Глава 12
Люди из ближайшего окружения Геннадия Федоровича очень чутко реагировали на настроение шефа. В том смысле, что сразу понимали, когда им может грозить неприятность. Такое случалось достаточно часто, поэтому в минуты, когда и без того не слишком благодушный настрой Геннадия Федоровича сменялся на не совсем благодушный и на совсем не благодушный, ближайшее окружение полностью переключалось на то, чтобы, не дай Бог, не оказаться на пути его негативных эмоций.
Это позволяло избежать длительных словоизлияний, рукоприкладства, травм и, возможно, немотивированных смертей. Сама по себе такая осторожность была неплоха, но имела еще и обратную, плохую, как и полагается, сторону.
Водитель и телохранители так много сил и внимания тратили на то, чтобы не спровоцировать вспышку гнева своего любимого работодателя, что ни сил, ни внимания не хватало ни на что больше. Это, во многом, и объясняло то, что никто из потенциально заинтересованных лиц не обратил внимания на серый «жигуленок-копейку», пристроившийся за машиной с охраной Геннадия Федоровича.
«Копейка» особо не приближалась, но и оттереть себя от кортежа никому не позволяла. За городом, на трассе, «жигули» немного отстали. Если бы кто-нибудь из охраны заметил это сопровождение, то легко могли бы блокировать дорогу, либо просто оторваться, используя возможности БМВ.
При других обстоятельствах, машины Гири, разогнавшись до привычных ста пятидесяти, оторвались бы от «копейки», даже не заметив ее, но после странных событий на кладбище, Геннадий Федорович вдруг стал проявлять осторожность.
Нажавший было на педаль газа, водитель получил болезненный удар в спину:
– На тот свет торопишься?
– Чего? – не понял водитель и получил еще один подзатыльник.
– Мало тебе прикола с венком, козел? А если кто с тормозами также пошутковал?
Водитель разом вспотел, представив себе, как машина на ста пятидесяти вылетает с трассы…
– До ста, не больше, – приказал Гиря.
Еще только сев в машину возле кладбища, он попытался вызвонить Андрея Петровича, но в офисе вежливая сука ответила, что Андрея Петровича нет, и когда он появится – неизвестно.
Неизвестно! Больше Гиря звонить не стал. Его сейчас не устраивал разговор по телефону. Ему нужно было посмотреть в глаза этому гаду и потребовать от него решительных действий. И первым – нужно было помириться с айзерами. Не хватало еще ожидать удара с их стороны. Даже завоевания последних дней готов был Гиря вернуть черным.
То, что Андрей Петрович почти наверняка сейчас находится у себя на даче, на краю крутого и тщательно охраняемого поселка, Гиря знал почти наверняка. Как знал и то, что Андрей Петрович может и не захотеть с ним разговаривать.
Не захочет… Пусть только попробует! Гиря напомнит ему, что сила, грубая физическая сила, находится не в холеных руках Андрея Петровича, а в твердых руках Геннадия Федоровича. Если нужно будет, охранники Гири проведут показательную разборку с охранниками этого холеного интеллигента. Девять человек хватит, чтобы немного согнать спесь с Андрея Петровича.
Запиликал мобильный телефон.
– Да? – спросил Гиря.
– Это вы, Геннадий Федорович, приближаетесь к поселку? – Голос Андрея Петровича был спокоен и бесцветен.
Гиря скрипнул зубами. Сука, это как он засек?
– Это я!
– И чем я обязан такой чести? – сухо поинтересовался Андрей Петрович.
– Приеду – сообщу.
– Я не думаю, что смогу вас принять, уважаемый Геннадий Федорович.
– А мне насрать, что вы думаете, уважаемый Андрей Петрович! – прорычал Гиря и выключил телефон.
Разборка так разборка.
– Приготовиться! – негромко сказал Гиря, ни к кому не обращаясь конкретно, но водитель и три телохранителя отреагировали быстро и четко.
Водитель трижды щелкнул переключателем фар, телохранители синхронно извлекли пистолеты и передернули затворы. Обе машины сопровождения почти одновременно трижды мигнули фарами, подтверждая свою готовность.
– Если попытаются остановить возле КПП – прорываемся, – скомандовал Геннадий Федорович.
– Машину покоцаем, – на всякий случай предупредил водитель и вжал голову в плечи.
– Не твое дело!
– Нет базара. А если кто на дороге будет стоять?
– Сигналь, а потом дави.
Водитель еще ниже наклонился к рулю. Хреновое это дело, на мокрое идти. И то, что это приказал сам Гиря – особо не успокаивало.
Дорога к поселку вела через лес – сосна с дубом, вдоль дороги тянулся густой кустарник.
Это ж, наверное, ему стуканули с поста, подумал Геннадий Федорович. Наверное, у него на дорогах и в лесу вокруг поселка есть посты. Гиря представил себе на секунду, как из придорожных кустов огненным колобком вылетает граната из гранатомета, и машина, вместе с ним, Гирей, и с его бойцами, разлетается в клочья, развешивая на соснах новогодними украшениями обломки БМВ и внутренности людей.
Не посмеет, подумал Гиря, не посмеет. И остановить не посмеет. Ни на КПП, ни возле дома. Он без Гири – ничто. Холеный, надутый ноль. Гиря кивнул своим мыслям. Полный ноль.
Шлагбаум на въезде в поселок был поднят, два охранника, в полувоенной форме, спокойно стояли в стороне, проводив взглядом проезжающие машины.
Гиря удовлетворенно усмехнулся. Все получилось. Съехал с базара, Андрей Петрович. Съехал с базара.
Водитель остановил машину возле ворот дачи Андрея Петровича. Дача стояла несколько особняком, сам поселок начинался в полукилометре от нее и пологой дугой огибал небольшое озеро. Дома стояли на достаточном удалении друг от друга, и кто в этих домах живет – Гиря даже не догадывался. Кто-то крутой. Собственно, и на даче у Андрея Петровича Гиря бывал не так уж часто. И только по личному приглашению.
Гиря подождал, пока из остановившихся машин выйдут его телохранители, потом, не спеша, вышел сам. Огляделся. Хорошо, блин, устроились. Тихо здесь. Не далеко от города, а впечатление, будто на другом краю света. Круто. Нужно будет выяснить, можно ли и себе здесь домик построить.
