49
– Вы, должно быть, сошли с ума, требуя встречи с президентом в это время ночи, – сердито сказал Эрл Уилловер.
Сэндекер молча разглядывал главу администрации Белого дома, стоящего перед ним в аккуратном двубортном темном шерстяном костюме в полоску с едва заметными складками на брюках. Интересно, подумал Сэндекер, покидает он когда-нибудь свой кабинет или спит тоже здесь?
– Поверьте мне на слово, Эрл, я бы не явился сюда, если бы речь не шла о деле чрезвычайной срочности и важности.
– Я не стану будить президента, если только это не международный кризис, который угрожает безопасности нашей страны.
Сэндекер еще сдерживал свой темперамент, но уже чувствовал, как все это начинало ему надоедать.
– Ну хорошо, тогда скажите ему, что в Белом доме находится обычный избиратель-налогоплательщик, который взбешен, как черт.
– Вы с ума сошли!
– Да, и взбешен настолько, что готов сам ворваться к нему в спальню и разбудить его.
Было похоже, что Уилловер вот-вот взорвется.
– Только попробуйте, и я прикажу службе безопасности взять вас под стражу.
– Масса невинных людей, включая женщин и детей, могут погибнуть, если президент ничего не предпримет.
– Я слышу подобные истории каждый день, – усмехнулся Уилловер.
– И вас забавляют эти жертвы, не так ли?
Уилловер вышел из себя.
– Послушай, ты, звонарь во все колокола. Я знаю, что ты за словом в карман не полезешь. Но я могу уничтожить тебя, стоит мне только захотеть. Ты понял?
Сэндекер настолько близко подошел к Уилловеру, что ощутил мяту в его дыхании.
– А теперь ты послушай, Эрл. В один прекрасный день срок пребывания этого президента на посту закончится, и ты вновь станешь всего лишь одним из нас. И тогда я позвоню в твою дверь, а когда ты откроешь, вырву тебе печень.
– Бьюсь об заклад, вы на это способны, – послышался знакомый голос.
Сэндекер и Уилловер обернулись и увидели президента, который стоял в дверях в пижаме и купальном халате. Держа в одной руке блюдо с бутербродами, он жевал.
– Я прошел вниз, на кухню, чтобы чего-нибудь перекусить, и вдруг услышал наверху разговор на повышенных тонах. – Он посмотрел на Сэндекера. – Ну а теперь, адмирал, предположим, вы мне все расскажете.
Уилловер шагнул вперед, загораживая собой Сэндекера.
– Прошу вас, сэр, это дело не такой уж большой важности...
– Разрешите мне самому судить об этом, Эрл, – сухо прервал его президент. – О'кей, адмирал, выкладывайте ваши новости.
– Вначале позвольте спросить, господин президент, доложили ли вам вкратце о последнем развитии событий после операции в Форт-Форо?
Президент посмотрел на Уилловера:
– Мне рассказали, что вашим людям, Питту и Джордино, удалось ускользнуть в Алжир с чрезвычайно важной информацией о коррумпированности Ива Массарда и недобросовестности его действий с вредными отходами.
– Могу я узнать, какова ваша реакция?
– Мы собираем международный экологический трибунал из представителей Европы и Северной Африки, чтобы встретиться и обсудить план действий, – ответил Уилловер.
– Значит, вы не планируете... Я помню, вы сказали, господин президент: «Вмешаемся и разберемся сами».
– Возобладало мнение более холодных голов, – сказал президент, кивая на Уилловера.
– И даже сейчас, когда доказано, что утечка химикатов и Форт-Форо является причиной распространения красной волны, вы все еще собираетесь заседать и о чем-то говорить? – возмутился Сэндекер, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик.
– Мы обсудим это в другой раз, – сказал президент, поворачиваясь, чтобы вернуться в свою спальню на верхнем этаж Белого дома. – Эрл назначит время встречи.
– А доложил вам Эрл о золотых рудниках Тебеццы? – вдруг спросил Сэндекер.
Президент помялся и покачал головой:
– Нет, мне незнакомо это название.
