Глава 67
Днем в десять минут первого Алан Моран прошел по главному коридору Капитолия, спустился по узкой лестнице и добрался до далекого кабинета, который держал для своих личных нужд.
Большинство людей его положения постоянно окружены помощниками, но Моран предпочел пойти в одиночестве, чтобы не отвлекали пустые разговоры.
У него всегда был осторожный вид антилопы, которая высматривает хищников на африканских равнинах. Глаза без выражения — такие бывают у тех, чья единственная страсть — власть, власть, полученная любыми способами и любой ценой. Чтобы достичь престижного положения в конгрессе, Моран старательно поддерживал свой имидж. В общественной жизни он был ревностным верующим, настоящим олицетворением дружелюбного застенчивого человека с теплым чувством юмора, соседа с вашей улицы, всегда готового одолжить газонокосилку; выходца из бедной семьи, всего добившегося своим трудом.
Но его частная жизнь была прямо противоположной. Тайный атеист, он смотрел на своих избирателей и вообще на людей как на невежественный сброд, который позволительно использовать к своей выгоде. Никогда не женившийся, не имея близких друзей, он жил скромно, как монах под епитимьей, в маленькой съемной квартире. Каждый доллар сверх средств к самому скромному существованию шел в его тайную корпорацию в Чикаго, где добавлялся к полученному от нелегальных вкладов, взяток и других видов коррупции.
Эти деньги использовались для усиления его влияния и власти, и постепенно политические услуги и влияние привязывали к его фалдам все больше мужчин и женщин, занимающих высокое положение в бизнесе и правительстве.
В кабинете Морана, когда он вошел, сидели Дуглас Оутс, Сэм Эммет, Мартин Броган и Джесс Симмонс, недавно освобожденный из-под домашнего ареста. Все встали, и он занял место за столом. В нем ощущалось самодовольство, очевидное посетителям. Он вызвал их на свою частную территорию, им пришлось подчиниться.
— Спасибо, что встретились со мной, господа, — сказал он с фальшивой улыбкой. — Полагаю, вы знаете, для чего приглашены.
— Обсудить ваше возможное назначение на пост президента, — ответил Оутс.
— Не возможное, — ядовито сказал Моран. — Сегодня в семь вечера сенат начнет суд над президентом. Поскольку я следующий в очереди преемников президента, я считаю своим священным долгом немедленно принести присягу и принять на себя ответственность за излечение ран, нанесенных предыдущим пагубным правлением.
— А вы не торопитесь? — спросил Симмонс.
— Нисколько, если это означает предупредить дальнейший вред.
Оутс, казалось, сомневался.
— Кое-кто истолкует ваши действия — по крайней мере, пока не будет должным образом доказано, что вице-президент Марголин мертв, — как попытку незаконно захватить власть, особенно учитывая ваши старания лишить власти президента.
Моран посмотрел на Оутса и перевел взгляд на Эммета.
— У вас одежда вице-президента, найденная в реке.
— Лаборатория ФБР идентифицировала одежду как принадлежащую Марголину, — подтвердил Эммет. — Но нет признаков того, что она две недели провела в воде.
— Вероятно, ее выбросило на берег, и она просохла.
— Вы говорили, что рыбак, который принес ее вам, утверждал, будто выловил ее в Потомаке.
— Вы директор ФБР, — разгневанно ответил Моран. — Вам и разбираться в этом. Я здесь не на суде.
— Возможно, в интересах всех присутствующих было бы лучше продолжить поиски Марголина, — тихо сказал Оутс.
— Полностью согласен, — подхватил Броган. — Нельзя считать его мертвым, пока не найдено тело.
— Несомненно, возникнет множество вопросов, — согласился Мерсье. — Например, как он умер.
— Очевидно, утонул, — ответил Моран. — Вероятно, вместе с „Орлом“.
— К тому же, — продолжал Мерсье, — вы так и не объяснили, каким образом вы с Маркусом Ларимером спаслись с „Орла“ и отправились рыбачить на еще не названный курорт на Карибском море.
— Я с радостью отвечу на вопросы комитета конгресса по расследованию, — сказал Моран. — Но не здесь и не перед людьми, явно настроенными против меня.
— Вы должны понять, что, несмотря на ошибки президента, мы верны ему, — сказал Оутс.
