Глава 12
Грязь
Воздух в ресторане вибрировал от напряжения. Страх и безысходность пропитали воздух, стены и лица людей. Агеев полной грудью вдыхал эту смесь, каждой клеточкой своего тела смаковал ужас этих людишек, испуганно жмущихся друг к другу под его взглядом.
Это только начало. Он еще не показал им свою силу полностью. Все начинало плыть перед глазами у Агеева, и ему стоило больших усилий сосредоточиться на чем-нибудь конкретном.
Даже речь его стала невнятной, голос то садился, то срывался на визг. Как он хотел растерзать все это стадо собственными зубами, как ему хотелось уничтожить всех сидящих в зале разом, рвать их тела в клочья, заставлять этих испуганных мужчин и женщин копошиться в этой крови…
Одна женщина просто не поняла того, что говорил Агеев. Ее лицо побелело, она прижала руки к груди, затравлено оглянулась на мужа, даже попыталась что-то переспросить у Агеева, но голос не подчинился ей.
– Что? Не хочешь выполнять? – Агеев сжал ее горло рукой. – Не хочешь?
Женщина стала задыхаться, но Агеев этого не замечал.
– Ты, сука, не хочешь делать того, что я приказал? Отвечай! Отвечай! – Агеев переставал понимать, что делает. Он сжимал горло, лицо женщины покраснело, она пыталась вздохнуть, но не могла. Она хотела просить, но ни звука не могло вырваться из ее горла.
– Молчишь? Молчишь? – Агеев теперь видел только судорожно открытый рот и стекленеющие глаза. – Молчишь?!
Женщина, наконец, не выдержала, схватилась за руку Агеева и попыталась разжать его пальцы. Она просто хотела вдохнуть воздуха, удушье пересилило страх, тело ее уже подчинялось инстинкту.
Его схватили за руку! Его! Его пытается остановить какая-то стерва. Агеев ткнул стволом пистолета в лицо, в раскрытый хрипящий рот и нажал на спуск.
– Я же предупреждал! Я вас всех предупреждал! – не вынимая пистолета и продолжая держать за горло уже мертвое тело, Агеев обвел остановившимся взглядом замерший зал. – Я всех вас предупреждал!
Потом Агеев посмотрел на лицо убитой, высвободил ствол пистолета. Голова женщины откинулась назад, изо рта потекла кровь.
– Проиграла ты, милая, проиграла, – сказал Агеев и поцеловал труп в залитый кровью рот.
За соседним столом кого-то стошнило, но Агеев этого не видел. Ему вдруг пришла в голову новая мысль, настолько привлекательная, что он уронил тело на пол, выпрямился и засмеялся.
Они умирают по его приказу. Умирают, даже не пытаясь сопротивляться. Это возбуждало его, но теперь ему захотелось, чтобы они, эти чистенькие и слабенькие, убивали друг друга. Да, именно так.
– Продолжаем игру! – не переставая смеяться, крикнул Агеев и всхлипнул. Огни ламп, елочная мишура, лица людей – все смешалось в едином водовороте, понеслось вокруг него. Да, да, да! Именно ради такого стоит жить, только ради такой власти над людьми родился Солдат!
Агеев не заметил, что муж убитой оторвал, наконец, взгляд от ее залитого кровью лица, перевел остановившийся взгляд на Агеева и медленно встал. Не видел Агеев, как пальцы мужа сомкнулись на горлышке бутылки, стоявшей на столе, не видел он и того, как взметнулась эта бутылка над его головой.
Не обратил он внимания и на то, что Наташка, наблюдавшая за всем этим, выстрелила в спину замахнувшегося. Все это прошло мимо Агеева, он теперь мог думать только об одном.
Где они? Где эта пара, его попутчики, Катя и, кажется, Олег? Агеев потер левой рукой глаза и почувствовал на своем лице что-то влажное. Кровь. Он выпачкал руку кровью той дуры и теперь размазал ее по своему лицу. Агеев рванул со стола скатерть и вытер лицо. На щеке и лбу остались красные полосы, но Агеев не обратил на них внимания.
Олег и Катя. Катя и Олег. Где?
Агеев огляделся. Ага, вот. Как дела, милые? Помните меня еще? Вот и славно, вот и замечательно!
Агеев обнял Олега за плечи:
– Что же это вы не хотите со мной сыграть? Тут ведь так уютно? Правда, Катя?
Агеев взял женщину за руку и увлек за собой к сцене.
– Внимание всем! Сейчас мы проведем конкурс на звание единственного члена семьи.
– Катя, ты любишь своего мужа? Любишь? – Катя молчала.
– Молчишь… Тогда мы попросим подняться на сцену ее супруга. Его зовут Олег. Иди сюда, – Агеев поманил его к себе пистолетом.
Наблюдатель
– Останови это, – сказал Гаврилин.
– Не могу.
– Не можешь?
– Не могу. Он теперь не послушает никого. Его теперь можно только убить. – Палач говорил это без сожаления, просто констатировал.
Только убить. Просто взять и выстрелить в кривляющееся лицо ублюдка. Гаврилин мельком глянул на Агеева и уже не мог оторвать глаз.
Он же сходит с ума, подумал Гаврилин, он просто сходит с ума. Или он уже сошел с ума?
Девятнадцатилетний мальчишка, с кривящимися в истерике губами, с пеной, летящей изо рта при каждом слове, стал полным хозяином жизней несколько десятков людей. Ни в чем не повинных людей.
Сейчас он этих мужа и жену заставит убивать друг друга, а потом выведет следующую пару, а потом следующую, а потом…
Гаврилин снова сглотнул, чтобы отогнать подступающую тошноту. Полтора месяца назад все это выглядело иначе. Он был отделен от всей этой грязи системой и своими проблемами. Наблюдатель ломал голову, зачем все это планируется, ему мучили вопросы зачем и как, и он даже не задумывался над тем, какой ценой.
Он ведь сам тогда отобрал из общего списка кандидатов для группы Палача этого солдатика. Сам включил его в рекомендательный список для Палача. Сам.
– Ты собираешься смотреть на это и дальше? – спросил Гаврилин.
– Не знаю.
– Что ты не знаешь? У тебя есть оружие?
– Есть.
– Так что же ты?
Палач повернул лицо к Гаврилину и улыбнулся:
– А ведь меня называют Палач, а не Спаситель. С чего это ты решил, что я стану кого-то спасать? Это ведь мой новый способ самоубийства. Так ведь ты сказал?
– Какая же ты все-таки сволочь!
– Может быть, я и сволочь, но я не дурак. – Палач наклонился к Гаврилину. – Если я сейчас попытаюсь выстрелить и промахнусь, или даже попаду в Солдата, нас изрешетят Блондин и Наташка. И не только нас. Лягут все.
