Книга: Разборки под прикрытием
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

Впервые в жизни начальнику Приморского городского отделения милиции начало казаться, что он сходит с ума. Или даже уже сошел.
Начальник отделения, естественно, очень не хотел в это верить. Он настойчиво убеждал себя, что с ним, подполковником Сергеевым, все как раз в порядке, а вот окружающие…
Приблизительно это он сказал Большому Олегу, когда тот под утро поднял подполковника с постели и сообщил, что этот самый Гринчук, мать его так, не просто приехал за своей будущей женой, а бежал из родного города, прихватив воровской общак. Причем деньги везла именно пропавшая женщина. А еще Гринчук, как говорят, был обладателем четырех миллионов долларов.
В воображении Сергеева образ стандартного подполковника милиции слабо сочетался с четырьмя миллионами долларов. Сам Сергеев не был человеком бедным, но четыре миллиона… Не бывает. Не может быть.
Вот общак при случае увести – да, это можно. Если, конечно, у тебя уже готовы пути отхода и запасные, лучше иностранные, документы. Тырить общак и потом отправляться на отечественный курорт… Люди точно сходят с ума.
И не морочь мне голову этими четырьмя миллионами, сказал Сергеев Большому Олегу. И держи пока приезжих бандитов на привязи. Вначале нужно четко понять, что делать с Гринчуком, как выпроводить его из Приморска с наименьшими потерями. Не привлекая внимания к городу. Сам курортник не уедет, пока не получит сведений о своей даме. И он честно предупредил, что пока будет разыскивать жену, будет коротать одиночество внимательным знакомством с городом и деятельностью его милиции.
Твою мать!
Так, если передавать кратко, Сергеев отреагировал на информацию, поступившую от Стоянова. Бывший однокурсник капитана живописал биографию Гринчука ярко, с подробностями, слухами, сказками и легендами. И то, что именно Гринчук прошлой зимой обезглавил две наиболее крутых группировки, что именно он буквально несколько дней назад убрал с поста начальника областного управления милиции, да так, что тот скоропостижно скончался от сердечного приступа в госпитале. И то, что Гринчук почти год наводил порядок среди наиболее богатых и влиятельных людей города, тоже было сообщено. Самым простым и объяснимым на общем фоне выглядел карьерный взлет райотдельского опера за один день от капитана до подполковника.
Кто-то его двигал, сказал Стоянов. И рассказал историю о четырех миллионах.
Сергеев задумался. Сергеев крепко задумался, предварительно выставив Стоянова из кабинета.
Если в историю с романтической игрой будущей супруги с будущим мужем Сергеев верить не собирался, то появление крупных сумм делало все происходящее более реальным. Не совсем понятно, почему для своего ухода Гринчук с супругой выбрали именно Приморск, но кроме этого всё было очень логично.
Подполковник, имея хорошие деньги, решает выйти из игры. Действительно, что-то или кто-то заставило его продолжить тянуть ментовскую лямку, уже имея миллионы. Сам Сергеев ни на секунду бы не остался на своем посту, имея подобный кусок.
Значит, Гринчук готовит отход. Вроде бы уходит из милиции на пенсию, но получает новое удостоверение в министерстве. И сдает министру начальника областного управления… Тут как раз всё объяснимо. Вполне.
Министру начальник мог не нравиться и произошел обмен – Гринчук министру отдает своего генерала, а министр Гринчуку… Удостоверение и бумагу, предписание на проверку городского отделения Приморска. Имея на всякий случай такой документ, Гринчук мог делать в городе что угодно.
Если бы он прибыл в Приморск одновременно с супругой, то спокойно порешал бы все свои вопросы, вплоть до аренды яхты или катера и ухода за кордон. Иллюзий по поводу эффективности нынешней погранохраны Сергеев не питал.
Но приехать вместе они не смогли. Что-то там случилось с приятелем Гринчука, неким Михаилом, о котором мало кто что знал, но все, если верить информации Стоянова, побаивались и легенды распускали самые невероятные – от службы дьяволу, до зомбирывания в секретный военных лабораториях.
Совсем с ума посходили, пробормотал Сергеев.
Кто-то в результате перехватил даму с деньгами. Трудно сказать, были ли у нее четыре миллиона с собой, но и общак – очень и очень лакомый кусок. Осталось выяснить, кто перехватил даму, и вернуть ее Гринчуку. Или четко указать, с реальными доказательствами, что найти ее тут невозможно, что она…
И пусть сам ищет дальше.
Сергеев взглянул на часы. Времени на размышления больше не было. Нужно в девять ноль-ноль быть у Гринчука. Господин проверяющий изволили приказать.
Приказав сидящему в приемной Стоянову следовать за ним, Сергеев вышел на улицу, сел за руль и подождал, пока капитан устроится на соседнем сидении.
– Говоришь, дома Гринчука все боятся до слез? – спросил, не оборачиваясь, подполковник.
– Хуже. Уголовники тамошние вообще считают, что тот, кто ссорится с Гринчуком, долго не живет. Загибается самым мистическим способом. Привязать к Гринчуку это не получается, но все искренне верят. История с общаком – единственная, где Гринчук прокололся.
– История с общаком… – протянул задумчиво Сергеев. – История с общаком… А что, можно попробовать.
Машина выехала со двора городского отделения, свернула направо.
Стоянов покосился на начальника – лицо того вдруг приобрело выражение уверенности. Что-то придумал начальник. Стоянов попытался представить что именно. Общак…
– Значит, смотри, – сказал Сергеев, когда остановил машину возле гостиницы. – Ты будешь везде сопровождать нашего уважаемого проверяющего. Пусть делает что хочет. Будет тебя гнать, плачь, валяйся в ногах, умоляй и просись. Нет – ходи следом в отдалении. Возьми человека четыре, чтобы не потерять его из виду. Если он будет обижаться – скажи, что это охрана. Что я распорядился. Или… Ладно, об этом я ему и сам скажу.
Сергеев и Стоянов вышли из машины.
– Жарко, – сказал Сергеев.
Посмотрел через дорогу.
– Здравствуйте, товарищ начальник! – крикнул ему сапожник, сидевший прямо напротив гостиницы у открытых дверей своего киоска.
Сапожника в городе знали все, он тоже знал всех и был своеобразным символом города.
– Здорово, Максимыч! – помахал рукой Сергеев. – Как жизнь?
Машин на улице почти не было, и можно было свободно переговариваться через дорогу.
– Всё в порядке, что со мной может случиться, – засмеялся Максимыч.
– Мои не беспокоят? – спросил Сергеев.
Пять лет назад, когда Максимыч только обосновался в своем киоске, патрульные попытались обложить сапожника налогом, но к их громадному удивлению, как-то это не заладилось. Ребята были приезжие, не знали, что еще совсем недавно Максимыч учительствовал в единственной городской школе. И почти все жители Приморска учились у него. Русский язык и литература. Патрульные потеряли работу и место жительства, срочно уехали из города.
– Не беспокоят? – переспросил Сергеев. – Нет? Ну и ладно.
Беседуя с бывшим учителем, подполковник ощущал себя чуть ли не хранителем городских традиций.
В вестибюле Сергеев взглянул на настенный часы. Без пяти девять.
* * *
– У нас осталось три часа, – Владимир Родионыч покрутил демонстративно в руках часы.
– Три часа пять минут, – меланхолично поправил Полковник.
– Четыре минуты, – сказал Браток, глядя на часы.
– Я сейчас отберу у всех часы и выброшу их в окно, – пообещал Владимир Родионыч.
