Прелюдия

Цветы, окружающие летнюю резиденцию в Норбулинке, скоро должны были распуститься. Парковая часть дворцового комплекса была весьма примечательна. От окружающего мира ее отделяла высокая каменная стена, внутри росли сады, а в центре возвышалась еще одна стена желтого цвета, чуть пониже внешней. За нее мог заходить только сам далай-лама, его советники и несколько избранных монахов. Здесь разместились тихие пруды, обитель далай-ламы и храм для молитвы.

Это был островок порядка в центре страны, погруженной в хаос. Недалеко, на склоне холма, чудом держался внушительного вида зимний дворец Поталы. Массивное строение, казалось, вот-вот соскользнет вниз со склона. Дворец был построен много сотен лет назад. Подход к зданию заслуживает отдельного описания. Каменные ступени ведут со средних уровней семиэтажного дворца и обрываются около гигантского камня. Один к одному уложенные камни выстроились в стену примерно восьми футов высотой. У основания стены была довольно широкая поляна, на которой собрались десятки тысяч тибетцев. Эти люди, как и еще одна большая группа у Норбулинки, пришли сюда, чтобы защитить своего духовного лидера. В отличие от ненавистных китайцев, вторгшихся в их страну, крестьяне не принесли с собой винтовок, они вооружились ножами и луками.

Против артиллерии тибетцы стояли безоружные. Они были рады погибнуть, но защитить своего наставника.

За желтой стеной далай-лама молился Махакале, своему личному покровителю. Китайцы пообещали переправить его в штаб ради его же безопасности, но он знал, что на самом деле их намерения были иными. Это были те самые китайцы, в защите от которых он так нуждался. Ясность внесло письмо, только что полученное от Нгабо Нгаванга Джигме, губернатора Чамдо. После обсуждения с генералом Таном, китайским военным министром, Джигме был уверен, что китайцы планируют начать артобстрел толпы, создать панику и рассеять людей.

Если это произойдет, людские потери будут ужасны.

Поднявшись с колен, далай-лама подошел к столу и позвонил в колокольчик. Почти сразу дверь отворилась, и в проеме возникла голова Кузуна Депона, личного телохранителя далай-ламы. Через приоткрытую дверь ему были видны несколько его подчиненных. Полицейские являли собой устрашающее зрелище. Каждый из них был выше шести футов, носил усы и был одет в черный свободный костюм.

Несколько тибетских мастифов вскочили и сделали стойку.

— Пожалуйста, пригласите оракула, — тихо произнес далай-лама.

Прямо из своей резиденции в Лхасе Лэнгстон Оверхольт третий наблюдал за порядком, наставлял, советовал. Он стоял рядом с радиооператором.

— Ситуация критическая, конец связи.

Радиооператор покрутил диск, чтобы уменьшить помехи.

— Поверьте, красный петух все-таки проберется в курятник, конец связи.

Оператор тщательно сверил частоту.

— Срочно нужна поддержка, конец связи.

Снова задержка, пока оператор приводил в порядок диск.

— Я рекомендую орлов и верблюдов, конец связи.

Лэнгстон молча стоял, пока радио заливалось соловьем, а зеленые точечки разбегались и снова соединялись в маленьких зеленых змеек. Все слова уже были сказаны; от них теперь больше ничего не зависело. Оверхольту прямо сейчас были нужны самолеты.

Оракул, Дорье Дракден, находился в состоянии глубокого транса. Последние лучи заходящего солнца проникли через маленькое оконце высоко под самым потолком и проложили узенькую дорожку к кадильнице. Клочки дыма причудливо танцевали среди теней и света, а в воздухе таинственно витал запах корицы. Далай-лама сидел на подушке напротив стены, подвернув под себя ноги, в нескольких футах от Дракдена, который сидел на коленях, согнувшись пополам и уткнувшись лбом в деревянный пол. Внезапно оракул заговорил, его голос звучал словно из-под земли.

— Уходи сегодня вечером! Пора.

Затем, так и не раскрыв глаз, не выйдя из транса, он поднялся, направился к столу, и остановился, когда между ним и столом осталось не больше фута. Он протянул руку, взял перо, обмакнул его в чернильницу и нарисовал подробный план на листке бумаги. Закончив, оракул опустился на пол.

Далай-лама бросился к оракулу, приподнял его голову и похлопал по щекам. Очень медленно человек начал приходить в себя. Далай-лама подложил ему под голову подушку и поднялся, чтобы принести воды из источника, который бил прямо из-под земли. Он поднес чашу к губам оракула.

— Выпей, Дорье, — тихо произнес он.