Из дома вышел Андрей Петрович. Быстро идет, удовлетворенно ответил Гиря, обделался, гад! Теперь вот так, на цырлах, будешь всегда бегать. Прошло твое время.
– Привет! – начал свою речь Геннадий Федорович.
Он по дороге прикинул несколько разных вариантов предстоящего разговора и теперь решил использовать один из них. Такая предусмотрительность вообще не была свойственна Геннадию Федоровичу, но слишком уж ответственным был разговор, и слишком много от него ждал Гиря. И в который раз убедился, что стратегическое планирование – не его конек. Потому что Андрей Петрович не стал ни лебезить, ни наезжать. Андрей Петрович просто задал вопрос:
– Это не твой «жигуль» шел за вами от самой трассы?
– »Жигуль»? – не сразу въехал Гиря.
– Ну да, серые «жигули» первой модели. Я понимаю, не твои?
Геннадий Федорович недоуменно пожал плечами.
– Так ты и твои козлы что, ни разу не оглянулись? Вы, банда уродов, не смогли заметить за собой хвост? – Андрей Петрович повысил голос. – Кого вы сюда за собой притащили?
Гиря сглотнул. Вздохнул и задержал дыхание.
– Что смотришь, урод? Мозги совсем пропил? – Андрей Петрович усмехнулся брезгливо, не обращая никакого внимания на то, что окружают его люди Гири. Он их, казалось, не замечал. Он смотрел только на виновника всех происшествий. Смотрел с отвращением и брезгливостью.
– Я пошлю своих людей, – выдавил, наконец, Гиря, – они разберутся.
– Не нужно, теперь уже будут разбираться мои люди. – Андрей Петрович поднес к лицу рацию, которую все время держал в руке:
– Третий!
– Третий слушает, – отозвался почти не искаженный помехами голос.
– Что с машиной?
– Стоит в кустах, метрах в ста пятидесяти от Порога.
– Водитель.
– От машины не отходил. Мы пока не приближались.
– Взять его. Живым. Немедленно. Как понял, третий?
– Взять живым.
– Выполняй! – Андрей Петрович опустил рацию. – Оставь своих кретинов здесь, а мы сходим поговорим в дом.
Гиря кивнул. Он был подавлен. Все мысли о том, чтобы продемонстрировать свою крутизну куда-то ушли. Осталась только пустота и неуверенность, переходящая в страх. И где-то в глубине тлела надежда, что вот теперь, через несколько минут, этот третий, которому Андрей Петрович приказал разобраться с кем-то, приехавшим за Гирей от самого города, доложит, что все в порядке, что этот неизвестный перестал быть неизвестным, и что теперь больше никто не станет угрожать Гире…
Приблизительно об этом же думал и Андрей Петрович. Правда, это была не надежда, а твердая уверенность, и не тлела она, а была солидной и надежной, как все мысли Андрея Петровича. Он был уверен в себе и в своих людях, а те, в свою очередь, верили в Андрея Петровича и себя.
Соблюдая все предосторожности, старший третьего патруля, двинул своих людей к машине-нарушителю. Двое, Тридцать третий и Тридцать четвертый, страховали со стороны, а сам старший и третий его подчиненный, бесшумно приблизились к «копейке», благо, неизвестный водитель, прячась от постороннего глаза, загнал ее в кусты, тем самым резко ограничив себе поле зрения.
Подобные операции неоднократно отрабатывались, так что все понимали друг друга без слов. И все происходило без малейшей задержки. И все должно было закончиться через минуту. Все и закончилось через минуту. Только ни в машине, ни возле нее ни кого не оказалось. Старший патруля замер, оглядываясь по сторонам.
Он готов был поклясться, что от машины никто не отходил, что водитель должен быть на месте. Лицо Тридцать второго, исчерканное камуфляжным гримом, также выражало недоумение.
Старший присел на корточки, рассматривая траву. Патрульный осторожно обошел машину. Ничего.
Над головой прострекотала белка. От машины пахло бензином и горячим металлом. Тридцать второй еле слышно щелкнул языком, привлекая внимание старшего.
Потом указал пальцем на дорогу и в сторону, противоположную поселку.
Это было странно. Если бы нарушитель заметил наблюдение, то попытался бы для начала, уйти на машине, как и приехал.
Если прибыл он сюда с целью проникновения в поселок, то почему от машины ушел в противоположную сторону. И ведь ушел совершенно незаметно, хотя за машиной следили с четырех точек.
Решать нужно было быстро. Или действовать самостоятельно, либо просить указания у Первого. Старший кивнул патрульному и взмахом руки направил его по следу, потом обернулся в ту сторону, где были Тридцать первый и Тридцать третий. Поднял руку, подзывая их к себе.
Если человек ушел незаметно из-под наблюдения, это значит, что этот человек умеет это делать. Профессионал. А то, что он ушел в неожиданном направлении, может, в таком случае, означать, что этот профессионал засек наблюдение и постарается…
Все встало на свои места. И даже то, что двое его подчиненных не появились из-за деревьев сразу же после сигнала. Старший патруля резким броском ушел в сторону, перекатился, не обращая внимания на сучья, впивающиеся в тело. Это тоже неоднократно отрабатывалось на тренировках. Они были готовы к тому, что жертва не захочет быть жертвой и попытается атаковать.
Они не были готовы к тому, что это может быть проведено так быстро. Боковым зрением старший заметил, как Тридцать второй замер за сосной на колене, подняв автомат к плечу.
Больше в лесу не шевельнулось ничего. Внимательно осматриваясь, старший потянулся левой рукой к рации в наплечном кармане. Он тщательно контролировал свои движения, положение оружия, движения веток вокруг, местоположение Тридцать второго…
Он не услышал хлопка. Не успел услышать, потому что пуля вылетела из автомата с глушителем и ударила старшего патруля в голову с дистанции всего метров в пять и не оттуда, откуда он ожидал нападения.
Тридцать второй услышал и хлопок выстрела, и удар пули в тело старшего. Тридцать второй даже успел обернуться на звук и нажать на спуск, поэтому вторая пуля ударила его в горло, точно над бронежилетом.
Автомат патрульного тоже был с глушителем, поэтому очередь, которую он выпустил уже мертвый, падая, не испугала белку, наблюдавшую с сосны за всем происходящим. Только одна из десятка пуль зацепила ветку, на которой сидела сойка, и та улетела, раздраженно выкрикивая какие-то ругательства.
