ГЛАВА 25
На «Морской охотник» высадилась вооруженная группа, однако до прибытия экспертов делать там было нечего. Впрочем, Остин и без криминалистов восстановил трагедию, разыгравшуюся на мирном судне. Нападавшие пришли с моря, неслышно поднялись на борт и двинулись в глубь корабля, методично убивая по пути всех, кроме единственной свидетельницы, которой специально сохранили жизнь. Командовал ими тот самый одержимый местью безумец.
Его слова не оставляли места для сомнений: нападение задумано как расплата, поэтому Остин тут же связался со штаб-квартирой и попросил предупредить все суда НУПИ — в первую очередь находящиеся в Средиземноморском бассейне. Завала утверждал, что предвидеть такое зверство было невозможно, но Остин все равно винил только себя. Он едва сдерживал гнев. Джо сразу узнал этот холодный, чуть отстраненный взгляд друга, означавший, что теперь для Курта расквитаться с убийцами — дело чести. Если бы не бойня, которую Борис и его приспешники устроили на «Морском охотнике», Джо бы их даже пожалел.
Крейсер доставил их в Стамбул без всяких происшествий. В гостиницу Курт и Джо явились еще затемно. Портье передал Остину посылку, доставленную «Федексом» из Соединенных Штатов. Он поднялся в номер и с улыбкой прочитал: «Высылаю информацию о „Звезде Одессы“. Если выясню еще что-то — сообщу. Помни, за тобой должок. П.». Остин позвонил вниз и пообещал отблагодарить портье по-царски, если тот выяснит, как готовить «обморок имама», и отправит рецепт Перлмуттеру. Затем взялся за присланные материалы.
Архивы «Ллойда» многое объясняли, а вот смысла истории про «русалочку» Остин не понял, поэтому отложил ее на потом. Его заинтересовал странный разговор Перлмуттера с Додсоном. С чего бы английскому лорду бросать трубку? Много чести для обычной старой развалюхи. Стоило упомянуть «Звезду Одессы», и Додсон сразу как воды в рот набрал.
Остин позвонил Завале.
— Придержи коней, приятель. Я уже почти собрался, — сообщил тот.
— Рад слышать. Как ты смотришь на то, чтобы по пути заскочить в Англию и поговорить с одним человеком? Я бы сам слетал, но нам с Руди срочно нужно в Вашингтон, доложить Сандекеру.
Кроме того, Остин рассудил, что его раздражительность и устрашающий вид не всегда на пользу, и в данном случае у дипломатичного Джо больше шансов убедить несговорчивого англичанина.
— С удовольствием. Загляну по пути к подружке в Челси.
— Она только расстроится, что у тебя совсем нет времени. — Он заговорил серьезно: — Джо, тебе придется кое-что прочесть. Сейчас принесу.
Он отправился в соседний номер. Завала тут же погрузился в материалы Перлмуттера, а Остин опять позвонил портье и попросил купить для Джо билет на ближайший рейс в Лондон. Тот сообщил, что только что выслал рецепт Перлмуттеру и сейчас займется билетом. Курт хорошо знал, что в Стамбуле любой вопрос можно решить по официальным каналам, а можно — по-свойски, через бесчисленных друзей и знакомых, каждый из которых ни за что не откажет в мелкой услуге. Очевидно, у этого портье таких друзей хватало — он раздобыл билет на самолет, вылетающий через два часа.
Завала к этому времени уже дочитал и, посоветовавшись с Остином, позвонил Додсону. Джо представился ученым из НУПИ и сообщил, что будет завтра проездом в Лондоне — не согласится ли лорд Додсон немного рассказать о своих предках, их роли в истории Британского флота и становлении монархии? Любая секретарша мигом раскусила бы эту нехитрую уловку, однако если Додсон что-то и заподозрил, то вида не подал. Он сказал, что будет свободен весь день, и объяснил, как проехать к его дому.
