вообще, как оказалось, очень вспыльчивый и рисковый человек. Вас ведь могли…
– Не нужно трындеть, – оборвал Шатов, – или зови своих быков, или покажи, где выход.
Шатов осмотрел себя. Пуговицы на рубашке расстегнулись.
Нехорошо, нужно следить за собой. Шатов провел рукой по волосам. На ковре возле стены виднелось темное пятно. Капли на стене, и широкий кровавый мазок, словно кто-то небрежно провел кистью, испачканной в сурик.
– Я вас провожу, – Хорунжий тронул Шатова за плечо.
– Хорошо, – кивнул Шатов.
Он только что избил человека. Он бил лежащего ногами в лицо. Он мог забить его до смерти. Ногами. В лицо. Дай бог, чтобы не искалечил.
Шатов остановился в коридоре, обернулся к Хорунжему:
– Что теперь будет?
– С кем?
– С ним, со мной? – Шатов облизал губы.
– Ничего, – пожал плечами Хорунжий, – ровным счетом ничего. Потому что ничего и не было. Это «Гиппократ». Здесь свои законы. Кроме того, Алексей, во-первых, сам виноват, перегнув палку в подвале. А во-вторых, это именно в его обязанностях – не допускать подобных инцидентов. И после того, как его немного подлечат, недельки через три-четыре…
– Я его так сильно? – Шатов почувствовал, как ком тошноты подкатывается к горлу.
– Достаточно сильно для того, чтобы местное руководство… И не только местное – внимательно присмотрелось к тому, насколько Алексей соответствует занимаемой должности. Это ведь не изнеженный журналист должен был искалечить самого крутого охранника, а вовсе даже наоборот. Я, честно говоря, думал, что мне придется вмешиваться на вашей стороне…
– Вы ожидали чего-то подобного?
– В общем, да. Нечто такое, но не настолько… – Хорунжий взмахнул руками, – не такое бурное и разрушительное.
В вестибюле стояли два охранника. Один из них был с Шатовым в подвале. Кажется. Шатов сжал кулаки. Охранник отвел глаза. Хорунжий за спиной Шатова хмыкнул, обогнал его и открыл дверь.
Возле крыльца стояла черная иномарка. Взгляд Шатова скользнул по зализанным обводам.
– Садитесь, – Хорунжий открыл заднюю дверь.
Шатов оглянулся на корпус клиники.
– Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, – выдавил Шатов и сел в машину.
Дверь тихо щелкнула замком.
Шатов потер лицо.
– Что-то случилось, Миша? – раздался голос рядом.
Шатов вздрогнул. Рядом с ним на заднем сидении был еще кто-то.
– Алексей перестарался. А наш гость воспользовался случаем и сдачу вернул, – это Хорунжий, понял Шатов, он тоже сел в машину, только на переднее сидение.
Шатов рассмотрел того, кто сидел рядом с ним. Лет тридцать пять – тридцать семь. Гладко выбрит, лицо… Лицо… Почему-то Шатова привлекло именно лицо. Что-то в нем такое было… Что?
– Меня зовут Александр, – негромко представился мужчина и приказал водителю, – поехали.
– Евгений. Высадите меня сразу за воротами, мне лучше пройтись.
– Вам лучше поговорить со мной, господин Шатов.
– Я себя не слишком здорово чувствую для серьезных разговоров.
– И тем не менее.
Машина притормозила возле ворот. Решетка медленно отъехала в сторону.
– Так и не проверили машину, – осуждающе сказал Хорунжий.
– Сделай замечание начальнику.
– Начальник сможет принять меры, я думаю, не скоро.
Машина свернула в боковую аллею парка и остановилась.
– Мне нужно идти, – повторил Шатов.
– Я займу вашего времени совсем немного, – пообещал Александр, – пять минут на то, чтобы Миша ввел меня в курс дела, и дальше – по обстоятельствам.