Это точно, подумал Гаврилин, это точно. Они не будут разбираться, кто стрелял, они просто выметут зал пулями и все. Значит, остается просто сидеть и ждать.
– Отдай мне телефон.
– Нет.
– Отдай мне телефон.
– Куда ты собираешься позвонить?
– Вызову свою группу прикрытия.
– И что? Они пойдут на штурм ресторана? А они имеют право вот так раскрываться? Ведь потом возникнут вопросы, кто, откуда, зачем. Начальство тебя не одобрит.
– В милицию позвоню. – Гаврилин сразу же понял, что сморозил глупость. Пока милиция прибудет, пока все оцепят – пройдет слишком много времени. А потом начнутся переговоры, попытки уговорить, а пока Агеев будет стрелять, или заставлять стрелять других…
– Ну, вы уже решили, кто из вас сегодня останется в живых? – спросил Агеев у мужа и жены. – Кто останется у вашей дочери – папа или мама?
Я не могу этого видеть, подумал Гаврилин. Я тоже сейчас сойду с ума, как вон та девчонка, которая до сих пор бьется в рыданиях в углу зала. Можно просто встать, крикнуть что-нибудь этому пакостнику и получить пулю в лоб. И все для меня кончится. Все-все-все.
Гаврилин увидел, как Агеев сунул свой пистолет женщине, обнял сзади и стал наводить ее руку с оружием на мужа.
Не могу этого видеть. Не хочу.
– Это очень просто, – сказал Агеев, – просто нажать на вот этот крючок. Не бойся, Катя, жми. Жми!
Ударил выстрел, закричала женщина. Пуля ударила ее мужа в живот. Он рухнул на пол, согнувшись вдвое, ноги его забили по полу.
Жена упала на колени, зажала уши руками и закричала.
Агеев подошел к извивающемуся от боли телу и присел на корточки.
Гаврилин дернулся было, чтобы встать, но рука Палача с силой сжала его руку.
– Сидеть!
– Да пошел ты!..
– Не делай глупости, – сказал Палач, – это мое дело.
– Так делай его!
– Сейчас, – Палач сунул руку под пиджак.
Гаврилин осторожно отодвинул в сторону стул, стоящий у него на пути. Или падать на пол, или бросаться на кого-нибудь – нужно будет место. Если Палач ошибется, то…
Черт, твою мать!
– Ты куда дел взрывчатку?
– Взрывчатку? Положил в машину и оставил эту машину в одном интересном месте. – Палач вытащил пистолет, снял его с предохранителя.
– У тебя нет запасного? – спросил Гаврилин.
– Наблюдателям стрелять не положено.
– Есть или нет?
– Нет, успокойся.
– Солдат – менты! – Гаврилин оглянулся на голос.
Это крикнул Блондин:
– Стрелок сказал, что идут менты!
– Иду, – ответил Агеев.
Он на ходу махнул Бесу рукой: «Последи здесь!».
– Да заткнись ты, – бросил Агеев кричащей женщине и с силой ударил ее ногой в лицо.
– Сейчас? – спросил Гаврилин.
Суета
Некоторым в жизни везет, некоторым – нет. Это младший сержант Михайлов знал давно, и его напарник, сержант Халиуллин, был с ним в этом согласен.
Дежурство в Новогоднюю ночь само по себе – вещь неприятная, а прогулка по улице в ТАКУЮ ночь – просто вообще пытка.
И что самое обидное – ведь нахрен никому не нужен их патруль. Часов так до четырех. Все, даже самые отбитые уроды, сидят сейчас за столами и угощаются.
– Не надо было с майором портить отношения, – в который раз сказал Халиуллин.
– Не нужно было, – согласился Михайлов, – так кто ж знал?
– Надо было думать, – назидательно сказал Халиуллин.
– Надо, – опять согласился Михайлов, – у тебя как ботинки? Не текут?
– Нет.
– А у меня, блин, текут по шву. Что только ни делал – все равно текут.
– Надо их над огнем вазелином намазать.
– Да мазал я, мазал, – не помогает. Ног уже не чувствую, – пожаловался Михайлов.
– Хреново.
– Может, это?..
Халиулиин остановился и посмотрел по сторонам.
– А если кто?..
– Ну, кто? Майор? Так он сейчас уже водку жрет.
– Жрет, – кивнул головой Халиуллин.
– Так, может, – Михайлов задумался на секунду, – двинем в «Старуху»?
«Старухой» все называли ресторан «Старая крепость», патрульных там всегда подкармливали – ресторан стоит на отшибе, в парке, место достаточно глухое, так что лучше, чтобы патрули туда заходили почаще.
– Пошли, – принял решение старший патруля.
Минут десять патрульные шли молча, предвкушая отдых в тепле.
– Жрать хочу, – сказал Михайлов.
– Само собой.
– И грамм сто сейчас бы принять! – мечтательно протянул Михайлов.
– Можно, – согласился Халиуллин.
Можно, в такую погоду даже нужно. Михайлов покосился вверх, словно рассчитывая увидеть того, кто виноват в такой дерьмовой погоде.
– А подмораживает, – сказал Михайлов, – может, и правда, снег выпадет. Вон лужи уже начало подмораживать.
– Ага.
За домом рвануло несколько петард, одна за другой взлетели с десяток ракет.
– Развлекаются, суки, – проворчал Михайлов, ему не нравились эти развлечения со взрывами, очень похоже на стрельбу.
В парке было темно, немного освещалась только дорога к ресторану и стоянка перед ним. Михайлов остановился перед припаркованными машинами, потер ладони. Все-таки холодает.
– С парадного входа пойдем, или через кухню?
– С парадного, – решил сержант.
Патрульные почистили подошвы ботинок о край верхней ступеньки крыльца, Халиуллин, как старший патруля постучал кулаком в дверь.
– Кто там? – спросили из-за двери почти сразу.
– Милиция, – официальным голосом сказал Халиуллин, – откройте.
За дверью грохнул засов, дверь открывалась наружу, и сержантам пришлось отойти в сторону.
– Заходите, – сказал женский голос.
– С Новым годом, – сказал Халиуллин, переступив порог.
Михайлов шагнул было за ним, но натолкнулся на спину остановившегося внезапно напарника.
– Ты чего? – спросил Михайлов и легонько подтолкнул Халиуллина.
Михайлов весь уже был там, в теплом, освещенном месте, предвкушал выпивку и закуску. И даже жизнь показалась ему не такой уж неприятной. Бывают в жизни приятные минуты. Что-то грохнуло в вестибюле.
И тут петардами балуются, недовольно подумал Михайлов. Спина Халиуллина качнулась к нему, он автоматически поддержал сержанта.
– Ты чего?
