«Жуткая ночь», — думал Сэм Хардинг, билетный агент Северной железной дороги «Нью-Йорк — Квебек», стоя на платформе своей станции. Он видел, как тополя, окаймляющие железнодорожное полотно, гнутся под ужасными порывами ветра.

Сэм ощущал конец теплой волны, которая сожгла штаты Новой Англии; самый жаркий май с 1880 года, как объявила газета «Уэкетширс уикли», напечатав это красными буквами. Молнии зигзагами сверкали в предрассветном небе, температура за один час упала на двадцать четыре градуса. Хардинг обнаружил, что дрожит от внезапного похолодания, когда ветер продувал его хлопчатобумажную рубашку, мокрую от пота, выступившего из-за высокой влажности воздуха.

Внизу на реке он видел огни цепочки барж, когда они разрезали носом встречное течение. Один за другим желтые огни гасли и затем загорались вновь, когда баржи проходили под быками огромного моста.

Станция Хардинга размещалась на внешнем периметре города, где пересекались и расходились в разные стороны железнодорожные пути. Главный путь уходил на север в Олбани, боковая ветвь сначала шла на восток через мост Дьювилль — Гудзон к Колумбиавиллю, а затем поворачивала на юг к Нью-Йорку.

Хотя с неба еще не упало ни капли, в воздухе определенно запахло дождем. Хардинг прошел к гаражу депо, где стоял его «форд-Т», соединил ряд небольших шнуров под краем крыши и опустил боковые ставни из искусственной кожи над дубовыми боковыми панелями. Затем закрепил их на месте с помощью застежек и вновь отправился на станцию.

Хайрам Мичум, ночной дежурный «Вестерн юнион», склонился над шахматной доской, поглощенный своим любимым времяпровождением, — игрой в шахматы с коллегой-телеграфистом на другом конце линии. Стекла в окнах дрожали от ветра. Хардинг снял кофейник с керосиновой печки и налил себе чашку.

— Кто выигрывает?

Мичум поднял глаза.

— Играю со Стендишем из Джермантауна. Он заядлый игрок.

Телеграфный ключ заплясал вновь, и Мичум передвинул одну из шахматных фигур.

— Ферзь и конь, — ворчал он. — Совсем не радует.

Хардинг вытащил часы из кармана жилета и изучал циферблат, задумчиво хмуря брови.

— «Манхеттен лимитед» опаздывает на двенадцать минут.

— Возможно, отстает от графика из-за грозы, — сказал Мичум.

Он отстучал свой следующий ход, положил ноги на стол и откинулся на спинку стула в ожидании ответа собеседника.

Молния, озарив небо, попала в дерево на ближнем пастбище. Хардинг глотнул дымящийся кофе и бессознательно уставился в потолок, пытаясь понять, в порядке ли громоотвод на крыше. Громкий металлический звонок телефона над бюро с откидной крышкой прервал его мысли.

— Ваш диспетчер с новостями о поезде, — предсказал Мичум, не задумываясь.

Хардинг отогнул вверх телефонный рычаг, подтянув его к себе, и прижал небольшой круглый приемник к уху.

— Уэкетшир, — ответил он.

Голос диспетчера из Олбани был едва слышен из-за статического электричества, образующегося во время грозы.

— Вы видите мост?

Хардинг повернулся к восточному окну. В его поле зрения оказалась лишь конец платформы в темноте.

— Не вижу. Нужно подождать следующей вспышки молнии.

— Он все еще стоит на месте?

— А почему бы ему не стоять? — раздраженно ответил Хардинг.

— Капитан буксира только что позвонил из Катскилла, — протрещал в ответ голос диспетчера. — Говорит, что упала ферма моста и разбила одну из его барж. Здесь все в панике. Агент в Колумбиавилле сообщает, что «Манхеттен лимитед» опаздывает.

— Скажи им, пусть успокоятся. Поезд еще не пришел в Уэкетшир.

— Уверен?

Хардинг покачал головой в ответ на то, что диспетчер не верит ему, задавая такой глупый вопрос.

