Чарлз Бейкуэлл и спецы из вулканической обсерватории не могли в точности предсказать развитие событий, после того как отраженная звуковая волна ударит в остров Гладиатор. Не было у них времени на изучение предшествующих явлений вроде ранних толчков, колебания грунтовых вод и изменений в поведении животных. Динамика оказалась хаотичной. Ученые были уверены только в том, что готовится крупное возмущение; топки, тлеющие глубоко в толще острова, вот-вот рванут огнем.

Порожденный энергией звуковой волны резонанс встряхнул ослабленное жерло вулкана и спровоцировал извержение. Бедствия следовали одно за другим. Поднявшись с чудовищной глубины, расплавленные камни хлынули сквозь вызванные тряской трещины. Приостанавливаясь только для того, чтобы поглотить более холодные окружающие камни, поток образовал подземный резервуар расплавленной массы, известный как магмовая жила, где нарастает чудовищное давление.

Вулканический газ нагнетается водяными испарениями, которые преобразуются в раскаленный пар и вздымают магму, выбрасывая ее на поверхность. Вода, переходя в газообразное состояние, мгновенно расширяется в объеме почти в тысячу раз, создавая астрономическую энергию, необходимую для вулканического извержения.

Выброс осколков камней и пепла столбом газа образует клуб дыма, обычно сопровождающий сильные извержения. Хотя в действительности во время извержения ничего не горит, сияние электрических разрядов, отражаясь от раскаленного камня в водяном паре, создает впечатление огня.

При первых же подземных толчках рабочие и бригадиры алмазных копей повалили из шахт через тоннельные выходы. Температура в копях росла с невероятной быстротой. Ни один из охранников даже не пытался остановить массовое бегство. В панике они сами бешеным аллюром вели людское стадо к морю, которое ошибочно считали прибежищем спасения. Те же, кто убежал к вершине седловины между двумя вулканами, сами того не ведая, сохранили больше шансов на выживание.

Островные вулканы-близнецы пробудились от векового бездействия, и ни один не желал уступать в неистовости другому. Гора Виклеман подала признаки жизни вначале трещинами, появившимися у основания, из которых фонтанами вырывались высокие струи магмы и устремлялись в небо. Трещины превратились в кратеры, и поднялась завеса огня. Огромное количество расплавленной лавы безжалостной рекой потекло вниз по склонам, расходясь веером и уничтожая все на своем пути.

Поднявшаяся из-за смены давления яростная буря раскачивала деревья и валила их на землю, где, подхваченные огненной рекой, они сгорали, а их обуглившиеся остатки несло к берегу. Деревья и растения, по которым не прошелся адский вал, стояли почерневшими мертвецами. Землю уже усыпали трупы павших с неба птиц, которые задохнулись в газах и клубах дыма.

Словно направляемый рукой Провидения, поток прожорливой массы прокатился по поселку охраны, зато обошел стороной лагерь, где содержались китайские рабочие, и тем сохранил жизнь тремстам шахтерам. Вселяющий ужас своими размерами, поток обладал лишь одним подкупающим свойством: двигался он не быстрее бегущего человека. Извергнувшийся из горы Виклеман поток магмы причинил огромный ущерб, хотя и отнял немного жизней.

Но тут пришла очередь горы Скагс.

Вулкан, названный в честь Задиры, исторг чудовищный рык, будто сто товарных составов разом загрохотали в туннеле. Из кратера вырвалось громадное облако пепла, намного больше, чем то, что изрыгнул Виклеман. Извиваясь и клубясь, оно поднялось в небо черной зловещей тучей. Грозное облако пепла оказалось лишь прологом к трагедии.

Западный склон Скагса не устоял под рвавшимся с глубины тысяч метров напором. Расплавленные камни белой массой вырвались на поверхность. От непомерного давления наверху западного склона образовалась рваная трещина, через которую поползло адово месиво грязи и пара, а потом грянул оглушительный взрыв, разбивший магму на миллион частиц.

Гигантским валом расплавленная лава устремилась по склону вниз. Огромное количество пышущей красным жаром магмы образовало бурлящую смесь раскаленных скальных осколков и горячего газа, которая поползла по почве наподобие жидкой патоки, только со скоростью больше ста шестидесяти километров в час. Обретя скорость, она с неумолчным ревом покатилась по склону вулкана, раздирая его боковину и бросая перед собой огненный смерч, воняющий серой.