Тело Халиуллина как-то обмякло, и Михайлов не смог его удержать. Сержант осел на пороге, потом тело его запрокинулось назад.
Михайлов не сразу сообразил, что это такое появилось на лбу напарника. Что-то темно-красное… Кровь? Михайлов поднял взгляд и увидел, что сразу за порогом стоят четверо: девка и три парня. И у них в руках оружие.
Михайлов шарахнулся назад, и выстрел из пистолета, прогремевший одновременно с этим, ушел мимо. Младший сержант поскользнулся на ступеньках, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и пробежал несколько шагов до того, как очередь, выпущенная с крыльца, наискось перечеркнула его спину.
Михайлов упал. Он еще слышал, как сзади кто-то подбежал к нему.
Ударил выстрел, пуля размозжила голову младшему сержанту.
– Давайте быстро здесь уберем, – сказал Агеев.
Палач
Первое, что нужно сделать – это вывести людей. Если начнется перестрелка, то лучше в пустом помещении.
Все меняется на свете. Он заботится о безопасности людей. Людей. Он вообще собирается рискнуть собой, для того, чтобы они выжили.
Палач дождался, пока Агеев, Наташка и Блондин вышли из зала, и встал.
– Что? – спросил Бес.
– Нужно быстро вывести отсюда всех. Через заднюю дверь, или что там еще.
Бес ошарашено уставился на Палача.
– Открывай дверь, быстро.
Беса словно ветром сдуло, он нырнул в кухонную дверь.
Палач бросился через зал к двери, ведущей в вестибюль, схватил по дороге валяющийся стул, перепрыгнул через лежащее в проходе тело охранника.
Нужно закрыть дверь в зал, пока они возятся с убитыми ментами. Быстро. Палач захлопнул дверь, сунул ножку стула в дверную ручку.
Что там Бес? Палач обернулся. Наблюдатель подбежал к нему:
– Что дальше?
– Надо всех выводить.
Люди в зале изумленно смотрели на Палача, на Гаврилина.
– Я открыл, – крикнул Бес, – можно делать ноги.
– Сейчас всем нужно бежать, – сказал Палач, – быстрее. Бес, выводи людей!
Никто не вставал.
– Да быстрее же, – крикнул Палач.
Бестолковые люди. Даже теперь, на самом краю жизни они просто тупо сидеть, ожидая, пока их убьют.
– Через кухню, на выход!
Во входную дверь ударили.
– Открой! – это Агеев. – Что там у вас?
– Уходите! – снова крикнул Палач и из-за стола рванул за шиворот ближайшего человека. – Бегом!
Наконец до людей начало доходить, что это правда, что это не очередная игра. Загремели опрокидываемые стулья, вдребезги разлеталась посуда. Кто-то зацепил наряженную елку, и она с грохотом обрушилась на крайние столики.
– Открой, сволочь! – крикнул Агеев из-за двери. – Убью!
Палач отскочил от двери в тот момент, когда за ней загрохотал автомат. От двери полетели щепки, закричал и упал кто-то из убегающих. Палач навел пистолет на дверь, но новая очередь заставила его отшатнуться.
– Раненых с собой заберите! – кричал Гаврилин, но на его крик внимания никто не обратил.
Люди толкались у кухонной двери, отшвырнув Беса на кухню.
Визжала какая-то женщина, вцепившись в проталкивающегося к выходу мужа.
Автомат за дверью, наконец, замолчал.
Агеев что-то говорил, но Палач не смог разобрать, что именно.
– Выталкивай их всех, – сказал Палач Гаврилину и несколько раз выстрелил в дверь.
Кровь
Агеев перезарядил автомат. Блондин стоял возле двери на улицу и недоуменно смотрел на Солдата.
– Что уставился? Давай на улицу, они могут через кухню смыться.
– Кто?
– Да Бес со своим Крутым. Вы что, не поняли? Продал нас Бес! Давай бегом! – Агеев вскинул автомат, но несколько пуль пробили дверь со стороны зала.
Суки. Суки. Стреляют. В него стреляют. Агеев закусил губу и нажал на спуск. Суки, только доберусь до вас, только попадитесь мне в руки! Автомат рвало отдачей из рук, но Агеев упрямо не отпускал спусковой крючок.
Пули долбили дверь возле дверной ручки, выбивая отверстие. Наконец, затвор замер. Агеев отшатнулся в сторону и торопливо стал пристегивать новый магазин.
– Что стоите? – обернулся он к Наташке и Стрелку. – Особое приглашение нужно?
– Сейчас, сейчас, – Стрелок отставил к стене карабин и потащил из-за пояса пистолет, – сейчас.
Он шагнул вперед, поднял пистолет на уровень глаз, расставив ноги и придерживая правую руку левой.
– Я сейчас, – Стрелок потянул пальцем тугой спуск, – грохнул выстрел, один, другой.
Дверь вдруг брызнула щепками, и Стрелок почувствовал, как что-то твердое ткнуло его в грудь. Он качнулся, еще раз нажал на спуск, но тут словно какая-то тяжесть потянула его к полу. Пистолет стал очень тяжелым и вывалился из рук.
Стрелок опустился на колени. Больно. Ему стало очень больно, боль полыхнула в груди, в том месте, куда что-то его ударило.
Что-то… Стрелок тронул рукой очаг боли. Горячо. Стрелок поднес руку к глазам. Больно-то как! Больно.
Это кровь, подумал вдруг Стрелок. В него попали. Ему в грудь ударила пуля. Стрелок удивленно посмотрел на Агеева. В грудь… Пуля… Он ранен…
Ранен… весь мир заполнился низким ревом. Словно водопад обрушился на Стрелка. Но это не вода ревет, понял вдруг Стрелок, не вода… Это его кровь… Его кровь…
– Ранен? – крикнул Солдат.
– Ранен, – шепотом сказал Стрелок.
– Козел! – бросил Агеев и снова открыл огонь по двери.
Мир резко обернулся вокруг Стрелка, и он оперся руками о пол. Как много вытекло крови… Как много…
Больно. Стрелку захотелось крикнуть Солдату и Наташке, что ему очень больно, что так нечестно, что он не должен получить эту пулю, но красное зеркало крови на полу потянуло его книзу.
Словно пытаясь рассмотреть свое отражение в этом зеркале, Стрелок наклонился, боль в груди усилилась, и он попытался застонать. Только стон не получился. Вместо него изо рта плеснула кровь.
Мир разом стал красным, потом полыхнула вспышка, и Стрелок умер.
Грязь
Блондин чуть не споткнулся о тело убитого милиционера. Не успели убрать, теперь уже другие уберут.
Таки побежали. Блондин остановился на углу здания. Через двери кухни, отталкивая друг друга, сшибая мусорные баки, крича что-то непонятное бежали люди. Вырвались, совершенно без эмоций подумал Блондин. Это их Бес пропустил… Или Беса пришил его любимый Крутой?