Очень медленно старик переместил себя из горизонтального положения в вертикальное. Как только далай-лама уверился в том, что с оракулом все в порядке, он подошел к столу и уставился на чернильный рисунок.

Это был детальный план его бегства из Лхасы прямо к индийской границе.

Оверхольт с самого рождения знал, кем он будет. Все Оверхольты служили в разведке. Его дед был шпионом во время Гражданской войны, отец — во время Первой мировой, а Лэнгстон третий начинал в разведке во время Второй мировой войны, прежде чем попасть в ЦРУ, основанное в 1947 году. Сейчас ему было тридцать три, пятнадцать из которых он посвятил шпионажу.

И до сих пор ни одна из ситуаций не казалась Оверхольту настолько зловещей.

Ведь это не король или королева, попавшие в опасное положение, не понтифик и не диктатор. Это духовный лидер. Это человек, божественный владыка, живое божество, предводитель, чей род вел свое начало с 1351 года нашей эры. Если ничего не произойдет в ближайшее время, коммунистическая кара вскоре превратит его в пленника. В этом случае партия будет проиграна для всего человечества.

В Мандалае, Бирма, послание Оверхольта было получено и переправлено в Сайгон, откуда его перевели в Манилу, затем секретным подводным путем в Лонг-Бич, в Калифорнию, а оттуда прямиком в Вашингтон, округ Колумбия. Ситуация в Тибете продолжала ухудшаться, и ЦРУ начало стягивать силы к Бирме. Группа была недостаточно сильна, чтоб долго защищаться от китайцев, но ее вполне хватало, чтобы сдержать их, пока более хорошо вооруженные отряды будут переброшены на помощь.

Передовой отряд, названный Гималайскими военно-воздушными силами, состоял из четырнадцати «С-47», десять из которых могли сбрасывать бомбы, а четыре были оснащены стандартными пушками. Основную угрозу представляли шесть истребителей «Ф-86» и тяжелый бомбардировщик «Б-52».

Ален Даллес сидел в Овальном кабинете и, попыхивая трубкой, разъяснял сложившуюся ситуацию президенту Эйзенхауэру. После этого глава ЦРУ откинулся на спинку кресла и дал президенту возможность обдумать все вышесказанное. На несколько мгновений кабинет погрузился в тишину.

— Господин президент, — наконец произнес он, — ЦРУ взяло в свои руки расстановку сил в Бирме. Одно ваше слово — и самолеты поднимутся в воздух в течение часа.

После выборов в 1952 году Эйзенхауэр столкнулся со слушанием дела Маккарти, с первыми совещаниями по Вьетнаму и с сердечной недостаточностью. Ему пришлось приказать десятитысячной армии оказать давление на объединение в Литл-Рок, штат Арканзас; стать свидетелем того, как Советский Союз занял лидирующее положение в космосе; его вице-президента забили камнями враждебно настроенные толпы в Латинской Америке. Зато теперь у Кубы появился свои коммунистический лидер, и это происходило всего в девяти милях от границы Соединенных Штатов. У него не осталось сил.

— Нет, Ален, — помолчав, тихо произнес он. — Нам следует держаться от ситуации в Тибете в стороне.

Даллес поднялся и, пожимая Эйзенхауэру руку на прощание, произнес:

— Я предупрежу своих людей.

Пепельница, стоящая на столе недалеко от радиорубки на командном пункте в Лхасе, была переполнена окурками от сигарет без фильтра. Текли часы, но ничего, кроме подтверждения о прошедшей радиопередаче, не приходило. Каждые полчаса тибетские наблюдатели докладывали оперативную обстановку. Видеоразведка доложила, что толпы растут с каждой минутой, но вычислить точное количество крестьян наблюдатели были не в состоянии. Тибетцы продолжали спускаться с гор, людской поток лился непрерывно, как живая река, вооруженная ножами, палками и камнями. Миллионная толпа будет отличной мишенью для хорошо вооруженных китайских солдат.

Хотя китайцы ничего не предпринимали, наблюдатели заметили отряды, продвигающиеся по направлению к городу. Оверхольт уже был свидетелем чего-то подобного пять лет назад в Гватемале. В тот раз толпа, поддерживающая антикоммунистических бунтовщиков под предводительством Карлоса Армаса, внезапно вспыхнула, как порох. Воцарился хаос. Войска, преданные президенту Джейкобу Арбенсу, открыли огонь по толпе в надежде восстановить порядок, и прежде, чем успел рассеяться пороховой дым, госпитали и морги были переполнены ранеными и умирающими. Оверхольт организовал то выступление, и воспоминания о том печальном опыте надолго остались в его памяти.