Браток виновато шмыгнул носом. Ему очень хотелось уйти отсюда и заняться чем-нибудь полезным. Давно в лицей не заходил, поинтересоваться, не появилась ли снова наркота у элитных деток. И кстати, стукачей из обслуги подергать стоило. Стучат хорошо, но застаиваться им давать нельзя. Прав Юрий Иванови – ничто так не мобилизует подчиненных, как личное присутствие компетентного начальства. Компетентного.
За последние месяцы прапорщик Бортнев стал относиться к себе с возросшим уважением.
Ему даже начало нравиться чувствовать себя профессионалом в наведении порядка среди новых дворян, как их именовал Полковник. Возможно, Владимир Родионыч их именовал так же, но с ним Браток общался, слава Богу, редко.
– Что еще мы можем сделать? – спросил сам у себя Владимир Родионыч.
– Может, – предложил Полковник, – подтянем еще охрану из филиалов? Попросим наших уважаемых дворян…
– Не нужно, – Владимир Родионыч поморщился. – Предупредить Совет – мы предупредили. Кто нужно – эту информацию получил. Охрану из филиалов?..
– Не! – не выдержал Браток. – Не нужно. Мы ж задолбаемся выяснять, кто есть кто. Мы ж их в лицо не знаем. И будем потом не чужих отслеживать, а выяснять, кто из незнакомых убийца, а кто – охранник из филиала.
– Логично, – кивнул Владимир Родионыч. – С такой сметкой – и все еще прапорщик. Вы б его, Полковник, хоть старшим сделали, что ли.
Браток засопел.
– Да не обижайтесь вы, Иван, – Владимир Родионыч снова посмотрел на часы, что-то прошипел сквозь зубы и бросил часы в мусорное ведро. – Вы все правильно сказали. Это я…
Владимир Родионыч посмотрел на Полковника.
– Это мы тут соображать перестали, на бомбе сидючи. Вы за нами приглядывайте, а то наломаем дров…
– Вот-вот, – подхватил Полковник. – А если что не так – в ухо. Или свистите. Или еще как. Не стесняйтесь.
Браток почесал в затылке:
– Я тут…
– Вы тут, – подтвердил с готовностью Полковник.
– Да нет, я подумал. Там, в письме… Вот я бы написал, если бы пришлось, «после двенадцати часов дня». А там написали – «после полудня».
– И?
Браток поправил воротничок рубашки:
– Люди, которые пишут «после полудня», они козлами кого-нибудь называют?
Полковник посмотрел на Владимира Родионыча:
– А ведь верно излагает. У нас с вами есть недоброжелатели, которые говорят «после полудня» и при этом обзывают уважаемых людей козлами?
– Сколько угодно. Но подмечено верно. Еще раз – спасибо, Иван. Большое спасибо.
– Я бы пошел, – неуверенно предложил Браток. – Работа.
– Успеете, – отрезал Владимир Родионыч. – Вы лучше нам расскажите еще раз, как вы нашли письмо.
Браток тяжело вздохнул. Он это уже успел рассказать дважды. Машину оставил возле дома своей приятельницы. Утром вышел, снял машину, как положено, с сигнализации, сел за руль. Смотрит – на руле конверт. Открыл, прочитал, отвез. Всё.
Машина была на сигнализации, замок – закрыт. Не поцарапан, насколько мог видеть Браток. Идей, как туда мог попасть конверт, нет никаких. Что именно может произойти после полудня – не представляет. Еще раз – всё.
– Ладно, – сказал Владимир Родионыч. – Идите. Если что – звоните, мы телефоны больше выключать не будем. И, если хотите, возьмите себе в сопровождение кого-то из охраны. Скажите Баеву, что я…
– Я как-нибудь сам, – Браток вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– Вы ему верите? – спросил Владимир Родионыч.
– Вера людям, которые дружны с Гринчуком, чревата неожиданностями, – глубокомысленно изрек Полковник, – хотя в случае с Иваном Бортневым… Вот наблюдение за ним, для его же безопасности…
– Ага, и он, заметив хвост, просто откроет огонь. Все мы хотим жить. Я позвонил своим… э-э…
– Можно без эпитетов.
– Да, и они сказали, что ни в коем случае не имеют никакого отношения к письму, выразили уверенность, что ничего страшного не может произойти, и надежду, что смогут через свои каналы прояснить ситуацию…
– Я надеюсь, до полудня, – сказал Полковник. – А то знаю я таких козлов…
Владимир Родионыч наклонился и достал из мусорного ведра свои часы. Посмотрел на циферблат. Девять часов тридцать пять минут.
* * *
Гринчука Сергеев нашел в ресторане.
– А мы – завтракаем, – сказал Гринчук. – Завозились с утра, глядь на часы – скоро девять, а мы еще не поели. Правда, Аркаша?
Аркаша молча кивнул, демонстрируя, что мясо его сейчас интересует куда больше, чем приход начальника городского отделения милиции. Начальник городской милиции, кстати, также полностью проигнорировал Клина.
– Присаживайтесь, – гостеприимно предложил Гринчук. – Вас чем-нибудь угостить?
– Может, отойдем в сторону? – Сергеев наконец посмотрел на Аркашу.
– А что, мы будем обсуждать что-то секретное? – Гринчук сделал удивленное лицо.
– Нет, – спокойно ответил Сергеев, присаживаясь к столу, – просто он вдруг услышит что-нибудь эдакое, вы уедете потом, а ему потом с этим жить… Правда, Аркаша?
Клин отложил вилку и нож, встал и отошел к бару.
– Он всегда был умным, – сказал Сергеев. – Я еще тогда опером был…
– А теперь вышвырнули его из города, как…
– Я вышвырнул? – совершенно искренне удивился Сергеев. – Зачем мне его вышвыривать? Я бы его просто не пустил. Дорога у нас одна, блок-пост на въезде. Ехал он с вокзала на машине, его, как положено, записали, мне через час сообщили… А могли просто не пустить.
– Он что – врет? – Гринчук оглянулся на официанта, тот подошел и налил воды в фужер. – А вчера ночью его чуть не убили.
– Мои? – брови Сергеева удивленно приподнялись.
И Гричнук ему поверил. Вот это «мои» было произнесено с такой уверенностью, что стало понятно – подполковник о «своих» знает всё. Уверен, что знает всё.
– Ну, не ваши, так не ваши, – Гринчук отпил воду из фужера. – Не об этом мы хотели с вами поговорить. Я хотел узнать, что вы предприняли для розыска…
– Всё, что смогли, – Сергеев прищурился. – Действительно, всё, что смогли. Фотографию, которую вы дали, мы размножили, и мои люди – плюс не только мои – с самого раннего утра обходят магазины, кафе, рестораны… квартиры и дома, расспрашивая, не видел ли кто-нибудь…
* * *
– Ты вот эту бабу не видел? – спросил младший сержант Федин у сторожа на причале. – Вот, смотри.
Федин этот вопрос задал уже раз сто, но пока безуспешно. Попробуй, запомни в такой толпе. В этом сезоне народу – миллион! Баба, конечно, заметная, но тут заметных баб…
– Видел?
– Видел, – сказал сторож неожиданно. – Это… Позавчера вечером. Точно. Я так глянул – какую фемину себе Игорек оторвал. Думал, он ее сейчас к себе на яхту – и на ночь в море. Игореха рассказывал, что у него уже штук сто баб таким образом… Парус, говорит, море, ночь, шампанское… Нужно, говорит, быть последней сволочью, чтобы в таких условиях не оставить даму удовлетворенной. Но нет. Она там на яхте пробыла, ну, минут десять и ушла. А Игорек…
Федин оглянулся на соседний причал, там был его напарник, сержант Ибрагимов.
