Кабинет. Лет сто назад в нем, видать, сиживал какой-нибудь граф и излагал уездному врачу свои взгляды на облегчение жизни народной. Или наоборот, жаловался жандармскому офицеру на неблагодарность пейзан. Или еще кто-то болтал на любую другую тему.

Говорил наверняка очень увлеченно и страстно. Кабинеты вообще располагают хозяев к увлеченным и страстным разговорам.

Вон даже нынешний Хозяин, человек деловой и суровый, ударился вдруг в патетику. Как же им всем хочется выговориться! Перед кем угодно! Постараться рассказать, задыхаясь и захлебываясь слюной, что жизнь прожита не зря, что есть под ребрами, между уязвленным желудком и изболевшейся печенью, место для души. И что именно эта изможденная и очень ранимая душа и заставляет его, бедного и страдающего, делать все эти гнустности и подлости.

Хозяин говорил, подкреплял свои слова резкими, рубящими жестами. Иногда пальцы его шевелились, словно в поисках горла собеседника. Пытается быть убедительным. Только все его аргументы, все его изболевшиеся внутренности – не интересны они Гаврилину. У Гаврилина сейчас только одна мысль, одно желание. Выжить.

Хозяин несколько раз энергично прошел по кабинету и теперь немного задыхался, вернувшись в кресло. Рука нашаривает сердце, связки время от времени перестают подчиняться старику и вместо слов вырывается просто сипение. Как из чайника, вода в котором уже давно выкипела. Или как шипение змеи…

– Я не могу тебя просто так отпустить. Даже если захочу.

Даже если захочешь, кивнул Гаврилин. А ты не захочешь. Ты не захочешь меня отпустить просто так. Ты захочешь сыграть со мной в одну из своих воровских игр. И не воровских даже. А просто игр.

Сколько вас сейчас играют с такими как я в эти простые и душещипательные игры. Вот такой же как ты говорил мне: «Отдохните, Саша!». Отдохните.

– Как вы меня нашли, кстати? – Гаврилин спросил это автоматически, даже не подумав, что вопрос этот сейчас неуместен и никак не согласуется с рассуждениями Хозяина о законах.

– Что? – Хозяин закашлялся.

– Нашли меня как? – повторил свой вопрос Гаврилин, лихорадочно соображая, как превратить этот слабый и нелепый в устах опытного и сильного человека вопрос. – Ничего странного вы здесь не обнаружили?

– Как… – Хозяин прокашлялся, – Если кто-то нарвался на пулю и не хочет светиться, то он отправляется в «Гиппократ».

– Вы ж не знали, что меня ранили. Не было этому свидетелей.

– А мы решили просто так проверить, на всякий случай. Была стрельба. Могут быть и подстреленные.

– Повезло вам!

– Тебе не повезло.

– Серьезно? – Гаврилин слепил на лице скептическую улыбочку, больше похожую на гримасу боли, – Я же вам уже говорил. Вы почти два месяца не могли вычислить и накрыть Солдата с его героической группой, а тут прямо вам в руки попался тот, кто этой группой руководил. Счастье, говорите?

Хозяин откинулся на спинку кресла. Морщины на его лице стали резче и глубже. До самого затылка скоро дойдут, мелькнуло у Гаврилина, и голова развалится как пересохший ком глины.

– Хочешь сказать, что лег в клинику специально?

– Уже два раза говорил. Это вы теперь сами сказали, – ответил Гаврилин механически, потому что в голове его вдруг полыхнуло ослепительным пламенем озарение. В пору «Эврика!» кричать. И – на мороз. Голым.

Вот так пообщаешься с умным человеком, и у самого наступит прозрение. Вижу! Вижу!

Гаврилин прикусил губу.

Два месяца никто не мог предсказать действий Солдата и Палача. Два месяца все пытались найти убийц, но у них ничего не получалось. Когда кто-то выходил на Палача и Солдата, мудрая Контора принимала меры, и все снова шло по накатанной дорожке.