– Делайте что хотите, – сказал Шатов, чувствуя, как проваливается куда-то. – Делайте, что…
…Он снова тонул. Но это было не болото. Он словно плыл в тумане, необычайно плотном, душном тумане, вязко липнувшем к губам. Туман зыбко колыхался, раскачивая Шатова. Что-то или кто-то был рядом. Шатов чувствовал его присутствие, но не мог рассмотреть. Просто силуэт за молочной пеленой. Угрожающий силуэт.
От него словно тянуло холодом, и туман превращался в вихрь ледяных кристаллов, больно хлещущих по лицу.
Силуэт качнулся и приблизился к Шатову. Или это Шатова подтащило течением к нему?
Ужас. Шатов почувствовал, как неконтролируемый ужас, как ледяная вода, вливается в его открытый криком рот. Он захлебнулся этим ужасом.
– Привет, – тихо сказала тень, скользнувшая рядом.
– Кто? – смог выдавить Шатов.
– Я, – шепнула тень. – Я…
– И я… – подхватила другая.
– Да кто вы?
– Не узнаешь? – прошептала первая тень.
– Вася?
– Узнал, – тень хихикнула, – молодец. Видишь, что ты со мной сделал?
Туман на мгновенье рассеялся, и Шатов увидел лицо… Не лицо, а черно-кровавую маску.
– Это не я! – выкрикнул Шатов.
– Серьезно? – маска улыбнулась, по ней пробежали трещины, набухая алым. – А кто, по-твоему?
– Это ты сам, ты решил меня продать…
– Чушь, я никогда никого не продавал. Ты ведь это прекрасно знаешь, Женя. Прекрасно. Мой бизнес не позволяет много болтать, – по обугленной плоти одна за другой покатились капли крови. – Это за тобой приходили той ночью. По твою душу. Меня они только убили, а у тебя хотели забрать бессмертную душу.
Вася потянулся обгоревшей рукой к Шатову, тот Шарахнулся, взмахнул руками…
– Мы еще встретимся, – глухо, из-за тумана пообещал Некрофил.
– Не хочу…
– А это решишь не ты, это решит он…
– Кто? Кто? – Шатов рванулся назад, к Васе.
– А ты сам не знаешь? Ведь знаешь…
– Я не знаю…
– Знаешь, просто боишься признаться себе в этом.
Жуткий темный силуэт приблизился, замораживая туман.
– Кто ты? – спросил Шатов, с трудом шевеля замерзшими губами. Слова поплыли, словно комки льда.
– Не спрашивай, не спрашивай, не спрашивай… – мимо Шатова пронеслись тени. – Если ты узнаешь – умрешь.
– Кто ты? – упрямо повторил Шатов.
– Дракон… – тяжело пророкотало в тумане.
– Бумажный дракон?
– Дракон. Бумажный – только символ. Всего лишь символ. Но ты еще не знаешь, кто ты. Ты можешь ответить на этот вопрос. Кто ты?
Шатов попытался разжать губы. Они смерзлись. Намертво.
Кто я? Кто?
Шатов напрягся и, чувствуя, как лопаются губы, как выступает на них кровь, выкрикнул:
– Я человек.
– Ты только тень. Всего лишь одна из многих теней в моем мире. Тень, которую я отбрасываю на ваш мир. Ты – не человек. Ты даже не тень человека. Ты тень бумажного дракона. И тебе никогда не стать…
Туман разом превратился в ледяной дождь и обрушился вниз, куда Шатов не смог заставить себя заглянуть. Он не отводил взгляда от того, кто назвал себя драконом. И на короткое мгновение ему показалось, что он узнал… Показалось, что еще вдох, еще один удар сердца и…
– Вам плохо?
– Я просто долго не спал, – облизал губы Шатов. – Очень долго, извините. И еще нервы.
– Я понимаю, – сказал тот, который представился Александром.
– Понимаете? – Шатов обернулся к нему. – Что вы можете понимать? Чистенький, ухоженный… И все становятся перед вами по стойке смирно. Да? За какие заслуги? По праву рождения? Или вам удалось замочить кого-то и занять его место?
