Глава 11
Джун
«Как я сюда попала?» – удивлялась Джун в шесть утра в День труда, сидя за рулем своего верного «субару», который каким-то образом превратился в автомобиль спасения Марли Матерс – так, на всякий случай. Марли ерзала на сиденье, глядя в окно на Бутбей-Флауэрс, где жил ее бывший, еще со школы, возлюбленный, звезда бейсбола. Джун помнила, что этот красавчик постоянно заводил и обрывал летние романы. Парочка, видимо, серьезно разругалась несколько недель назад, и Марли объявила, что между ними все кончено. Кип (сокращенно от Кристофер, узнала накануне вечером Джун) тут же начал встречаться с другой. Жил он в Бутбее круглый год: тренировал университетскую команду и вел развлекательные программы. Бывшее пламя жарко разгорелось в начале лета, но, как и в прежние времена, Кипу неинтересно было встречаться только с Марли.
И теперь она готовилась сказать ему о своей десятинедельной беременности и о том, что ребенок его. Шесть утра казалось не самым подходящим временем, но когда оно подходящее? Марли позвонила Кипу вчера вечером и сказала, что ей нужно поговорить с ним о чем-то важном. Свободное время было у него только до тренировки.
Марли объяснила все это Джун, позвонив ей тогда же, поздно вечером. Она хотела совета. Как воспринял новость отец Чарли? – хотела она знать. Что Джун ему сказала? Поэтому в полночь, за бокалом вина в гостиной, Джун поведала Марли свою очень короткую историю. Несмотря на отсутствие у Джун опыта общения с отцами будущих детей, Марли попросила поехать с ней на разговор с Кипом: просто побыть там до и после.
Джун спрашивала себя, как это было бы, найди она Джона во время беременности. Если бы сообщила ему, а он бы от нее отказался, она осталась бы одна в Нью-Йорке именно так отвергнутая, именно так брошенная.
«Может, я и не очень хорошо знаю Марли Матерс, но помогу ей», – решила Джун.
– Ну ладно, – проговорила Марли, в третий раз за последние пять минут берясь за ручку дверцы. – Я пошла.
– Я буду здесь, – кивнула Джун.
Через минуту Марли наконец вышла из машины и направилась к двери между входом в цветочный магазин и лавочку, где продавалась глиняная посуда для самостоятельного раскрашивания. Уже собираясь открыть дверь, девушка в последний раз обернулась, надеясь на сочувствие, затем исчезла в доме.
Джун не представляла, что скажет Кип, как поведет себя, но завидовала Марли, потому что та имела возможность с ним поговорить. По крайней мере Кип будет знать.
«Пожалуйста, приди в восторг, – молила про себя Джун. – Схвати ее в объятия, закружи от радости, скажи, что вы предназначены друг для друга и теперь станете семьей».
Ей хотелось этого для Марли, хотелось для себя. Нормальные человеческие отношения не обязательно должны быть фантазией, и Марли могла доказать это прямо сейчас.
Не прошло и пяти минут, как Марли в слезах выбежала на улицу и крикнула Джун, чтобы та ехала, увозила ее отсюда.
Зависть Джун сменилась страхом.
За завтраком в гостинице, который Изабел любезно приготовила и подала в кухне, Марли рассказала Джун про свою мечту – как отреагирует Кип о предложении пожениться и о его действительном ответе, который выразился в бесконечном повторении «что?», будто для возникновения беременности недостаточно бракованного презерватива. Кип впал в ступор и твердил, что ему нужно подумать, а он, черт побери, не в состоянии это сделать, пока она стоит тут и смотрит на него. Поэтому Марли убежала.
«Господи…»
У Джун засосало под ложечкой при мысли, что и Джон мог отреагировать точно так же. Семь лет назад и сейчас.
Когда взлохмаченный Чарли вошел на кухню в пижаме с рисунком из комиксов о «Человеке-пауке» и взобрался на колени к Джун, чтобы обняться с ней, выражение лица Марли изменилось.
– Боже мой, – проговорила она. Ее глаза засияли, словно увидев чудо.
– Да, – прошептала Джун. – Что бы ни случилось, вот что ты получаешь.
Прикусив губу, Марли коснулась ладонью своего живота, и Джун поняла, что с ее новой подругой все будет хорошо.
