Глава 60
Питт был уверен, что умер. У него нет было оснований не быть мертвым. И тем не менее он не видел яркого света в конце туннеля, не видел лиц друзей и родственников, умерших раньше него. Ему казалось, что он лежит в своей постели дома. Рядом с ним Лорен, ее волосы разметались по подушке, она прижимается к нему, обнимает за шею, крепко держит, не позволяя уйти. Лицо ее как будто светится, фиолетовые глаза смотрят прямо в его глаза. Он думает: а что, она тоже умерла?
Неожиданно она разжала руки и начала расплываться, отдаляться, уменьшаться и наконец исчезла. Сквозь закрытые веки пробился тусклый свет, и Питт услышал далекие голоса. Медленно, с огромным усилием, словно выжимая две гири по двести фунтов, он открыл глаза. Вначале ему показалось, что он смотрит на гладкую белую поверхность. Потом пелена бесчувствия, окутывавшая мозг, исчезла, и Питт понял, что действительно смотрит на гладкую белую поверхность.
Это был потолок.
Незнакомый голос произнес:
— Он приходит в себя.
— Чтобы прикончить его, нужно нечто большее, чем три сломанных ребра, сотрясение мозга и галлон морской воды, — ответил другой голос, не узнать который было невозможно.
— Мои худшие страхи сбылись, — с трудом произнес Питт. — Я попал в ад и встретился с дьяволом.
— Только послушайте, как он говорит о лучшем друге, — сказал Джордино врачу в морской форме.
— Он в хорошей физической форме, — ответил врач. — Очень скоро поправится.
— Простите за неуместный вопрос, — сказал Питт, — но где я?
— Добро пожаловать в госпиталь военно-морского флота США на Гуантанамо, — ответил врач. — Вас и мистера Джордино подобрал один из наших вертолетов-спасателей.
Питт сфокусировал взгляд на Джордино.
— Ты в порядке?
— У него на животе шишка размером с дыню, но жить он будет, — с улыбкой сказал врач. — Кстати, он спас вам жизнь.
Питт разогнал туман, окутывавший сознание, и попытался вспомнить.
— Стюард с „Леонида Андреева“ играл моей головой в бейсбол.
— Тюкнул тебя веслом и загнал под шлюпку, — объяснил Джордино. — Я выбросился за борт с другой стороны, проплыл под шлюпкой, схватил тебя за руку и вытащил на поверхность. Стюард убил бы меня, но тут очень вовремя появился флотский вертолет; спасатели прыгнули в воду и подняли нас на борт.
— А Лорен?
Джордино отвел взгляд.
— Числится пропавшей без вести.
— Пропавшей без вести, дьявольщина! — рявкнул Питт. Он приподнялся на локте и поморщился от острой боли в груди. — Мы оба знаем, что она была жива и сидела в шлюпке.
Лицо Джордино оставалось серьезным.
— Ее имени нет в списке спасенных, который передал капитан корабля.
— Корабль Бугенвилей! — Память возвращалась к Питту. — Стюард-азиат, который пытался нас убить, показал на корабль…
— „Чалметта“, — подсказал Джордино.
— Да, „Чалметта“. Он сказал, что корабль принадлежит ему, и еще назвал меня по имени.
— Стюарды должны помнить имена пассажиров. Он знал тебя как Чарли Грубера из тридцать четвертой каюты.
— Нет, он обвинил меня в том, что я вмешиваюсь в дела Бугенвилей, и последние его слова были: „Бон вояж, Дирк Питт“.
Джордино удивленно пожал плечами.
— Не могу понять, откуда он тебя знал. Но зачем человеку Бугенвилей работать стюардом на русском корабле?
— Понятия не имею.
— А ложь о Лорен?
Питт едва заметно покачал головой.
— Значит, Бугенвили держат ее в плену, — сказал Джордино, словно его озарило. — Но зачем?
— Ты задаешь вопросы, на которые я не могу ответить, — раздраженно сказал Питт. — Где „Чалметта“ сейчас?
— Пошла в Майами, высадить спасенных.
— Сколько времени я был без сознания?
— Примерно тридцать два часа, — ответил врач.
— Время есть, — сказал Питт. — „Чалметта“ доберется до берегов Флориды еще через несколько часов.
Он сел и свесил ноги с кровати. Комната закачалась перед ним.
Врач подошел и поддержал Питта обеими руками.
— Надеюсь, вы никуда не торопитесь.
— Я намерен стоять на причале, когда подойдет „Чалметта“, — упрямо ответил Питт.
На лицо врача появилось строгое профессиональное выражение.