Александр потер переносицу:
– Я думаю, что нам стоит поговорить о деле. О деле, а не выплескивать друг на друга накопившиеся эмоции.
– О каком деле? У нас с вами что, есть общее дело? – Шатов сорвался бы на крик, если бы у него на это остались силы.
– Представьте себе, да. Есть. Или может быть. И не нужно себя накручивать. Мы с вами знакомы всего с полчаса, и нам нет необходимости становиться врагами.
– А зачем нам становиться друзьями? – спросил Шатов.
– Я вам не предлагаю и дружбы. Я прошу вас помочь нам, в обмен на информацию.
– На какую информацию?
– Вы все равно копаетесь в этом, Евгений. И не исключено, что вам удастся что-нибудь накопать…
– И вы хотите, чтобы я порылся в этом дерьме еще и для вас?
– Похоже, что так.
У его лица черты необыкновенно резки, подумал вдруг Шатов. Словно лицо напряжено. Словно он из последних сил сдерживается, чтобы не закричать. Этот Александр. Он не похож на сытого и довольного. Он похож на человека, пережившего собственную смерть, внезапно пришла в голову мысль. Он умер и продолжает жить. И он разговаривает сейчас с Шатовым вовсе не потому, что хочет этого. Он вынужден разговаривать с ним.
Что-то заставило его разговаривать с Шатовым.
– Расскажите, а я потом решу, сотрудничать с вами или нет, – предложил Шатов.
– Хорошо, – губы Александра чуть раздвинулись в легкой улыбке. В легкой болезненной улыбке. – Я на другое и не рассчитывал. Вначале информация, потом – ваше согласие…
– Или… – начал Шатов, но его быстро перебил Александр.
– Или несогласие.
– Мы погуляем, – предложил Хорунжий с переднего сидения.
– Пройдитесь, – кивнул Александр и помолчал, ожидая, пока Хорунжий и водитель не выйдут из машины.
Шатов сглотнул, борясь с подступающей тошнотой. Кашлянул и схватился за грудь.
– Досталось в подвале? – спросил Александр.
– Если бы только в нем.
Хорунжий и водитель остановились метрах в трех от машины, закурили.
– Рассказывайте, – сказал Шатов, – свидетели уже ушли.
– Они и так все это знают. Они ушли, чтобы не ставить вас в неловкое положение. Чтобы не давить на вас.
– Скажите пожалуйста, какая вежливость, – горло совсем пересохло, и слова получались хриплые, шершавые, словно дикие камни.
– Можете рассматривать это и так, – снова улыбнулся Александр, – но я не об этом. Я – совсем о другом. Помните, как проклинали друг друга древние китайцы?
– Чтобы ты жил в эпоху перемен, – сцепив руки, ответил Шатов.
– Или, в другом переводе, чтоб ты жил в интересное время. Китайцы считали, что чем скучнее жизнь, тем больше есть оснований отнести ее к временам счастливым. К сожалению, мы сейчас живем именно в интересное время. Вы как журналист сами знаете.
– Вы об экономических реформах?
– Нет, я о людях. После каждой революции, в ее ходе, появляются люди, которые пытаются оставить свой след в истории, в памяти человечества. Любым путем. Как угодно. Необычайное количество гениев и подонков поднимается на поверхность в период революций и войн. И еще преступников. Или безумцев.
– А можно без лекций?
– Можно. Вы обратили внимание, что наш с вами город живет очень интересной жизнью, даже на фоне интересной жизни всей страны. Вспомните конец прошлого года…
– Меня в последнее время постоянно просят вспомнить о конце прошлого года. И, как правило, именно в машинах.
– Вы о Солдате? – голос прозвучал особенно безжизненно и отстраненно.
– О нем, – Шатов обернулся к собеседнику. – Один водитель такси сказал, что очень жалеет о том времени. Все шалавы и прочая другая шушера ужасно боялись скорой и жестокой расправы. Он вообще предлагал всех посадить в баржи и утопить в Ледовитом океане.
– Да. Это не он один. Об этом сейчас мечтают тысячи тех, чьи надежды не оправдались и не исполнились. Странно… Они жалеют о подонке, словно нет никого другого.