— Ни минуты не сомневался, — ответил Моран. — Поэтому и созвал вас сегодня утром. Через десять минут после голосования сената я принесу присягу в качестве президента. И моим первым официальным шагом станет объявление о вашей отставке или увольнении; выбор за вами. Сегодня, еще до полуночи, вы все перестанете работать на правительство Соединенных Штатов.
Узкая мощеная дорога петляла между холмами, круто спускаясь к Черному морю. На заднем сиденье „кадиллака“ сидел Владимир Полевой и читал последний отчет Алексея Лугового. Время от времени он поднимал голову и смотрел на заходящее солнце.
Где бы ни появлялся лимузин, он привлекал всеобщее внимание. Собранный вручную, с отделанным дорогой древесиной салоном, с цветным телевизором, с опускающейся перегородкой, с музыкальной стереосистемой, он был заказан Полевым под предлогом изучения его технологии. Вскоре после получения Полевой стал использовать его для личных нужд.
Длинная машина поднималась по лесистому склону холма, пока не остановилась перед деревянными воротами в высокой кирпичной стене.
Офицер в форме отдал честь главе КГБ и нажал на запор. Ворота неслышно распахнулись, за ними открылся полный цветов сад, машина проехала и остановилась у просторного одноэтажного дома, построенного в современном западном стиле.
Полевой поднялся по круглым каменным ступеням и вошел в вестибюль, где его встретил секретарь президента Антонова и проводил к столу и стульям на террасе, выходящей на море.
Немного погодя появился Антонов в сопровождении хорошенькой служанки, которая несла поднос с копченым лососем, икрой и ледяной водкой.
Антонов был как будто в хорошем настроении, он небрежно присел на металлические перила, ограждающие террасу.
— У тебя прекрасная новая дача, — сказал Полевой.
— Спасибо. Ее спроектировала французская архитектурная фирма. И не спросила с меня ни рубля. Конечно, в Госкомстрое дачу не утвердили бы. Слишком буржуазная. Но какого дьявола? Времена меняются.
Он резко сменил тему.
— Что нового в Вашингтоне?
— Президент будет смещен со своего поста.
— Когда?
— Завтра к этому времени.
— Никаких сомнений?
— Нет.
Антонов взял свой стакан с водкой и осушил его; девушка немедленно снова наполнила. Полевой подозревал, что эта девушка не только наливает водку главе Советского Союза.
— Где мы ошиблись, Владимир? — спросил Антонов. — Может, мы хотели достичь многого слишком быстро?
— Никто не может предугадать действия американцев. Они ведут себя совершенно непредсказуемо.
— Кто будет новым президентом?
— Алан Моран, спикер палаты представителей.
— Сможем мы с ним работать?
— Мои источники говорят, что он хитер, но его можно убедить.
Антонов смотрел на маленькую рыбацкую лодку далеко в море.
— Если бы пришлось выбирать, я бы предпочел Морана вице-президенту Марголину.
— Несомненно, — согласился Антонов. — Марголин убежденный враг коммунистического общества, он верит в превосходство американской военной машины над нашей.
— Могут ли наши люди что-нибудь сделать, негласно, конечно, чтобы помочь Морану попасть в Белый дом?
Полевой покачал головой.
— Слишком велик риск разоблачения и усиления враждебной пропаганды.
— А где Марголин?
— По-прежнему в руках Бугенвилей.
— Есть ли вероятность, что старая восточная сука выпустит его, чтобы помешать Морану?
Полевой беспомощно пожал плечами.
— Кто ее знает?
— А ты, Владимир, что бы сделал на ее месте?
Полевой задумчиво помолчал, потом сказал:
— Я бы договорился с Мораном, что избавлю его от Марголина.
— У Морана хватит смелости принять такое предложение?
— Если бы между тобой и властью над сверхдержавой стоял один человек, к тому же находящийся в очень уязвимом положении, как бы ты поступил?
Антонов громко рассмеялся, вспугнув птиц по соседству. Птицы улетели.
— Ты читаешь меня как открытую книгу, дружище. Я понимаю твою точку зрения. Я, без сомнения, удалил бы его.
— Американские средства массовой информации сообщают, что Моран утверждает, будто Марголин утонул.