– После того как Питт и Джордино были схвачены в Форт-Форо, – продолжил Сэндекер, – их переправили в мало кому известные золотые рудники, где на положении рабов, в самых варварских и нечеловеческих условиях, работают вплоть до мучительной смерти от истощения оппозиционеры и диссиденты. Среди них немало и французских инженеров и членов их семей, которых Массард заточил туда, чтобы они не могли вернуться домой и разоблачить тайну Форт-Форо. Мои люди обнаружили там и якобы погибшую в авиакатастрофе группу ученых из Всемирной организации здравоохранения, ужасно истощенных и замученных непосильной работой и недостатком питания.
Президент холодно уставился на Уилловера:
– Похоже, я нахожусь в неведении относительно большого количества серьезных проблем.
– Я стараюсь работать, руководствуясь приоритетами, – поспешил объявить Уилловер.
– И к чему же вы клоните? – спросил президент Сэндекера.
– Зная, что бесполезно просить у вас спецвойска, – продолжал Сэндекер, – Гала Камиль вновь обратилась за помощью к группе быстрого реагирования Организации Объединенных Наций. С Питтом и Джордино в качестве проводников полковник Левант высадил свой отряд в пустыне рядом с рудниками, провел успешный рейд и освободил двадцать пять иностранных подданных, мужчин, женщин и детей...
– Детей заставляли работать в рудниках? – прервал президент.
Сэндекер кивнул:
– Это были дети французских инженеров и их жен. Там же находилась и американка, доктор Ева Рохас, сотрудник той самой группы Всемирной организации здравоохранения.
– Но если рейд прошел успешно, то в чем же острота проблемы? – поинтересовался Уилловер.
– Их средство передвижения, самолет, на котором они прилетели из Алжира, был уничтожен на земле, на взлетной полосе у Тебеццы, истребителем малийских военно-воздушных сил. И весь отряд вместе со спасенными заключенными сейчас попал в ловушку в центре Мали. Не пройдет и нескольких часов, как войска Казима обнаружат и атакуют их.
– Вы рисуете мрачную картину, – серьезно сказал президент. – И им никак не удастся в безопасности добраться до алжирской границы?
– Это ничего не значит, даже если они ее и достигнут, – объяснил Сэндекер. – Казим, не колеблясь, пойдет на риск конфронтации с Алжиром, лишь бы не позволить заключенным рассказать правду об ужасах Тебеццы и опасности Форт-Форо Он направит войска и в глубь Алжира, только бы уничтожить свидетелей и гарантировать их молчание.
Президент молчал, рассматривая бутерброды, но не откусывая ни от одного из них. Конечно, необходимо считаться с международными последствиями того, о чем рассказал Сэндекер, и именно это, президент был уверен, посоветовал бы Уилловер. Но не мог же он присутствовать в качестве равнодушного зрителя и ничего не делать, когда какой-то тупой деспот убивал ни в чем не повинных людей, да еще иностранных подданных.
– Казим так же гадок, как и Саддам Хусейн, – проговорил президент и обратился к Уилловеру: – В данном случае я не собираюсь отстраняться, Эрл. Слишком много жизней на кону включая и три американские. Мы должны оказать помощь.
– Но, господин президент, – запротестовал Уилловер.
– Свяжитесь с командующим спецвойсками в Тампе генералом Халверсоном. Предупредите его о немедленной готовности к действиям. – Президент внимательно посмотрел на Сэндекера. – Кого вы предлагаете в качестве координатора операции, адмирал?
– Генерала Бока, командующего УНИКРАТТ. Он находится на связи с полковником Левантом и может обеспечивать генерала Халверсона постоянными свежими данными о развитии ситуации.
Президент отставил в сторону блюдо с бутербродами и положил ладони на плечи Уилловеру.
– Я ценю ваши советы, Эрл, но здесь надо действовать. Я надеюсь, что все пройдет успешно. Я хочу, чтобы наши спецвойска скрытно проникли в Мали и спасли команду ООН и пленных. И чтобы сразу убирались ко всем чертям, прежде чем Казим и Массард сообразят, кто нанес удар. А затем, вероятно, мы сможем найти и метод нейтрализации предприятия в Форт-Форо.
– Полностью поддерживаю ваш план, – широко улыбнулся Сэндекер.
– Насколько я понимаю, никакие мои слова не изменят ваших намерений, – обратился к президенту Уилловер.
– Нет, Эрл, – сказал президент, берясь за бутерброды. – Мы закроем глаза и поставим кучу денег на финишный рывок.