И вдруг словно ослепление нашло на Григория Николаевича. Он укладывает Гаврилина в клинику, которую действительно должны были проверить в первую очередь. И его сразу же вычислили. Сразу.

– А что, нельзя просто ко мне обратиться? – спросил Хозяин, – Как говорят отморозки, забить стрелку.

– Можно было… – протянул Гаврилин, – можно было…

И новая трещина прорезала лицо Хозяина – улыбка. В глазах его мелькнуло понимание и удовлетворение. Для него все стало на свои места. Для Гаврилина тоже.

– Так тебя подставили, паренек. Сдали не за хрен собачий. И я так понимаю, что ты этого не ожидал?

Точно, не ожидал. Снова расслабился. И нарвался. Ай, да Григорий Николаевич! Сука! Мягко и ненавязчиво…

Ведь наверняка он мог спокойно пристроить раненого наблюдателя в более безопасное место.

– Не подставили…

– Давай-давай!..

– Я знал, что вы меня найдете.

– Правда? А если бы мы тебя просто порезали бы в мелкий салат? Ты вон в подвале в обморок упал от одного вида крови. Ты бы все Крабу рассказал, даже то, чего не знал бы. Все.

И таки да! Таки рассказал бы. Гаврилин понимал это ясно и четко. И Григорий Николаевич не мог это не понимать. Тогда что? Тогда он сам хотел, чтобы Гаврилин рассказал о нем, чтобы Хозяин получил возможность выйти на Григория Николаевича самостоятельно. По телефону.

Кого бы мог сдать Гаврилин? Себя, любимого. Еще Хорунжего и его группу. Телефон Григория Николаевича, наверняка зарегистрированный еще на кого-нибудь. Еще раз подумаем…

– Нехорошо с тобой поступили. Очень нехорошо. Так подставить своего – это какую же совесть иметь нужно! – Хозяин покачал головой, – Нехорошо.

Сам знаю, ласковый ты мой. Сам знаю. Гаврилин потер висок. Не хватало еще головной боли.

– Ну ты подумай пока, а я на счет завтрака распоряжусь. – Хозяин легко встал с кресла, похлопал, проходя мимо Гаврилина по плечу и вышел из кабинета.

Это он кстати. Что же это получается?

Его подставляют, сдают Хозяину, и тот получает возможность узнать, что Солдат не сам вырос на свалке. Что его тщательно удобряли всяким дерьмом, холили, лелеяли и оберегали. Причем Гаврилин сможет внятно объяснить как это делалось и не сможет рассказать зачем это все производилось.

«Пальчики», – произнес Краб в мозгу Гаврилина. И с глазиком…

Твою мать…

Гаврилин встал со стула. Слишком резко, ласково напомнила ему рана. Слишком резко. Гаврилин постоял немного, убаюкивая ее, потом прошел к окну.

Совсем разгулялась погодка. Солнце. Бессмысленно яркое солнце вывалилось наконец из-за туч и теперь лупило лучами во все стороны.

Мороз и солнце. День поганый совершенно. Гаврилин оглядел двор. Охрана, охрана, охрана, проволока по забору, закрытые ворота… Тут все ясно. Можно не дергаться. Или вот сейчас взять что-нибудь тяжелое… Вон очень славная на вид литая пепельница в виде лошадиной головы.

Вот сейчас этой самой головой по голове Хозяина и приложить. Взять и – хрясь. Как молотком.

Сейчас сблюю. Точно сблюю, прямо на рабочий стол самого Хозяина. Наблюдателя неудержимо рвало на рабочий стол!

Но мы не об этом. Мы о том, как же все это произошло.

Меня находят в клинике и изымают… Минутку! Не изымают меня вовсе, меня не могли изъять без моего согласия или без согласия высшего общества. Хозяин, кстати, говорил что-то подобное. И Клоун. Клоун тоже говорил, что все планировалось сделать мягко и с соблюдением правил.