Кто-то из бегущих заметил Блондина и ткнул в его сторону пальцем. Завизжала женщина, другая женщина споткнулась и упала в вывалившийся из перевернутого бака мусор. Двое или трое споткнулись об нее и тоже упали.
Блондин, не торопясь, поднял автомат. Жаль, что не Стрелок там сейчас, не этот чистоплюй, с оптическим прицелом вместо хрена. Ну, ладно, с ним потом разберемся.
Как там Наташка в машине говорила? Чтобы мозги полетели? Да, именно так. Именно…
Сколько он одной очередью положит этих козлов? По ногам вначале, или сразу же по головам? Блондин оперся плечом о стену дома, намотал на руку ремень от автомата.
Все происходило будто в кино. Крики, грохот, ругань. Все это происходило перед Блондином, но не затрагивало его, как не особо впечатляло и то, что до этого происходило в ресторане. Кто-то кого-то убивал – ему-то что? Это была игра Солдата. Если бы он занялся тогда делом вместо того, чтобы стоять столбом в дверях, тогда – да, тогда бы его это тоже завело. А так…
Холодно только. Никак зима началась? Ну, хрен с ней, с зимой…
– С новым годом! – крикнул Блондин и нажал было на спуск, но тут на улицу вывалился всклоченный Бес.
– Ты чего? – Блондин от неожиданности опустил автомат.
– Ни-ничего… – сказал Бес.
– Что там у вас? – спросил Блондин.
Бес покосился через плечо на дверь. Наверное, все посетители уже вырвались на свободу и теперь бежали к спасительной темноте парка.
– Кто их выпустил? – спросил Блондин, механически переводя взгляд с Беса на бегущих. Он понимал, что за последние несколько минут что-то изменилось, помнил, что Солдат крикнул ему о том, что Бес их сдал, но это не было еще внутри него, еще не управляло его рефлексами.
Бес – продал. Бес продал их. Это вяло пульсировало в голове Блондина и почти терялось на фоне полыхающего сигнала – стрелять в убегающих. Зачем? Это было не важно.
Они бежали – нужно было стрелять им в спины. Стрелять. Блондин прицелился.
Бес? Бес их сдал?
До Блондина, наконец, дошло, что именно крикнул ему Солдат и зачем послал сюда. Бес – продал!
– Ты их выпустил?
Бес не ответил. Автомат в его руках выплюнул короткую очередь.
Сука. У Блондина перехватило дыхание. По лицу больно стеганула каменная крошка, отбитая пулями от стены. Сука.
Новая очередь прошла ниже, пуля словно кувалдой ударила по правому колену, Блондин закричал и нажал на спуск своего автомата, уже падая.
– Сука! Сука! – выкрикнул он, заваливаясь на бок.
Очередь получилась длинная, на весь магазин, на все тридцать патронов. И только одна пуля из тридцати достала Беса.
Пуля прошла навылет грудную клетку и застряла в позвоночнике. Бес сполз спиной по дверному косяку, словно присел отдохнуть, вытянув одну ногу перед собой и подвернув под себя другую.
Блондин упал в замерзающую лужу, сгоряча попытался вскочить и снова упал, закричав от боли.
Правая нога подвернулась под неестественным углом, от боли Блондина вырвало. Суки. Они достали его. Не он разнес башку Стрелку, а Бес, эта мелкая гнида, сделал его калекой.
Не переставая кричать, Блондин вытащил из кармана запасной магазин и положил его перед собой. Сволочи, сволочи, сволочи! Всех… Всех положу, сволочи, крикнул Блондин. Всех.
Пустой магазин Блондин отбросил в сторону, пристегнул новый и дернул затвор автомата. Суки. На мгновение опустив голову, Блондин прижался лицом к холодной грязи. Стало немного легче.
Блондин направил автомат на дверь.
Наблюдатель
Это не может долго продолжаться, подумал Гаврилин. Не может. Дверь сейчас просто развалится под выстрелами.
И тогда все.
Каким бы ни был Агеев пацаном, у него хватит ума просто войти в дверь, поливая все перед собой автоматным огнем. Их там, за дверью, четверо. В четыре ствола они просто выметут все перед собой. Пластмассовые столы никак от пуль не защитят.
– Палач! – воспользовавшись паузой, крикнул Гаврилин.
– Что?
– Надо уходить.
– Ты думаешь? – спросил Палач.
– Давай за остальными, через кухню!
Снова загремел автомат, только на этот раз со стороны кухни. Очередь, еще одна, потом третья очередь сменилась истошным криком.
Не успели, понял Наблюдатель. Палач, пригнувшись, перебежал через зал, присел на корточки возле Гаврилина и перезарядил пистолет:
– Между прочим, последняя обойма.
– Весело.
– Я рад, что тебе понравилось, – выдохнул Палач.
Надо что-то делать и как можно быстрее. Что? Что?
Гаврилин поискал глазами вокруг себя хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее оружие.
– Как ты думаешь, – спросил Палач, – где здесь выключается свет?
– Свет?
– Да, этот вот свет где выключается?
Гаврилин вскочил. Где-то должен быть электрощиток. Где? Твою мать, выключали же они свет в зале! Выключали!
– Пригнись, придурок, – крикнул Палач.
– Есть, я его вижу, – радостно закричал Гаврилин и побежал к противоположной стене, не обращая внимания на возобновившуюся стрельбу. Теперь только бы успеть.
Гаврилин щелкнул тумблерами как раз в тот момент, когда от удара дверь из вестибюля распахнулась настежь.
И длинная-длинная очередь прошила зал. Со звоном вылетели оконные стекла, вдребезги разлеталась посуда.
Гаврилин упал на пол ничком и даже прикрыл голову руками. Свет в вестибюле продолжал гореть, плоский черный силуэт стрелявшего негативом отпечатался на светлом прямоугольнике двери.
Что же не стреляет Палач? Давай! Другого шанса может не быть, давай!
– Давай! – закричал Гаврилин.
Справа, от стены ударил выстрел. Выстрел, выстрел, выстрел, но черный силуэт в двери стоял, как зачарованный. Выстрел. Автомат, наконец, замолчал, и силуэт исчез, его словно кто-то дернул за ниточку. Гаврилин услышал треск какой-то мебели, хруст стеклянных осколков от двери, тяжелый удар чего-то металлического о стену.
Попал. Попал. Гаврилин вдруг понял, что там, в темноте, лежит оружие. Ни на секунду не задумываясь, Гаврилин метнулся через зал туда, где, как ему показалось, лежит автоматчик.
– Лежать!
Это Палач так истошно кричит, успел удивиться Гаврилин и увидел, что в дверях появился новый силуэт. И тоже с автоматом.