– А Игорек на яхте так и остался. Вернее, потом выходил, просил, чтобы я смотался в магазин, за сигаретами. Сказал, заказчик велел сидеть на яхте, ждать, чтобы в любой момент, значит, отплыть.
Федин свистнул, махнул рукой Ибрагимову.
– Какая, говоришь, яхта?
– Так вон, – сторож указал рукой. – «Звезда».
* * *
– Пока никто ничего не видел, обидно, конечно… – Сергеев пожал плечами.
– И у вас ничего пока нет… – подвел черту Гринчук. – Но вы пришли ко мне не только за этим. Что-то у вас крутится, извините, на языке. Или, если выражаться красивше, громыхает за пазухой. Какая-то каменюка, которой вы хотите дать мне по голове, но еще не решили, в какой именно момент. Давайте, плюйте! Или доставайте камень.
– Камень, камень… – Сергеев внимательно посмотрел в лицо Гринчука. Интересно, как он примет удар. – Мы тут навели справки…
Сергеев взял чистый фужер с соседнего столика, налил себе воды и выпил.
– Не перетягивайте паузу, – посоветовал Гринчук. – Сейчас в театре это уже не актуально.
– Да я не тяну паузу, думаю – с чего начать.
– Начинайте со второй фразы. Так советуют великие. Если не можете придумать первую фразу, начинайте со второй. Давайте, что там у вас.
– И вы решили смыться через Приморск, – сказал, недобро улыбнувшись, Сергеев. – На какой-нибудь яхте.
* * *
– Она сказала, что придет рано утром. Оставила залог – хороший залог – шмотки, там, свои и ушла. Если, говорит, запоздаю – сиди на яхте и жди. Хоть сутки, хоть двое. Гонорар, говорит, удва… удваивается, – Игореша еще не совсем проснулся.
Федин с Ибрагимовым только что бесцеремонно подняли его с надувного матраца – Игореша любил спать на палубе и не любил спорить с милицией.
В Приморске вообще не любили спорить с милицией.
– И больше ничего не говорила? – спросил Федин. – И номера телефона не оставила? На всякий случай.
– Не-а! – мотнул нечесаной головой Игореша и зевнул. – Сказала – зовут Инга. Сказала – придет.
– И всё?
– И сказала, что руки пообламывает, если я еще раз попытаюсь к ней прикоснуться, – Игореша оживился. – А я ж только тронул за попку… Такая аппетитная попка! И грудь. Такая роскошная… Но удар с правой у фемины – пушечный. Я метра на два отлетел, честное слово. Не женщина – мечта. Вы мне эту фотку не оставите? Я…
Федин посмотрел на Ибрагимова. Тот неопределенно хмыкнул. Им приказано было искать. Они нашли. В принципе – можно доложить и уходить.
– Ты сказал – шмотки ее остались? – решил все-таки уточнить Федин.
Некоторые сослуживцы считали его въедливым занудой, но младший сержант мечтал сделать карьеру, поэтому старался выглядеть в глазах начальства компетентным и внимательным.
– Две сумки, – Игореша вынес из каюты две небольшие спортивные сумки и поставил на палубу. – Будешь обыскивать?
– Осматривать, – поправил Федин.
В одной сумке оказалась женская одежда. Во второй… Ибрагимов снял фуражку и почесал в затылке, а Игореша, заглянув через плечо Федина, утробно сглотнул и пошел на корму яхты.
* * *
– А теперь первую фразу, – попросил Гринчук.
– Пожалуйста. Вы украли воровской общак и приехали к нам, – Сергеев внимательно смотрел в лицо Гринчука, но оно не дрогнуло.
Официант сунулся, было, к столику, но Гринчук жестом отправил его прочь.
– Общак, говорите…
– Да не я говорю, а парни, которые приехали к вам в гости, чтобы с вами по этому поводу переговорить.
– Чушь.
– Наверно, – Сергеев щелкнул пальцами. – Наверно. Я, конечно, не разбираюсь во всех ваших внутренних делах: Мастер, Зеленый… Лёвчик. Я ведь правильно сказал – Лёвчик?
Вот теперь в глазах Гринчука что-то дрогнуло. Зрачки стали меньше?
– Некто Лёвчик вроде бы пришел к Али – есть такой Али в вашем городе? – и сказал, что это не Мастер, а вы украли общак. Его до полусмерти испугали, держали в какой-то больнице… А потом его внезапно отпустили.
Гринчук молчал. Он сидел неподвижно, только пальцы его мяли в руках льняную салфетку. Будто сами собой, не обращая внимания на неподвижность всего тела.
– Вы уж извините, но после нашего звонка к вам в областное управление, информация о вашем пребывании здесь просочилась и к уголовникам. Нехорошо так совпало… И вот, по моим сведениям, трое бандитов сейчас находятся в Приморске и жаждут встречи с вами, – Сергеев уже улыбался совершенно откровенно. – Вы все еще хотите остаться в нашем городе, или вам помочь добраться до вокзала?
Гринчук молчал.
Сергеев его не торопил.
Бедняга проверяющий из министерства! Все рассчитать, подготовиться и…
– Я остаюсь, – сказал Гринчук.
– И вам не страшно…
– А почему мне должно быть страшно? Трое уголовника, которые что-то бредят? Пусть они вам заявление напишут. Что мол, подполковник Гринчук самым подлым образом увел у них общак, который они пополняли за счет отчислений из каждой украденной суммы. И теперь уголовники не могут согревать своих на зоне, помогать вдовам и сиротам, в купе с инвалидами уголовного фронта. Пусть…
– Они вас просто убьют, Юрий Иванович.
– Они меня просто поцелуют в задницу, извините на добром слове. Они мне еще должны предъявить, потом зацепить меня, пообщаться и выяснить, куда я спрятал – если спрятал – украденные деньги, – Гринчук отбросил салфетку в сторону.
– А если у них это получится? Они – или кто-то – вас все-таки заполучат? Я почти уверен, что у них это может получиться, – Сергеев развел руками. – Сожалею, но даже я не могу вам гарантировать безопасность.
– В этом случае, – подчеркнул Сергеев.
– А сдается мне, что вы угрожаете…
– Да, – улыбнулся Сергеев. – Даже не угрожаю, а сообщаю вам о возможной угрозе. И, кроме того, чтобы уж совсем закончить этот разговор, вынужден высказать одно болезненное для вас предположение. Очень жаль, но вашу супругу, пожалуй, похитили. И не столько ее, сколько те деньги, которые она имела при себе.
Лицо Сергеева снова стало серьезным.
– Мужественная женщина – приехать сюда с такими деньгами!
– С какими деньгами?
– Точно не знаю. Если даже отбросить слухи о четырех миллионах долларов, то общак… Я не хочу знать, сколько там именно денег. Догадываюсь, что за такую сумму в наше непростое время можно убить не одного человека. И, похоже…
У Сергеева зазвонил мобильник. У серьезных людей стало признаком хорошего тона ставить на мобилках звук звонка старого канцелярского телефона.
– Да, – сказал Сергеев, не отрывая взгляда от Гринчука. – Что? Сколько? Хорошо, скоро буду. Да, лично буду.
Сергеев выключил телефон.
– Нашлись вещи вашей жены, – сказал, помолчав, Сергеев. – Две сумки. В одной из них… Какая сумма наличными могла быть у вашей жены с собой?