В то же мгновение затрещало радио.

— Верхушка против, конец связи.

Сердце Оверхольта сделало пируэт и вернулось на место. Самолеты, за которыми он посылал, до сих пор не прибыли.

— Папа Медведь согласен подмести тропинку, если это будет необходимо во время охоты. Совет отбывать с последующим путешествием, конец связи.

Оверхольт понял: Эйзенхауэр приказал не атаковать Лхасу, но Даллес согласился лично прикрывать бегство из Тибета, если, конечно, до этого дойдет дело. Если он все провернул правильно, то ему не придется рисковать своей задницей — вот какие мысли крутились в голове Оверхольта.

— Сэр? — ожил радиооператор.

Оверхольт вынырнул из своих мыслей на поверхность.

— Они ждут вашего ответа, — тихо произнес оператор.

Оверхольт дотянулся до микрофона.

— Подтверждено и согласовано, — прокричал он, — и поблагодарите Папу Медведя за его жест. Мы выйдем на связь на дороге. Сворачиваемся, конец.

Радиооператор уставился на Оверхольта.

— Что ж, будь что будет. Разбейте здесь все, — тихо сказал Оверхольт. — Мы уходим с минуты на минуту.

За желтой стеной подготовка к бегству далай-ламы шла свои чередом. Оверхольт спокойно миновал охрану и теперь ждал аудиенции. Пять минут спустя далай-лама, облаченный в свой желтый балахон и очки в черной оправе, появился в приемной. Духовный лидер выглядел усталым и покорным.

— Я вижу по вашему лицу, — тихо произнес он, — что помощи ждать не стоит.

— Прошу прощения, ваше святейшество, — ответил Оверхольт. — Я сделал все, что было в моих силах.

— Конечно, Лэнгстон, я в этом не сомневаюсь. Однако ситуация от этого не изменилась к лучшему, — заметил далай-лама, — поэтому я решил покинуть страну. Я не могу рисковать, когда моим людям угрожает бойня.

Оверхольт прибыл с намерением использовать всю свою власть, всю данную природой силу убеждения, чтобы уговорить далай-ламу спастись бегством, — и обнаружил, что такое решение уже принято. Он ожидал другого. За годы общения с далай-ламой он ни разу не видел ничего, что могло бы заставить его оставить своих людей.

— Мои люди и я сам будем рады сопровождать вас, — предложил Оверхольт. — У нас есть карты местности, радиопередатчики, и мы неплохо вооружены.

— Мы будем рады быть вашими попутчиками, — сказал далай-лама. — Скоро выступаем.

Далай-лама повернулся к выходу.

— Я бы хотел сделать больше, — произнес Оверхольт.

— Жизнь такова, какой она должна быть, — оглянулся далай-лама, стоя около двери. — Однако сейчас вам следует собрать ваших людей и встретиться с нами у реки.

Высоко над Норбулинкой небо переливалось мириадами звезд. Луна, полная каких-то несколько дней назад, поливала землю желтым прозрачным светом. Тишина, покой. Даже ночные птицы, которые обычно распевали в это время свои песни, молчали. Животные сбились в странную группу — олень, горные козы, верблюды и павлины — все они зябко ежились. Легкий ветерок, долетавший сюда с гималайских вершин, принес с собой возбуждающе-свежий запах соснового леса. На холме недалеко от Лхасы мелькнула в лунном свете тень снежного барса.

Далай-лама пристально разглядывал окрестности. Затем он на мгновение прикрыл глаза и мысленно воспроизвел все только что увиденное. Вместо привычного балахона он был одет в брюки и черное шерстяное пальто. Винтовка на длинном ремешке была переброшена через его левое плечо, а старинная церемониальная туника, вручную расшитая шелковой нитью, прикрывала правое.

— Я готов, — обратился он к управляющему, Чикьяху Кенпо. — Вы уже уложили статую?

— Да, она тщательно запакована и надежно охраняется. Ее будут беречь как зеницу ока, как вас.

— Так тому и быть, — мягко произнес далай-лама.

Две фигуры прошли через ворота в желтой стене и растворились в темноте.

Чикьях Кенпо нес большую, сверкающую драгоценными камнями кривую саблю. Вложив ее в висящие на поясе ножны, он повернулся к своему хозяину и одними губами произнес:

— Держитесь как можно ближе.