Лайнер «Бритиш эйруэйз» пошел на посадку в аэропорту Хитроу, и Завала с искренней тоской окинул взглядом панораму Лондона. Интересно, та рыжеволосая журналистка по-прежнему живет в Челси? Было бы здорово встретиться, как раньше, в их любимом индийском ресторанчике на Оксфорд-стрит, заказать цыпленка тандури… Титаническим усилием воли он выбросил эту мысль из головы. Выпытывать семейные тайны у неразговорчивых аристократов — та еще работенка. Тут не до бывших подружек.
Завала прошел таможню, взял в офисе прокатной конторы ключи от машины и направился в Котсуолд — расположенный в паре часов езды от Лондона район графства Глостершир. Когда придет счет за аренду кабриолета «Ягуар», всю бухгалтерию удар хватит, но Завала рассудил, что таким образом НУПИ хоть немного компенсирует ему полное отсутствие личной жизни. «Прямо хоть в монастырь уходи», — мрачно подумал он.
Свернув с шоссе, Джо, не сбавляя хода и изо всех сил стараясь держаться левее, углубился в лабиринт узких, точно лесные тропы, проселков. Роскошный пейзаж за окном так и просился на открытку: безупречная зелень полей и невысоких холмов даже немного резала глаз, тут и там виднелись поселки из опрятных домиков с желтоватыми каменными стенами.
Лорд Додсон жил в крошечной деревушке, словно сошедшей со страниц английского детектива, где всех жителей до единого подозревают в убийстве викария. Дом аристократа стоял чуть на отшибе, к нему вела извилистая дорожка шириной в одну машину. Завала проехал по узкой полоске гравия между живыми изгородями и остановился рядом со старомодным пикапом «Моррис-Майнор». Взгляду открылась внушительная двухэтажная постройка со стенами из рыжеватого камня и темной черепичной крышей. Джо представлял поместье английского лорда совсем не так.
Дом окружала каменная стена, за которой раскинулся пышный цветник. Посреди клумбы стоял мужчина в латаных рабочих штанах и выцветшей рубахе. Завала принял его за садовника и спросил, выйдя из машины:
— Не подскажете, где мне найти сэра Найджела Додсона?
Щеки англичанина скрывала седая щетина. Он снял испачканные землей перчатки и крепко пожал руку гостя.
— Додсон — это я, — сказал он, к удивлению Джо. — А вы, должно быть, тот американец, что звонил мне вчера.
Завала очень надеялся, что ничем не выдал своего изумления. Услышав вчера в трубке аристократический выговор лорда, Джо сразу представил себе надменного англичанина с массивной челюстью и пышными усами, облаченного в твидовый костюм. Додсон же оказался худеньким, лысеющим человечком, который в семьдесят с лишним выглядел лет на пятьдесят.
— Это ведь орхидеи? — спросил Завала, выросший в окруженном цветочными клумбами глинобитном домишке в Санта-Фе.
— Да. Вот фаленопсис, там дальше дактилориза и пирамидальный анакамптис. — Додсон повел бровями — очевидно, и его представления об американцах только что пошатнулись. — Надо же, вы их узнали. А ведь все думают, что орхидеи — это такие большие аляповатые цветки.
— Мой отец увлекался цветоводством, у него были похожие сорта.
— Когда закончим, покажу вам свои клумбы. Но вы, должно быть, устали, мистер Завала. Вы ведь прилетели из Стамбула? Давненько я там не бывал. Удивительный город. — Они повернули за угол и попали в просторное патио, выложенное декоративной плиткой. Стеклянная дверь в дом была открыта, и Додсон позвал экономку — дородную краснолицую женщину по имени Дженна. Она посмотрела на Завалу так, словно хозяин дома случайно приволок из сада какого-то жука, а потом принесла высокие бокалы с холодным чаем.
Расположились в увитой плющом беседке восточного вида. Здесь начинался широкий газон, ухоженный, словно поле для гольфа, который плавно спускался к тихой речушке и бескрайним болотам. К мосткам была привязана лодка.