Гаврилин тяжело упал на освещенный светом из вестибюля кусок пола. Все. Вот теперь – все! Он как на ладони. Гаврилин попытался оттолкнуться рукой от пола, но она попала во что-то скользкое. Удар. Лицом о пол, с размаху. В ушах зазвенело.
Сзади ударил выстрел, еще, потом сухо щелкнул затвор пистолета. Последняя обойма, вспомнил Гаврилин и посмотрел в сторону двери.
Темный силуэт качнулся, автомат упал. Силуэт наклонился.
– Не-ет! – закричал Гаврилин, оттолкнувшись от пола руками и ногой, как спринтер, преодолел десяток метров, отделявшие его от противника.
Удар. Они оба полетели в вестибюль. Грудью об пол! У Гаврилина на мгновение перехватило дыхание, и он не смог удержать… Наташка! Эта сумасшедшая девка, перепачканная в крови, теперь уже в своей и чужой.
Наташка успела вскочить и, схватившись правой рукой за левое плечо, как по футбольному мячу, ударила Гаврилина в голову.
Вспышка перед глазами. Блядь! Еще вспышка! Гаврилин успел зацепить Наташку за ногу на третьем ударе и рванул на себя. Она упала.
Теперь уже вскочил Гаврилин. В голове еще гудело от ударов, в глазах двоилось. Гаврилин помотал головой и пропустил Наташкин удар. Только в последнюю минуту он чуть повернулся, отталкивая Наташкину руку.
Лезвие ножа вместо того, чтобы войти между ребер, скользнуло вдоль них, распарывая одежду и мышцы. Гаврилин закричал и ударил. Потом еще раз. Наташка отлетела к стене, но нож не выпустила.
Гавырилин попытался зажать рану рукой, не спуская взгляда с Наташки. Здорово он все-таки ее достал в лицо. Кровь текла из сломанного носа, пропитывая свитер. Наташка тяжело дышала, левая рука безжизненно висела, в правой был нож.
Как печет бок, подумал Гаврилин.
Наташка оттолкнулась от стены и в броске, падая, попыталась достать его лезвием ножа.
Тело сработало само. Правая рука чуть отвела руку с ножом в сторону, а левая ребром впечаталась в горло, ломая хрящи.
Прав был покойный Артем Олегович – нужно заниматься спортом. И рожа будет целее, и не будет так гореть распоротый бок. Гаврилин оперся спиной о стойку раздевалки и попытался рассмотреть, что же там с боком. Костюму совсем плохо, проще выбросить, чем зашить или отстирать.
В разрез пиджака виднелось что-то алое. Кровь. Слабость поползла по телу и остановилась тошнотой у горла. Не хватало еще грохнуться в обморок.
Гаврилин попытался глубоко вздохнуть и застонал. Дышать в его состоянии лучше через раз. И маленькими глотками. Хотя ему повезло больше, чем некоторым участникам сегодняшнего мероприятия.
В открытую дверь тянуло холодом и сыростью, сразу за порогом виднелись ноги в грубых ботинках. «Стрелок говорит – менты идут!», вспомнил Гаврилин. Вовремя пришли. Спасибо, ребята.
Холодно. Гаврилин с натугой откинул крышку стойки и подошел к вешалке. Нам чужого не нужно, нам нужно свое собственно пальто.
Что-то я не так делаю, отстраненно подумал Гаврилин. Надо посмотреть, как там Палач. Да, нужно найти Палача, согласился с самим собой Гаврилин и снял с вешалки свое пальто.
Снова подкатила тошнота. Гаврилин поискал глазами, нашел чей-то шарф и сунул его под пиджак к ране. Кровь нужно беречь, она у нас одна, подумал Гаврилин и неожиданно для себя хихикнул.
Боль в ране тут же наказала его, и он вскрикнул. Ничего, ему еще повезло. Гаврилин кое-как натянул пальто, огляделся.
Один из группы Палача лежит в зале, еще один тут, в вестибюле. Гаврилин на неверных ногах приблизился к нему. Лег вздремнуть парень. Место выбрал неудачное, в луже собственной крови. Это его, видимо, Палач через дверь положил.
А Наташку, видимо, положил он сам. Гаврилин потер ребро левой ладони о пальто. Нечто подобное английские коммандос, если верить инструктору по рукопашному бою, называли «попасть под шлагбаум».
А ведь я только что убил человека. Первый раз в жизни убил человека. В ушах зазвенело, окружающее замерцало. Спокойно. Это еще не повод, чтобы падать.
Убил. Гаврилин отвернулся от Наташки.
Их было пятеро. Минус Бес. Четверо. Наташка, кажется, Стрелок, кто-то в зале и еще один где-то, за кухней.
Или его там уже нет? Может, Бес все-таки с ним разобрался? Тогда почему нет Беса?
Вот сейчас от двери вдруг ударит автомат. Гаврилин оглянулся на вход. Что-то он упустил… Ага, нужно найти оружие. Нужно …
Гаврилин обвел взглядом вестибюль. У стены стоит карабин с оптическим прицелом. На хрен, тяжелая штуковина слишком. Автомат, из которого стреляла Наташка. Туда же. Так, пистолет чуть в стороне. Наверное, Наташка выронила.
Повезло тебе, Гаврилин. Повезло.
Пол с лежащим на нем пистолетом, был где-то далеко внизу. Не дотянусь, подумал Гаврилин. В глазах потемнело. Спокойно, не нужно наклоняться, нужно просто присесть или стать на колено и взять оружие.
Все это очень просто. Очень просто. Гаврилин левым локтем прижал пульсирующую болью рану, нащупал у себя под ногами пистолет. Теперь встать.
Разогнуть ноги и встать. Гаврилин попытался. Потом попытался еще раз. Оперся рукой с пистолетом о стену и встал. Вот и славненько! Вот и…
Стоп, если сейчас сюда нагрянет милиция, то ему придется давать объяснения. Надо делать ноги. Гаврилина качнуло к выходу. Еще раз стоп! Палач. Он так и не выяснил у Палача, куда тот дел взрывчатку.
Гаврилин осмотрел пистолет, с третьей попытки дослал патрон в патронник и вошел в зал.
Сейчас он мне все скажет, подумал Гаврилин. Все-все.
Палач
Успел Наблюдатель. Молодец. А вот он сегодня явно не в форме. Солдата нужно было снимать с первого выстрела.
Палач споткнулся о сваленный стул и упал. Уже на ногах не может устоять. Нужно было снимать Солдата с первого выстрела. Палач попытался подняться, но не смог.
Это уже почти смешно, его подстрелил этот сопляк, Агеев. Смешно. Палач встал. Ранами будем заниматься потом. Сейчас нужно найти Солдата.