Но на ругательства эти никто не обратил внимания. Да и услышали их только два охранника возле КПП, которое местные жители называли Порогом.
Андрей Петрович, находившийся в полукилометре от случившегося, естественно, ничего не мог услышать, тем более, что он был занят. Он выслушивал рассказ Гири, задавал дополнительные вопросы и заставлял все пересказать снова. Что, как, где. Откуда мог взяться этот венок, и кто его мог принести.
На большинство вопросов Гиря мог ответить только «Не знаю» или «Хрен его знает», что ухудшало настроение обоих.
– Там было почти полсотни твоих козлов. Там был и ты сам, в конце концов. И никто не заметил, откуда взялся венок. И ты говоришь, что не было никого чужого…
– Не было. Только менты, музыканты и местные рабочие. С Ночлежки.
– И ты с ними не поговорил?
– Я поехал к вам, – опустив голову, сказал Гиря.
– А менты…
– А менты там все начали обыскивать.
– Ты хоть Зеленому своему позвонил?
– Он там был, шатался вокруг. И не мой это Зеленый, – на всякий случай пробормотал Гиря. Рано еще раскрывать, что есть у него на Зеленого зацепочка. Есть.
– А он что говорит? Ах, да, вы же изволили испугаться и рвануть ко мне… Кстати, а почему ко мне? И почему с таким понтом? И почему те быки, которые, по идее, должны отвечать за твою безопасность, ни хрена не заметили ни на кладбище, ни по дороге сюда? Почему это мои люди засекли хвост, а… – Андрей Петрович осекся.
Увлекшись разговором, он не обратил внимания на то, что прошло уже более получаса с того момента, когда он приказал третьему патрулю приступить к задержанию. И не было сообщения о выполнении задания.
И о возникших трудностях, мелькнуло на заднем плане. Андрей Петрович щелкнул переключателем на рации, вызвал Третьего. Тот не ответил. Андрей Петрович покосился на Гирю и вызвал еще раз. И снова не получил ответа.
Это было совершенно не похоже на старшего третьего патруля. Это было вообще непохоже на любого патрульного любого патруля, подготовленного Андреем Петровичем. И только очень веская причина могла служить оправданием столь вопиющему нарушению инструкции.
Гиря почувствовал напряжение Андрея Петровича:
– Что-то случилось?
– Не знаю! – Андрей Петрович, снова безрезультатно окликнув Третьего, изменил настройку на рации, – Второй, как слышишь меня?
– Второй на связи.
– По дороге, сто пятьдесят метров от Порога чужая машина, «жигули» первой модели. Третий, ушел туда сорок минут назад и не отвечает. Выяснить. Чужого постараться взять живым. Выполнять.
– Вас понял.
Андрей Петрович положил рацию перед собой и задумчиво постучал пальцами по столу. Потом потянулся к селектору, стоящему возле чернильницы. Нажал на кнопку:
– Всем – тревога, уровень два. Группе резерва – пятиминутная готовность.
Гиря встал.
– Куда? – недовольно спросил Андрей Петрович.
– Своих предупрежу, – а то, сдается, что не только у меня в охране козлы работают.
Андрей Петрович проглотил это оскорбление молча. Он умел стойко переносить удары даже по очень болезненным для него точкам, например, по самолюбию. Что-то пошло не так, чего-то он не учел, и это дало возможность Гире…
Об этом потом. Об этом он сможет поговорить с Гирей потом. После того, как все-таки найдут этого таинственного нарушителя.
Но нарушителя не нашли.
Второй патруль оказался на месте схватки через восемнадцать минут после получения приказа. Это был очень неплохой показатель, но недостаточно хороший. И патруль, и прибывший на место Андрей Петрович, не говоря уже о Гире и его достаточно напуганных людях, не смогли найти ничего, кроме брошенной машины и четырех трупов.
Двое были застрелены, а двое видимых повреждений на теле не имели, разве что неестественный поворот головы у одного и подозрение на сломанную гортань у другого.
Поиски не дали ничего. Нарушитель проник почти к самому поселку, убил четырех вооруженных и хорошо подготовленных бойцов и исчез, прихватив с собой кое-что из их оружия и снаряжения. И камуфлированную куртку с одного из убитых.
– Какого хрена! – риторически поинтересовался Гиря, – Ему что, не в чем ходить? Решил прибарахлиться?
Понятно, что убийца ушел в сторону города, стало, когда выяснилось, что пост, размещенный у трассы, тот самый, с которого Андрея Петровича предупредили о приближении машин Гири, на радиовызовы не отвечает.
Они и не могли ответить, два спортивного вида парня, лежащие в кустах, в трех метрах от трассы. Они были мертвы, и их оружие лежало на траве рядом с ним, взведенное, снятое с предохранителя и совершенно бесполезное.
Их машину нашли через час, в пятидесяти метрах от милицейского блок-поста на въезде в город, в лесопосадке. Мотор был выключен, салон аккуратно закрыт, а ключи лежали на капоте. Ни следов, ни, как потом выяснили, чужих отпечатков пальцев.
– Надо мириться с черными, – сказал Гиря, допивая второй стакан коньяка и протягивая руку за бутылкой, – и надо искать эту суку.
– Кого? – бесцветным голосом переспросил Андрей Петрович. Сейчас он мало напоминал того невозмутимого и лощенного барина, который обычно общался с Гирей. Сейчас он был ощутимо подавлен, и даже коньяк, который он тоже пил, не делал его лицо менее бледным.
– Винтика, – пробормотал Гиря, – нужно найти Винтика и все из него выбить…
– Винтика? Выбить? – Андрей Петрович тяжело обернулся к Геннадию Федоровичу. – Ты еще ни черта не понял? Твой Винтик ни хрена не мог этого сделать… Винтик… Три курса института радиоэлектроники, выперли за неуспеваемость. В армию не попал по причине хренового зрения. У него куриная слепота, понимаешь? Ни хрена он не может видеть ночью. И как он, по твоему, к тебе, в клуб твой говенный, смог ночью пробраться? На ощупь? Только полный идиот, такой как ты, мог хоть на минуту поверить в то, что все в клубе мог проделать Винтик! Одно дело сооружать дома бомбы, другое – пройти мимо охраны, пусть даже мимо такой тупоголовой, как твоя…
– Моя… – вздохнул Гиря, – хреновая охрана… А ты мне что-нибудь сказал? А ты меня предупредил? Чего ты мне тычешь сейчас? А? Вон своих собери по лесу… Крутых… Не тупоголовых… Покойничков… А потом будешь мне в рожу тыкать… И это…
Гиря отхлебнул из стакана и покрутил в воздухе пальцами, словно вспоминая что-то.