Додсон отхлебнул из бокала и произнес, окинув взглядом окрестности:
— Да, тут настоящий рай. — Его пронзительные голубые глаза впились в лицо гостя. — Вот что, мистер Завала, ваш визит ведь как-то связан с недавним звонком от мистера Перлмуттера?
— Косвенным образом.
— Я навел справки. Как выяснилось, мистер Перлмуттер пользуется немалым уважением в исторических кругах. Чем я могу вам помочь?
— Перлмуттер искал информацию по просьбе НУПИ и наткнулся на упоминание о вашем предке. Его, как и меня, очень удивило, что вы наотрез отказались говорить об архиве деда.
— Надо признать, я вел себя с мистером Перлмуттером чересчур резко. Прошу, передайте ему мои извинения. Он просто застал меня врасплох. — Додсон чуть помолчал, разглядывая крышу особняка. — Вы знаете, сколько этому дому лет?
Завала стал внимательно рассматривать изъеденные временем стены и массивные печные трубы.
— Попробую угадать… Много?
— Вижу, вы человек осторожный. Это хорошо. Да, ему и правда очень много лет. Первое поселение на этом месте возникло еще в Железном веке. Настоящий особняк семьи Додсонов вон там, за деревьями — отсюда его не видно. Он построен в семнадцатом веке. Наследников у меня нет, да и содержать родовое гнездо не по карману, вот я и передал его государству, а себе оставил этот домик. Фундамент заложен при Юлии Цезаре, на стенах погреба даже сохранились римские цифры. То, что вы видите, — постройка пятнадцатого века. Вашу страну тогда только-только открыли.
— Не очень понимаю, как это связано с моим вопросом.
Додсон подался вперед, словно оксфордский профессор, поучающий бестолкового студента.
— Мы мыслим не декадами и даже не веками, как вы, американцы. Мы мыслим тысячелетиями. Восемьдесят лет — всего лишь миг. Бумаги моего отца бросают тень на весьма почтенные семейства.
Завала кивнул.
— Я уважаю ваше мнение и не собираюсь настаивать. Но все же хоть что-то вы могли бы объяснить?
Глаза старика довольно сверкнули.
— Я расскажу вам абсолютно все, юноша.
— Простите?
Завала, словно старатель, надеялся раздобыть хоть пригоршню золотого песка, а Додсон внезапно отдал ему всю жилу.
— После звонка мистера Перлмуттера я много думал. Дед завещал свои бумаги Гилдхоллу с условием, что их передадут туда только в конце столетия. Я о них даже не знал. Архив перешел ко мне лишь после смерти отца. Он хранился у поверенного моего деда, так что прочитать материалы я смог уже в библиотеке — и немедленно изъял их, как только понял, какую роль сыграл в этих событиях мой дед. Теперь же я понял, что его волю следует уважать, несмотря ни на какие последствия. К черту торпеды! Полный вперед!
— Слова адмирала Фаррагута во время сражения у Мобил-Бей.
— Вы, я вижу, тоже немножко историк мореплавания.
— Работа такая.
— Кстати, у меня вопрос. А при чем здесь НУПИ?
— Наше судно обнаружило в Черном море затонувший сухогруз «Звезда Одессы».
Додсон откинулся на спинку кресла и покачал головой.
— «Звезда Одессы»… Так вот что с ней приключилось. Отец думал, что ее потопил страшный шторм, которые не редкость в тех проклятых водах.
— Нет. Судно расстреляли из пушки.
Швырни Завала ему в лицо бокал, Додсон и то выглядел бы менее ошеломленным. Впрочем, он тут же взял себя в руки.
— Простите. Я дам вам кое-что прочесть. — Лорд исчез за дверью и вернулся с объемистой рукописью. — Мне нужно съездить в деревню, забрать несколько редких растений. Времени вам хватит, а когда я вернусь, все обсудим. Дженна обеспечит вас чаем или чем покрепче — просто позвоните вот в этот звоночек.