В перегретом пару потока уцелеть было невозможно. Река ревущего огня и обжигающей массы подминала под себя все. Плавилось стекло, каменные здания сравнивались с землей, любое органическое тело моментально обращалось в пепел. Местность, по которой проходил этот бурлящий ужас, делалась просто неузнаваемой.

Но вот яростная магма достигла лагуны. Закипела вода, бешено забурлил пар. Некогда прекрасная лагуна быстро оказалась под жутким слоем серого пепла, грязи и измельченного мусора.

Остров, ставший игрушкой в руках мужчин и женщин, охваченных жадностью, остров, который, как считали многие, заслуживал гибели, был уничтожен.

Джордино успел улететь на безопасное расстояние от Гладиатора еще до того, как град раскаленных камней обрушился на причал и яхту. Оценить масштаб разрушений Джордино не мог: все скрылось в чудовищном облаке пепла, поднявшемся на три тысячи метров над островом.

Невероятное двойное извержение притягивало взгляд захватывающей дух красотой. Что-то в этой картине вызывало чувство нереальности происходящего. У Джордино возникло ощущение, будто он заглянул в преисподнюю.

Надежда загорелась в нем, когда он увидел, как яхта пришла в движение и устремилась через лагуну к протоке. Как ни тяжело был ранен Питт, а все же сумел привести яхту в движение, подумал он. Только вот как ни стремительно летело судно по воде, все же скорости ему не хватало, чтобы опередить газообразный клубок искрящегося пепла, который, сжигая все на своем пути, покатился по лагуне.

Всякая надежда вновь увидеть друга покинула Джордино. Он с нарастающим ужасом следил за неравной гонкой. Адское пламя катило по кильватерной струе яхты, быстро сокращая разрыв, и наконец настигло судно. Дальнейшее разглядеть с вертолета Джордино не смог.

Его терзала мучительная боль от сознания, что он остался в живых, а мать детей, которые жались друг к другу, пристегнутые вместе в кресле второго пилота, и друг, фактически брат, погибли в беспощадном пламени. Проклиная извержение, проклиная собственную беспомощность, Джордино отвел взгляд от страшного зрелища. Все краски сошли с его лица, вертолет он вел больше по наитию, нежели сознательно. Он знал: боль, засевшая в нем, не утихнет никогда. Бесшабашное его ухарство сгинуло вместе с островом Гладиатор. Они с Питтом прошли долгий путь, и всегда в час испытаний оставался один, который выручал другого. «Не тот Питт мужик, чтобы сгинуть», — бессчетное число раз говорил себе Джордино, когда казалось, что друг его уже в могиле. Питт был несокрушим.

Искра веры затеплилась в душе Джордино. Он взглянул на приборы: топлива полные баки. Сверившись с картой, прикрепленной к планке, свисавшей над приборной доской, он решил лететь на запад, к Тасмании, в Хобарт — самое близкое и самое удобное место для посадки. Как только близнецы Флетчер окажутся на попечении властей, он дозаправится и вернется на Гладиатор — хотя бы для того, чтобы отыскать тело Питта и доставить его родителям в Вашингтон.

Покидать Питта в беде он не собирался. Так он никогда в жизни не поступал и не собирался поступать. Странно, но стало как-то легче. Рассчитав полетное время до Хобарта и обратно на остров, Джордино заговорил с мальчиками — те уже перестали плакать и с восторгом смотрели из окна кабины на море внизу.

Позади вертолета остров превратился в смутный силуэт, по очертаниям похожий на тот, который предстал взорам Джесса Дорсетта и Бетси Флетчер сто сорок четыре года назад.

Убедившись, что Джордино с мальчиками благополучно улетел, Питт заставил себя подняться на ноги, намочил в раковине бара полотенце и обвязал им голову Мэйв. Потом он стал валить в кучу шторы, стулья и другие предметы мебели, возводя нечто вроде кургана, который вскоре совсем скрыл раненую женщину. Пытаясь хоть как-то защитить ее от накатывавшегося огня, он, шатаясь и оступаясь, добрался до рулевой рубки. Раны его были тяжелы. Одна пуля, прошив мышцу живота, продырявила толстую кишку и застряла в пояснице; другая отскочила от ребра, поразила легкое и вышла из спины. Изо всех сил стараясь не окунуться в черное, как ночной кошмар, пятно, застилавшее глаза, Питт оглядел приборы и рукоятки управления на приборной панели судна.