– Почему о подонке? В конце концов, у Солдата была идея…
– Да не было у него никакой идеи, – резко оборвал Шатова Александр. – Ему просто хотелось покуражиться и убить как можно больше народу.
– Вы говорите тоном знатока…
– Я говорю о том, что знаю. И я думаю, что именно после того Новогоднего погрома все и началось.
– Все – это что?
– Все – это дракон, сделанный из бумаги.
Шатов вздрогнул. В ушах словно прозвучал отзвук голоса из сна.
– Так вы можете подтвердить, что действительно существует некто, помечающий свои жертвы этим дурацким значком?
– Могу. Я сам держал в руках такую поделку, – Александр прикрыл глаза, откинулся на спинку сидения и говорил словно медитируя. – Есть кто-то, убивающий людей. И этот кто-то действительно оставляет такой значок у трупа.
– И все восемь человек – убиты одним и тем же…
– Или одними и теми же.
– Подождите, – Шатов вспомнил свои сомнения, – но зачем дракон? Ведь он… они вполне могут представить все как случайности и самоубийства. Зачем?
– Не знаю. И никто не знает…
– Вы хотите сказать, что за два месяца никто не смог выяснить, что происходит на самом деле? – Шатов почувствовал, как кровь запульсировала в висках. – Ни милиция, ни чекисты… Стойте, но ведь даже пресса… Почему об этом не было сообщено?
– О чем? – спокойно спросил Александр. – О том, что гибнут люди? И что это даст? Панику? Ведь совершенно невозможно предсказать, кто будет следующей жертвой. Их не связывает друг с другом совершенно ничего. Словно их наудачу выбирают из списка живущих.
– Но восемь человек!
– Восемь… – совершенно бесцветным голосом повторил Александр.
– Да, восемь. И, как я понимаю, все восемь дел скрыты от… – Шатов замялся, пытаясь подобрать термин.
– От широкой общественности, – подсказал Александр, – от средств массовой информации. Скажу по секрету, даже наши правоохранительные органы не полностью в курсе. Каждый новый дракон сразу же изымается и дело передается…
– Оперативно-поисковому отделу, – закончил Шатов, – во главе с майором Ямпольским.
– Да, и девяносто процентов времени отдел посвящает тому, чтобы не допустить просачивания информации о драконе наружу. Иначе… – Александр замолчал.
– Иначе что?
– Иначе может начаться паника. Как в конце прошлого года. Только Солдат особо не прятался, а этот… Его практически невозможно поймать. У него нет своего стиля, у него нет почерка, у него нет четкого портрета потенциальных жертв. Но он хочет славы, наш дракон. Поэтому и появляются бумажные фигурки. Если бы не они, никто не смог бы связать все это вместе.
– Хочет славы. Но если бы предупредить людей, сказать о бумажном драконе… Ведь он их когда-нибудь вырезает? И фигурку могут заметить посторонние… До убийства.
– Могут, – легко согласился Александр. – Вы помните, что творилось в наших городах после показа в начале семидесятых – или в конце шестидесятых – французского фильма о Фантомасе?
– Смутно. Мне об этом рассказывали. Зеленая рожа стала очень популярной.
– Да, не было забора без латинской «эф», каждый шутник считал своим долгом позвонить по телефону и сообщить, что через несколько минут вас посетит Фантомас. «Мне нужен труп, я выбрал вас. До скорой встречи. Фантомас.» А сколько идиотов выходило на улицы по вечерам, раскрасив физиономию, или натянув на голову чулок. Или разрезанный надувной шарик… Попытайтесь себе представить, что начнется, если станет известно о драконе. Просто попытайтесь представить.
– Очень слабая у вас позиция, – заметил Шатов.
– Это не моя позиция. Это позиция официальных лиц. Согласен я с ней или не согласен – в данном случае значения не имеет. Полагаю, что если кто-то подберется к убийце слишком близко, тот сможет обнародовать эту информацию и скрыться в водовороте шуток и подделок. И заодно прославиться.