— Черт возьми! Неужели ты думаешь, что я не знаю, когда поезд проследует через мою станцию?

— Слава Богу, мы успели вовремя.

В голосе диспетчера послышалось облегчение, несмотря на помехи.

— В поезде девяносто пассажиров, не считая бригады и специального правительственного вагона, в котором какая-то крупная официальная птица едет в Вашингтон. Останови его и проверь мост.

Хардинг подтвердил, что сделает всё необходимое, и повесил трубку. Он снял с крюка на стене старый фонарь с красными стеклами, тряхнул его, чтобы проверить, есть ли керосин, и зажег фитиль. Мичум вопросительно взглянул поверх своих шахматных фигур.

— Ты будешь сигналить машинисту?

Хардинг кивнул.

— Из Олбани сообщают, что упала ферма моста. Они хотят, чтобы мы проверили его до того, как пройдет поезд.

— Хочешь, чтобы я посветил семафорным фонарем вместо тебя?

Снаружи, преодолевая шум ветра, раздался резкий свисток. Хардинг напряг слух, словно измеряя звук. Он раздался снова, на этот раз немного громче.

— Времени нет. Я посигналю этим.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомец, его глаза рыскали по внутреннему помещению станции, словно ища что-то. Он был сложен как жокей, тощий и невысокого роста. Усы, такие же светлые, как волосы, торчали из-под соломенной панамы на голове. Одежда свидетельствовала о его изысканном вкусе. Костюм английского покроя «Уэбер и Хейлбронер» с шелковой строчкой, брюки с отутюженной стрелкой, ровно лежащие на паре двухцветных туфель из кожи, поверхность которой специально обработана до бархатистости. Однако самой яркой, бросающейся в глаза деталью был автоматический пистолет «маузер» в его изящной женственной руке.

— Что, черт возьми, происходит? — пробормотал Мичум в ужасе.

— Ограбление, джентльмены, — произнес незваный гость с едва заметной улыбкой на лице. — Думаю, это очевидно.

— Ты сошел с ума, — вырвалось у Хардинга. — У нас нечего взять.

— У вас на станции есть сейф, — сказал незнакомец, кивая в сторону стального бокса, стоящего на высоких ножках с колесиками в углу той части офиса, которая принадлежала Хардингу. — А в сейфах содержится ценный товар, возможно, зарплата постоянным служащим?

— Мистер, ограбление железной дороги является государственным преступлением. Помимо этого, Уэкетшир — сельскохозяйственный район. Зарплата не поступает сюда. Черт возьми, у нас нет даже банка.

— Я не собираюсь обсуждать экономику Уэкетшира.

Он оттянул курок маузера.

— Открой сейф.

Вновь прозвучал свисток, на этот раз значительно ближе. Хардинг по опыту знал, что такой звук раздается с расстояния, равного четверть мили от станции.

— Ладно, говори, что захочешь, но после того, как я просигналю.

Раздался выстрел, разлетелась шахматная доска Мичума, разбрасывая фигуры по полу.

— Прекратить глупые разговоры об остановке поезда. Предлагаю продолжить нашу беседу.

Хардинг уставился на грабителя, в глазах внезапный ужас.

— Ты не понимаешь. Возможно, моста уже нет.

— Понимаю, что ты хочешь показаться умником.

— Клянусь Богом!

— Он говорит правду, — вступил в разговор Мичум. — Только что из Олбани поступило предупреждение относительно моста.

— Пожалуйста, выслушай нас, — умолял Хардинг. — Ты можешь погубить сотни людей.

Он сделал паузу, его лицо белело, освещенное яркими фарами приближающегося паровоза, свет которых мелькал в окнах станции. Пронзительный свисток раздался уже с расстояния не более двухсот ярдов.

— Ради Бога!