– У нее была кредитная карточка, – на лице Гринчука проступили желваки. – Где нашли сумки?
– На борту яхты, которую она арендовала вечером накануне вашего приезда. И в одной сумке было обнаружено пятьсот тысяч американских долларов в банковских бандеролях. Пятьдесят пачек в стодолларовых купюрах. Не хотите мне это объяснить?
Гринчук встал из-за стола:
– Я хочу посмотреть.
– Конечно, – Сергеев вскочил со стула. – Вас проводить?
– Пошли, – сказал Гринчук и вышел из зала.
От бара за ним следом быстрым шагом вышел Аркаша.
Сергеев поманил официанта пальцем:
– Деньги за завтрак запиши на мой счет.
– Извините, – виновато улыбнулся официант. – Но он… они заплатили сразу. Сказали, что можете появиться вы и забрать их куда-нибудь по срочному делу.
Улыбка Сергеева несколько померкла.
* * *
– Вы знали, что я за вами приеду и заберу? – спросил Сергеев, когда машина тронулась.
– Естественно, – кивнул Гринчук. – Я же вас вызвал к девяти. Вы, как человек, которого я должен проверять, захотите мне что-нибудь показать.
– И вы не знали, что мы найдем вещи…
– Откуда? Вы совсем уж… Промолчу, чтобы не подрывать авторитет начальства в глазах его подчиненного. А то еще и подчиненному карьеру испорчу. Правда, капитан?
Стоянов, сидевший на заднем сидении вместе с Аркашей, тактично промолчал. Он славился умением тактично молчать в нужных случаях.
– Ваша супруга оставила такую сумму и не пришла. Ее наверняка…
– Послушайте, коллега, – голос Гринчука был холоден и зол. – Подумайте хоть немного. Если бы мою жену похитили ради денег, которые она, естественно, не держала в гостинице, и силой вырвали у нее информацию о том, где хранятся деньги… То и о полумиллионе в сумке на яхте они бы тоже знали. Знали бы, черт вас всех побери. Полмиллиона – это очень серьезные деньги. Очень. И это значит, что не деньги нужны были похитителям.
– А что?
– Вот этого я пока, к сожалению, не знаю.
Машина выехала к причалам. Там уже стояли три автомобиля – один милицейский и два «джипа».
Увидев их, Сергеев выругался.
Большой Олег приветственно помахал рукой. Сергеев оглянулся на Гринчука, вышел из машины и двинулся навстречу Большому Олегу.
– Тут понимаешь, какое дело, – сказал широко улыбаясь Олег, – я ведь своим тоже фотки дал. Ну, вот они и подошли к здешнему сторожу. А он даму узнал, да еще сказал, что менты уже приходили, нашли шмотки на яхте и миллионы зеленых денег.
– Полмиллиона, – автоматически поправил Сергеев.
– Да какая разница! – засмеялся Олег. – Ясно же, что ты сам немедленно приедешь сюда, да еще, наверное, с таинственным проверяющим… А ты еще и Аркашу привез, блин.
Улыбка слетела с лица Большого Олега, он, выматерившись, сделал знак своим парням, топтавшимся возле «джипа», и двинулся к Аркаше. Тот как раз выбрался из машины, заметил надвигающуюся опасность и начал озираться в поисках укрытия.
– Стоять! – приказал Гринчук.
Большой Олег удивленно остановился, а его парни продолжали двигаться к Аркаше.
– Ты мне? – спросил Олег.
– И им тоже, – Гринчук шагнул в сторону и оказался на пути первого из парней. – Тебе тоже, мальчик.
Мальчик отреагировал быстро, но, как оказалось, неправильно – попытался просто отодвинуть возникшую преграду. Как ветку в лесу.
Он протянул руку. Рука вдруг выгнулась и хрустнула в локте. Мальчик попытался крикнуть, но боль была такой острой, что перехватила дыхание и заставила опуститься на колени.
Гринчук быстро его обыскал, удовлетворенно кивнул. Бедняга сегодня вышел на прогулку с пистолетом под мышкой. То ли парень был патриотом, то ли просто не наскреб денег на импортную навороченную пушку, но пистолет у него был «макаров», на двенадцать патронов.
– Еще раз повторяю – стоять! – приказал Гринчук, передергивая затвор.
Все замерли.
– Просто так, для общего развития, у меня плохое настроение и я настроен, извините за каламбур, стрелять без предупреждения. Не стоит нападать на сотрудника милиции. И вообще, не стоит нападать.
Наконец опомнился Большой Олег:
– Это ты мне? Мне угрожаешь?
Олегу просто очень давно никто не перечил. Были иногда размолвки с мэром и Сергеевым, но чтоб вот так, первый встречный. Даже если он из министерства.
Вмешался Сергеев.
Перестрелка не входила в его ближайшие планы. У него в голове пронеслась мысль о том, как забавно будет смотреться в рапорте упоминание о том, что подполковник Гринчук погиб в перестрелке с местным авторитетом в его, подполковника Сергеева, присутствии.
– Всем стоять! – вскричал подполковник, выдергивая из своей кобуры пистолет.
Капитан Стоянов замер в нерешительности. С одной стороны, нужно было поддержать начальство, с другой – пистолет он уже давно не носил.
От милицейской машины что-то закричали. На свет божий появился автомат, еще два милиционера бежали по пирсу, на ходу доставая пистолеты.
Гринчук посмотрел на часы.
– Перестрелку на одиннадцать десять заказывали? – спросил он холодно, рассматривая Большого Олега поверх пистолетного ствола. – У меня настроение сегодня – как раз для стрельбы.
Большой Олег медленно закрыл глаза, выдохнул воздух.
– Всё нормально, – сказал он через несколько секунд. – Всё путем. Ты, что ли, Гринчук?
– Угадал, призовая игра.
– Какая там игра, – нашел в себе силы улыбнуться Олег. – Абрек сказал. Он о тебе много чего сказал. Я думал – приукрашивает.
– Абрек не может приукрашивать, у него для этого мозгов не хватает, – Гринчук опустил пистолет. – Так это он у тебя гостюет? Быстро, однако, добрался. Что еще рассказать успел?
– Знакомьтесь, – тяжело вздохнув, сказал Сергеев. – Это – подполковник Гринчук. А это – Большой Олег.
Сергеева жутко раздражала нелепость ситуации – начальник городской милиции официально представляет проверяющему из министерства городского авторитета.
– А давай не будем жать руки, – предложил Гринчук. – Мараться друг о друга… Что о нас подумают окружающие?
Застонал бедняга со сломанной рукой. Попытался встать с песка.
Гринчук посмотрел на пистолет в своей руке, перевел взгляд на пострадавшего:
– Разрешение на ношение у него хоть есть?
– Обижаете, – усмехнулся Олег. – Конечно, есть.
– Тогда – ладно. Поскользнулся, упал. – Гринчук тщательно обтер пистолет своим носовым платком и уронил оружие в песок.
– Это чтобы не было соблазна чего-нибудь соорудить с применением моих отпечатков, – пояснил Гринчук Олегу. – Ненавижу оставлять соблазны. Пошли смотреть вещи.
* * *
Яхта еле заметно покачивалась на легких волнах, солнечные блики скользили по лицам людей, словно хотели растормошить, отвлечь от мрачных мыслей. Море, солнце – люди просто обязаны радоваться жизни, были уверенны солнечные зайчики, но ничего у них не получалось.
– Вещи ее? – спросил Сергеев.
Гринчук поднялся с корточек, кивнул:
– Ее. А деньги мои.
