Лялька

— Зачем мы туда поедем?

— Иди, спи, утром поговорим.

— Мам, я не хочу туда насовсем ехать!

— Миша, я устала. Два часа ночи. Иди спи. Утром поговорим.

— Утром ты будешь занята. И ты теперь меня вообще не слушаешь!

— Ну, слушаю. Заберись только на табуретку с ногами — дует.

Они разговаривают, а я сижу в кухне на подоконнике. Надо мной горшок с розовой геранью. «Оставь меня тут, я хочу посмотреть в окно, — сказала я Гуль. — Скоро мы вернемся домой, а я никогда не видела, как живут люди в городе ночью». Так что носом я упираюсь в холодное стекло. Из окна на самом деле немного дует. За стеклом, внизу — проспект с шумящими машинами. Никак не могу понять, куда люди ездят по ночам. Надо спать, а не кататься туда-сюда.

В стекле отражаются Мира и Миша. Тоже не спят.

Грустно мне.

Они ведь не знают, что я все слышу, получается, что я подслушиваю.

А подслушивать — нехорошо.

Вот тетку Любу я подслушала ненарочно. Противная она, эта тетка Люба. И жадная.

Завтра попрошу Гуль, пусть расскажет про меня Мире. Пусть Мира не думает, что я просто глупая мягкая игрушка.

Миша сидит, подобрав босые ноги на табуретку. Лицо у него злое и решительное.

— Почему мы должны переселяться?

— Там большой дом, Миш. Ребята привыкли в нем жить.

— Здрасьте. А я здесь — не привык? Я не хочу жить у себя дома? У меня тут своя комната была. Теперь стала не моя. Но ты вообще хочешь все бросить! Мне не жалко, что они живут в моей комнате. Я просто хочу остаться дома!

Мира сердится.

Я знаю — это неправильно. Но люди — всего лишь люди.

— Ты свинья! — говорит Мира. — Свинья, потому что у ребят и так ничего нет. У них мама умерла, у них ни одного родного человека на свете не осталось, ты это понимаешь? И они хотят хотя бы в свой дом вернуться. Маму не вернуть — так хоть домой. А ты… Ау тебя… У тебя все есть. И ты устраиваешь мне тут сцены!

Миша смотрит на Миру и молчит. И, кажется, готов заплакать.

Мира садится рядом с ним и обнимает его за плечи.

И говорит. Что они посмотрят. Что в том доме у него будет своя комната. Что они перенесут туда все его вещи, и игрушки, и книги. Что там сад, в котором можно играть («Ты же помнишь, Миш?») Летом в этом саду можно построить шалаш, и жить там, и даже ночевать. И быть индейским вождем. И там есть чердак, на который можно залезать и смотреть на улицу через чердачное окно. И пускать с чердака самолетики. Они будут перелетать через улицу. А зимой там надо топить печку. Это очень интересно — топить печку. Сидеть, смотреть на огонь и подбрасывать туда веточки. И можно завести собаку. Любую собаку, даже самую большую. А квартира — она же никуда не денется, правда? Сюда можно будет вернуться в любой момент. А там во дворе зимой будет чистый-чистый снег, и никто не будет его топтать, кроме нас. Утром выйдешь в школу — и оставишь на крыльце свой след, и никто его не затопчет. И еще можно лепить снежную бабу — ее тоже никто не сломает, пока нас нет дома. И еще…

Мишка уже спит, привалившись к Миримому плечу. Она берет мальчика на руки. Он тяжелый, ноги у него длинные. Мира осторожно выходит в коридор, стараясь не зацепиться за косяк двери.

Потом она возвращается на кухню. Включает радио. Тихо играет какое-то танго. Мира обнимает себя за плечи и кружится по кухне…