– А если мы проиграем?
– Мы не можем проиграть.
Уилловер посмотрел на него с любопытством:
– Почему же нет, сэр?
Президент отметил улыбку Сэндекера.
– Потому что я протягиваю руку помощи, и потому что я очень верю в наши спецвойска, которым вполне под силу выбросить такую дрянь, как Казим и Массард, на свалку истории, где им самое место.
* * *
В нескольких милях к западу от Вашингтона, округ Колумбия, в сельской местности среди лугов и полей возвышается большой холм. Проезжающие автомобилисты, если у них есть время обратить внимание на эту аномалию, думают, что это просто геологический каприз природы. И почти никто не подозревает, что холм этот сотворен человеческими руками из земли, образовавшейся при раскопках и строительстве командного пункта и убежища для столичных политиков и военных во время Второй мировой войны.
Работы не прекращались и во время «холодной войны», так что подземное сооружение превратилось в огромное хранилище, где содержались архивы и предметы культуры, начиная с тысяча шестисотых годов, когда на восточном побережье Америки высадились первые переселенцы из Европы. Площадь хранилища измеряется не в метрах и акрах, а в квадратных милях или километрах. Для тех немногих, кто знает о его существовании, хранилище известно под названием АРД (Архивный депозитарий).
Тысячи тайн хранятся в кажущихся бесконечными архивных закромах депозитария. По каким-то непонятным причинам, известным лишь нескольким чиновникам, целые секции депозитария содержат секретные материалы и предметы, которые никогда не будут представлены вниманию публики. Среди них останки Амелии Эрхарт и Фреда Нунана и японские документальные свидетельства об их казни на Сайпане, засекреченные досье о заговорах против обоих Кеннеди, разведывательные данные о диверсиях Советов против американских космических ракет и шаттла, данные о трагедии в Чернобыле, фильм-инсценировка мнимой высадки «Аполлона» на Луну и многое-многое другое, что было зафиксировано, собрано и упрятано, чтобы никогда не увидеть дневного света.
Поскольку Джулиан Перлмуттер сам никогда не садился за руль, до Форествилла, маленького городка в Мэриленде, он добрался на такси. После почти получасового ожидания на автобусной остановке он наконец был подобран неприметным фургоном «додж».
– Мистер Перлмуттер? – осведомился водитель, секретный правительственный агент в соответствующих должности зеркальных солнцезащитных очках.
– Он самый.
– Пожалуйста, садитесь.
Перлмуттер сел, думая про себя, что все эти маскировки – детская игра.
– Не хотите ли взглянуть на мои водительские права? – спросил он ядовито.
Водитель, темноволосый, темнокожий афроамериканец, покачал головой:
– Нет необходимости. Вы единственный в этом месте, кто подходит под описание вашей внешности.
– А имя у вас есть?
– Эрни Нельсон.
– И на какую же контору вы работаете? Агентство национальной безопасности? ФБР? ЦРУ?
– Я не уполномочен сообщать об этом, – сухо ответил Нельсон.
– Вы не собираетесь завязывать мне глаза? Нельсон коротко качнул головой:
– Нет необходимости. Поскольку ваш запрос на проведение исторических исследований одобрен самим президентом и у вас допуск уровня Бета-Кью, я полагаю, вам можно доверить то, что вы увидите сегодня.
– Ну, раз уж вы так глубоко копнули мое досье, тогда вам должно быть известно и то, что это уже мое четвертое исследовательское путешествие в АРД.
Агент не ответил и всю оставшуюся дорогу хранил молчание. Свернув с главной магистрали, он доехал по асфальтированной дороге до охраняемых ворот, где предъявил свое удостоверение. Они миновали еще два охранных поста, прежде чем въехать в небольшое строение типа амбара, стоящее посреди фермы, густо населенной свиньями и цыплятами, суетящимися вокруг поилок. Оказавшись в этом амбаре, они покатили вниз по бетонному пандусу, уходящему глубоко под землю. Наконец, они прибыли на четвертый охраняемый пост, где агент и припарковал машину.
Перлмуттер был знаком с предстоящей процедурой. Он вышел из автомобиля и подошел к поджидающему электрокару, похожему на карт для гольфа. Архивариус-смотритель в белом халате пожал ему руку.