Зачем? Это не важно. Нужно просто его найти. Трудно дышать. Воздух стал густым и просачивался в легкие тонкой вязкой струйкой. Вкус крови во рту. Потом, сначала – Агеев.
Палач услышал… нет, не стон, а частое тяжелое дыхание. Будто дышала тяжело больная собака, сухо и часто. Еще жив, подумал Палач.
Дыхание было где-то рядом, у самых ног. Палач сел на пол, пощупал рукой. Нога. Нашел.
– Что? – спросил Палач, не расслышав того, что прошептал Агеев.
– Плохо мне.
Палач продолжал шарить рукой по полу, наталкиваясь на битую посуду и сломанную мебель. Где-то здесь должен быть автомат.
– Помоги… – попросил Агеев.
Палач не ответил.
– Помоги… – громче сказал Агеев.
Автомата нигде не было. Палач стал на колени и стал обыскивать Агеева.
– Не успел я, – сказал Агеев и закашлялся.
Палач нащупал у него за поясом пистолет.
– Жаль, не положил вас обоих еще там, в коридоре.
Палач вытащил пистолет, тяжело встал.
Вначале он хотел что-то сказать Агееву, но потом передумал. Что? Что он может ему сказать?
Палач обернулся к двери.
– Жив?
– Вроде бы, – сказал Гаврилин.
– Повезло…
– Кого ты положил в зале?
– Солдата.
– Тогда не хватает Блондина. И Беса, – добавил Гаврилин после паузы.
– Может, сбежали?
– Может. Или оба убиты.
– Или оба убиты…
Гаврилин медленно подошел к Палачу:
– Нужно уходить.
Нужно уходить. Действительно, нужно уходить и как можно быстрее. Все как обычно, операция переходит в стадию завершения. Уйти до того, как ресторан оцепят. Палач почувствовал на своем плече руку Наблюдателя.
– Что-то мне плохо.
– Пошли, – сказал Палач тихо, в груди пекло, и Палач боялся закашляться.
Они двинулись через кухню. Через разгромленную кухню. Возле печи лежал повар, в белой, испятнанной кровью куртке. В стороне лежали две женщины. Официантки.
Дверь на улицу была открыта. На самом пороге сидел Бес. Рядом лежал автомат.
– Бес, – сказал Гаврилин и шагнул к двери.
Нельзя, подумал Палач, нельзя, но остановить Наблюдателя не успел. С улицы ударил автомат.
Кровь
Блондин ждал их, борясь с тошнотой и болью. Они не могут пройти мимо него. Не могут. И Блондин ждал. Вот сейчас, сейчас. Он не слышал выстрелов внутри здания, он вообще ничего не слышал, кроме своего дыхания.
Нога горела, но жар этот не защищал от холода, наоборот, холод пропитал все тело Блондина, дрожали руки, дрожало все тело, дрожал автомат.
Блондин ждал. Он дождется. Ему все равно, кто выйдет. Лучше, конечно, чтобы Стрелок.
Или все равно. Солдат, Наташка, или этот. Крутой.
Блондин ждал. Для него исчезло все вокруг, кроме этой двери. Руки застыли, и ствол водило из стороны в сторону.
Стали закрываться глаза. Блондин тихо выругался, попытался изменить позу и чуть не закричал от новой вспышке боли в ноге.
Блондин ждал, но появление в дверях людей все-таки застало его врасплох. Он нажал на спуск до того, как понял, что очередь пройдет слишком низко.
Автомат ударил в плечо, в ноге снова взорвалась боль, и Блондин закричал, не отпуская спускового крючка. Только боль и его крик, и рвущийся из рук автомат, и холод во всем теле, и злость, и…
Блондин не видел, что почти вся очередь досталась телу Беса. Грудь, лицо, ноги выплескивали фонтанчики крови под ударами пуль, били в стену и в раскрытую дверь, но никак не могли нащупать замершего в дверях человека. Нет, одна зацепила.
Патроны в магазине закончились, Блондин, не переставая кричать, выронил автомат.
Суки, сволочи, ублюдки. Рвать… рвать вас зубами… гады… ненавижу… Блондин бил кулаками по земле, приподнялся, и в этот момент его достали пули Палача.
Вся злость Блондина и весь мир, который он так ненавидел, разлетелись в клочья.
Грязь
Темнота и безмолвие. Медленное, тягучее безмолвие и раскаленная темнота. Агеев идет, а темнота липнет к его лицу, коркой оседает на губах.
Агеев знает, что сейчас произойдет, он знает, куда засасывает его черное безмолвие. И ничего не может поделать.
Тело не подчиняется ему, ноги сами несут его застывшее тело, разбрызгивая каплями кромешную темноту внизу.
Холодно. На посту всегда холодно. Тогда почему горит лицо? Из-под фонаря косо вырываются пряди дождя, торопливо сшивая небо и землю. Землю, насквозь пропитанную водой.
Тучи и грязь. Грязь – это земля, пропитанная не водой. Не водой, кровью. Вот она брызжет у него под ногами, каплями бьет по лицу.
Это не дождь, это кровь. Идти становится все тяжелее, он уже проваливается по колено, кровавый дождь затягивает все вокруг багряной пеленой, глаза слипаются, но Агеев видит, как багровый туман, вращающийся вокруг него, выплескивает вдруг из себя сгусток ночи.
Агеев пытается остановиться, но тело его продолжает двигаться, уже проваливаясь в кровавую грязь по пояс.
Боль обжигает горло, Агеев пытается поднять к нему руки, но они тоже не подчиняются.
Близко, почти возле самого лица вспыхивает призрачным светом клинок. Ближе, еще ближе.
Тело Агеева проваливается в грязь все глубже. Вот уже только запрокинутое лицо остается над пузырящейся поверхностью.
Грязь со страшной силой сдавливает грудь Агеева, лопаются кости, в самой глубине тела рождается крик, он проталкивается сквозь смятые легкие, сквозь пересохшее горло. Или это не крик?
Это душа его пытается покинуть тело, вырваться наружу. Он сможет, он вырвется из кровавой трясины. Агеев открывает рот, пытается выдохнуть, но молочно светящийся клинок навис над ним, сверкнул ослепительно бело, качнулся и стремительно рухнул вниз.
Боль, всепоглощающая боль! Клинок молнией рассекает его горло, и в последнюю секунду Агеев понимает, что душа его так и останется в этой грязи.
… Тело Андрея Агеева дернулось в последний раз и застыло в углу темного зала, среди обломков, осколков стекла, в луже крови, смешавшейся с шампанским из разбитых бутылок.
Наблюдатель
В него стреляли… Правда? Стреляли… И даже попали. С той же силой, в ту же боль. Ну и что? Ему некогда думать об этом, у него есть важная, очень важная задача – он должен удержаться на ногах… Он должен удержаться на ногах, несмотря на то, что земля затеяла пляску.