– Это…
– Что это?
– А какого хрена ты мне не говорил, что у тебя есть своя команда? Ты ж всегда ко мне обращался, если надо было силу при… – Гиря сглотнул, – применить. Это, значит, я всю мокруху для тебя делал… а ты… Сука ты, Андрей Петрович.
Андрей Петрович помотал головой. Всегда аккуратная прическа нарушилась, складки и морщины на лице стали более четкими.
Он сидит в своем кабинете и выслушивает – спокойно выслушивает – весь этот пьяный бред. Все эти оскорбления… Андрей Петрович облизал губы:
– Хватит нажираться!
– А что? Хочешь мне запретить? Давай, попробуй, – Гиря демонстративно опрокинул над своим стаканом бутылку и с некоторым удивлением отметил, что она опустела.
– Нужно заниматься делом.
– Каким, на хрен делом? – Гиря запустил пустую бутылку в стену и с усмешкой показал кукиш сунувшемуся на шум в кабинет одного из орлов Андрея Петровича. – Винтика искать? Сам сказал – не нужно.
– Искать того, кто за всем этим стоит.
– Да? – изумился Гиря, – А если он сам нас найдет? Нет, все, в общем, классно получилось, теперь не только у меня будет голова болеть, но и у тебя. Клево? Клево…
Андрей Петрович прикусил губу. Гиря действительно его подставил, теперь нельзя будет как обычно пользоваться вечно пьяным идиотом как прикрытием.
А Гиря продолжал рассуждать, неожиданно трезвея:
– Ну ладно, мои обломы учились на улицах. Им проще кого-нибудь бритвой пописать, чем из пушки шмальнуть. Но твои то? Размалевались как в кино, с автоматами… С глушаками автоматы? С глушаками… И в бронежилетах, как белые люди. И что? Приезжает фраер на задрипаной «копейке» и отправляет на тот свет шестерых белых и крутых парней, до зубов вооруженных… А? И все. И уходит. И ничего даже не пытается тут высмотреть или еще чего.
Гиря покачал головой и встал с кресла:
– А ведь у меня в клубе он никого не замочил. Только Димыча и Глыбу. А в клубе – никого. Даже меня не тронул. И на кладбище… Кстати, о кладбище… У меня на Ночлежке есть поп знакомый… Хочешь, он твоих отпоет? Хочешь? И оркестр у меня знакомый есть, во фраках… Могу порекомендовать.
Последнее слово фразы далось Гире трудно. Язык отказывался выговаривать такие сложные словесные конструкции.
– Ладно, – махнул рукой Гиря, – поехал я. А то тут у тебя опасно. Того и гляди – снова вернется парень и начнет всех мочить… Слушай…
Ладонь Геннадия Федоровича звонко припечаталась к его же лбу:
– А может он твоих замочил, потому что они его могли в лицо видеть? А мои, ну, кроме Глыбы и Димыча, его не видели. Как думаешь? Или стоит куда-нибудь свалить отсюда? Подальше? Вот прямо сейчас все бросить и рвануть на эти… Багамы? А? Составишь компанию? Девочки там, рыбалка, говорят, классная.
– Ладно, не выпендривайся, Гиря. Не нужно. И больше не пей, плохо стал выпивку переносить, совсем вон соображение потерял, – на лицо Андрея Петровича вернулась обычная брезгливо-высокомерная гримаса, – и не вздумай никуда рвануть. От меня ведь все равно не уйдешь. И чтобы ты по ночам лучше спал, я к тебе пришлю своих человек пять. Они тебя поохраняют и заодно поднатаскают твоих жлобов.
– Вот спасибо! Это ты ко мне не тех пришлешь, которые твоих коммандосов готовили? Тех, что в лесу? Ладно, пусть приезжают, – Гиря махнул рукой, – хуже уже не будет.
– И своим идиотам скажи, чтобы они не очень там языками трепали обо всем этом…
– О жмуриках? Я их предупрежу, но сам посуди, ты бы смог о таком не трепаться? То-то же! – Гиря, не прощаясь, вышел из кабинета, две-три секунды постоял на крыльце, потом быстро спустился к своей машине и скомандовал отъезд.
Возле шлагбаума дежурили уже не два обычных охранника, а четыре. И неподалеку в стороне стоял «джип».
Гиря оглянулся еще раз на поселок. Нужно таки себе домик здесь соорудить. Взгляд Геннадия Федоровича снова стал трезвым и настороженным, а язык, когда Гиря обратился к сидящему на переднем сидении телохранителю, работал без огрехов, будто и не заплетался несколько минут назад, в кабинете:
– Пацанов всех предупреди, чтобы не слишком много языками трепали. Но всем нашим козлам пусть все подробно изложат, пусть объяснят, с кем дело придется иметь…
– А с кем?
– Со смертью, урод, сам не понял? Теперь кто хлебалом прощелкает – может и не проснуться… Ясно?
– Ясно.
Геннадий Федорович помолчал. Все остальные в машине тоже молчали. Машины выехали из лесу на трассу.
– Давай, разгоняйся, в город нужно побыстрее, – приказал Гиря.
От него пахло дорогим коньяком, но ни в движениях, ни в речи уже не было ничего от той пьяной расхлябанности, так раздражавшей Андрея Петровича.
– Быстрее давай, – хлопнул водителя по плечу Геннадий Федорович, – и так много времени пустили собаке под хвост.
– Сейчас блок-пост, – не отрывая взгляда от дороги, напомнил водитель, – нарвемся…
– Твою мать, ладно, притормози, – Гиря достал из кармана мобильный телефон, набрал номер.
Перед блок-постом машин не было. Милиционер лениво прохаживался вдоль дороги. Заметив приближающиеся машины, оживился и резко указал жезлом на обочину.
– Черт, – Гиря снова набрал номер, мельком глянул на инспектора и толкнул в плечо телохранителя, – пошли его нафиг.
Телохранитель кивнул и вылез из машины.