— Вы еще по меньшей мере четыре дня проведете в постели. Нельзя путешествовать со сломанными ребрами. И неизвестно, насколько серьезно ваше сотрясение.
— Простите, док, — сказал Джордино. — Но поступил приказ, который отменяет ваши решения и решения Питта.
Питт посмотрел на него.
— Кто может меня остановить?
— Во-первых, адмирал Сандекер. Во-вторых, государственный секретарь Даг Оутс, — ответил Джордино таким тоном, словно читал биржевую сводку. — Тебе приказано, как только придешь в себя, лететь в Вашингтон. У нас назревают большие неприятности. Кажется, мы сунули нос куда не надо, когда обнаружили конгрессмена Морана и сенатора Ларимера в плену на борту русского корабля.
— Они могут подождать, пока я не отыщу Лорен на „Чалметте“.
— Это оставь мне. Ты отправишься в столицу, а я — в Майами и сыграю роль инспектора таможни. Все уже устроено.
Отчасти умиротворенный, Питт снова лег.
— Что с Мораном?
— Не мог ждать, — сердито ответил Джордино. — Как только сошел на берег, потребовал, чтобы флот все бросил и перевез его в столицу. У меня было небольшое столкновение с ним в коридоре госпиталя, после того как его осмотрели. Я был на волос от того, чтобы вколотить его нос в желудок. Негодяй не проявил ни малейшего беспокойства о Лорен и вроде как обрадовался, когда я рассказал ему о смерти Ларимера.
— У него талант бросать тех, кто ему помогает, — с отвращением сказал Питт.
Санитар привез инвалидное кресло, и вдвоем с Джордино они усадили в него Питта. Резкая боль пронзила ему грудь, и Питт застонал.
— Вы уходите вопреки моим рекомендациям, — сказал врач. — Хочу, чтобы вы это поняли. Не могу обещать, что обойдется без осложнений, если вы станете перенапрягаться.
— Я освобождаю вас от ответственности, доктор, — с улыбкой сказал Питт. — Никому не скажу, что был вашим пациентом. Вашей репутации врача ничто не угрожает.
Джордино положил на колени Питту груду одежды — морскую форму — и небольшой бумажный пакет.
— Это приличная одежда и вещи из твоих карманов. Чтобы сэкономить время, переоденешься в самолете.
Питт открыл пакет и нашел внутри виниловый бумажник. Убедившись, что его содержимое цело и сухо, он посмотрел на Джордино и пожал ему руку.
— Доброй охоты, друг.
Джордино потрепал его по плечу.
— Не волнуйся. Я ее найду. Аты езжай в Вашингтон и отправь их ко всем чертям.
Никто не мог, проснувшись, пасть жертвой симптома Рипа ван Винкля и удивиться больше, чем Алан Моран. Он помнил, как почти две недели назад лег спать на президентской яхте, а следующим его сознательным воспоминанием было, как его втаскивают в лимузин где-то в поречье Южной Каролины. Плен и спасение с горящего русского корабля казались расплывчатым пятном. Только вернувшись в Вашингтон и обнаружив, что и конгресс, и верховный суд изгнаны из своих законных мест обитания, он очнулся и вспомнил о своем политическом влиянии.
Видя, как эмоционально и политически разбито правительство, он почуял возможность удовлетворить свое честолюбивое желание стать президентом. Не обладая достаточной популярностью и поддержкой, чтобы занять это место после выборов, он решил воспользоваться несчастьем. Марголин отсутствует, Лаример убрался с его пути, президент вот-вот будет смещен, и Морана теперь ничто не остановит.
Моран собрал пресс-конференцию посреди Джексон-сквер, на другой стороне Пенсильвания-авеню, напротив Белого дома, и ответил на вопросы множества корреспондентов. Пробил час его торжества, и он наслаждался всеобщим вниманием.
— Вы можете сказать, где находились последние две недели? — спросил Рэй Марш из „Нью-Йорк таймс“.
— С удовольствием, — ответил Моран. — Лидер большинства сенатор Лаример и я отправились в отпуск порыбачить в Карибском море; мы хотели попытать счастья и поймать рекордного марлина, но в основном чтобы обсудить проблемы нашего великого народа.
— В первых сообщениях говорится, что сенатор Лаример погиб во время трагедии „Леонида Андреева“.