Удержаться на ногах. На ногах. Что-то сказал Палач. Что он может сказать, этот Палач. Не нужно ничего говорить, просто нужно переставлять ноги, одну за другой, одну за другой, и двигаться прочь от этого здания. За деревья. В темноту парка.
Гаврилин сунул пистолет в карман пальто. Что-то он еще забыл. Что?
Взрывчатка. Странное какое слово – взрывчатка. Да, он должен узнать… Гаврилин оглянулся и увидел, что Палач сидит возле стены. Устал… Все они сегодня устали.
Гаврилин вернулся к Палачу. Вот если бы земля прекратила раскачиваться, было бы совсем хорошо.
– Вставай, – сказал Гаврилин.
– Не могу.
– Вставай, – Гаврилин смог наклониться и вцепился в воротник пиджака Палача, – вставай, чего расселся?
– Пошел ты… – сказал Палач.
– Вместе, пойдем вместе…
Палач неожиданно быстро поднес пистолет к своему лицу и нажал на спуск. Патронов нет.
– Фиг тебе, – сказал Гаврилин и ударил Палача по руке, – пойдем.
Стреляться надумал, козел. Ты мне еще расскажешь все.
– Пойдем, – Гаврилин потянул Палача за воротник.
Палач встал.
– Вот и ладненько.
Совсем расклеился несгибаемый Палач. Идет еще тяжелее его, героически раненого Наблюдателя.
Гаврилин покосился на Палача. Руку прижимает к груди. Под ноги попался сучок, и Гаврилин чуть не упал. Твою мать.
Земля ведет себя просто возмутительно. Из стороны в сторону, из стороны в сторону, а потом вдруг резко вокруг своей оси. Стоять. Гаврилин обернулся. Ты смотри, неукротимый человеческий дух снова одержал победу над бесконечными просторами родной страны. Ресторана уже не видно.
Слава Богу, парк большой. Нужно еще минут пятнадцать пройти, а потом уж и отдохнуть.
Каких-то пятнадцать минут. Ничего, удержимся. Это даже хорошо, что бок так болит, это позволяет не уснуть прямо на ходу.
Славно повеселились, просто замечательно. И горло у нее так замечательно хрустнуло. И так забавно разлетается голова от попадания нескольких пуль сразу. И Палач такой забавный.
Гаврилин понимал, что порет чушь и, что самое главное, порет ее вслух, но ничего не мог поделать. Язык заплетался, пару раз Гаврилина швырнуло о деревья.
Понатыкали тут, понимаешь, зеленых насаждений.
Все, Гаврилин сел на землю, прислонившись спиной к дереву. Привал.
– А знаешь, – сказал он Палачу, – что самое смешное?
Палач промолчал, он не сел, просто стоял, опершись рукой о дерево.
– Так вот, самое смешное то, что сейчас в какой-нибудь теплой комнате сидят очень вежливые люди и спокойно обсуждают нашу с тобой дальнейшую судьбу. Правда, смешно?
Разговоры
– У вас должны быть очень веские причины для того, чтобы вести себя подобным образом.
– Более чем.
– У вашего подопечного снова проблемы?
– Вы о Гаврилине?
– Естественно. Чудеса все еще происходят вокруг него?
– Как вы и заказывали. Но проблемы на этот раз не у него, а у вас.
– Вам не кажется, что вы немного перегибаете палку?
– Это вы о том, что вас доставили сюда не совсем по вашей воле? Тогда нет, это только последствия.
– Вы сейчас допускаете самую большую ошибку в своей жизни.
– Дай Бог, чтобы это было так. Я давно хотел вас попросить изменить тон разговоров со мной. Я уже не мальчик, чтобы выслушивать ваши нравоучения. Тем более что вы сами допускаете ошибку за ошибкой.
– Боже, какие разительные изменения произошли с вами! Вы что, выпили на праздник?
– Вы знаете, что убит связник Палача?
– Когда?
– Накануне Нового года. Вам это ни о чем не говорит?
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что Палач обрубил свои связи с нами, так, как должен был это сделать перед самым началом операции. Но сделал это на неделю раньше. А это значит, что Гаврилин был прав, и что Артем Олегович вместе с вами допустил ошибку.
– А если это не Палач? Кто-то ведь попытался убить вашего Гаврилина?
– Это Палач, тот человек, который приказывал убить Гаврилина, приказа на ликвидацию связного не отдавал.
– Вы об Артеме Олеговиче?
– Нет. Приказы отдавал не Артем Олегович.
– Тогда кто?.. Или… Вы хотите сказать?..
– Я это уже сказал.
– Как… Вы понимаете, что вы наделали? Зачем вам понадобилось убивать Гаврилина?
– А я и не собирался его убивать. Вы совершенно правы, чудес действительно не бывает. Все они – суть дело рук человеческих. Гаврилин не случайно припоздал в ту ночь домой. И драка у него во дворе тоже произошла не случайно. Знаете, как в наше время просто натравить человека на человека?
– Знаю. Вы даже попытались натравить меня на Артема Олеговича.
– Несомненно. Хотя, это было уже не так важно. Если вы не трогали Артема Олеговича после всего этого, вы проигрывали, и если бы вы его убрали, то единственным кандидатом на дальнейшую работу был бы Гаврилин. Что меня также устраивало.
– Дался вам этот Гаврилин.
– У меня на него свои планы.
– Все это разговоры. У нас в Конторе они не в цене.
– Бросьте, вы, несмотря на неоднократные предупреждения наблюдателя, допустили выход из-под контроля группы Палача. Ваш приближенный Артем Олегович отдал Палачу приказ на ликвидацию Гаврилина, а вы по этому поводу не предприняли ничего.
– В это никто не поверит.
– Уже поверили.
– А если они узнают…
– Не узнают.
– Ты хочешь сказать…
– Вот именно.
– И что же дальше?
– Могу предложить вам рюмку водки.
– Тогда уж стакан.
– Пожалуйста.
– Можно вопрос?
– Ради Бога!
– Зачем весь этот разговор? Ваши парни могли меня просто отвезти куда нужно и все.
– Не знаю. Захотелось переговорить с вами напоследок.
– Довольно жестоко.
– Нам не до сантиментов, помните, как сами говаривали?
– Что с Артемом Олеговичем и Гаврилиным?
– Пропали, оба. Мы проверили офис Гаврилина и обнаружили следы крови. Пытались обоих вызвонить по мобильным телефонам – тоже пока без толку. Дома у Гаврилина сейчас находится Хорунжий. С ним мы связываться не стали. Сейчас внимательно слушаем их мобильники.
– Не боитесь потерять своего наблюдателя?
– Боюсь.
– И что же?
– Будем надеяться на чудо.