– Ну, где он там? – пробормотал Гиря, – Давай, бери трубку.
– Да? – отозвался наконец голос Гринчука.
– Это я, – бросил Геннадий Федорович резко, – мне…
– А это я.
– Капитан, я хочу с тобой встретиться.
– А, это вы, Геннадий Федорович. Добрый день. Как дела? – в голосе Зеленого не было ничего, кроме театрального радостного изумления. Словно он озвучивал куклу в кукольном театре.
– Мне нужно с тобой встретиться, – с нажимом повторил Геннадий Федорович.
– Прямо сейчас?
Гиря на секунду опустил телефон и энергично выругался. Телохранитель как раз что-то заканчивал говорить гаишнику, тот что-то неуверенно бормотал в ответ, с неуверенным выражением лица оглядываясь по сторонам.
– Через двадцать минут я хочу с тобой встретиться…
– Только не в «Космосе», – засмеялся Гринчук.
– И не в пирожковой, – бросил Гиря.
Гринчук несколько замешкался с ответом, и Гиря с радостью уловил нотки неуверенности в его голосе:
– Где тогда?
– Давай у меня, в клубе. Заодно партейку на бильярде сгоняем.
– Хорошо.
– Через двадцать минут, – напомнил Гиря и выключил телефон.
Вот так вот, почувствовал себя неуверенно наш неуязвимый мент. Ничего, настал момент поговорить серьезнее. Не так, чтобы совсем серьезно, но немного серьезнее. А потом еще серьезнее, а потом уж и совсем серьезно.
Телохранитель вернулся в машину:
– Можно ехать.
Через три с половиной минуты машины въехали в город. Никто из сидящих в машине не заметил, да и не мог бы заметить, двадцать четвертую «волгу», мирно приткнувшуюся возле заколоченного овощного павильона.
На переднем сидении «волги» сидел, прислонившись к дверце, Алексей Иванович Рожин. На первый взгляд можно было подумать, что он спит. На самом деле он был без сознания уже почти час.
Веки Алексея Ивановича наконец вздрогнули, и он открыл глаза. Недоуменно повертел головой, пытаясь понять, где именно находится.
Событий последнего часа он не помнил совершенно, а перед этим… Перед этим он проехал блок-пост, порадовался еще, что не тормознули для проверки, и сразу за поворотом…
Алексей Иванович потер лоб ладонью. Сразу за поворотом он увидел камуфлированный силуэт с автоматом в руках. Рожин нажал на тормоз, не задумываясь. Минуту назад он проехал мимо милицейского поста, автоматчик держался уверенно, да и не относил себя Алексей Иванович к героям, способным проигнорировать вооруженное приглашение.
Ловят кого-то, подумал Рожин, достал на всякий случай документы и вышел из машины. И все. После этого воспоминаний не было. Какое-то стремительное движение… И все.
Алексей Иванович осмотрелся. Все в порядке. Ключ торчал в замке, документы лежали на водительском сидении. Обернувшись назад, Рожин убедился, что и сумки с продуктами на заднем сидении тоже не тронуты.
Странно, подумал Алексей Иванович. Рассказать кому – не поверят. Лучше и не рассказывать.
Рожин пересел на место водителя и поехал домой. О странном происшествии он так никому и не рассказал. На всякий случай. Алексей Иванович Рожин был человеком здравомыслящим.
Здравомыслящим человеком был и Андрей Петрович. Выпроводив пьяного Гирю и банду его бездельников, Андрей Петрович приказал убрать со своего стола посуду, открыл окно, чтобы проветрить кабинет, и сел за письменный стол.
С Гирей нужно будет рано или поздно разбираться. Его наглость становится совершенно невыносимой. Приехать качать права! Да еще привести за собой хвост.
Хвост. Это плохо. Это очень плохо. Это еще не катастрофа, но тем не менее…
Нет, но какой уровень! Один человек, явно без задачи проводить силовую акцию, не просто уходит из-под удара, он еще и наносит крупные потери. Такие мастера не валяются на дороге. И Андрею Петровичу казалось, что всех специалистов подобного уровня он знает, или, во всяком случае, знает, на кого могут работать такие орлы.
Но те, кто, по мнению Андрея Петровича, могли это сделать, не имели повода этого делать. А те, кто такой повод имел…
Нет, это совершенно отпадает. Такие люди могли действовать на другом уровне.
Вспомнив о другом уровне, Андрей Петрович нахмурился. Теперь ему предстоял неприятный разговор и именно на другом уровне. И это было неприятно также, как и разговор с Гирей.
Даже более неприятный по той причине, что роль Гири придется исполнять ему, Андрею Петровичу. И еще теперь, подобно Гире, придется постоянно оглядываться, опасаясь удара.
Где-то была допущена ошибка. Где? Лучше бы это понять ему самому. Так, чтобы разговор на высоком уровне был именно разговором, а не постоянным повторением: «Не знаю». Такого не любит ни сам Андрей Петрович, ни те, с кем ему предстоит разговаривать.
Нельзя терять времени. Андрей Петрович потянулся к телефону, но замер. Терять времени, естественно, нельзя. Но и торопиться тоже не стоит.
Практически одновременно с Андреем Петровичем решение не спешить принял и капитан милиции Юрий Иванович Гринчук. Но у него на это были свои резоны.
Получив зарплату в райотделе, Гринчук, как человек порядочный, сразу же решил погасить долг перед старшим лейтенантом милиции Лешей Ковалевым. Долги нужно отдавать исправно и сразу – этого принципа Гринчук придерживался строго. По этой причине и одалживали ему деньги куда спокойнее, чем кому-либо другому.
Визит к старшему лейтенанту несколько затянулся вопреки первоначальным планам. Как рачительный хозяин, Ковалев заставил Гринчука принять участие в обмывании какой-то очередной даты.
– Мне тут нужно кое-что поискать, – попытался отказаться капитан, но, натолкнувшись на непробиваемый аргумент, что мол, работа стояла и стоять будет, махнул рукой и сел к столу.
Стол был застелен старыми газетами и поражал не разнообразием закусок, а их количеством.
– От щедрот рынка столуетесь? – нейтрально, чтобы не обидеть коллег, поинтересовался Гринчук.
– От благодарного населения! – сообщил сержант, нарезавший сало, а Леша Ковалев дипломатично отвел взгляд.