– А деньги, – сказал Сергеев, – мы пока изымем и приобщим. А вот когда…
– Слышишь, ты! – выкрикнул Гринчук, резко обернулся к подполковнику, но взял себя в руки и снова заговорил нормальным, правда, чуть хрипловатым голосом. – Деньги я заберу прямо сейчас. По двум причинам. Первая – эти деньги я лично снял со своего счета, у меня есть все бумаги, вместе со списком номеров купюр…
– Какая предусмотрительность! – всплеснул руками, стоявший возле мачты Олег. – Все купюры не поленились переписать!
– Посмотри внимательно – деньги в бандеролях, новые. У них даже номера подряд.
– Похоже, – не мог не согласиться Большой Олег.
Сергеев молчал.
На яхте кроме их троих не было ни кого – всех предусмотрительно отправили на причал, подальше.
– Это – во-первых! – Гринчук поднял вверх указательный палец. – А, во-вторых, ты, сука, мне поперек ничего не говори и делать не вздумай. Я ведь пока с тобой разговариваю только потому, что надеюсь все решить полюбовно, между подполковниками. Мне глубоко насрать на тебя, на ваш город, на уголовников ваших и ваши интимные с ними отношения…
– Только об интимных отношениях… – запротестовал Олег.
– Рот закрой! – Гринчук сказал тихо, но с такой яростью, что ироничная улыбка слетела с лица Большого Олега. – Хочешь вести со мной дела официально? Тогда я звякну в министерство, и к концу дня здесь будет столько народу в погонах, что курортников придется выселять для освобождения жилплощади. Въехал?
Сергеев щелкнул пальцами. Еще раз.
– Пальцы поломаешь… – предупредил Гринчук, – …если так нервничать будешь.
Низко, почти над самыми головами пролетела чайка. Сергеев вздрогнул и проводил ее взглядом.
– Думаете, я случайно приехал именно в ваш городок? Что, курортных жемчужин на побережье не хватает? – Гринчук огляделся и сел на сидение возле штурвала. – Случайно, как полагаете?
– А что – нет? – спросил Олег.
Сергеев молча сел на рундук возле мачты, так, чтобы видеть и Олега, и Гринчука. Разговор, похоже, переходил в новую фазу. Гринчук, видимо, решил внести некоторую ясность в ситуацию. В такой ситуации лучше дать поговорить Гринчуку и Олегу.
– Я вам сказку расскажу, хотите? – спросил Гринчук. – О страшном городе Приморске, где человек может оставить свою душу. И о подполковнике Гринчуке, которому надоело быть на побегушках.
– Это я уже слышал, – не выдержал Сергеев.
– Да? И про то, что в Приморске исчезают люди, тоже слышал?
– В Приморске? – почти искренне удивился Сергеев. – В Приморске, между прочим, процент раскрываемости один из самых высоких…
– Не в Приморске исчезают, конечно не в Приморске, а по пути из него. Вы же и меня хотели запустить по тому же конвейеру. Вывезли бы, на ночь глядя, из города, остановили машину на перевале – и вместо меня на Узловую приехал бы уже кто-то другой, но по моим документам. Вы бы еще и на роль моей Инги какую-нибудь шалаву подставили… Вы же по такому сценарию работаете? Только не нужно мне вот сейчас перечить – все участники нашей задушевной беседы знают, что я прав. И то, что я это говорю вам, а не, скажем, министру, примите как знак того, что со мной можно договориться.
Сергеев и Олег переглянулись. Отвели взгляды.
– С каких-то пор ваш городок стал опасным для обычных… пардон, нет, не для обычных, а для влиятельных людей… и чего только ни болтают!
Слышали бы, какие страсти мне рассказывал некий Мастер, когда я просто поинтересовался, чего это он приехал из Приморска сам не свой – поначалу от людей шарахался, руки не подавал, кушал в одиночку… Это Мастер – авторитет и держатель общака! Как у него тряслись руки, когда он тянулся за ножом, чтобы меня пырнуть! Он мне не сказал, что тут произошло… Как заколдованный бормотал что-то о том, чтобы я сам попробовал, чтобы я сам узнал, как это – оказаться в Приморске, – Гринчук запрокинул голову, глядя, как в небе кружатся птицы. – И вот я в Приморске! Сбылась мечта идиота…
Гринчук замолчал. Сергеев и Олег тоже молчали. Спорить с Гринчуком? Убеждать его… В чем?
– И не нужно со мной спорить. Я просто излагаю. Излагаю. Не знаю, кто или что тут у вас окопалось и всем заправляет – черт, дьявол или секретные службы. Меня это не волнует. Я это уже говорил другим людям, но меня, похоже, не поняли.
Мы с Ингой здесь проездом. И только потому, что кто-то там, на самом верху, запретил всем вмешиваться в дела Приморска. То ли боятся, что здесь действительно нечисто, то ли хотят потихоньку всё прибрать к своим рукам… Не знаю. Или их слишком много, не могут договориться о дележке таинственного архива с компроматом, который позволяет держать в кулаке очень многих людей… если такой архив существует. Никто не хочет рисковать – и жизнерадостно лупят по рукам своих коллег… Дабы не завладели они этим страшным секретом Приморска.
Есть такая фигня в трековых гонках, когда велосипедисты стоят неподвижно, сохраняя равновесие, дожидаются, кто первый не выдержит и поедет к финишу. Дожидаются, чтобы потом рванут следом и обойти.
Но мне на это наплевать. Мне нужно было сюда приехать, нанять лодку и уйти. С деньгами. И не моя вина, что кто-то из вас…
Гринчук встал.
– Вам не нужно шума. Ведь кто-то ждет повода, чтобы перевернуть весь ваш Приморск. И я могу им этот повод дать. Или договориться с вами. Тихо. Отдайте мне Ингу.
– И деньги, – тихо сказал Большой Олег.
– И деньги. И я уеду. Если нет…
– А если я прямо сейчас тебя грохну, – Олег сплюнул на палубу. – Грохну тебя, закатаю в тряпку, привяжу к ногам железяку и вот с этой самой яхты утоплю подальше от берега? А, мент?
Гринчук подошел в Олегу вплотную, заглянул в глаза. Олег свой взгляд не отвел. Смотрел спокойно, уверенно.
– Не сможешь, Олежка. Не сможешь. Теперь – не сможешь. Теперь у тебя – и у него, – Гринчук небрежно, через плечо, указал на Сергеева, – нет другого выхода. Вы думали, это меня загнали в угол – общак, приехавшие пацаны… А тебе кто-нибудь поверит из уважаемых людей, что ты меня просто так убил, а не для того, чтобы общак ворованный зажать? Крысой хочешь быть? И ты своему приятелю, подполковнику, уже доказал, что это не ты Ингу взял? Там было не четыре миллиона, а больше шести. Ты долго будешь ему объяснять, что грохнул меня не для того, чтобы замести следы этих денег. Ты ведь не поверишь ему, Толик?
Сергеев снова промолчал.
– И ты не позволишь меня замочить, подполковник Сергеев. По той простой причине, что мое убийство или пропажа или что угодно – сразу привлечет внимание. И те, кто там, на самом верху, наконец, получат повод раскатать ваш город по камешку, в поисках виновных. И шести миллионов долларов. Такие деньги просто так не исчезают. Если станет известно что здесь пропали такие деньги – золотая лихорадка на Аляске покажется детсадовским пикником. Ваши же ребята начнут друг другу глотки резать. И в этом смысле – единственный для вас выход тихо отпустить меня. С женой и деньгами.