Парень, стоящий у стеллажа «Достопримечательности штата Мэн» с путеводителем «В стороне от избитых тропинок: Побережье Мэна», так походил на Джона Смита, что Джун ахнула, хотя сообразила секундой позже, ударом сердца позже, что это не может быть он. Он был высокий и худой, с такой же копной темных прямых волос на фоне светлой кожи – и не старше двадцати одного года. Это напомнило Джун о том, что она живет в прошлом. К нему подошла прелестная молодая женщина с двумя книжками, взятыми со стола с новой беллетристикой, и у Джун так сильно сжалось сердце, что ей пришлось присесть на стул за стойкой с кассой и сделать вдох.
Ей не хватало любви. Не хватало обнимающих ее рук. Не хватало секса. Она вынуждена была признать, что Джон Смит не войдет в двери «Букс бразерс», не появится на мощеной дорожке во дворе гостиницы «Три капитана», не станет разыскивать ее семь лет спустя и говорить, что не переставал о ней думать.
Он перестал. После двух ночей романтической любви.
«Нужно отпустить, даже если ищу его ради Чарли. Вот ключевое слово. Я ищу его ради Чарли, а не ради себя».
Утренняя история с Марли ясно показала это. А последние несколько недель, когда она засыпала в фантазиях и мечтах о чем-то, чего никогда не случится, начинали играть с ней злую шутку, подталкивая к разочарованию, которое снова ее раздавит, а времени и сил снова выбираться из такой ситуации нет.
«Отпусти его», – велела она себе в семидесятый раз.
Джун посмотрела на большие в виде пиратского корабля часы на стене детской секции: 21.45. Пятнадцать минут до закрытия. Из-за уик-энда Дня труда магазин «Букс бразерс» был открыт дольше – с восьми утра до десяти вечера, – чтобы охватить тех, кто шел на пляж и нуждался в книге, а также тех, кто возвращался с ужина или с экскурсионного теплохода и с удовольствием заходил порыться в книгах. И покупал одну, а то и три-четыре.
Джун поздно легла накануне вечером из-за разговора с Марли, а потом очень рано поднялась из-за их поездки, но чувствовала себя полной энергии, как будто… прозрение Марли при виде Чарли подтвердило для Джун, насколько она должна быть благодарна судьбе. В течение дня ни на какие другие мысли, кроме как о магазине, времени у нее не было: расчеты у кассы, помощь покупателям, использование считывателя кредитных карт, оформление специальных выставок. Все выходные в магазине было не протолкнуться, и теперь настал вечер понедельника, неофициальный конец лета и туристического сезона, и Джун предвкушала праздничный звон бокалов с шампанским на борту катера Генри после закрытия.
Перед тем как запереть магазин, Джун позвонила Кэт справиться о Чарли. Двоюродная сестра и Оливер взяли его на пикник с праздничным фейерверком. Он заснул, сжимая гуделку в виде омара. Джун очень нравилось, что семья окружила Чарли такой заботой. Она поймала себя на том, что улыбалась, пока они с Бин шли по причалу к плавучему дому, и улыбнулась еще шире, когда Генри подал им обеим по бокалу шампанского и по премиальному чеку, который в течение года позволит оплачивать два часа школьной продленки для Чарли. Они чокнулись и, потягивая шампанское, принялись за лепешки из синей кукурузы с особенно вкусной домашней сальсой, приготовленной Генри. Из допотопной стереосистемы лились песни Вана Моррисона.
Через пять минут за Бин зашел ее друг, и снова Джун изумилась, как сильно ей хочется, чтобы кто-то заехал за ней. Любил ее, заботился. Она так долго была одна, что привыкла со всем справляться самостоятельно – с отчаянием и радостью, с протекающим краном и укладыванием ребенка спать, с изредка пробегающей мышью. Ей хотелось на кого-то опереться. Кого-то любить. Заниматься с ним любовью.
– Без тебя, Джун, я и половины не сделал бы за выходные, – покачал головой Генри, прислонясь к рабочему столу камбуза. – То, как ты продаешь книги, – это высший класс. Люди видят, что ты говоришь искренне, что тебе на самом деле полюбилась какая-то книга, что тебя волнует тема или мнение автора.
Комплимент Джун понравился.
– Один из плюсов одиночества субботними вечерами – свободное время, которое можно потратить на хорошие книги.