В отличие от вертолетных топливные приборы яхты показывали на «ноль». Команда Дорсетта не удосужилась заправиться топливом, не получив указания, что кто-то из членов семейства собирается отплыть. Отыскав нужные рычажки, Питт запустил большие турбодизельные двигатели. Едва те заурчали на холостых оборотах, как он подключил их к гребному приводу и до отказа двинул вперед рукоятку газа. Палуба у него под ногами содрогнулась, нос яхты поднялся из воды, а вода за кормой бурно вспенилась. Питт, вцепившись в ручной руль, направил судно к выходу в открытое море.

Горячий пепел сыпал сверху толстым слоем. Питт слышал, как трещит и рычит за спиной приближающийся ураган огня. Объятые язычками пламени камни градом падали, шипя, плюхались в воду, выпуская облачка пара, и скрывались в ней. Они непрестанно сыпались с небес, после того как чудовищный взрыв горы Скагс разметал их на огромное расстояние. Вал светопреставления пожрал причал и ринулся вдогонку за яхтой, разрезая воды лагуны, словно разъяренный зверь, вырвавшийся из самых огненных недр ада. И вот этот вал навис над яхтой вихрем крутящейся массы высотой двести метров прежде, чем Питту удалось выбраться из лагуны. Судно бросило вперед, словно оно получило ошеломляющий удар в корму. Радар и радиомачту сорвало и унесло прочь, а вместе с ними и спасательные шлюпки, ограждение и всю мебель с палубы. Пылающие камни посыпались на крышу надстройки и палубу, мигом превратив некогда прекрасную яхту в разбитую посудину.

Жар в рулевой рубке был палящий. Питту казалось, будто кто-то втирал ему в кожу горячую красную мазь. Дышать стало мучительно трудно, особенно ему, с поврежденным легким. Он то и дело молился, чтобы Мэйв была все еще жива в кают-компании. Хватая ртом воздух, в одежде, которая уже начинала дымиться, со спаленными волосами, Питт стоял за штурвалом, отчаянно стараясь вести яхту. Перегретый воздух проникал в легкие, пока каждый вдох не превратился в сущую муку. Рев огненной бури в ушах слился с громкими ударами сердца и пульсирующим шумом крови. Единственной опорой его сопротивлению пылающему натиску было ровное подрагивание двигателей, прочная конструкция судна.

Когда окна стали трескаться, а потом и лопаться, он подумал: теперь наверняка смерть. Все помыслы свои, каждый нервный импульс направил он на продвижение яхты вперед, как будто одна только сила его воли заставляла ее двигаться быстрее. И тут вдруг плотный слой огня уменьшился и ушел прочь: яхта вырвалась на морской простор. Грязная серая вода сменилась изумрудной, а небо над головой сделалось синим, как сапфир. Вал огня и кипящей грязи наконец-то обессилел. Питт вдыхал чистый солоноватый воздух огромными порциями, как пловец, насыщающий воздухом легкие перед тем, как нырнуть на глубину без акваланга. Он не знал, насколько серьезно ранен, да и не думал об этом. Изматывающую боль он переносил стойко.

И в этот момент взгляд Питта приковал к себе странный вид: впереди по правому борту из воды высунулась верхняя часть туловища исполинской морской твари. Она походила на гигантского угря. Пасть чудища слегка приоткрылась и обнажила острые как бритва зубы в виде закругленных клыков. «Если волнообразное тело выпрямить, — прикинул Питт, — оно вытянется метров на тридцать — сорок». В воде чудище передвигалось немногим медленнее яхты.

— Стало быть, Бэзил существует, — пробормотал Питт, и слова эти будто наждаком прошлись по опаленному горлу.