– Не трогали мы твою жену, – сказал Сергеев.
– Не трогали, – подтвердил Олег.
– И я вам должен поверить на слово?
– Мне что – забожиться? – Олег снова плюнул на палубу, растер ногой. – Я о твоей бабе до вчерашнего дня знать не знал. И о тебе – тоже. Век бы тебя не видеть!
Гринчук очень правильно обрисовал картину – выхода не было. Для Олега – не было. Ему не поверят, что он просто так убрал Гринчука. И что Гринчук просто так исчез.
Но он действительно не знал, кто украл эту чертову Ингу. Не знал он!
– Не нужно истерик, – поднял руку Гринчук. – По порядку – народ у вас здесь пропадал?
Сергеев посмотрел на Олега, тот пожал плечами.
– Пропадал? – повторил вопрос Гричнук.
– А давай съездим к Дедову, – предложил вдруг Большой Олег.
Действительно, подумал Сергеев, какого черта! В конце концов, раз пошла такая пьянка… Сереге тоже стоит поломать голову.
– Кто такой Дедов? – спросил Гринчук.
– Наш мэр, – объяснил Сергеев, вынимая из кармана мобильный телефон.
– Ты ему только ничего пока не объясняй, – посоветовал Большой Олег. – Там все сразу и скажем. А то знаю я его!
– Привет, – сказал Сергеев в трубку. – У нас есть проблема. Да. На троих. Через двадцать минут. Да, в двенадцать пятнадцать. Едем.
Сергеев спрятал телефон.
– Где? – спросил Олег.
– У него на даче.
– А тогда я возьму с собой ребят, – Олег извлек свой телефон, набрал номер. – Две машины… Еще две машины. Полных, твою мать. Со стволами, по-серьезному. На третьем километре – через пятнадцать минут. А меня не колышет! Успеть!
– У-у, – протянул Гринчук, – как у вас тут всё! А с виду – такой тихий городок. Море, солнце…
* * *
Возле кафе моря не было, зато солнца – сколько угодно. Лето выдалось жаркое. Сухое и жаркое, как никогда. Браток обсудил этот важный момент с директрисой кафешки, благосклонно принял стакан холодного сока и медленно, мелкими глотками выпил. Директриса молча ждала продолжения разговора. Братка она не особенно любила, но стучала ему обо всем регулярно и подробно. Глаз она имела наметанный, опыта жизненного у нее было хоть отбавляй, так что информация у нее была всегда точная и свежая.
Гринчук, уезжая, особо рекомендовал ее Братку.
И кормят у нее хорошо.
– Ладно, – сказал Браток. – Я, пожалуй, поеду. Смотри, Николаевна, в ближайшее время может начаться непонятка… Если кого странного заметишь, или что услышишь…
– Это какая непонятка? – уточнила Николаевна.
– Слушай, ты взрослая женщина. Тебе скоро пятьдесят лет. Ты похоронила двух мужей и четыре раза была под следствием. И ни разу не села. С такими талантами ты сама все поймешь, – Браток достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, вынул купюру и положил ее на стол. – За сок.
– Какие деньги! – как обычно запротестовала Николаевна, и Браток, как обычно, поставил на купюру стакан.
– У меня высокие моральные принципы. Заратустра пить нахаляву не велит.
Заратустру Браток перенял у Гринчука.
Очень уж хорошо действовало это имя на некоторых собеседников.
Кто думал, что прапорщик цитирует «Двенадцать стульев», кто просто замолкал, подавленный эрудицией.
Еще когда только поднимался вопрос о том, что Браток остается один пасти новых дворян, прапорщик волновался: дескать, не сможет он соответствовать высокому духовному уровню элиты.
Так и сказал Гринчуку:
– Я, Юрий Иванович, имею среднее техническое образование. У нас в техникуме, конечно, эстетику преподавали, я, там, Леонарда от других черепашек-нинзя на слух отличу. Типа, Мона Лиза и Давид, но если меня кто-нибудь чего из этих спросит… Стыда ведь не оберемся. Не люблю я лохом выглядеть. Книжки сейчас читаю иногда, картинки смотрю… Но вы сами посудите… Вот сейчас нас с вами пригласили на выставку… этой… как ее, лохматой… Современное искусство. Вы хоть смогли разговор поддержать, а я… Фигня на стенах, фигня из камня. Из проволоки фигня. Стою и молчу.
Гринчук выслушал Братка серьезно. Раскланялся с проходившим мимо Полковником. Потом взял с подноса у проходившего мимо официанта бокал с шампанским и прочитал первую и единственную лекцию по искусствоведенью.
– Понимаешь, Иван, – сказал Гринчук, – подавляющее большинство нынешних эстетов разбирается в современном искусстве приблизительно так же, как и ты, только не подают виду. Для того, чтобы в самой продвинутой и крутой тусовке сойти за тонкого ценителя этой фигни, тебе нужно запомнить всего три слова. И научиться их склонять по падежам и числам. Всего три слова: инцест, суицид, концептуально. Повтори!
Браток повторил.
– Отлично, – похвалил Гринчук. – Что сие обозначает знаешь?
– Это… кровосмешение, самоубийство и…
– Молодец. Теперь свободно комбинируя эти три важных слова, смело отвечай на любые вопросы.
– Это как? – не понял Браток.
Ему всегда казалось, что искусство вещь сложная и заковыристая, и тремя словами…
– Хорошо, задай мне вопрос. Умный вопрос вот об этой, – Гринчук ткнул пальцем в первую попавшуюся скульптуру, – загогулине.
Браток кашлянул, неуверенно посмотрел на скульптуру.
– Давай-давай, – подбодрил Гринчук.
– Это… чего хотел выразить… – Браток лихорадочно вспоминал уроки эстетики в техникуме. – Что хотел сказать скульптор этой работой?
– О! – поднял указательный палец Гринчук. – На мой взгляд, автор концептуально выражал свое отношение к суициду. Въехал?
Браток восхищенно посмотрел на Гринчука и кивнул.
– А вот теперь, Ваня, выпей для храбрости шампанского, подойди к вон той экстравагантной даме – владелице салона, и сооруди что-нибудь из вновь приобретенных знаний.
– К ней? – засомневался Браток.
Даме было всего лет двадцать пять, декольте у нее было головокружительной глубины, но она закатила такую речугу перед открытием, так уверенно говорила что-то о перформансах и инсталляциях, что Браток проникся к ней безграничным уважением, как к тонкому ценителю и глубокому знатоку…
Но спорить с Юрием Ивановичем он не стал и отправился к владелице салона, которая как раз отшивала очередного воздыхателя.
– Ну, вам чего? – спросила она, с нескрываемым презрением рассматривая милицейского прапорщика, который и пригласительный-то на открытие получил только за компанию со своим страшным и таинственным начальником.
Браток набрал воздуха в грудь и выдал фразу…
…Утром Браток долго рассматривал лежащую рядом с ним владелицу салона, которую, как оказалось, звали Машей, и думал, как странно, все-таки устроена жизнь. И не мог понять, как фраза: «Мне кажется, что концептуально эта картина стоит между суицидом и инцестом» может заставить образованную женщину вначале удивленно посмотреть на говорящего, потом выдать часовую лекцию о картине, а потом настойчиво потребовать у прапорщика интимной близости.
Странная штука – жизнь, подумал тогда Браток, еще раз убедившись в гениальности Юрия Ивановича… В том, что в его этом… цинизме, есть глубокий смысл.
И стал постоянным гостем на очередных перформансах и инсталляциях. Машка, кстати, почти не ревновала. Есть в богеме свои достоинства.
