Все — в классе: и самый старший ученик Алексея Степаныча — Миша, теперь уже восьмиклассник, и самые маленькие ученики — приготовишки Сашенька и Оля. Они, как всегда, сидят рядом; Саша — тихо, а Оля вертится на стуле, как кубарик. И Лёня тут, и Шура, и Витя, и Галя с Мариной, и все другие ученики. И родители сегодня здесь.

Вот рядом с Еленой Ивановной сидит Евдокия Петровна, они о чём-то тихо разговаривают. Они теперь знакомы не только по классу — ведь Елена Ивановна бывает в доме № 5 по Садовому переулку.

Вот высокий седой, как всегда подтянутый Галин отец, а рядом с ним отец Шуры. Какой он ещё молодой, и, видно, очень торопится — всё поглядывает на часы. Марина знает — он работает в метро.

И Сашина мама тут, в своей железнодорожной форме проводника, — значит, у неё теперь перерыв между двумя рейсами, иначе пришла бы бабушка. А рядом с ней — Витина бабушка, совсем старенькая. А с Олей пришла её старшая сестра — девочка Марининого возраста.

Она шепчется с Мариной, но изредка делает Оле предостерегающие жесты: «Не вертись так!»

Алексей Степаныч не торопится начинать собрание — он, видно, кого-то ждёт и что-то пишет в своём журнале, изредка поглядывая на ребят.

Вот скрипнула дверь, и в класс осторожно вошёл Мишин отец.

Алексей Степаныч поднял голову от журнала.

— Ну вот, теперь все в сборе, — сказал он. — Я приготовил каждому из учеников задание на лето, после собрания я раздам ноты. Но раньше мы поговорим об итогах года.

— Саша Ичимов… — Алексей Степаныч смотрит в сторону Саши и вдруг делает страшные глаза. — Плохой мальчик, — говорит он, вздыхая, — двоечник.

Но Саша поднимает на него глаза и улыбается.

— Что, неверно? То-то, что неверно… Саша у меня в начале года никак не мог разобрать, что к чему, а в конце получил четвёрку.

— Ах ты, молодец! — умиляется Витина бабушка и укоризненно смотрит на Витю.

— Оля Матейчук, — продолжает Алексей Степаныч. — Три. Очень много вертится.

Оля лукаво смотрит на Алексея Степаныча круглыми глазами и смеётся.

— Ну ничего, — говорит Алексей Степаныч, — подрастёт и поумнеет. Слух хороший, способности есть. У товарища учись, — говорит он Оле.

— Шура. Сыграла на экзамене не очень хорошо. Но тут есть и моя вина: не совсем подходящую программу ей дал. Ничего, Шура, всё будет в порядке! Только обязательно занимайся летом.

— Галя. Ну, Галя — молодец. Весь год ровно и хорошо работала и сделала большие успехи. Музыку любит — и поэтому музыка её любит.

И Алексей Степаныч ласково улыбается Гале.

— Витя… — Тут Алексей Степаныч делает паузу и смотрит на Витю. (Под его взглядом Витя опускает голову, а Витина бабушка вздыхает и качает головой.) — Так вот, Витя сыграл на экзамене неплохо, но никакие способности не могут выручить лентяя. У Вити есть кой-какая скрипичная хватка. Но отсутствие техники, привычки к труду делает его игру очень поверхностной. А нам нужны настоящие музыканты… Так вот, Витя, отметка у тебя переводная — тройка, но перевели мы тебя условно. Если не перестанешь лениться — исключим. На первом же школьном концерте в будущем году ты должен будешь сыграть большую и проработанную программу. Понял?

— Понял, — говорит Витя, не поднимая головы.

— Лёня Гаврилов… Ну, вот вам пример того, как можно перебороть себя и свою лень. Лёня, который прогулял почти весь первый месяц — случай небывалый в нашем классе, — всё наверстал, шёл в году очень хорошо и получил на экзамене пять. Мне кажется, тут некоторое значение имело одно обстоятельство… — И Алексей Степаныч обводит глазами своих учеников. — Дружба, — говорит он, — вот что помогло Лёне выправиться.

Он смотрит на Галю, на Марину, но больше ничего не добавляет.

— Марина Петрова…

Марина вздрагивает и поднимает глаза на Алексея Степаныча. Что-то он ей скажет?

— О Марине Елизавета Фёдоровна сказала на экзамене: «Эта девочка шагает семимильными шагами», и с ней согласились Семён Ильич и Нина Алексеевна. И я с ними согласен. Так и нужно шагать, Марина, — большими шагами!

Он смотрит на залившуюся румянцем Марину.

— Что ж, Марина, будем и дальше идти вперёд.

И Алексей Степаныч переходит к характеристике других учеников. Он хвалит Мишу за его трудолюбие и большие успехи, говорит, что в его игре комиссия отметила уже настоящую, хорошую профессиональность.

— Ну вот, год закончен, — говорит Алексей Степаныч, — и как будто с неплохими для класса показателями. Но теперь я хочу поговорить с вами ещё об одном: о дисциплине.

Дисциплина, друзья, у нас что-то стала хромать. В чём я вижу нарушение дисциплины? Когда Витя опаздывает на урок на полчаса — это, конечно, явное нарушение дисциплины. Но есть ещё и другое нарушение, иного порядка. Например, когда кто-нибудь из моих отличников, — ну, например, Марина — фыркает над пьесой, которую я ей даю, и говорит, что эта пьеса слишком лёгкая и ей не хочется её играть, — это тоже нарушение дисциплины. Не правда ли, Марина?

Ну вот, Алексей Степаныч всегда так! Уж похвалил, кажется, так, что большего и не придумаешь, и тут же вспомнил какой-то старый грех, о котором сама Марина давно уже забыла.

— Надеюсь, что в будущем году подобных случаев больше не будет, — говорит Алексей Степаныч. — Да, кстати, Марина, твоя скрипка уже в порядке, лежит в шкафу, в канцелярии. Ну, а теперь, друзья мои, подходите ко мне по очереди, я раздам летние задания и ноты. Не толпитесь. Малыши — вперёд.