Стопка пожелтевшей линованной бумаги была перехвачена толстой черной лентой. Завала развязал ее и пролистал страницы. Автор рукописи явно учился каллиграфии и писал аккуратно, однако буквы выглядели толстыми, неровными, с сильным наклоном вправо, словно их выводили в дикой спешке. К бумагам прилагался английский перевод.
На первом листе всего один абзац:
«Перед вами заметки командира Императорского казацкого отряда майора Петра Якелева. Клянусь Богом и даю слово офицера, что все описанное далее — правда».
Завала перевернул страницу.
«Одесса, 1918 год. Я сижу в своей комнатенке, пишу эти строки отмороженными пальцами и вспоминаю все пережитое за последнее время. Предательство большевиков, страшные морозы и голод выкосили почти всю сотню. Из ста моих преданных казаков выжила лишь горстка храбрецов. История нашего бесстрашного отряда пишется кровью — это история спасителей России-матушки, хранителей пламени Петра Великого. Наши лишения — ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить благородной особе и ее четырем дочерям, которых Господь доверил нашему попечению. Боже, царя храни! Через несколько часов мы навсегда покинем родину и возьмем курс на Константинополь. Здесь кончается одна история и начинается следующая…»
Завала с головой ушел в чтение. Капитан питал слабость к цветистым монологам, однако его рассказ словно перенес Джо из солнечной английской деревушки в заснеженную Россию. В степи выла метель, лесные чащобы сулили смерть, в любой хижине таилось предательство. Он сам едва не дрожал от холода, читая о невзгодах, которые перенесли капитан и его люди, прорываясь к морю сквозь суровые и враждебные земли.
На страницу упала чья-то тень. Завала поднял голову — рядом, с довольной улыбкой на лице, стоял Додсон.
— Не оторвешься, правда?
Джо потер глаза и обнаружил, что прошло уже два часа.
— Поверить не могу. Что все это значит?
— Пора пить чай.
Англичанин позвонил, и экономка принесла дымящийся чайник, булочки и сандвичи с огурцом. Додсон наполнил чашки, откинулся на спинку и сложил пальцы домиком.
— В семнадцатом году мой дед служил в Министерстве иностранных дел Георга Пятого. В юности они с королем вместе пили и гуляли, так что он был знаком со всеми европейскими монархами — в том числе и с Николаем Вторым, который приходился Георгу двоюродным братом. Все русские цари обычно великаны, а Николай оказался невысоким, худощавым, да и вообще человеком не слишком выдающимся. Отец часто повторял, что Ник, мол, не так уж плох — вот только глуповат.
— Так и сейчас добрая половина политиков ничем не лучше.
— Не буду спорить. Николай был негодным правителем — ему не хватало ума и характера. И тем не менее у него имелось сто тридцать миллионов подданных, миллион квадратных миль земли, золотые шахты… Строго говоря, он был богатейшим человеком на планете. Николаю принадлежало восемь роскошных дворцов, а его состояние оценивалось в восемь-десять миллиардов долларов.
— Для любого человека это большая ответственность.
— Конечно. Император из Николая вышел никудышный, обязанностей своих он терпеть не мог, разве что армией любил заниматься. Ему бы жить спокойно в английской деревушке вроде этой. Увы, не вышло.
— Случилась русская революция.
— Да. Вы вряд ли услышите от меня что-то новое, но я все же расскажу — для полноты картины. Консерваторы хотели, чтобы Николай отрекся еще до революции. Они боялись, что поражение в Первой мировой войне приведет к восстанию, и ненавидели Распутина — безумного монаха, который втерся в доверие к императрице. Страну сотрясали демонстрации, голод, всюду толпы беженцев, а народ возмущался, что миллионы молодых парней гибнут на никому не нужной войне. Когда начались протесты, Николай, как и положено деспоту, перегнул палку. Войска за императором не пошли, и он отрекся от престола — ему сказали, что так будет лучше для страны. Временное правительство поместило Николая под арест — его вместе с семьей держали во дворце под Петербургом. Потом Ленин с хорошо организованными отрядами большевиков сверг Временное правительство, и Россия встала на путь коммунизма — путь долгий и очень печальный.