– Если концептуально отказаться от инцестуального суицида, – сказал Браток, немного забывшись, Николаевне. – Ладно, пошел я.
Кафе стояло в тихом месте, называлось «У озера» и названию своему полностью соответствовало. Рядом было небольшое озеро, обсаженное ивами. По озеру, среди цветущих кувшинок, плавали лебеди.
Браток посмотрел на часы. Подошел к своему «джипу» и возле самой машины спохватился.
* * *
– Мобилу на столике забыл, – объяснял через полчаса Браток Полковнику и Владимиру Родионычу. – Прикиньте, блин… Подошел к машине, чего-то, думаю, не хватает. Телефона. Я повернулся и пошел назад, к кафе… Отошел шагов на двадцать…
* * *
«Джип» взорвался на удивление негромко. На открытом пространстве звук взрыва был похож на сдвоенный выстрел пистолета. Силы его хватило как раз на то, чтобы вырвать левую переднюю дверцу и изуродовать салон.
Машина даже толком не загорелась. Но если бы в ней кто-нибудь сидел, шансов уцелеть у него не было.
* * *
– И ведь тачка совсем новая! – сорвался на крик Браток и уронил на пол стакан с коньяком, который ему предложил Полковник. – В три минуты двенадцатого рвануло… Козлы… А я бронежилет надел…
– Спокойно, Ваня, спокойно… – Полковник похлопал Братка по плечу, – всякое бывает, могло быть и хуже…
Как оказалось через полчаса – могло. И было.
В подвале Большого дома ровно в тринадцать ноль-ноль одновременно рвануло одиннадцать зарядов, напрочь выведя из строя водопровод, канализацию, электричество и телефоны.
– Вы полагаете, – это уже неприятности, или только преамбула? – холодно осведомился по телефону Владимир Родионыч у Полковника и, не дожидаясь ответа, сообщил, что на его телефон поступило очень краткое сообщение. – Кто-то знал мой номер и прислал всего два слова: Уберите Зеленого.
– Про козлов ничего не было? – спросил Полковник.
* * *
Сергей Петрович Дедов привык ощущать себя Хозяином. Хозяином города, людей, своей судьбы, в конце концов. С ранней юности он понял, что даже если не удается быть действительно Хозяином, то ощущать себя Хозяином никто запретить не может.
Вначале ты начинаешь себя ощущать, а потом, если действительно очень хочешь и стараешься, становишься. И постепенно отвыкаешь, что для кого-то эти твои ощущения могут быть совершенно безразличны.
И ладно бы, от кого чужого исходило подобное хамство. То, что здесь начал качать права какой-то подполковник из министерства, еще можно было стерпеть. Он не знает обычаев, местных законов, правил поведения… Он чужак, не способный понять, на чем держится порядок в Приморске, что заставляет людей вести себя так, а не иначе.
Но когда местные, властные и посвященные, Сергеев и Олег привезли с собой Гринчука и в его присутствии заговорили о делах смертельно опасных – Дедов не выдержал.
Его хватило минут на десять спокойной светской беседы.
Привет, привет! Как дела? А, это тот самый супруг… Не нашли еще? Жаль… Что значит – на хрен? Вы что себе позволяете? А ты, Олег, не лезь… Что ты сказал? Заткнуться? Ты у меня дома! И я не позволю… Ты мне угрожать?! Хоть ты ему скажи, Анатолий… Да вы совсем мозги потеряли! О чем вы…
Дедов даже попытался вызвать своих референтов, Колю и Володю, но Коля как раз лежал без сознания на крыльце, а Володя задумчиво смотрел в дуло автомата. Люди Большого Олега дачу заняли быстро и без стрельбы. Им было строго приказано – без крови. Все-таки со своими разбираемся.
Да и сколько их там было, своих: два референта, водитель и повар. Сопротивляться попытался только Коля.
Наблюдая за всей этой суетой, Гринчук молчал.
Вконец издерганный Аркаша сидел в кресле-качалке, стараясь не терять из виду Гринчука. Хоть Олег и не пытался сейчас расправиться с Клином, но береженого…
– Не кипешуй, а спокойно все рассказывай, – посоветовал Олег.
Сергеев кивнул.
– Это ведь с твоих все началось. И ты у нас работаешь по этой части, – давно Олег мечтал увидеть, как бледнеет эта зажравшаяся сволочь. – Я ж тебе все объяснил и обрисовал. Этот…
– Еще раз покажешь на меня пальцем, – предупредил Гринчук, – отломаю.
– Господин Гринчук, сволочь, не оставляет нам выбора. Ни мне, ни вот нашему менту. Если ты хочешь остаться чистеньким за наш счет – хрен тебе на сковородке. Твои ведь его бабу взяли, больше некому…
Дедов затравленно оглянулся.
Дверь в гостиную была открыта, и было хорошо видно лежащего на ковре Колю.
– Я ее не трогал, – выдавил Дедов. – Я же вас всегда предупреждаю, когда…
Дедов посмотрел на Гринчука. Тот внимательно рассматривал коллекцию холодного оружия, развешанную на стенах кабинета.
– Когда я работаю… Я же сразу, вы же… – взгляд Дедова прыгал с одного собеседника на другого. – Ну, Олег, я же только готовлю замену и сценарий. Твои же люди работают… Берут, а потом либо мочат, либо… отпускают.
– Обычно – мои, – кивнул Олег.
– Конечно…
Коля в зале пошевелился и застонал. К нему подошли, взяли под руки и вытащили на залитый солнцем двор.
– И тебя я предупреждаю, Толик, обо всем… Ведь предупреждаю же?
– Предупреждаешь. Обычно. Когда вопрос не идет о шести миллионах долларов.
– О скольких? – переспросил Дедов.
– О шести. Миллионах. Долларов. Не знал? – недобро прищурился Большой Олег. – Бабу, значит, просто так взял, бескорыстно. Из любви?
– Да не брал я ее, не трогал… – Дедов протянул перед собой руки, словно это могло кого-то в чем-то убедить. – Не было ничего уже больше месяца. С тех пор, как тех двоих журналистов… Они живыми уехали. Помните?
Сергеев и Большой Олег помнили, но это ничего не меняло.
– Твои люди, – напомнил Сергеев.
– Мои? Да, мои… Мои… Только где они сейчас, а, Сергеев? – вскинулся Дедов. – Их ведь менты еще вчера забрали из гостиницы. Забрали. Где они?
– Они ничего не сказали, – после паузы сказал Сергеев. – Они сделали глупость, подставили всех…
– И ты их убрал? Да? – Дедов кричал, и бил кулаком по столу. – А это не ты свои следы прикрываешь? Как ты мог, без моего разрешения?
– Это не я решал, – неожиданно тихим голосом сказал Сергеев, почти прошептал. – Как ты понимаешь.
Дедов замолчал, побледнев еще сильнее.
– Это что, настоящая? – спросил Гринчук.
– Что? – не понял Дедов.
– Шпага эта – настоящая? – Гринчук потрогал оружие пальцем.
– Да, семнадцатый век, Толедо… При чем здесь шпага?! – мэр оглянулся на Сергеева и Большого Олега, словно за поддержкой.
– Больших денег стоит, наверне, – сказал Гринчук. – Уважаю. Но не могу понять…
Гринчук неожиданно оказался возле хозяина дачи, аккуратно взял его за ворот рубахи и тряхнул. Ткань затрещала.