Генри поставил на стол свой практически нетронутый бокал с шампанским и открыл пиво – более привычный ему напиток. Джун наблюдала, как он салютует бутылкой, как пьет, запрокидывая голову назад, так, что его немного длинноватые, каштановые, с проблеском золота волосы касаются шеи. Он был таким красивым, одиноким волком. Таким… сексуальным. Но когда она представила, как целуется с Генри Буксом, он превратился в бледного парня двадцати одного года, с темными волосами и зелеными глазами.
Если даже Генри Букс не смог заслонить образ Джона, может, она никогда и не освободится от любви к человеку, который семь лет не дает о себе знать. Ее сердце до сих пор принадлежит парню, которому оно не нужно, который ушел от нее. Но оставался с ней каждую минуту в ее сыне.
«Как же тогда отпустить его?»
Генри поставил бутылку. Его карие глаза с морщинками в уголках, как у Клинта Иствуда, внимательно смотрели на нее.
«Помоги мне отпустить Джона, – подумала Джун, отвечая взглядом. – Вот я наедине с Генри. Годы… невысказанного взаимного притяжения. Если только я не сошла с ума. Если только ты никогда так на меня не смотрел».
По выражению его лица Джун видела: он что-то решает, обдумывает.
«Схватить меня в объятия, страстно поцеловать и унести в постель?.. О чем ты думаешь, Генри Букс? Что мы можем заняться любовью прямо здесь, на этом катере, прямо сейчас? Или я просто привычная старушка Джун, та же, что и всегда, и тебя ни чуточки ко мне не тянет? Как бы мне хотелось это знать».
Джун сожалела, что у нее не хватает мужества встать с табуретки, на которой она легко крутилась из стороны в сторону, подойти к Генри и поцеловать его в губы.
– О, да тут у вас, на хрен, настоящее веселье.
Джун развернулась на сто восемьдесят градусов и увидела Ванессу Галл. Как обычно, Джун подретушировала реальность и позабыла о подруге. Она опешила от появления Ванессы. А та стояла, сердито глядя то на Джун, то на Генри, одетая в свою летнюю униформу – сарафан и кеды.
– Мы здесь просто выпиваем по стаканчику в честь удачного бизнеса грандиозных праздничных выходных, – поспешила объяснить Джун.
– Конечно. – Темные глаза Ванессы горели бешенством. – Генри, может, тебе просто взять и признаться? Избавь меня от ожидания еще несколько лет предложения выйти за тебя, хотя я даже и не уверена, хочу ли этого. Просто скажи это, чтобы мы оба знали… Чтобы мы трое знали. Ты любишь Джун и всегда любил.
Джун перевела ошеломленный взгляд с Ванессы на Генри. Ванесса гневно зыркнула на нее.
– Ой, я тебя умоляю, можешь пропустить реплику «Кого, меня?». Это могло сработать в твои восемнадцать, когда ты была беременна, или сколько там тебе было, но сейчас это утомляет. Поверь мне, ты переросла стадию инженю.
Джун таращилась на Ванессу, та испепеляла взглядом Генри.
– Мне не нравится, когда меня загоняют в угол, Ванесса, – наконец проговорил он.
Ванесса ткнула его пальцем в грудь.
– А мне не нравится состязаться с женщиной, которая то находится в городе, то уезжает. Меня тошнит от этого, Генри. Считай себя свободным. В любом случае я начала встречаться с Беком Харглоу. Он не страдает от безнадежной любви к кому-то другому.
Она схватила бокал из-под шампанского, оставленный Бин, и швырнула его в стену рядом с Генри. Джун смотрела, как сыплются на пол осколки. Затем Ванесса развернулась, поднялась по лестнице и хлопнула дверью.
– Иди за ней, – произнесла Джун, не до конца понимая, что произошло. Бек Харглоу – классный механик, которого просто рвали на части, – или кто другой, но Ванесса была расстроена настолько, что кидалась вещами.
– Не сегодня, – ответил Генри. – Если убрать драматизм, она права.
Джун взглянула на него, затаив дыхание.
Он смотрел на нее. Эти глаза Клинта Иствуда, внимательные и проницательные.
– Я всегда любил тебя, Джун.
Она застыла, замерла.
Он подошел ближе, встал перед Джун, приподнял ее подбородок, затем поцеловал крепким поцелуем, как в ее фантазиях, когда Чарли был совсем крохотным.
Генри отстранился, не отрывая от нее глаз.
– Я целую вечность мечтал это сделать. Все выходные, весь день, но целую вечность. Много лет.