– Меня тошнит от такой логики.
– Это ваше право. Вас будет тошнить еще сильнее, когда я вам скажу, что меня интересует только одно убийство. Убийство Кости Шкира.
Шатов засмеялся.
– Вы напрасно смеетесь. «Гиппократ» – это не просто место, в котором можно отсидеться в случае необходимости. Это символ порядка, закона для многих людей, в любой момент против этого порядка готовых восстать.
– Урки? Авторитеты?
– Называйте их как хотите. Ваше право. Но то, что нашелся кто-то, наплевавший на запрет такого уровня…
– Ваш приятель говорил, что такое было минимум три раза.
– Три? А, да, три. Один герой даже умудрился сделать это дважды. Оба эти человека, нарушившие экстерриториальность клиники умерли, продемонстрировав таким образом силу запрета. В случае с Башкировым нарушение осталось безнаказанным. И это может породить соблазн.
– А вы, значит, человек, который отвечает за поддержание порядка среди уголовников, – Шатов съязвил, надеясь, что, обидевшись, Александр раскроется.
– С большой степенью допущения, – спокойно ответил Александр, – это так. И я заинтересован в том, чтобы дракона найти и уничтожить.
– Но только за Башкирова. Если б не это, вам и дела не было бы до всех этих убийств.
– А почему мне до них должно быть дело? Этот убийца может рассматриваться как еще одно проявление стихии, если хотите. Все его убийства оформлены так, чтобы не вызвать всплеск в сводках. Его как бы и нет. В обычную неделю в городе отправляется на тот свет человек десять-пятнадцать. Я имею в виду насильственную смерть плюс результаты аварий и самоубийств. Так вот, с драконом или без него цифра остается в пределах статистической погрешности. И если бы не фигурка из бумаги…
– Его бы вообще не заметили.
– Да.
Внезапно подал голос телефон Шатова.
– Извините, – торопливо сказал Шатов, – доставая телефон. – Шатов.
– У вас все нормально? – спросил Арсений Ильич.
– Да, – Шатов почувствовал, как кровь приливает к лицу, и с трудом подавил желание оглянуться на Александра. – Мне некогда сейчас разговаривать, извините.
– Некогда? Тогда просто слушай, Шатов. Мне нужно, чтобы сегодня вечером ты побывал у последнего покойника. В его семье. Понял?
– Понял.
– В клинике все выяснил?
– Да.
– Тоже дракон?
– Тоже.
– И нет вариантов, кто именно?
– Пока не знаю.
– Ладно, я перезвоню тебе через час.
Шатов спрятал телефон. Руки дрожат, зараза.
– Так что вы от меня хотите?
Александр помолчал с минуту. Поправил воротник белой рубашки.
– Так получилось, что вы единственный, кто смог получить информацию о драконах. Более-менее полную.
– Ну?
– Я не знаю, откуда вы получили эту информацию первоначально, но было бы глупо не воспользоваться ситуацией.
– Еще один хочет воспользоваться ситуацией, – пожал плечами Шатов, – еще один хочет покататься на моей бедной шее.
– Не хочу. Я хочу, чтобы вы в случае чего сообщили о результатах своего расследования еще и мне. И все.
– Еще и вам?
– И лучше бы – в первую очередь.
– А иначе?
– Иначе? Иначе я не смогу вам помочь.
– Помочь? Вы – мне? Не смешите, – Шатова вдруг словно озарило, – вы решили, что если я достаточно долго поковыряюсь в этом дерьме, то этот самый бумажный дракон попытается убить меня? И вы сможете задержать его возле моего бездыханного трупа?
– Интересный вариант. Только совершенно фантастический. Убийца, судя по всему, не дурак. Он не станет бросаться на вас. Более того, он даже может попытаться связаться с вами, прислать вам свои мемуары для публикации. Это – максимум. А то, что вы реально можете сделать для меня, это добавить еще одну крупицу информации. Или дать возможность взглянуть на все это с другой точки зрения. Вот и все. – Александр достал из кармана визитку и протянул ее Шатову.