Значит, Хозяин известил бы всех, что имеется шустрый парень, Саша Гаврилин, который явно знает о Солдате почти все и теперь все должны были согласиться с тем, чтобы изъять шустряка с нейтральной территории.

Согласие, естественно было бы получено, но в этом случае Гаврилина раскручивали бы в присутствии всех. И все бы знали, что есть люди и покруче Хозяина. Куда как круче.

И чтобы потом они не сделали с Гаврилиным, они все равно начали бы переговоры с Григорием Николаевичем. Переговоры о…

А о чем, собственно, переговоры?

Кто-то загремел за окном пустым ведром. Гаврилин оглянулся. Хозяйством занимаются. Работают. Справа в поле зрение Гаврилина медленно, неторопливой походкой вошел Клоун. Взгляд его медленно скользнул по окнам, на окне кабинета задержался. Клоун чуть заметно кивнул.

Здоровается? Или просто демонстрирует хорошее к нему отношение. Или хочет напомнить…

Ага, Гаврилин кивнул в ответ и отошел от окна. Правильно. Говорил ведь Клоун, что единственный шанс Гаврилина – попытаться сыграть на противоречиях между Крабом и Хозяином.

Чертов Краб! Это он все испортил. Взял и вытащил наблюдателя внаглую. Теперь…

А теперь у Хозяина могут быть проблемы. Естественно, в открытую на него коллеги не полезут, но сам Хозяин…

Что он там врал на счет законов и правил? Не может он их нарушать? А тут получается, что его правая рука ведет себя нагло и слишком независимо.

Теперь, если Хозяин все-таки передаст Гаврилина на общую разборку, станет понятно, что прав был все-таки Краб. Плюс майору – минус Хозяину.

Если Хозяин никому Гаврилина не отдаст, значит он поддержит Краба, его незаконные действия, значит Краб прибавит в авторитете, и, поскольку закон Хозяина перестанет быть непреложным, то повысится ценность просто грубой силы. А все это…

А все это Гаврилину будет совсем параллельно, потому что с ним никто церемониться не станет. Гаврилин вернулся на стул. Очень хочется жить. Безумно хочется. И…

Хозяин сказал, что даст шанс. Шанс. А Хозяин должен был уже многое обдумать. И если он так сказал, то не исключено, что у него есть план. А это значит, что нужно внимательно его выслушать. Гаврилин посмотрел на часы. Как время быстро летит! Уже начало девятого.

Хозяин замешкался. Или просто дает возможность Гаврилину все это обдумать. И попытаться самому прийти к выводам, которые уже давно сделал сам Хозяин.

Гаврилин своим существованием угрожает авторитету Хозяина, а после действий Краба – угрожает всей системе, построенной Хозяином.

Так вот где собака порылась, как любил говаривать известный политический деятель. Так это значит, что Краб, туповатый и негибкий служака, своими неуклюжими действиями неожиданно тонко подставляет Хозяина. И Хозяину это не нравится.

А Гаврилину не нравится перспектива накрыться медным тазиком в этих играх. И на стыке всего этого можно попытаться поиграть.

Открылась дверь кабинета и вошел качок, дежуривший в коридоре. Славно бы выглядел Гаврилин с пепельницей в руках и жаждой крови в глазах.

Старик доступный-доступный, а с пониманием. Не хочет давать Гаврилину шанса сделать глупость.

Следом за секретарем в комнату вошла женщина средних лет с подносом, прикрытым полотенцем. Потом Хозяин.

– Поскучал? – спросил Хозяин, усаживаясь на этот раз не в кресло, а на второй стул стоявший возле стула Гаврилина.

– Подумал, – ответил Гаврилин.

– Это хорошо, это очень хорошо. Придумал что-нибудь?

Женщина поставила поднос на стол между Хозяином и Гаврилиным.

– На здоровье!

– Спасибо, Ира, – сказал Хозяин.

Секретарь еще раз оглядел кабинет и тоже вышел.

– Так что придумал? – спросил Хозяин.