«Я не могу вымолвить ни слова», – вдруг поняла Джун.
Она тоже этого хотела. Всегда. Но… теперь, когда кто-то – и не кто-то неизвестный, а Генри Букс, единственный мужичина, о котором она мечтала, – предлагает все, чего, как она считает, ей не хватает, Джун не может отказаться от поисков Джона, от возможностей, пусть даже незначительных. Джун лелеяла безумную мысль о том, что найдет его и получит ответы на все вопросы, с которыми засыпала все эти годы. Она верила, что он тоже искал ее все это время. Может, она так и не назвала ему свою фамилию. Находясь все те семь или восемь в общей сложности часов под легким кайфом от пива и джина с тоником.
«Он вполне может искать меня в эту самую минуту», – подумала она.
– Джун?
– Я… – Повернувшись, она села на кожаный офисный стул. – Я…
– Ты ждешь другого человека, – сказал Генри. – Я знаю.
На глазах у Джун выступили слезы.
– Я идиотка? Вот сейчас, пока энергично ищу его ради Чарли, я все равно продолжаю думать… продолжаю надеяться. Может, это глупо и бессмысленно, но я, как видно, ничего не могу с этим поделать.
«Я всегда любила тебя, Генри…» – мысленно призналась она.
Генри прислонился к стойке.
– Кто говорит, что это бессмысленно и глупо? Есть столько вопросов о возможном развитии событий, на которые тебе нужно получить ответ, Джун. Именно сейчас ты это делаешь, этим заняты твоя голова и сердце. Это не бессмысленно. Ты улаживаешь некое дело. Может, со временем, в зависимости от того, что произойдет, ты будешь свободна.
Джун глубоко вздохнула, радуясь, что он понимает.
«Я тоже тебя люблю, Генри», – хотелось ей сказать.
И она сказала. Даже если ее пугали собственные чувства к нему.
– Ты всегда меня понимал. Ты единственный, кто когда-либо меня понимал. Ты помогаешь мне чувствовать себя хорошо.
– Вот и замечательно, – улыбнулся он.
Джун взяла свой бокал и отпила шампанского.
– Вы с Ванессой уже много лет ссоритесь и миритесь. Не сомневаюсь, вас двоих соединяет подлинная страсть.
«Нас тоже».
От поцелуя Генри, который длился всего пять секунд, колени у нее подогнулись.
Генри покачал головой.
– Я постоянно принимал драму за страсть. И привычку за что-то настоящее. У нас с Ванессой давно нет подлинных отношений. И если быть очень честным, мы оба служили друг для друга своего рода целью.
«Как Джон Смит для меня», – договорила она мысленно то, о чем он подумал.
Джун в смущении отвернулась. И наткнулась взглядом на фотографию у него на письменном столе – она и Чарли. Снимок был сделан два или три года назад на Рождество. Она помнила тот день. Ей пришлось сбежать из гостиницы от своей сестры и Эдварда. И Генри пришел на помощь – лепил вместе с Чарли снеговика, а потом играл в снежки. Он сфотографировал ее и Чарли, когда они лепили снежных ангелов, и улыбки их соперничали по ослепительности с оранжевым пуховым костюмчиком Чарли. Что бы ни случалось, Генри всегда был «ее человеком», тем, к кому она в первую очередь обращалась, когда ей что-то было нужно. Кто-то.
– У нас были очень хорошие моменты, у нас троих, – произнес ласково Генри, встав позади нее.
«У нас троих. Он никогда не забывал Чарли. Никогда».
Джун обернулась к Генри. Она представления не имела, что будет без него делать. Даже при сближении с родными Генри остался жизненно необходим ей. Как воздух. Он был «ее человеком».
Генри посмотрел на нее, и перед мысленным взором Джун, как на кадрах киноленты, промелькнули сцены из ее жизни. Генри массирует ей спину, когда она на девятом месяце беременности. Генри укачивает Чарли-младенца. Меняет ему пеленки, и тот его обрызгивает. Генри обнимает ее, плачущую из-за отсутствия Джона Смита, из-за груза жизни, неуверенности в будущем. Генри.
– Делай, что тебе нужно, Джун, – сказал он.
«Мне очень повезло, что у меня есть ты», – хотела ответить Джун, но обнаружила, что не может говорить.