Затем, следуя за Кузуном Депоном, они прошли через наружные ворота и растворились в толпе. Процессия быстро двигалась по скользкой грязной тропинке. Отряд Кузуна Депона разбился на пары и замыкал шествие. Воины передавали по цепочке, что преследователей нет и можно спокойно двигаться вперед. По той же схеме действовали пары в авангарде, и таким образом отряд обезопасил себя от внезапного нападения. В небольшой повозке, которую тащил за собой огромного роста монах, покоилась статуя. Этот монах очень напоминал японских рикш, когда трусил рысью по тропинке, волоча за собой повозку. Звук от большого количества бегущих рысью людей напоминал глухие хлопки ладонью о ладонь.

Запах сырости настиг их одновременно с шумом воды. Они уже подошли совсем близко к реке Кичу. Процессию немного задержал крутой подъем по каменным ступеням, но вскоре и это препятствие осталось позади, и отряд продолжил свой нелегкий путь в неизвестность.

На другом берегу реки Кичу, переступая от беспокойства с ноги на ногу, Оверхольт уставился на циферблат своих наручных часов. Несколько дюжин воинов Кузуна Депона, которые только несколько часов тому назад добрались до лагеря, теперь возились около лошадей и мулов. Таким образом Оверхольт надеялся ускорить их бегство. Они смотрели на светловолосого американца, и в их глазах не было видно ни страха, ни злости — только покорность.

Несколько вместительных лодок, которые недавно переправили воинов через реку, теперь ожидали прибытия самого далай-ламы. Оверхольт перехватил взглядом легкий отсвет, мелькнувший на том берегу. Это был условный сигнал, значит, путь свободен. В лунном свете ему было видно, как быстро заполнялись лодки, а через несколько мгновений послышался плеск весел о воду.

Первая лодка ткнулась носом в изрытый песок, и далай-лама перелез через борт.

— Лэнгстон, — сказал он вместо приветствия, — кто-нибудь видел, как вы покидали столицу?

— Ни одна живая душа, ваше святейшество.

— Все ваши люди с вами?

Оверхольт кивком указал на семерых членов своей команды. Они стояли в стороне около небольшой кучи снаряжения. Достигнув противоположного берега, Чикьях Кенпо выбрался из лодки и стал рассаживать передовой отряд на лошадей. В руках всадники держали длинные копья, украшенные шелковыми лентами. Их лошади были укрыты одеялами и попонами, взятыми из храма. Протяжный птичий крик пронесся над рекой и окрестностями, он напоминал крик диких уток, летящих к югу. Это был сигнал к отступлению.

Оверхольт со своими людьми, выстроившись в линию, следовали за далай-ламой. Когда первые лучи восходящего солнца осветили отряд беглецов, они уже были очень далеко от Лхасы.

Через два дня путешественники, преодолев шестнадцать тысяч футов и переправившись через реку Цангпо, остановились переночевать в монастыре Ра-Ме. За время пути их настигли вести из Норбулинки. Китайцы открыли огонь по безоружным толпам, тысячи человек были убиты. Эта новость добила далай-ламу, и без того удрученного вынужденным бегством и подавленного утомительным переходом.

Оверхольт доложил по радио об их местонахождении и добавил, что они не нуждаются в дополнительной помощи. Это было сделано исключительно ради того, чтоб избежать возможного конфликта с китайцами. Он и его люди были истощены и измучены, но они без задержек преодолели сложный участок пути в Непале. Теперь городок Лхунтса-Дзонг и деревенька Джора остались далеко позади.

До Карпо-Паса, пограничного с Индией, теперь оставалось не более одного дня пути верхом.

И вдруг пошел снег. Метель с пронизывающим ветром, низкие облака над Мангмангом — так их встретил последний тибетский городок перед индийской границей. Далай-лама, и без того раздавленный сознанием того, сколько жизней сложили его соплеменники и сколько их еще погибнет, заболел.

Чтобы облегчить путешествие, его посадили на странное животное — дзомо, родившееся от скрещивания яка с лошадью. Пока дзомо взбирался по крутому склону, далай-лама в последний раз с тоской смотрел на Тибет, где оставалась большая часть его души.

Оверхольт направил свою лошадь поближе. Он выждал, пока далай-лама вернется из своих горьких дум, и лишь тогда заговорил.

— Моя страна никогда ничего не забывает. Однажды мы поможем вам вернуться. Далай-лама кивнул и похлопал по шее своего дзомо. Замыкающий колонну мул, который тащил тележку с бесценным сокровищем, подвернул ногу, пока пересекал ущелье, и устремился вниз. Шестисотфунтовый вес, такой неподъемный, пока они карабкались вверх по ущелью, наконец вырвался на свободу. Колеса весело подскакивали на камнях.