– Зато у нас нет рэкета, – поддержал соратника старший сержант, расставлявший на столе посуду.
– Тады – ой! – Гринчук бесшумно поаплодировал, глядя на Ковалева. – По какому поводу, кстати, пьем?
– Поминаем… – хихикнул старший сержант.
Капитан недоуменно поглядел на старшего лейтенанта. Тот засмеялся:
– Было тут дело. В ту ночь, когда ураган…
Теперь засмеялись оба сержанта.
– Ладно, без ста граммов все равно не понять, – Гринчук пригубил стакан и отставил его в сторону.
Остальные, приняв по пятьдесят граммов, принялись за закуску.
– Так кого поминаем? – поинтересовался капитан, выбирая себе помидор покрепче.
– Ну, как только ты от нас ушел – минут через двадцать – у нас тут несчастный случай произошел. Возле стрелки, – Ковалев махнул рукой куда-то на север, – метров триста отсюда. Сразу за складами.
– Мужика пошинковало, как на салат, – торопливо пережевывая сало, сказал сержант, – руки, голова… Ну и так далее…
– Н-да, – неопределенно протянул Гринчук, – юморок у вас…
– Да не, не в том дело. Понаехало разного народа, то, се, дождик заморосил. Куски в труповозку побрасали и все разъехались. Конец кино.
– Ага, – кивнул старший сержант, – настроение хреновое, сами понимаете. Ну, думаем, надо напряжение снять…
– Стресс, – подсказал сержант.
– Стресс, – подтвердил старший сержант.
В дверь постучали.
– Входи, – скомандовал Ковалев.
На пороге образовался мужичонка неопределенного возраста, с изрядно помятой физиономией, до самых глаз покрытой седой щетиной.
– День добрый, – приветствовал всех мужичонка.
– Добрый, – кивнул Ковалев, – с чем пожаловал, Митя?
– Так это, – Митя почесал в затылке, – там цыганчонок появился, этот, Яшка.
– Ну?
– Так это, сами велели предупредить…
– Где он?
– Пока бродит по скверу. Семечек купил стакан у Тараканихи и бродит.
– Один бродит?
– Один пока!
– Стакан принес? – спросил Ковалев.
– А как же? – мужичонка выхватил стакан из-под полы замызганного пиджака и шагнул к столу.
– Налей ему половину, – приказал Ковалев сержанту.
Митя не отрывал глаз от стакана, пока сержант выполнял приказ, потом перевел страдальческий взгляд на старшего лейтенанта.
– Можно, – кивнул старший лейтенант.
Мужичонка опрокинул в себя водку так быстро, что Гринчук с трудом разглядел это движение.
– Если Яшка станет с кем-нибудь разговоры вести – пулей ко мне. Получишь еще сто граммов.
– Есть!
– Вот с такой агентурой и работаем, – пожаловался Ковалев.
– И как работаете?
– Норму выполняем.
– Ну и славненько! – поощрил Гринчук. – Что там у вас дальше было?
– Только мы выпили по сто для снятия стресса, как звонят нам из морга. Эти уроды, закидывая покойничка, умудрились голову на месте происшествия забыть.
Гринчук усмехнулся недоверчиво.
– Точно – точно, – успокоил его Ковалев, – забыли. И просят, значит, сходить нас за головой, а они, мол, прямо к нам приедут.
– Надо что-то делать, – посочувствовал Гринчук.
– Не то слово. Мы, значит, прикинули, и выходит, что идти нужно Витьку, – Ковалев указал вилкой на сержанта.
– Ну, я и пошел. Принял грамм сто пятьдесят для храбрости и пошел. Еще и фуражку не одел. Набросил плащ с капюшоном, взял фонарик и пошел. Погона хреновая, темень, туман еще какой-то. Фонари в парке не горят. Пока я дошел, пока голову разыскал…
– А потом, – засмеялся старший сержант, – до Витька дошло, что он ни сумки, ни кулька с собой не взял. Ты наливай, Витек, по второй.
– Не то слово – дошло. Меня аж в мороз бросило. И делать нечего. Счастье еще, что водка не до конца выветрилась. Я эту голову за волосы взял и двинулся потихоньку домой, – Витек на минуту сделал паузу, разлил водку по стаканам и продолжил, – спокойно так иду…
– С головой в руке? – переспросил Гринчук.
– С головой. И тут из тумана нарисовываются три фигуры. И все на голову выше меня. И спрашивает одна фигура, типа, закурить. А у меня пистолет остался в комнате, фуражки нет, и плащ на мне – формы не видно. И хрен их поймет, действительно закурить просят, или щас рожу бить будут. И ведь объяснить не успею, что мент, вот что обидно!
Витек мастерски сделал паузу, подцепил на вилку ломтик огурца и с хрустом откусил.
Не выдержал старший сержант:
– Тогда Витек поднимает голову и правой рукой освещает ее фонариком. И говорит…
– Один, говорю, уже докурился. Не поверите, только они были и вдруг не стало!
– Не поверю, – Гринчук покачал головой, отсмеявшись.
– Точно так и было! – сказал Витек.
В дверь снова постучали.
– Видать, Яшка с клиентом разговаривает, – предположил старший сержант. – Входи!
– Яшка это… – с порога выпалил Митя.
– Что-то мне облом, – задумчиво протянул Ковалев. – Пусть гуляет. Вот начнется двухмесячник по борьбе с наркотой, вот тогда и разговеемся…
– А это что за Яшка?
– Племянник барона. Повадился гаденыш, наркоту у нас тут возле платформы продавать. И хитрый гад!
Гринчук задумался. Потом, прищурившись, посмотрел на старшего лейтенанта:
– А если я тебя попрошу, не в службу, а в дружбу, этого цыганчонка для меня сейчас изловить? Сделаешь?
– Сделаем? – спросил Ковалев у подчиненных.
– Давно я не бегал, – потягиваясь, сказал старший сержант, – пошли Витек.
Следом за ними, получив свой гонорар, убыл Митя.
– Зачем тебе цыган, Юра? – спросил Ковалев.
– Давно я с цыганами не общался, – все также задумчиво сказал Гринчук, – нужно наверстывать упущенное.
Наверстывать упущенное Гринчук смог только минут через десять. Судя по всклоченным волосам задержанного и раскрасневшимся лицам сержантов, шустрый Яша попытался избежать внимания силовых структур. Быстро наливающийся синим цветом желвак под правым глазом цыгана указывал на то, что сотрудники милиции проявили настойчивость и творческую смекалку в деле задержания нарушителя законности.