«И Бэзил, оказывается, хоть и морской змей, но что-то соображает», — подумал он. Громадный угорь покидал охваченное огнем место своего векового обитания. Одолев протоку, Бэзил нырнул в глубину и, взмахнув громадным хвостом, исчез. Питт кивком попрощался с ним и вновь обратился к панели. Навигационные приборы больше не действовали. Питт попытался подать сигнал бедствия и по радио, и по спутниковому телефону, но и то и другое бездействовало. Казалось, перестало работать все, кроме больших двигателей, которые по-прежнему несли яхту по волнам. Поставить судно на автоматический ход было невозможно, и Питт закрепил штурвал так, чтобы нос смотрел на запад, в сторону юго-восточного побережья Австралии, а ручку газа установил в положение чуть-чуть выше холостых оборотов, чтобы сэкономить ту малость топлива, что еще оставалась в баках. Спасательное судно, которое непременно направят в район катастрофы к острову Гладиатор, должно было заметить поврежденную яхту, остановить и обследовать ее.

Питт заставил свои непослушные ноги нести его обратно к Мэйв, в глубине души опасаясь, что она умерла. Сильно волнуясь, переступил он порог, отделявший кают-компанию от рулевой рубки. Кают-компания выглядела так, словно по ней прошлись громадной паяльной лампой. Толстая и прочная обшивка из фибергласа во многом сдержала напор жара, перекрыв ему путь в надстройки, но он ворвался туда через лопнувшие стекла в окнах. Удивительно, но горючая обивка диванов и стульев хоть и жутко покоробилась, но все же не воспламенилась. Питт бросил взгляд на Дейрдру. Ее когда-то великолепные волосы спеклись в почерневшую массу, остановившиеся глаза заволокла молочная пелена, кожа сделалась цвета вареного рака. Струйки дыма легким туманом поднимались от ее дорогостоящего наряда. Она походила на куклу, которую сунули на несколько секунд в топку, а потом вынули. Смерть спасла ее от мертвенной неподвижности.

Не думая ни о боли, ни о ранах, Питт разметал курган, который соорудил над Мэйв. «Она должна быть еще живой, — мысленно твердил он в отчаянии. — Должна дождаться меня, невзирая на боль, что снова потеряла детей». Он откинул последнюю подушку и с растущим страхом глянул вниз. Волна облегчения водопадом окатила его, когда Мэйв приподняла голову и улыбнулась.

— Мэйв, — прохрипел он, бросился к ней и заключил ее в объятия.

И только тогда разглядел большую лужу крови, скопившуюся возле нее и растекшуюся по настилу. Губы Мэйв коснулись его щеки.

— Твои брови, — прошептала она, слегка улыбаясь.

— Что с ними?

— Они все обгорели, да и волосы тоже.

— Не могу же я все время выглядеть красавцем.

— Для меня ты всегда и был таким. — Глаза ее увлажнились. — Мальчики мои спаслись?

Питт кивнул:

— Ал взлетел за несколько минут до того, как навалилась огненная буря. Думаю, они уже подлетают к безопасному берегу.

Лицо Мэйв словно лунным светом омыло. Она стала похожа на хрупкую фарфоровую куклу.

— Я тебе не успела сказать… Я люблю тебя.

— Я знаю, — выдавил он, одолевая удушливый комок в горле.

— А ты меня любишь хоть немножечко?

— Я люблю тебя всей душой.

С трудом подняв руку, Мэйв легко погладила его по обожженному лицу:

— Мой черничный друг, что ждет меня за любым поворотом. Крепче держи меня. Хочу умереть в твоих объятиях.

— Ты не умрешь, — сказал он, еле справляясь с волнением. — У нас с тобой впереди долгая-долгая жизнь. Мы будем вместе плавать по морям и заботиться о целой куче детишек.

— Двое сели на плот, чтобы мир посмотреть, — тихо прошептала она.

— В мире столько всего, на что стоит взглянуть, — подхватил Питт слова песни.

— Перевези меня, Дирк, через Лунную реку, перенеси меня через… — Казалось, ее охватывает радость.

Веки Мэйв дрогнули и закрылись. Тело обмякло, словно дивный цветок под мертвящим дыханием холода. Лицо сделалось безмятежным, как у мирно спящего младенца. Она уже перебралась и поджидала его на другом берегу.

— Нет! — взревел он, как раненый зверь, загнанный в ночи.

Сознание Питта помутилось. И он больше не гнал от себя надвигающийся со всех сторон черный мрак. Он отрешился от действительности и отдался объятиям темноты.