— Выходит, Ленину и коммунистам император достался по наследству.
— Удачная формулировка. Ленин перевез царскую семью вместе с частью прислуги в Екатеринбург — крупный центр золотодобычи на Урале. Там-то, в июле восемнадцатого года, их всех предположительно расстреляли и закололи штыками. Самые непримиримые требовали убить всю царскую семью; в то же время Ленин вел переговоры с немцами, которые настаивали на сохранении жизни женщинам, а уж смерть самого царя — это внутреннее дело русских.
— А какую роль сыграл в этом ваш дед?
— Король приказал внимательно следить за происходящим. В конце концов, Николай приходился ему двоюродным братом. Дед отправил в Россию лучшего агента по имени Альберт Гримли. Этот Гримли был вроде Джеймса Бонда. Как только Белая армия выбила большевиков из Екатеринбурга, он прибыл туда и расспросил офицера, который вел расследование. Тот обнаружил кровь и следы пуль. По секрету он сообщил Гримли, что убиты были лишь двое из Романовых: сам император и его сын, наследник трона. Начальство предпочло не разглашать эти сведения.
— Почему?
— Во главе белых стоял реакционер и монархист. Этот генерал верил, что Господь поручил ему спасти Россию от краха. Он хотел, чтобы люди считали большевиков убийцами женщин и детей. Ему требовались мученики, а не живая царская семья.
— И что же случилось с женщинами?
— Гримли пишет о них в своем отчете. Он полагал, что большевики увезли их до того, как расправились с мужской частью семьи. Война складывалась неудачно, и Ленин наверняка рассчитывал поторговаться, если дела пойдут совсем плохо. Некоторые историки утверждают, что императрицу с дочерьми перевезли в Пермь и держали там, пока к городу не подошли белые. По свидетельствам очевидцев, женщин вместе с царской казной и большевистским золотом отправили поездом в Москву. По пути они исчезли, и больше никаких документов обнаружить не удалось. Советский Союз засекретил все данные. Переговоры с немцами о судьбе Романовых здорово подпортили бы ореол непогрешимости Ленина.
— А что стало с сокровищами Романовых?
— Найти сумели лишь часть.
— И что, ваш дед не передал рапорт агента королю?
— В своем отчете он указал, что императрица с дочками, вероятно, еще живы, и попросил содействия в операции по их спасению. Георг Пятый не пожелал выручать семью родственника. Не стоит забывать, что ненавистный немецкий кайзер тоже приходился им обоим двоюродным братом. Монархи чтят семейные узы — но только до определенного предела. Король опасался, что если он предоставит царской семье убежище, это возмутит левых. Императрица была по рождению немкой, а в те годы «немец» означало — «враг».
— Выходит, их и не пытались спасти?
— В Англии разрабатывался план операции, однако ничего не вышло, потому что царскую семью перевезли в другое место. Подключились казаки; им помогали немцы, желавшие вернуть Романовых на русский престол. Возможно, кайзер жалел, что ради облегчения обстановки на восточном фронте позволил Ленину убить императора. У них был интересный план: выкрасть царскую семью, переправить ее через находящуюся в руках немцев Украину и потом вывезти из какого-нибудь черноморского порта на нейтральном судне.
— Почему же план не сработал?
— Он вполне сработал.
— Так царскую семью спасли?
— Спасли, но не немцы. Казаки им не доверяли. Где-то посреди долгого пути в Москву отряд бесстрашных казаков, до того не сумевших справиться с задачей, все же похитил императрицу с дочерьми, а затем прорвался к Черному морю.
Завала взял со стола рукопись.
— Значит, майор Якелев…
Додсон улыбнулся.