– Ты хочешь сказать, что похищаешь людей… Что вы все втроем ведете здесь бизнес, что люди здесь исчезают, но что моя жена пропала без вашего участия?
Дедов отлетел в угол кабинета и упал.
– Пока, то, что я видел в городе, навело меня на мысль, что без вашего участия здесь ничего не могло произойти. Что вы задавили этот город тремя удавками и решаете, кому можно дышать, а кому нельзя. И вы хотите сказать, что кто-то без вашего участия смог провернуть подобное дело? Не вы? – Гринчук подошел к лежащему мэру, рывком поднял его на ноги. – Тогда кто?
– Знаете, – тихо сказал Гринчук, отпуская мэра. – Сдается мне, что кто-то из вас врет. Или что теперь не вы главные перцы в этом городе. И, знает что? Давайте поступим следующим образом. Я сейчас поеду в город, прогуляюсь, посмотрю достопримечательности… Если я не ошибаюсь, ты, Толик, собирался на меня навесить хвост… Полагаю, этого шустрого капитана Стоянова. Так?
– Так.
– Вот я беру его, беру машину… Олежек, ты не будешь возражать, если я возьму тот симпатичный, темно-синий «джип», на время? Кстати, ты ни кого мне в сопровождение не хочешь дать? Нет? Ну и ладненько.
Гринчук взял с письменного стола лист бумаги и ручку, быстро написал номер своего мобильного телефона:
– Ровно через час позвоните мне по этому номеру и сообщите, кто берет на себя ответственность. Или найдите аргументы, чтобы я поверил – не ваших рук это дело. Вопросы, жалобы, предложения есть? Нет? До свидания.
Ровно через минуту после ухода Гринчука, в комнату вбежал Горб, парень Большого Олега:
– Тот мудак базарит, чтобы, типа, машину…
Очень кстати вбежал парень, разрядил обстановку.
В молодости Олег был боксером. Тренер прочил больше будущее его прямому правому. Олег давно не тренировался, но рефлексы сработали четко – прервавшись на полуслове Горб отлетел в угол. И, как специально, упал прямо к ногам мэра Приморска Сергея Петровича Дедова. А тот любил бить людей ногами.
Тем более, что был повод и подходящее настроение. Он все еще пинал потерявшего сознание Горба, когда Большой Олег вернулся с крыльца.
«Джип» уехал, увозя, помимо Гринчука, Аркашу и Стоянова.
Капитан оказался куда более предусмотрительным и осторожным, чем Горб. Получив указания от Гринчука, он не стал уточнять лично, а позвонил Сергееву по телефону.
– Ты не обижайся, – сказал Гринчук, сидевший за рулем, когда, после пяти минут телефонного мата, Стоянов с совершенно бледным лицом спрятал мобильник, – но начальник у тебя – полное дерьмо и гнида. А я даже зауважал его поначалу. Думал – мужик. А вышло… И ко всем его недостаткам – трепло.
Стоянов спорить не стал. Чего тут спорить? К тому же почему-то всплыла в голове фраза, сказанного во время ночного телефонного разговора бывшим однокурсником.
С ним лучше не спорить, сказал однокурсник. Он никогда и ничего не делает, не просчитав все возможные варианты. Это понять можно. Но, что у его недоброжелателей начинаются проблемы… Это нельзя объяснить. Это какая-то мистика.
– Какая-то мистика, – прошептал Стоянов.
– Ты что-то сказал? – спросил Гринчук.
– Молюсь, – неожиданно для себя ответил Стоянов.
– Что так?
Стоянов пригладил волосы.
– Юрий Иванович… Товарищ подполковник…
– Что?
– Я вас очень прошу – не убивайте меня, – тихо сказал Стоянов. – Я все скажу… Честное слово! Все, что знаю… Только не нужно… Я вас прошу…
Гринчук резко остановил машину на повороте, над обрывом:
– Совсем с ума сошел?
– Я звонил… Это я звонил ночью к вам… в город… И мне рассказал… знакомый мой рассказал… о вас… Пожалуйста…
– Хочешь исповедоваться, сын мой? – спросил Гринчук. – Похвально.
Стоянов достал из кармана чистый платок и вытер лоб. На рубашке проступили пятна пота.
– Аркадий, – спросил Гринчук, – ты про тайну исповеди слышал? Пойди постой над морем, полюбуйся, как солнечные лучи нежно целуются с прохладными волнами… Тут товарищ капитан будет сейчас сдавать всех и вся.
Клин вышел из машины.
– Тебя, кстати, как зовут, капитан Стоянов?
– Дмитрий. Дмитрий Иванович…
– Ты что ж так перепугался, Дмитрий Иванович? Разве я страшный?
– Страшный… – честно сказал Стоянов. – Я в жизни так не боялся…
– И хватит о хорошем, – подхватил Гринчук. – Теперь – о плохом. И как можно подробнее. С фактами, именами, паролями и явками.
* * *
– Ну что вы на меня смотрите? – жалобным голосом спросил Дедов, когда Горба вынесли из здания. – Я ничего об этом не знаю… Я ничего не делал.
– Я тоже, – сказал Олег. – И вон Толик тоже говорит…
– Не я, – подтвердил Сергеев.
– И выходит, что никто из нас ничего не знает о том, что и как здесь произошло. Известно одно – пропала женщина… По нашей методике, между прочим, пропала, но мы к этому не имеем никакого отношения. Тогда кто? – Большой Олег достал из бара бутылку коньяка, отвинтил пробку и глотнул, прямо из горлышка. – Кто крыса, ребята?
Дедов потер горло.
Сергеев набрал номер на мобилке:
– Это Сергеев. Через полчаса у меня в кабинете – совещание. Да. Собрать всех. И тех, кто в отпуске. Я переведу всю нашу богадельню на казарменное положение… Выполняй.
– Что-то придумал? – поинтересовался Олег, но Сергеев только отмахнулся.
Он встал с кресла, подошел к столу, на котором лежал листок бумаги с телефоном Гринчука. Набрал номер.
Гринчук отозвался сразу.
– Юрий Иванович, вы говорили, что забрали, по просьбе жены, фотографии из киоска… Вы не могли бы мне эти фотографии передать. Или негативы… Негативы даже лучше. Цифровой фотоаппарат… Ладно, если вы не возражаете, мы посмотрим, не сохранились ли снимки в компьютере у фотографа. Меня интересует, где и когда ваша супруга фотографировалась.
Сергеев выключил телефон.
– Вот, – сказал назидательным тоном Гринчук Стоянову. – Вот теперь ваш начальник начинает работать серьезно, а не плакать. Это хорошая идея – поминутно восстановить, что и где делала моя жена с момента приезда в город. Пусть он ищет, а мы с тобой начнем несколько с другой стороны. В вашем вольном городе все пассажиры всех машин регистрируются на въезде?
– Да. И автобусов.
– И номер машины и адрес водителя?
– И адрес, куда приехавший поселился. И тот, у кого он поселился, сообщает об этом нам… – речь Стоянова стала торопливый, словно он боялся не успеть вовремя ответить на вопрос. – Из гостиниц, пансионатов… Те, кто на рейсовом автобусе приезжают – регистрируются по месту поселения. У нас всё записано…
Гринчук отвел взгляд и покачал головой. Дмитрий Иванович напоминал ему медузу, выброшенную на берег. И вызывал такие же чувства – не жалость, а гадливость.
– Выясни, – сказал Гринчук, – кто привез в город Ингу. И поехали к нему. А то, сдается мне, что в городе, того и гляди, эпидемия начнется. И те, кто останется в живых, позавидует мертвым.
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4