– Чем это вы его? – спросил Гринчук. – Дубинка?
– Сам… – тяжело дыша, доложил старший сержант, – когда попытался не выполнить приказ сотрудника милиции, споткнулся и ударился о ступеньку.
– Чего прицепились? – вмешался в разговор Яша. – Я кого-нибудь трогал? Ни кого я не трогал. Ходил себе, гулял. Воздухом свежим дышал. Вы что думаете, если цыган, так его можно по лицу бить?
– Нельзя, – Гринчук присел на край стола, отодвинув в сторону газеты с едой, и покачал головой, – нельзя. Особенно цыгана нельзя.
Яша подозрительно покосился на незнакомого парня в джинсах, кроссовках и легкой летней куртке поверх футболки. Этих троих ментов он знал хорошо, особых неприятностей от них он не ждал. А вот этот…
– Вы его случайно еще не обыскивали? – спросил Гринчук у сержантов.
– Не, – помотал головой Витек и налил себе немного в стакан, – быстро бегает, гад.
– Не обыскивали, – протянул Гринчук.
– А нечего меня обыскивать, нечего. Пустой я, – почти радостно выкрикнул Яша, – так что…
– Так что? – спросил Гринчук у Ковалева, – Придется отпускать незаконно задержанного?
Глаза Яши недоверчиво блеснули, но на лице появилась улыбка:
– Вот спасибо, дяденька, хоть вы по-человечески к цыгану. Не все в милиции жалость потеряли…
– У нас ведь против него ничего нет? Нет? – Гринчук подошел к Яше и похлопал его по спине. – И тут нет, и в карманах нет, и даже в брюках ничего нет. Совсем ничего у нас на него нет.
Ковалев задумчиво почесал в затылке:
– А ношение холодного оружия не подойдет? У нас с прошлого года где-то шикарная финка завалялась? Витек, не помнишь где?
– А на окне, под бумагами, – сообщил Витек, – достать?
– Яша, сходи, возьми, – посоветовал старший сержант.
Паренек попятился к двери, но Гринчук удержал его на месте:
– Устроит тебя ношение холодного оружия?
– Какого такого оружия? Не было у меня никакого оружия. Ничего я в руки брать не буду.
– И не будет, – поддержал Яшу Гринчук, – такой парень и вдруг финка. Да еще старая. Ты на его прикид посмотри, на цепуру. А гайка какая с печаткой. Сколько граммов? Десять?
Улыбка все еще держалась на лице у Яши, но уже с видимым трудом.
– Не нравится холодное оружие, подыщем еще чего-нибудь. Спичечный коробок маковой соломки устроит? Хотели заначить на крайний случай, но чего не сделаешь для хорошего человека.
– Не обидишься, если мы тебя примем за наркоту? Я понимаю, что ты где-то здесь неподалеку успел сбросить порцию побольше, но искать ее нам в облом, – Гринчук обнял Яшу за плечи и подвел его к столу.
Краска отлила потихоньку от лица цыгана и кожа посерела.
– Статья за наркоту тебя устроит? Или не хочешь?
– Не хочет, – весело сказал Витек, хозяйственно сооружая себе бутерброд, – ничего он не хочет. Домой вот только хочет, к дяде.
– К дяде хочешь? – сочувственно улыбнулся Гринчук.
Яша кивнул.
– А наркоту не хочешь?
Яша снова кивнул.
– Ну, не хочешь, так не хочешь. Присаживайся пока, – Гринчук усадил Яшу на стул. – Леша, кто у вас обычно понятыми бывает?
– Буфетчица и грузчик.
– Очень хорошо. Просто замечательно, – Гринчук потер руки, – значит, позовите грузчика, не будем буфетчицу от дела отрывать, и моего водилу. Аккуратно все запишем, протокольчик, в котором зафиксируем, что Яков… как тебя по отчеству?
– Иванович.
– А фамилия?
– Васильев.
– Что Яков Иванович Васильев случайно получил легкие телесные повреждения, получил первую помощь и убыл восвояси. И претензий к работникам милиции не имеет. Ты ведь не имеешь претензий, Яша?
– Не имею. Никаких этих… претензий не имею. И глаз сам себе…
– Вот мы и достигли полного консенсуса, – засмеялся Гринчук, – есть хочешь?
Есть Яша не хотел, пить тоже, максимум, на что удалось его уговорить, так это снять джинсовую куртку и повесить ее на спинку стула.
Пока Витек собирал понятых, Гринчук успел переговорить по телефону с Гирей, пообещал ему приехать к назначенному сроку и спрятал телефон в карман, выключив его на всякий случай.
Ковалев, бросая косые взгляды на капитана, быстро набросал шапку протокола. Грузчик, пятидесятилетний жилистый мужчина, с вытатуированными на пальцах рук кольцами, стоял возле двери. Браток отошел к окну и с любопытством рассматривал все происходящее.
Яша спокойно продиктовал свои биографические данные. Все это ему казалось странным, но удивляться Яша почти начисто отучился.
– Ну, что, теперь для протокола мы должны зафиксировать отсутствие у гражданина Васильева при себе чего-нибудь криминального. Гражданин Васильев, у вас ничего нет в карманах незаконного?
– Ничего. Сами ж знаете.
– Не знаю. Ты выверни карманы, посмотрим.
Яша встал со стула, улыбнулся. Из карманов рубашки и брюк на свет Божий были извлечены расческа, небольшое зеркальце, деньги.
– Вы записываете, гражданин старший лейтенант?
– Записываю, гражданин капитан. Расческа серого цвета, одна.
– Теперь куртка, – спокойно сказал Гринчук.
Яша потянул куртку со спинки стула, и лицо его вдруг вытянулось.
– Что там у тебя, Яша? Доставай.
Яша как-то механически сунул руку в оттянутый карман потяжелевшей вдруг куртки. Вздрогнул, и что-то тяжелое гулко упало на пол.
– Ни хрена себе! – присвистнул старший сержант.
– Прошу понятых обратить внимание, – официально произнес Гринчук, – задержанный попытался выбросить пистолет системы Макарова.
– Это не мой! – прошептал Яша.
– Тогда, наверное, мой, – сказал Гринчук. – Все видели пистолет?