Мичум выхватил фонарь из руки Хардинга и рванулся в сторону открытой двери. Раздался еще один выстрел. Пуля попала железнодорожнику в бедро, и он рухнул на пол в футе от порога. Встал на колени и вытянул руку, чтобы бросить фонарь на железнодорожное полотно снаружи. Человек в соломенной шляпе схватил его за запястье и одновременно поднес дуло пистолета к голове Мичума, курок щелкнул.

Затем резко повернулся к Хардингу и заревел:

— Открой проклятый сейф!

У Хардинга свело живот при виде крови Мичума, разбрызганной по полу, и он сделал, что ему было приказано. Набрал код, слабея от беспомощности, когда поезд прогромыхал по железнодорожным путям всего в двадцати футах от него, мерцающие огни пульмановских вагонов проносились мимо станции, отражаясь в окнах. Менее чем через минуту грохот колес последнего вагона по рельсам затих, поезд промчался мимо, направляясь к насыпи моста.

Код набран, тумблеры встали на место, и Хардинг, повернув рычаг, открыл тяжелую дверь и отступил в сторону. Внутри были невостребованные пакеты, старые станционные журналы регистрации и записей и коробка с наличностью. Грабитель схватил коробку и пересчитал содержимое.

— Восемнадцать долларов и четырнадцать центов, — безразлично произнес он. — Не скажешь, что сумма значительная, но на еду мне хватит на несколько дней.

Он аккуратно сложил купюры в небольшой кожаный бумажник, мелочь опустил в карман брюк. Потеряв всякий интерес, преступник бросил пустую коробку на письменный стол, перешагнул через Мичума и растворился во тьме бури.

Мичум застонал и шевельнулся. Хардинг, опустившись на колени, поднял голову телеграфиста.

— Поезд? — пробормотал Мичум.

— У тебя жуткое кровотечение, — сказал Хардинг.

Он вытащил большой носовой платок из набедренного кармана и прижал его к кровоточащей ране.

Стиснув зубы от жгучей боли, Мичум мрачно уставился на Хардинга.

— Позвони на восточный берег, узнай, цел ли поезд.

Хардинг осторожно опустил голову друга на пол. Он схватил телефон и нажал рычаг, включая сеть передатчика. Он что-то прокричал в микрофон, в ответ последовала полная тишина. Он на мгновение закрыл глаза и помолился. Затем попытался позвонить еще раз. Линия на другом берегу реки оставалась безмолвной. Он лихорадочно повернул колесико селектора на диспетчерскую Каммингс-Рей и вызвал диспетчера из Олбани. В ответ он услышал лишь треск статического электричества.

— Ничего не могу добиться.

Почувствовал горечь во рту.

— Гроза повредила связь.

Заработал телеграфный ключ.

— Телеграфные линии еще действуют, — пробормотал Мичум. — Это Стендиш со своим ходом.

Он едва смог подтянуться к столу, протянул руку, принимая входящее послание, отстукивая строку чрезвычайного сообщения. Затем оба на мгновенье уставились друг на друга, страшась того, что могут узнать в утреннем свете, который едва забрезжил в небе на востоке. Ветер ворвался в открытую дверь, разбросал бумаги на столе, растрепал волосы.

— Я сообщу в Олбани, — наконец слабо сказал Мичум. — Ты проверь мост.

Как во сне, Хардинг бросился к железнодорожному полотну и без оглядки побежал по неровным шпалам. Вскоре начал задыхаться от бега, сердце билось, как птица, готовое вырваться из груди. Он забрался на мост и двинулся дальше. Хардинг шел мелкими шагами, споткнулся, упал, ударившись коленом о выступающую шпалу. Поднялся на ноги и пошел дальше. Остановился на внешнем краю центрального пролета.

Отчаяние охватило его, когда он стоял в немом изумлении, глядя вниз, не веря своим глазам.

В середине моста зияла огромная дыра. Центральная опора исчезла в холодных серых водах реки Гудзон, протекавшей в 150 футах под ним. Исчез также и пассажирский поезд, в котором ехало сто мужчин, женщин и детей.

— Погибли! Все погибли! — кричал Хардинг в беспомощной ярости. — Все за восемнадцать долларов и четырнадцать центов.