— Значит, у твоей теории надежное основание, — сказал Антонов. — Может, старуха Стальной Лотос все-таки принесет нам пользу.
— По крайней мере, нам сделка с ней ничего не стоила.
— Кстати о цене: что с золотом?
— Адмирал Борчавский начал подъем. Обещает в течение трех недель поднять все слитки.
— Хорошая новость, — сказал Антонов. — А что с доктором Луговым? Мы сможем продолжать проект после отстранения президента от власти?
— Сможем, — ответил Полевой. — В голове президента огромные знания о тайнах Соединенных Штатов. Луговой должен еще получить их.
— В таком случае пусть проект продолжается; представь Луговому список политиков и военных, кого мы хотели бы использовать. Все американские лидеры, оставляющие должность, выступают советниками; у них большой опыт, даже если руководство было неудачным. У капиталистов короткая память. Знания, которыми располагает президент и которые только еще должны получить его преемники, для нас большая ценность. Но на этот раз мы проявим терпение и не станем спешить. Мозг президента может оказаться гусыней, целые десятилетия несущей нашей разведке золотые яйца.
Полевой поднял стакан.
— За нашего лучшего тайного агента.
Антонов улыбнулся.
— Пусть работает подольше.
* * *
За полмира от них Реймонд Эджли сидел у консоли и читал распечатку. Он поднял очки и потер покрасневшие глаза. Несмотря на усталость, в нем чувствовалась большая нервная энергия. Пробудилось чувство соперничества. Возможность опередить достойного противника в психологических играх уничтожала всякую мысль о сне.
Доктор Гарри Гринберг, тоже известный психолог, закурил длинную, изогнутую глиняную трубку. Пробудив к жизни желтую, в пятнах, головку трубки, он мундштуком показал на записывающий аппарат.
— Ждать дольше бессмысленно, Рей. Я убежден, что у нас достаточно данных для переключения.
— Не хочу торопиться, пока не буду уверен, что мы сможем перехитрить Алексея.
— Действуй, — сказал Гринберг. — Довольно ждать. Сделай это.
Эджли посмотрел на свою команду из десяти психологов.
Все выжидательно смотрели на него. Он кивнул.
— Ладно. Всем приготовиться к переключению с президентского имплантата на наш центральный компьютер.
Гринберг обошел комнату, коротко переговорил со всеми, вторично проверил все процедуры. Три человека сидели у консоли компьютера, держа руки на клавишах. Остальные следили за экранами и поступающими данными.
Сжав в руке носовой платок, Гринберг стоял за одним из психологов, чуть сбоку.
— Ни в коем случае нельзя прервать ход его мыслей или вмешаться в ту минуту, когда Луговой отдает указания, — предостерег Гринберг.
— Я понимаю, — ответил Эджли, не отрывая взгляда от экрана, передающего запись мыслей. — Нам к тому же нужно точно учесть его сердечный ритм и остальные функции организма.
Программист ввел команду и ждал. Все ждали, глядя на пустой экран, которому предстояло показать успех или неудачу. Шли минуты, все молчали, слышалось только негромкое гудение оборудования: компьютер отсчитывал миллисекунды до принятия команды.
Неожиданно на экране вспыхнула надпись:
ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ СВЯЗИ ЗАВЕРШЕНО.
Все с облегчением вздохнули и заговорили, пожимая друг другу руки, как в центре управления НАСА после успешного запуска.
— Думаешь, Алексей купится? — спросил Эджли.
— Не волнуйся. Он ничего не заподозрит. Самолюбие никогда не позволит Алексею Луговому подумать, что кто-то может его перехитрить. — Гринберг помолчал, выпуская кольцо дыма. — Он проглотит все, что мы ему скормим, и отправит в Москву, решив, что это божий дар для его шпионажа.
— Надеюсь, — сказал Эджли, вытирая мокрый лоб. — Следующий шаг — перевод президента в госпиталь Уолтера Рида и извлечение имплантата.
— Всему свой черед, — сказал Гринберг, доставая бутылку шампанского. Один из сотрудников раздавал бокалы. Хлопнула пробка, и полилось вино. Гринберг подставил бокал.
— За дока Эджли, — с улыбкой сказал он, — который только что отбросил КГБ на десять лет в прошлое.