— С прискорбием сообщаю, что это правда, — сказал Моран, неожиданно посерьезнев. — Мы с сенатором находились в пяти или шести милях от русского круизного лайнера, когда услышали взрыв и увидели огонь и дым. Мы сразу приказали капитану сменить курс и направиться к месту катастрофы. Когда мы прибыли, „Леонид Андреев“ уже был в огне от носа до кормы. Сотни испуганных пассажиров прыгали в море, у многих горела одежда.
Моран помолчал для усиления эффекта, потом принялся энергично описывать:
— Я прыгнул в воду, сенатор за мной, и мы стали помогать тем, кто был ранен или не умел плавать. Мы боролись за них, казалось, долгие часы, держали на плаву женщин и детей, пока не удавалось поднять их на борт. Я потерял из виду сенатора Ларимера. А когда увидел опять, он плыл лицом вниз — явно результат сердечного приступа от перенапряжения. Можете процитировать меня: он умер героем.
— Сколько людей, по-вашему, вы спасли?
Джо Старк из „Юнайтед пресс“.
— Я потерял счет, — скромно продолжал лгать Моран. — Наша маленькая яхта была опасно перегружена обгоревшими и едва не утонувшими жертвами. Поэтому, чтобы не превратиться, так сказать, в соломинку, которая может ее потопить, я остался в воде — лишь бы еще один бедолага мог спастись. Но мне повезло: меня подобрал флот, который, надо сказать, проявил себя великолепно.
— Вы знали, что на „Леониде Андрееве“ находилась конгрессмен Лорен Смит? — спросила Марион Турнье с радиостанции „Ассошиэйтед пресс“.
— Тогда не знал, — ответил Моран, снова делаясь серьезным. — К сожалению, мне только недавно сообщили, что она числится пропавшей без вести.
Кертис Майо сделал знак оператору и подобрался поближе к Морану.
— Конгрессмен, каково ваше отношение к беспрецедентному закрытию президентом конгресса?
— Я в ужасе от того, что можно так бесцеремонно поступать с нашим правительством. Ясно, что президент не в себе. Одним страшным ударом он превратил нашу страну из демократической в фашистскую. Я намерен приложить все силы к тому, чтобы сместить его со своего поста, и как можно быстрей.
— Как вы намерены этого добиться? — подстрекал Майо. — Всякий раз как члены конгресса собираются, чтобы начать процедуру импичмента, президент посылает войска разогнать их.
— На этот раз все будет иначе, — уверенно сказал Моран. — Завтра в десять утра члены конгресса проводят объединенную сессию в Аудитории Лиснера в университете Джорджа Вашингтона.
Для того чтобы избежать безнравственного и незаконного вмешательства призванной президентом армии, мы намерены противопоставить силе силу. Я посовещался в палате представителей и сенате с коллегами из соседних штатов Мэриленд и Виргиния, и те убедили правительства штатов прислать для нашей защиты национальную гвардию.
— Получит ли она приказ стрелять? — спросил Майо, чутьем газетчика угадывая кровь.
— Если на них нападут, — холодно ответил Моран, — безусловно да.
— Так начинается Вторая гражданская война, — устало сказал Оутс, выключив телевизор и повернувшись к Эммету, Мерсье и Брогану.
— Моран безумен не меньше, чем президент, — сказал Эммет, с отвращением качая головой.
— Чем, по-вашему, может кончиться столкновение в Аудитории Лиснера? — спросил Оутс у Эммета.
— Спецчасти армии и морской пехоты, патрулирующие Капитолийский холм, — хорошо подготовленные профессионалы. Можно не сомневаться, что они удержатся и не предпримут ничего глупого и безответственного. Подлинную опасность представляет национальная гвардия. Достаточно, чтобы один человек запаниковал и выстрелил. И тогда мы станем свидетелями бойни, как в университете Кент, только гораздо худшей. На этот раз на огонь национальных гвардейцев ответят несущие смерть снайперы.
— И не станет легче, если под перекрестным огнем погибнет несколько конгрессменов, — добавил Мерсье.
— Президента надо изолировать. Расписание — пересмотреть, — сказал Оутс.
Мерсье не был убежден.
— Это означает, что мы не позволим доктору Эджли оценить сигналы мозга президента.
— Предотвращение массового убийства важнее попытки перехитрить русских, — сказал Оутс.
Броган задумчиво смотрел в потолок.
— Думаю, мы сможем и украсть цыпленка, и ощипать его.
Оутс улыбнулся.
— Я слышу, как крутятся колесики у вас в голове, Мартин. Какую макиавеллиевскую схему достанет из рукава ЦРУ?
— Есть способ дать Эджли преимущество, — с хитрой улыбкой ответил Броган. — Кое-что взятое из „Сумеречной зоны“.