– Все, – усмехнувшись, бросил Браток, – где тут расписываться и я пойду. А то еще тачку угонят.
Грузчик молча расписался в протоколе и вышел. Вслед за ним вышел Браток.
– Да, Яша, – сочувственно произнес старший сержант, – не твой сегодня день. Нужно было тебе на финку соглашаться.
Яша молчал. Только зубы иногда поскрипывали.
– И зубами не скрипи, попортишь. Они тебе в зоне ох как понадобятся! – подлил масла в огонь Витек.
Гринчук взял с подоконника карандаш, наклонился и аккуратно поддел пистолет за спусковую скобу:
– Пальчики получились не первый сорт, но нам хватит и показаний понятых. И, кстати, Леша, ты не помнишь, на прошлой неделе из какого ствола в человека Гири стреляли?
Глаза Ковалева удивленно округлились, но он быстро взял себя в руки:
– Из пээма и стреляли.
– Интересно, – сам у себя задумчиво поинтересовался Гринчук, – а не из этого ли?
– Экспертиза покажет, – со знанием дела сказал старший сержант.
– Гады, – выдавил из себя Яша, – гады!
– Неуверенно как-то излагаешь, юноша. А где цыганский темперамент? Где уязвленная гордость? Где все это, гордый сын степей?
– Хреново твое дело! – засмеялся Витек.
– Ты теперь себе только представь, какие неприятности начнутся у твоего дяди. Мы ж теперь все на ваших выселках перетрясем. Но и это не самое страшное. Ты прикинь, что о тебе и твоих родственниках подумает Гиря, ведь выходит, что это ты в его лучшего друга стрелял. Ай-яй-яй!
Яша всхлипнул.
– Только не надо слез! – попросил Гринчук, положил левую руку на голову цыгана, а правой указал всем на дверь. – Веди себя как мужик. Давай мы с тобой поговорим. Один на один.
– Ничего я не знаю! Никого не убивал! – услышали старший лейтенант и сержанты, выходя на улицу.
– Резкий у вас друг, – не то осуждающе, не то одобрительно сказал Витек. – Покурим?
– Покурим, – согласился Ковалев.
– Откуда этот пистолет взялся? – затягиваясь сигаретой, поинтересовался старший сержант.
– Из воздуха, – буркнул Ковалев. Он, конечно, относился к Гринчуку хорошо, но так портить отношения с цыганским бароном… И так нахрапом вешать на пацана статью об убийстве…
– И о чем он теперь там с ним разговаривает?
– А хрен его знает!
Милиционеры закурили по второй сигарете.
Из-за двери послышался голос Гринчука.
– Зовет, вроде, – насторожился старший сержант.
Ковалев открыл дверь и заглянул в комнату:
– Что случилось?
– Пошли своего к памятнику, к пионерке. У нее в корзине Яша оставил товар. Пусть принесут, а то пропадет, жалко будет. И заходи сюда.
– Поладили? – спросил Ковалев, отправив Витька выполнять поручение.
– Полностью. В самых лучших традициях. Правда, Яша?
– Правда, Юрий Иванович, – дрожащим голосом, но как-то радостно ответил Яша.
– Все, Яков, свободен. Протокольчик пока побудет у меня. Завтра позвонишь мне по телефону, номер только не потеряй, и договоримся о встрече. Лады?
– Ага, дядя Юра! – Яша вскочил и бросился к двери.
– Подожди, – остановил его Гринчук, – сколько, говоришь, ты передал тому мужику порошка?
– Двести граммов.
– Не слишком круто?
– Клянусь, при мне взвешивали.
– И где отдавал?
– Я же сказал, в метро, возле рынка, – было видно, что Яше не терпелось поскорее выбраться на свежий воздух.
– А первый раз ты его где потерял?
– Первый раз? На рынке, на Пятачке. Он как сквозь землю провалился. Я кинулся, а он исчез. Вы с ним осторожнее, дядя Юра. Страшный он. Улыбается, а все равно страшно.
– Ладно, – махнул рукой Гринчук, – беги. До завтра.
Хлопнула дверь.
Через минуту появился Витек с бумажным пакетом в руках:
– Вот! Нашел.
– Давай сюда и свободен! – Гринчук взял пакет, взвесил его на руке. – Леша, не возражаешь, если я его себе заберу?
– На здоровье, – щедро разрешил Ковалев. – И заодно расскажи, кого это из людей Гири пришили?
– Никого не пришили. В смысле, никого из пистолета не пришили. Тем более, из этого.
– Так это мы горбатого лепили?
– Ой, лепили…
– А ствол чей?
– А ствол мой, табельный. Я с ним не расстаюсь, – обтерев пистолет куском газеты, Гринчук сунул его себе за пояс. – А вот теперь мне пора! Дела.
– Знаешь, Юра! – с чувством произнес Ковалев.
– Знаю и тоже тебя люблю! Спасибо за угощение. Пока.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Витек:
– Можно заходить или еще покурить?
– Один уже накурился, – засмеялся Гринчук и вышел.
– А пистолет он с собой забрал? – спросил Витек.
– Его это пистолет! И не мочили никого из этого пистолета. Всех купил капитан Гринчук, – сообщил Ковалев и неожиданно рассмеялся.
Неожиданно для себя, потому что Витек прыснул первым. Потом, выяснив в чем дело, к ним присоединился старший сержант.
Явившийся с очередным докладом, Митя обнаружил давящихся хохотом сотрудников милиции.
А Гринчук получил свою порцию веселья в машине. Он рассказал Братку историю об отрезанной голове и был поражен реакцией.
– Да, – задумчиво протянул Браток, – а мы Клапану, Сережке маленькому и Зилу чуть рожи не начистили, чтобы туфту про беспредельщиков не гнали.
– Что? – не понял сразу Гринчук.
– Ничего, пришли ночью и давай травить про то, как на маньяка с отрезанной человечьей головой в руках наскочили. А кто в такое поверит? Мужик в балахоне, с фонарем и головой в руке! – загробным голосом продекламировал Браток.
Гринчук захохотал.
Искренне, от души. Вытирая слезы и всхлипывая. Поначалу он боролся с собой, ему даже почти удалось перестать смеяться, но потом он глянул на серьезное лицо Братка и, подражая его интонациям, протянул:
– Один уже накурился!
И Гринчук захохотал снова.
