Исаак Белл отправил телеграмму Дэшвуду в Сан-Франциско, повторив свой прежний приказ расследовать самоубийство ди Веккио. Вдобавок он хотел знать, чем занимался Марко Селер, когда только приехал из Италии.

Телеграмма застала Дэшвуда в ту редкую минуту, когда упрямый молодой дознаватель не был на выезде. Дэшвуд сразу ответил.

Исаак Белл прочел телеграмму дважды.

— Переводчик?

Джозефина говорила, что общаться с Марко Селером было трудно. Она не понимала его из-за акцента.

«Мисс Джозефина, — улыбнулся про себя Белл, — что вы задумали? Пытаетесь заставить меня усомниться в том, что изменяли Гарри Фросту? Хотите убедить вашего нового ухажера Престона Уайтвея и его придирчивую мать, что чисты душой? Или прикрываете Марко Селера?»

Услышав, что смог в Сан-Францисском заливе прорезали первые ноты оперной арии «Небесная Аида», Джеймс Дэшвуд сказал монахиням, пришедшим вместе с ним:

— Подходят.

— Почему рыбаки поют Верди? — спросила мать-настоятельница, державшую за руку красивую молодую послушницу, которая знала итальянский.

Дэшвуд привел их на новый рыболовный причал, где их со всех сторон окружала вода, которую они не могли видеть. Холодный мрак клубился вокруг, проникая в легкие и увлажняя щеки.

— Рыбаки поют, чтобы опознавать свои лодки в тумане, — ответил мальчишески стройный Дэшвуд. — Так я слышал, хотя у меня есть теория, что они правят, ориентируясь на эхо своих голосов от берега.

Отыскать в Сан-Франциско переводчика с итальянского оказалось нетрудно. Город кишел итальянскими иммигрантами, бежавшими с бедной, перенаселенной родины. Однако до сих пор не удавалось найти такого переводчика, с которым согласились бы разговаривать замкнутые, испуганные рыбаки из Старого Света. Учителя, импортеры оливкового масла и сыра, даже парень с шоколадной фабрики, расположенной по соседству с причалом, натыкались на стену молчания. На этот раз все будет иначе, надеялся Дэшвуд. Потребовалось теплое рекомендательное письмо от настоятеля богатого монастыря, стоящего ниже по берегу, — с ним Дэшвуд общался, когда расследовал дело Саботажника, — и обещание сделать щедрое пожертвование в пользу бедных, чтобы убедить мать-настоятельницу привести девушку на причал, где она переводила бы его вопросы и ответы рыбаков.

Пение звучало все громче. Басили корабельные сирены, гудели буксиры — это невидимые суда осторожно заходили в невидимую гавань. Туман кое-где то сгущался, то редел. Вдруг из него выступил длинный черный корпус четырехмачтового судна и столь же неожиданно исчез. Прошел большой пароход, смутный, как призрак, и сразу исчез. Показалась маленькая зеленая лодка под косым парусом.

— Вот они, — сказал Дэшвуд. — Пьетро и Джузеппе.

— У кого одна рука? — спросила мать-настоятельница.

— У Джузеппе. Мне говорили, ее откусила акула. Или морской дьявол.

Красавица Мария перекрестилась. Дэшвуд успокоил:

— Морским дьяволом рыбаки называют осьминога.

При виде детектива Джузеппе нахмурился; Дэшвуд так часто появлялся на рыбацком причале, что его принимали за оптового скупщика рыбы. Но когда глаза рыбака, утонувшие в глубоких морщинах, остановились на черных рясах монахинь, он перекрестился и подтолкнул Пьетро, который собирался набросить швартов на крепительную планку; Пьетро тоже перекрестился.

Так-то лучше, подумал Дэшвуд. По крайней мере в него не бросали рыбьими головами, чем закончилось его прошлое посещение.

— О чем их должна спросить Мария? — спросила настоятельница.

— Во-первых, правда ли, что они подслушали на улице перед своими меблированными комнатами спор двух конструкторов летающих машин?