– А чудес не бывает. Они суть дело рук человеческих.
– Сами выпьете? Или составить компанию?
– Составьте. Не хочется напоследок выглядеть алкоголиком. Что там у меня в стакане? Инфаркт?
– Инфаркт.
– Хоть что-то остается неизменным. Ну, с Новым годом, Григорий?
– С Новым годом.
Наблюдатель
Нельзя сидеть на холодной и мокрой земле. Можно схлопотать себе простатит. Как страшно. Туман немного отступил, и земля перестала пытаться вырваться у Гаврилина из-под ног.
– Ты куда взрывчатку заложил?
– Подземный гараж Центра досуга. Двести килограммов. Два взрывателя, один с часовым механизмом. Время взрыва – семь ноль-ноль первого января. У тебя еще куча времени.
– Куча, – согласился Гаврилин, – телефон отдай.
Палач замешкался на секунду, потом сунул Гаврилину телефон.
Гаврилин почувствовал, что пальцы липнут к трубке.
– Что с ней? Кровь? Тебя что, тоже зацепило?
– Я пойду.
– Куда ты?
– Какая разница? – Палач шагнул в темноту.
– Стой, не делай глупости, – Гаврилин попытался вскочить, но у него ничего не получилось.
– Глупостей больше делать не буду, – еле слышно ответил Палач.
– Не вздумай умирать, слышишь? Если хочешь им доказать – не вздумай умирать. Я передам им, что ты ушел. Слышишь, ушел!
– Слышу.
– Не умирай.
– Пока не кончится ноябрь.
– Не говори глупостей, – Гаврилин попытался повысить голос, но сил на это не было.
– Чуть не забыл, – сказал Палач, из темноты вылетел небольшой плоский предмет.
– Что это?
– Записная книжка. Захочешь – отдашь начальству. Но лучше оставь себе.
– Что это?
– Наследство.
– Пошел ты!
– Это снег, или мне кажется?
Гаврилин посмотрел на рукав своего пальто. Небольшое белое пятнышко. Снежинка. Потом еще одна бесшумно опустилась на ткань.
– Снег, – зачарованно сказал Гаврилин.
– Мне пора, – сказал Палач.
– Удачи, – сказал Гаврилин в темноту.
Не ответил. Не ответил Палач.
Гаврилин закрыл глаза, и ему показалось, что темная глубина мягко проглатывает его. Нет. Не хватало только уснуть и замерзнуть.
Гаврилин набрал номер на телефоне.
– Да? – как всегда Хорунжий взял трубку после первого гудка.
– Это я.
– Жив?
– Не уверен.
– Что-то серьезное?
– Заедь за мной, – сказал Гаврилин.
– Ты сейчас где?
– Знаешь парк, возле стадиона? Там еще ресторан «Старая крепость».
– Знаю.
– Только ты к ресторану не подъезжай, там сейчас людно будет.
– Понял.
– На полпути от него к стадиону, под деревом, сижу я. И еще минут двадцать попытаюсь не заснуть.
– Буде через пятнадцать минут, – сказал Хорунжий.
– Жду.
Ждать, это профессиональное умение наблюдателей. Сидеть и ждать, лежать и ждать, умирать и ждать.
Гаврилин на ощупь нашел возле себя блокнот Палача. Наследство. Возникло желание выбросить, но он удержался.
Наследство.
Снег усилился. Зима. Гаврилин поймал несколько снежинок ртом. Теперь ноябрь закончился наверняка. Дался ему этот ноябрь.
Хочется спать.
Что-то он давно не спал. Или это от потери крови?
Его кровь медленно вытекает из него, стекает на землю. В грязь.
Как там у великого? Кровь и песок? Это у них там кровь стекает на белый раскаленный песок. У нас она течет на грязь, жирную комковатую грязь. И сама становится грязью.
Лечь и уснуть.
Подал голос мобильный телефон.
– Да? – сказал Гаврилин.
– Саша? – мужской уверенный голос.
– Саша.
– Мы, простите, прослушивали ваш телефон. Вы серьезно ранены?
– А вам какое дело?
– Я тот, кому подчинялся Артем Олегович.
– Извините, не могу встать по стойке смирно.
– Я могу прислать за вами людей.
– За мной уже едет Хорунжий.
Пауза. Заботливые какие! Просто отцы родные.
Приедут и добьют, чтоб не мучился.
– Пусть Хорунжий отвезет в частную клинику «Гиппократ». Я там всех предупрежу.
– Хорошо, – у Гаврилина уже не было ни сил, ни желания говорить.
– Теперь связь вы будете поддерживать со мной.
– Связь? Меня передумали отправлять на заслуженный отдых?
– Передумали. Подлечитесь, тогда поговорим серьезнее.
– Я должен испытывать, наверное, счастье?
– Насколько я понимаю, вы сейчас должны испытывать боль, судя по голосу.
– Есть немного.
Снова пауза. Такое впечатление, что этими паузами собеседник отчеркивает одну тему от другой.
– Что с Палачом?
– Ушел.
– Остальные?
– Остальные остались там, в ресторане. Он позаботился.
– Куда ушел?
– Откуда я знаю? Он, кстати, просил передать, что машина с двумя сотнями килограммов пластиковой взрывчатки находится в подземном гараже Центра досуга. Время взрыва – сегодня в семь утра.
– Мы успеем.
– Вы решили пощадить людей? – почти удивился Гаврилин.
– Давайте поговорим об этом при встрече.
– Как скажете.
– Меня, кстати, зовут Григорий Николаевич.
– Очень приятно. Можно я выключу телефон?
– Клиника «Гиппократ». Удачи.
Григорий Николаевич. Артем Олегович. Григорий Николаевич.
Перед глазами поплыли разноцветные пятна. Что делать? Гаврилин вспомнил, как Палач поднес к виску пистолет и нажал на спуск. Неплохой выход, если подумать.
Гаврилин вытащил из кармана пальто пистолет. Одним легким движением пальца. Одним легким движением.
И он будет лежать, неловко запрокинувшись на бок, и белые снеговые мухи будут садиться на его кровь, и не будут таять.
Он слишком много сегодня видел трупов. И даже внес в это дело посильный вклад.
Гаврилин нащупал спусковой крючок. Одним движением пальца.
Не умирай, сказал он Палачу. Они хотели, чтобы ты умер. Выживи.
Пока не кончится ноябрь, ответил Палач.
Гаврилин отбросил пистолет в сторону. Жить.
Он попытался ловить снежинки ртом, но их больше не было. Те, что успели упасть на землю, медленно исчезали.
Гаврилин осторожно спрятал блокнот Палача во внутренний карман пиджака. Все-таки, наследство.
… Зима в том году так и не наступила.
Назад: Глава 11
На главную: Предисловие