— Весьма целеустремленный и находчивый человек. Якелев не сообщает, как царская семья попала под его опеку. Он собирался рассказать об этом, уже выбравшись из России. Записки должны были опубликовать, когда Романовы окажутся в Европе. Предполагалось, что рукопись будет доставлена другим судном и обеспечит вдове с дочерьми всеобщую поддержку и сочувствие. Она попала к моему деду, а когда Романовы так и не объявились, он оставил ее себе.
— Как вы думаете, кто мог потопить судно?
— Вот здесь мы ступаем на зыбкую почву. — Додсон нахмурился. — Особенно в свете того, что сухогруз, по вашим словам, расстреляли из пушки. — Он тяжело вздохнул. — Отец пишет, что их собирались вывезти в Турцию, где уже ждала немецкая подводная лодка. Великобритания знала и пообещала не чинить подлодке препятствий на пути в Европу.
— Весьма благородно.
Додсон расхохотался.
— Нашей страной тогда заправляли ловкие ребята. Они просто решили, что большевики перехватят беглецов — вот и играли в благородство.
— Рискованно.
— Вовсе нет. Англичане сообщили Ленину и его головорезам, что царская семья — на «Звезде Одессы».
— И ваш дед это знал?
— Он протестовал, однако последнее слово осталось за его оппонентом.
— И кто это был?
— Король Георг.
Завала прищурился.
— Теперь я понимаю, почему вы изъяли архив. Многим бы не понравилось, что король предстает предателем и пособником жестоких убийц.
— Я бы не стал возлагать всю вину на короля, хотя его поступок, конечно, заслуживает осуждения. Наивный Георг никак не ожидал, что Ленин распорядится умертвить царскую семью. По словам деда, король был уверен, что их поместят в монастырь. Большевики обещали ему не причинять вреда императрице и ее дочкам.
Они немного помолчали, думая каждый о своем, вслушиваясь в птичьи трели.
Наконец Завала озадаченно покачал головой.
— Я одного не понимаю: ведь русские недавно нашли захоронение и объявили, что это останки царской семьи.
— В Советском Союзе отлично умели фабриковать такие находки. Наверняка и сейчас не разучились. К тому же останки наследника — Алексея — и его сестры, Великой княжны Марии Николаевны, так и не были обнаружены.
— Марии?
— Да, так звали третью дочь. А что?
Завала принес из машины материалы, присланные Перлмуттером. Порывшись в папке, он нашел копию главы про «русалочку» и протянул ее Додсону. Англичанин нацепил очки в тонкой металлической оправе. По ходу чтения он все мрачнел и мрачнел…
— Поразительно! Если это правда, то императорский род не прервался! Мария вышла замуж, у нее были дети.
— Вот и я так думаю.
— Вы понимаете, что это значит? Возможно, где-то скрывается законный наследник русского престола. — Он нервно пригладил волосы. — Боже, да это просто катастрофа!
— Не понимаю.
Додсон чуть успокоился.
— Россию лихорадит, она никак не может найти свое место в мире, и пламя национализма только разогревает этот бурлящий котел. Русские люди тоскуют по временам Петра Великого и императорской власти, но пока что любые призывы — это просто напоминания о славном прошлом. Но если появится законный наследник, то угроза обретет под собой почву. А ведь в распоряжении этой страны остается ядерное оружие и немалая доля естественных ресурсов планеты. Если Россия пойдет на поводу у популистов и в стране начнется гражданская война, то в опасности окажется весь мир. Участие Британии в убийстве царской семьи только распалит враждебность по отношению к Западу. — Додсон впился взглядом в собеседника. — Передайте своему начальству: тут нужна осторожность. Последствия могут быть самые страшные.
Завала не ожидал от сдержанного англичанина такой вспышки.
— Конечно-конечно. Передам.
Впрочем, Додсон словно забыл о госте.
— Царь умер. Да здравствует царь, — пробормотал он.