– Фрэнк Мур, – представился он. – Рад видеть вас снова.
– Взаимно, Фрэнк. А давно ли я был здесь?
– Три года прошло с вашего последнего приезда. Вы проводили исследования по поводу «Сакито Мару».
– Японское грузопассажирское судно, потопленное американской подлодкой «Траут»?
– Насколько я помню, на нем в Японию перевозились немецкие реактивные снаряды «Фау-2».
– У вас хорошая память.
– Я освежил ее, подняв записи о вашем предыдущем визите, – признался Мур. – Чем могу быть вам полезен в этот раз?
– Гражданская война, – ответил Перлмуттер. – Я бы хотел просмотреть кое-какие записи, могущие пролить хоть какой-нибудь свет на таинственное исчезновение одного из броненосцев конфедератов.
– Звучит интригующе. – Мур показал на сиденье в электрокаре. – Записи и предметы, относящиеся к Гражданской войне, находятся в хранилищах, которые почти в двух километрах отсюда.
После окончательной проверки со стороны охраны и короткой встречи с главным смотрителем Перлмуттер поставил свою подпись под официальным обязательством не публиковать и не разглашать иным образом ничего из полученной здесь информации без правительственного одобрения. Затем они с Муром поехали дальше на электромобиле, миновав бригаду рабочих, выгружающих экспонаты для Мемориала ветеранов Вьетнама. Фотографии, старые армейские бутсы и обмундирование, пуговицы, часы и обручальные кольца, гильзы, куклы и собачьи ошейники – все это каталогизировалось, пронумеровывалось и размещалось в пластиковых упаковках на бесконечных полках.
Несмотря на то что во время своих предыдущих визитов сюда Перлмуттер уже видел часть обширного подземного хранилища, он представить себе не мог истинных масштабов этого невероятного сооружения и был изумлен количеством бесконечно следующих друг за другом ярусов, заполненных записями и старыми предметами, громадная часть которых относилась к зарубежным странам. Одна только секция нацизма занимала площадь, равную четырем футбольным полям.
Достопамятные вещи времен Гражданской войны размещались в четырех трехэтажных помещениях – бетонные потолки депозитария поднимались на высоту пятнадцати метров. Перед ними ровными рядами выстроились различные модификации пушек, чистеньких, в безупречном состоянии – хоть сейчас отправляй на поле боя. Они были водружены на повозки, на передках которых лежали картечь и снаряды. Так же, словно для инспекции, были выставлены огромные морские орудия с таких знаменитых кораблей, как «Хартфорд», «Кирсарг», «Каронделет» и «Мерримак».
– Записи хранятся в секции А, – пояснил Мур. – А в секциях В, С и Д содержатся оружие, обмундирование, медицинские инструменты и сбруя, некогда принадлежавшие Линкольну, Джефферсону Дэвису, Ли, Гранту и другим выдающимся личностям времен войны Севера и Юга.
Они вылезли из машины и вошли в секцию А. Весь первый этаж занимало колоссальное скопление картотечных шкафов.
– Все документы, касающиеся Конфедерации, находятся на первом этаже, – сказал Мур, охватывая рукой это пещероподобное помещение. – А записи, касающиеся Североамериканских Соединенных Штатов, размещены на втором и третьем этажах. Откуда вы хотите начать?
– Оттуда, где есть что-нибудь о «Техасе».
Мур помолчал, листая указатель, который достал из автомобиля.
– Документы о военно-морских силах конфедератов находятся в голубых шкафчиках у дальней стены.
Несмотря на то что в этих досье никто не копался несколько лет, а во многих – и со времен создания хранилища, пыли было на удивление мало. Мур помог Перлмуттеру отыскать шкаф, таящий в своих недрах историю злополучного броненосца, и приглашающим жестом указал на стол и стул:
– Устраивайтесь поудобнее. Вы знаете наши правила, касающиеся обращения с документами, и знаете, что надо держаться в рамках темы ваших исследований.
– Я прекрасно знаю все правила, – подтвердил Перлмуттер.
Мур посмотрел на часы.
– Ваше разрешение на проведение работ в АРД истекает в восемь вечера. После этого вы должны вернуться в кабинет главного смотрителя, откуда вас отвезут обратно в Форествилл. Вы поняли?
