ЭПИЛОГ
Прошли считаные недели после катастрофы на острове Эос, когда старость все-таки добралась до Лайделла Купера. Десятки лет и миллионы долларов потратил он на попытки оттянуть неизбежное, использовав все средства — от пластической хирургии до нелегальной трансплантации органов. Только вот подвело его не тело — изощренный ум дал сбой. Дело всей его жизни потерпело крах, и Купер пребывал в состоянии шока.
Они еще летели по направлению к Турции, когда его дочь Хайди взяла бразды правления в свои руки. Она велела пилоту изменить полетный план и взять курс на Цюрих. Там Хайди опустошила несколько банковских счетов респонсивистского движения и перевела деньги в акции, приобретенные липовой компанией, зарегистрированной на нее же. Хайди понимала, что теперь власти будут стремиться арестовать всех высокопоставленных членов организации, и единственный шанс для нее остаться на свободе — залечь где-нибудь на дно вместе с сестрой.
Купер хотел отправиться с ними, но Хайди сказала, что ему нужно доделать кое-какие дела в Штатах, а на доктора Адама Дженнера, ярого противника респонсивизма, никогда не падет и тени подозрения. Так что пришлось ему вернуться домой, чтобы опустошить в Лос-Анджелесе банковские ячейки, о которых еще не пронюхало ФБР.
Все, что он так тщательно строил, рухнуло как карточный домик.
Греческие власти ликвидировали лагерь респонсивисгов в Коринфе, и по всему миру правительства закрывали респон- сивистские клиники. Хотя в средствах массовой информации ни словом не упоминалось о заговоре с целью стерилизовать полпланеты, повсюду возбуждались антикоррупционные дела, вызвавшие немалый резонанс. Знаменитости вроде Донны Скай отвернулись от респонсивизма, утверждая, что им промывали мозги, чтобы заставить финансово поддерживать движение.
Буквально за пару недель все, чего добился Купер, растаяло как дым. Он закрыл проект «Доктор Дженнер», с воодушевлением рассказывая другим психологам, снимавшим кабинеты по соседству, что теперь со спокойной душой может уйти на покой, тогда как эта самая душа в действительности испытывала страшные муки. Он срочно выставил на продажу дом, дав брокеру указание принять первое же предложение.
Вместо славы великого Лайделла Купера, спасителя обновленного мира, ему пришлось довольствоваться ролью никому не нужного отставного психолога Адама Дженнера.
Накануне вылета в Бразилию, которая славится тем, что практически никогда не выдает преступников в США, Купер вернулся в свой дом, чтобы забрать кое-что из личных вещей. Скрюченным артритом рукам не под силу управляться с ключом, и он привычно набрал код на крупной клавиатуре электронного замка.
Купер миновал фойе и направился к кабинету. Там его уже ждали. В полной растерянности Купер уставился на человека, вторгшегося в его дом.
— Доктор Дженнер?
— Да, а кто вы? Что вам нужно?
— Недавно я заплатил кучу денег, чтобы вы помогли моему другу.
— Я отошел от дел. Все кончено, прошу вас, уходите.
— И как же вы себя чувствуете? — поинтересовался незнакомец. — Респонсивизма больше нет. Вы победили. Впору праздновать.
Купер не мог заставить себя ответить — две его личности боролись между собой, он уже не понимал, как реагировать.
— А знаете что? — продолжал мужчина. — Мне кажется, не очень-то вы рады. Более того, по-моему, вы кое-что скрываете. И это кое-что многих удивило бы.
Купер понял, что сейчас произойдет. Он тяжело опустился на кушетку, его искусственно омоложенное лицо побелело.
— Даже если бы мне не удалось подслушать вашу похвальбу перед Ковачом на Эосе, я бы все равно вас вычислил. Никто, кроме вас, не мог выдать нас в Риме. Сначала мы грешили на Кайла, думали, вы навесили на него маячок или он смог позвонить — но нет. Он и понятия-то не имел, куда его привезли, а потому и Ковачу ничего не мог сообщить.
Теперь, когда скрывать было больше нечего, Купер выпрямился на кушетке.
— Верно, это я позвонил, вызвал Ковача в Рим и сообщил ему, где нас искать. Я сделал это сразу, как только нас оставили одних. Так это вы стоите за нападением на Эос?
Незнакомец кивнул.
— А еще мы обнаружили вирус на «Золотых небесах» и в прачечных сорока девяти других кораблей. Все пятьдесят контейнеров теперь находятся в хранилище четвертого уровня защиты в Мэриленде.
— Как вы не понимаете? Мир перенаселен. Я мог спасти человечество!
Незнакомец рассмеялся:
— Да вы вспомните, сколько раз за последние пару сотен лет мир стоял на пороге гибели? В 80-е говорили, что вот-вот закончится продовольствие, в 90-е грозили истощением запасов нефти, обещали, что к 2000-му население перешагнет рубеж в десять миллиардов… И все это оказалось враньем. Черт, да в 1900-м собирались закрыть Нью-йоркское патентное бюро — мол, все, что можно было изобрести, уже изобрели. Открою вам маленький секрет: будущее предсказать нельзя.