— И если подслушали?..

— Да они точно слышали. Их нужно только убедить в том, что я не желаю им вреда, что я пытаюсь исправить допущенную несправедливость и что у них не будет никаких неприятностей.

Мать-настоятельница, общительная ирландка, которая провела свой монастырь через землетрясение и пожар и приняла послушниц, таких, как Мария, из разрушенных монастырей, сказала:

— Марии нелегко будет убедить их в этом, детектив Дэшвуд.

Переждав на грязной ярмарочной площади городка Гэри в штате Индиана, три ветреных дождливых дня, воздушная гонка Уайтвея от Атлантики до Тихого океана поднялась в воздух, надеясь до нового пришествия бурь долететь до Национального арсенала в Чикаго. На трибунах, воздвигнутых на широкой улице, которая служила плац-парадом при Арсенале, нетерпеливые зрители читали телеграммы, в которых говорилось, что гром и молнии заставили авиаторов вернуться на землю в Хэммонде.

Духовой оркестр национальной гвардии играл, смягчая недовольство зрителей. Посреди улицы мелом начертили «крейсер», и местные авиаторы на первых моделях самолетов братьев Райт развлекали публику, пытаясь попасть в «корабль» гипсовыми «бомбами». Булыжник был усеян битым гипсом, когда в рупор прочли очередную телеграмму.

«Небо над Хэммондом прояснилось. Самолеты снова поднялись в воздух».

Часом позже раздались крики:

— Вот они!

Все взгляды устремились в небо.

Одна за другой показывались летающие машины. Впереди шел белый биплан Стива Стивенса. Он облетел парапет похожего на крепость Арсенала, опустился на широкую улицу и покатил по булыжнику; два его пропеллера подняли облако гипсовой пыли. Отряд солдат в парадной форме отдал честь, почетный караул салютовал оружием.

Два оперативника из службы личной безопасности «Агентства Ван Дорна» стояли на крыше Арсенала, опираясь на резной парапет, и смотрели в небо. За ними из мезонина на верху лестницы неслышно появился широкоплечий человек плотного сложения, обошел окно в полу, еще одну надстройку на крыше, где размещались механизмы лифта, и подобрался поближе.

— Если бы по лестнице поднялся не я, а Гарри Фрост, — прогремел его голос, как уголь по желобу, — вы, парни, уже были бы мертвецами.

Операторы повернулись и увидели «Самого» — мистера Джозефа Ван Дорна с мрачным лицом.

— Этот убийца мог бы спокойно прикончить летчицу, за чью охрану агентство получает хорошие деньги.

— Простите, мистер Ван Дорн.

Милаго покаянно повесил голову.

У Льюиса нашлось оправдание.

— Мы считали, что лестницу охраняют солдаты национальной гвардии.

— Воскресные солдаты национальной гвардии, — саркастически проворчал сердитый Ван Дорн, — выходят из Мамочкиных домов, чтобы защитить Чикаго от забастовщиков и иностранных пришельцев из Канады. Они не узнают Гарри Фроста, если встретятся с ним в переулке. Да и не сумеют с ним справиться. Для этого здесь вы.

— Да, сэр, мистер Ван Дорн, — хором ответили они.

— Плакаты с вами?

Они показали плакаты «Разыскивается!» с изображениями Фроста с бородой и без бороды.

— Пистолеты с вами?

Они распахнули пальто, демонстрируя револьверы в кобуре.

— Будьте внимательны. Следите за лестницей.

На парадном плацу Марко Селер в обличье Дмитрия Платова стоял рядом с механиками из поездов поддержки, опередивших летчиков. Механики с тревогой погладывали на небо, выискивая признаки ухудшения погоды.

Когда первым приземлился Стив Стивенс, Селер с жаром захлопал — именно этого ожидали бы от Дмитрия Платова. Но, улыбаясь и аплодируя, он воображал флоты летающих машин с солдатами за пулеметами и взрывы в Арсенале, вызванные сброшенным с неба динамитом.