Перлмуттер кивнул:
– Тем быстрее мне надо начинать.
– Валяйте, – сказал Мур. – И желаю успеха.
В течение первого часа он разбирался в двух серых металлических шкафчиках, пока не наткнулся на старинную желтую папку с документами, относящимися к «Техасу». Однако в них содержалось на удивление мало информации, которая была бы неизвестна или не опубликована: особенности конструкции этого боевого корабля, сообщения очевидцев о его внешнем виде, краткий отчет главного инженера и судовая роль экипажа... Было здесь и несколько описаний со слов современников сражения броненосца с флотом северян в ходе исторического прорыва к морю. Одна из статей, написанная журналистом, находившимся на борту монитора, сильно пострадавшего от огня южан, имела две вымарки. «Что же тут не понравилось цензору?» – с любопытством подумал Перлмуттер. Впервые за все годы изучения истории кораблекрушений Гражданской войны он столкнулся со следами ножниц цензуры.
Затем он обнаружил ветхую газетную вырезку и осторожно разложил ее на столе. Это было предсмертное заявление, сделанное человеком по имени Кларенс Бичер одному английскому журналисту в небольшом госпитале на окраине Йорка. Бичер утверждал, что является единственным оставшимся в живых членом экипажа таинственно исчезнувшего «Техаса». Умирающий Бичер рассказывал о путешествии через Атлантику и плавании вверх по большой африканской реке. Корабль спокойно прошел несколько сот миль от береговой линии до начала великой пустыни. Поскольку штурман не был знаком с рекой, не обозначенной на карте, то по ошибке из главного русла повернул в приток. Они проплыли еще два дня и ночь, прежде чем капитан осознал ошибку. А когда стали разворачиваться, чтобы вернуться обратно, броненосец сел на мел! и, несмотря на предпринятые усилия, так и не смог освободиться.
На совещании офицеров было решено подождать окончания летнего сезона, пока дожди не поднимут уровень воды в реке. И хотя у них были трудности с провизией, водой их снабжала река. Капитан также прикупал необходимые продукты у проходящих племен кочевников, расплачиваясь золотом. Дважды крупные банды грабителей пустыни опрометчиво атаковали с целью завладеть севшим на мель кораблем и его, казалось бы, неисчерпаемыми золотыми запасами, но в обоих случаях хватило пары залпов картечью, чтобы рассеять и обратить в бегство бандитов.
К августу тиф, малярия, и голод выкосили экипаж, в десятки раз сократив его численность, и это продолжалось до тех пор, пока в живых не остались только два офицера, президент и десяток моряков, еле передвигавших ноги.
Перлмуттер прекратил чтение и задумчиво уставился в пространство. О каком, собственно, президенте упоминал Бичер? Чутье подсказывало, что именно в этом и кроется разгадка.
Далее Бичер рассказал, что он и еще четверо вооруженных членов экипажа были отправлены с заданием спуститься вниз по реке на одной из шлюпок броненосца и отыскать помощь во внешнем мире. Бичеру единственному удалось живым добраться до устья реки Нигер. Восстановив здоровье в британской торговой колонии, он добрался до Англии, где женился и стал фермером в Йоркшире. Бичер сказал, что никогда не возвращался в родной штат Джорджия, потому что наверняка был бы повешен за ужасное преступление, совершенное «Техасом», и был слишком напуган, чтобы рассказывать кому-либо об этом до настоящего времени.
Когда он испустил дух, доктор и жена Бичера пожали плечами по поводу его прощального заявления, отнесясь к нему как к безумному бреду умирающего. Было очевидно, что редактор газеты, в которой работал журналист, поместил подобную историю на страницах своего издания исключительно по причине скудости более свежих новостей.
Перлмуттер перечитал статью во второй раз. Он склонен был признать, несмотря на скептицизм доктора и жены, ее некоторую ценность, но быстрый взгляд на список экипажа, составленный на основе переклички непосредственно перед выходом «Техаса» с верфи в Ричмонде, штат Виргиния, показал, что никакого Кларенса Бичера там не значилось. Перлмуттер вздохнул и закрыл папку.
– Все, что мне здесь было нужно, я нашел, – сказал он Муру. – Теперь хотелось бы порыться в документации флота Североамериканских Соединенных Штатов.