— Неправда, я знаю, что будет. Любой, у кого есть хоть половина мозга, согласится со мной. Через пятьдесят лет цивилизация будет сметена волной насилия. Наступит анархия библейского масштаба!
— Забавно, что вы говорите об этом. — Мужчина достал из- за спины пистолет. — Мне всегда нравилась библейская справедливость. Око за око и все такое.
— Вы не можете меня убить. Арестуйте меня. Судите.
— И предоставить трибуну для пропаганды ваших идей?
— Прошу вас!
Пистолет коротко тявкнул. Купер почувствовал укол в шею, дернул рукой, но артритная клешня лишь захватила воздух.
Кабрильо подождал десять секунд, пока транквилизатор, которым был начинен дротик, сработает. Когда глаза Купера закрылись и он обмяк на кушетке, Хуан поднес к губам передатчик. Несколькими мгновениями позже к дому со скрипом тормозов подъехала карета «Скорой помощи», и два парамедика выкатили каталку.
— Все гладко? — поинтересовался Эдди.
— Да, только вот после разговора с ним душ захотелось принять. Видал я в своей жизни психов, но такого — впервые.
Линкольн поднял Купера с кушетки и уложил на каталку. Кабрильо отыскал паспорт Купера и билет в один конец в Рио-де-Жанейро, и они поспешили прочь. Из дома напротив вышла соседка поинтересоваться, что случилось.
— Сердечный приступ, — сообщил ей Хуан.
Сорок пять минут спустя карета «Скорой помощи» прибыла в аэропорт, а еще через десять часов «Гольфстрим» «Корпорации» приземлился в тридцати километрах от Осло, в аэропорту Гардермоен.
В ярком свете летнего дня ледник искрился, словно чудесный ледяной кристалл. Температура воздуха была около десяти градусов Цельсия, но на самом льду — чуть ниже нуля.
Джордж Адамс привез их сюда на «МД-520 Н», заменившем малыша «Робинсона». Вертолет был и побольше, и помощнее. А главное — гораздо быстрее, но при этом тише.
Ко времени посадки Купер понемногу начал приходить в себя.
— Где мы? Что вы делаете?
— Конечно же, вы знаете, где мы, доктор Купер, — беззаботно произнес Хуан. — А впрочем, может, и нет. Ведь прошло больше шестидесяти лет.
Купер тупо смотрел на него, и Кабрильо продолжал:
— Мне все время не давала покоя одна вещь. Как вирус, разработанный нацистами и позже переданный ими японцам, оказался в ваших руках? Объяснение только одно: вы сами раскопали его. Нацистская оккупация Норвегии подробно задокументирована, и мои люди обнаружили в этих документах любопытнейшую вещь. Четырехмоторный разведчик «Кондор» был сбит над этим ледником в ночь на двадцать девятое апреля 1943 года. Погибли все члены экипажа, кроме стрелка. Его звали Эрнст Кесслер.
Купер моргнул.
— А самое удивительное, что по-немецки «кесслер» то же самое, что по-английски «купер» — что значит «бондарь». Забавно, верно? А мне вот это не показалось забавным.
Кабрильо открыл дверь вертолета и грубо выволок Кесслера-Купера на лед. Все это время он говорил с ним спокойно, даже ласково. Лишь сейчас его ярость выплеснулась наружу.
— А еще мы обнаружили, что после авиакатастрофы Кесслер стал сотрудником гестапо и проводил медицинские опыты в чудном местечке под названием Освенцим. А перед самым концом войны его перевели в германское посольство в Токио. Думаю, это было неплохим прикрытием для твоей работы на «Отряд 731» на Филиппинах. Надо было тебе, больному ублюдку, умереть в ту ночь. Ты мог явить миру одно из величайших открытий, то, что, возможно, послужило основой для одной из библейских историй, но выбрал путь убийцы… Что ж, Кесслер, ты пожнешь, что посеял, и сегодня, когда я буду представлять себе, как ты замерзаешь здесь насмерть, я буду улыбаться. — Кабрильо захлопнул дверь вертолета. — Поехали!
— Что теперь? — спросила Джулия, когда вертолет уже летел над водой.
— Он умрет.
— Я имею в виду, с Ковчегом.
— Ах, с этим… Я уже переговорил с Куртом Остином из Департамента морских исследований. А он ведет переговоры с норвежцами, чтобы разрешили исследовать ледник. Мы обязательно его найдем.
— Как же я хочу знать, что они там обнаружат…
Хуан мечтательно улыбнулся:
— Кто знает, может, каждой твари по паре…
Макс Хэнли сидел на скамейке неподалеку от обсерватории Гриффит-Парк, глядя на панораму Лос-Анджелеса. На лицо его упала тень, он поднял глаза и увидел своего сына, Кайла. Макс отсутствующим жестом пригласил его сесть. Он все еще продолжал злиться.
Кайл смотрел вдаль, и Макс изучал его профиль. Вдруг он увидел, как из уголка глаза Кайла скатилась слеза, за ней вторая, и его сын разрыдался как ребенок. Он обхватил отца руками, и тот обнял его в ответ.
— Мне так жаль… прости меня, папа, — всхлипнул Кайл.
— Конечно, прощаю, — произнес Макс слова, которые только и мог произнести отец.
notes