«Александр Гаврилин», – автоматически прочитал Шатов. Имя, фамилия и телефоны.
– Вас куда подвезти? – спросил Гаврилин.
– Я пройдусь, – сказал Шатов и открыл дверцу машины.
– Как хотите, – Гаврилин не попытался ни отговорить, ни остановить.
– Все? – спросил повернувшись к машине Хорунжий.
– Все, – кивнул Шатов, – я пройдусь.
– До свидания, – Хорунжий помахал рукой и сел в машину.
Шатов захлопнул заднюю дверцу, постаравшись это сделать как можно громче.
Машина тронулась.
Хорошая тачка, подумал Шатов. «Вольво». Те, кто отвечают за порядок среди уголовников, не могут позволить себе ездить не на крутых тачках. Положение обязывает.
А хозяин требует нанести визит в семью убитого. Шатов, прикрывая глаза рукой, взглянул на небо. Вечереет, но жара не спадает. Блин. Не спадает. И ночь, судя по всему, будет жаркая. И как бы не было грозы. Очень уж парит.
Очень.
Шатов вытер пот со лба. Совсем расклеился Жека. И психованным стал. Это ж надо, так избить человека. Это ж надо…
Вот если б голова не кружилась, было бы совсем хорошо. Не пришлось бы стоять, опершись на дерево. Еще можно просто сесть на землю и отдохнуть. Шатов почувствовал, что ему просто жизненно необходимо присесть. И именно на землю, в траву. И даже лечь.
Земля вращалась. Как в детстве, когда Шатов с пацанами, раскрутившись, как следует, с закрытыми глазами ощупывали руками теплый летний асфальт.
Хозяин хочет, чтобы Шатов поспешил. Что это значит?
Значит ли это хоть что-нибудь? Неизвестно. Совершенно.
Ну и как вам клиника, господин Шатов? Так себе, если честно. Что вы говорите? А как вам господин Гаврилин? А что господин Гаврилин? Господин как господин. Их в последнее время вьется вокруг Шатова, как мух около кучи дерьма. Одним больше, одним меньше.
Что нам удалось узнать в результате визита в клинику? О, визит как раз оказался очень результативным. Мы выяснили, что Башкиров действительно был убит, что имел место бумажный дракон. Что вообще бумажный дракон имел место во всех восьми случаях, и что наши любимые власти разобьются в лепешку, чтобы не выпустить подобную информацию в люди. Сволочи.
Всякие власти по определению без сволочности обойтись не могут, но наши, кажется, превзошли все рекорды. Они, по сути, прикрывают серийного убийцу. Или даже группу серийных убийц. И так все надежно прикрывают, что только Шатов смог получить в свое распоряжение более-менее полную информацию.
И то только благодаря Арсению Ильичу, чтоб ему пусто было.
Шатов лег в траву, подложив руки под голову. Гроза, скорее всего, будет. Вон натягивает тучи. Одна из них скоро наползет на солнце. Жуткая, черная туча. Словно туша дракона из шатовского кошмара.
Господи, привиделось же такое!
Кто ты, Шатов? Одна из теней дракона?
Почему ему примерещилось это? Полный идиотизм. Он – тень дракона. И слова Васиной тени… Он ведь действительно не мог предать. Или мог? Или Шатов просто сходит с ума, пытаясь дать рациональное объяснение нелепому сновидению.
Шатов не верил снам. И не собирался начинать им верить. Он…
– Отдыхаем? – раздалось над головой.
Шатов открыл глаза.
Кто-то присел возле него.
– Ступай себе с богом, – посоветовал Шатов.
– Сейчас, – сказал присевший, – вот только шнурки поглажу.
Неприятный голос, мелькнуло у Шатова. Нужно вставать.
– Помочь встать? – спросил тот же голос.
Шатов сцепил зубы и встал. Только попытался, потому, что на него обрушился удар. Сбоку, за ухом. Шатов не успел отреагировать. Просто потерял сознание.