Мур вернул папки на место и повел Перлмуттера по железной лестнице на второй этаж.
– Какой год и месяц вас интересуют? – спросил он.
– Апрель тысяча восемьсот шестьдесят пятого.
Они пробирались узкими боковыми проходами, уставленными до потолка стеллажами и шкафами. Мур принес складную лестницу, чтобы Перлмуттер в случае необходимости смог подняться к верхним уровням, и указал ему соответствующий ящик.
Перлмуттер приступил к тщательному изучению документов со второго апреля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года – даты отшвартовки «Техаса» от причала в Ричмонде. У него была собственная система проведения исследований, и мало кто лучше него мог разобраться в зачеркнутом. Он сочетал в себе дьявольское упорство и инстинктивную способность вычленять существенное из ерунды.
Он начал с официальных донесений о сражениях. Покончив с ними, перешел к воспоминаниям очевидцев, военных и гражданских лиц, наблюдавших за битвой с берега реки Джемс, и членов экипажей военных кораблей северян. В течение двух часов он тщательно изучил содержание почти шестидесяти писем и пятнадцати дневников. Он исписал пометками большую стопку бумаги – все под бдительным присмотром Фрэнка Мура, который хотя и доверял Перлмуттеру, но не считал осторожность излишней, так как слишком часто ловил за руку многих дипломированных изыскателей, пытавшихся незаметно украсть исторические документы или письма.
Как только Перлмуттер нащупал путеводную нить, он приступил к разматыванию ее для восстановления всей картины и по обрывкам информации, шаг за шагом, выстраивал историю, слишком невероятную, чтобы принять ее за истинную. Наконец, когда двигаться дальше было уже некуда, он подозвал Мура:
– Сколько у меня еще времени?
– Два часа и десять минут.
– Я готов перебраться дальше.
– На что бы вы хотели взглянуть?
– Может быть, у вас есть частная переписка или другие документы, написанные рукой Эдвина Макмастерса Стэнтона?
Мур кивнул:
– Суровый старый военный министр в кабинете Линкольна. Я понятия не имею, что у нас есть по нему. Его архив так и не был до конца каталогизирован. Но он должен быть где-то наверху, на этаже правительственных документов США.
Архив Стэнтона был объемист и занимал десять полных шкафов. Перлмуттер с головой углубился в работу, оторвавшись лишь однажды, чтобы сходить в туалет. Он разбирал документы как можно более дотошно, находя удивительно мало об отношениях Линкольна и Стэнтона в конце войны. Из истории хорошо было известно, что военный министр не любил своего президента и уничтожил большое количество страниц из дневника убийцы Линкольна Джона Уилкса Бута, включая и многие письма Бута к сообщникам. К огорчению историков, Стэнтон намеренно оставил слишком много вопросов без ответов относительно покушения в театре Форда.
Когда до истечения отпущенного ему срока оставалось лишь сорок минут, Перлмуттер наконец-то попал точно в яблочко.
Порывшись у задней стенки шкафчика, Перлмуттер обнаружил пожелтевший от времени пакет с сохранившейся восковой печатью. Он уставился на коричневую чернильную дату – девятого июля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, то есть через два дня после того, как сообщники Бута-Мэри Саррет, Льюис Пейн, Дэвид Геролд и Джордж Этцерод – были повешены во дворе вашингтонской тюрьмы «Арсенал». Под датой стояли слова: «Вскрыть не ранее чем через сто лет после моей смерти». И подпись: Эдвин М. Стэнтон.
Перлмуттер сел за письменный стол, сломал печать, вскрыл пакет и с опозданием на тридцать один год против инструкции Стэнтона начал читать содержащиеся внутри бумаги.
Вскоре он почувствовал себя так, будто переместился более чем на столетие назад во времени. Несмотря на подземную прохладу, на лбу его заблестели капельки пота. Когда через сорок минут он закончил чтение и отложил в сторону последнюю страницу, руки его дрожали. Он шумно выдохнул и медленно покачал головой.
– Бог мой! – прошептал потрясенный историк.
Мур, сидевший напротив, внимательно посмотрел на него:
– Нашли что-нибудь интересное?
Перлмуттер не ответил. Он невидящими глазами смотрел на стопку бумаги и продолжал бормотать:
– Бог мой... Бог мой...