На следующее утро, когда Джун на кухне собирала для Чарли в школу перекус и ленч, Лолли сунула в коробку для ленча, разрисованную в стиле Человека-паука, знаменитое печенье Кэт с кусочками шоколада.
– У тебя счастливый вид, Джун. Возвращение сюда, твоя работа, пусть даже это и другой магазин, должны радовать тебя.
Джун едва не рассмеялась. Счастлива здесь, в Бутбей-Харборе? Само собой, она была счастлива, что счастлив Чарли, а уж в этом-то сомнений не было. Ему нравится жить с родными. Иметь собаку, пусть она и принадлежит Изабел. Он серьезно относится к своей работе – гулять со Счастливчиком и мыть его, за что Изабел платит племяннику два доллара в неделю. Он страшно разволновался перед началом учебного года. Но несмотря на светящееся надеждой лицо, Чарли продолжал спрашивать, продвинулась ли она в розысках его отца. Он спросил об этом всего лишь пять минут назад.
– Сегодня утром я еще поработаю над этим в библиотеке, – ответила Джун.
Обычно на милом личике Чарли отражалось разочарование, но сейчас он сказал:
– Хорошо, может, сегодня ты что-то найдешь.
И заторопился на улицу поиграть со Счастливчиком в оставшиеся до прихода школьного автобуса минуты.
Он действительно здесь счастлив. Окружен родственниками, которые его обожают, засовывают печенье в коробку для ленча, неожиданно обнимают в коридоре и покупают футболки с символикой «Ред соке» и именем его любимого игрока на спине. Здесь у него есть семья.
Джун приятно было просыпаться среди людей. И не отвечать за каждую мелочь. Например, замену туалетной бумаги. Накачивание шин. Остановку кровотечения из носа в два часа ночи. Прошлой ночью она совсем не спала, когда Чарли позвал ее, сказав, что залил кровью из носа всю кровать. Она думала о Генри, о его словах.
«Я всегда любил тебя, Джун».
Ее Генри. То, что человек, которого она так любила, кем так горячо восторгалась, мог испытывать к ней такие чувства, наполняло Джун небывалыми ощущениями.
«У тебя такой счастливый вид сегодня утром…»
«Счастливый вид… Из-за Генри? Хотя я не расстаюсь с надеждой найти Джона? Или потому что я здесь все-таки счастлива? Здесь, со своей семьей, частью которой всегда будет Генри…»
Этой ночью, пока Джун бесконечными бумажными носовыми платками вытирала бедный нос Чарли, Изабел достала из комода чистую пижамную курточку и принесла влажные салфетки, чтобы вытереть ему щеку и ключицы. А Кэт сменила запачканную кровью наволочку на другую, с синими и красными роботами.
Впервые у нее с Чарли появилась семья в полном смысле этого слова. Они находились среди людей, которым были дороги. Незаметно для Джун за несколько недель пребывания здесь, в тревоге за Лолли, в участии в больших и маленьких событиях, составлявших будни, их жизнь, все четверо сблизились.
Она подошла к сетчатой двери. Чарли бросал любимую игрушку Счастливчика – маленькую тряпичную крысу – и приказывал принести.
– Готов, милый? – позвала Джун.
– Готов. Пока, Счастливчик! – крикнул он, энергично потрепав пса.
Лолли и Джун проводили Чарли до автобусной остановки, находящейся всего за полквартала от них, и Джун с замиранием сердца наблюдала, как Чарли, обняв свою двоюродную бабушку и мать, бодро поднимается в школьный автобус. На обратном пути Лолли рассказывала племяннице, как она обычно терзалась, сажая Кэт в большой желтый школьный автобус и наблюдая, как ее малышка одна уезжает в мир. Они возвращались, держась за руки, и Джун не могла не отметить, что Лолли идет гораздо медленнее обычного. После двух бодрящих чашек кофе и заверений Лолли, что она прекрасно себя чувствует и «иди, занимайся своими поисками», Джун отправилась в благословенно прохладную, тихую библиотеку, чтобы воспользоваться общественными компьютерами.
Она понимала, что другая обстановка – библиотека, а не кабинет Лолли или ноутбук Кэт – вряд ли принесет что-то новое о Джоне. Но Джун не знала, с какой стороны еще подойти, чего она еще не испробовала. Разве что нанять частного сыщика.
Наверное, придется это сделать. Она никогда не думала об этом, потому что никогда не имела несколько лишних сотен долларов. Однажды проконсультировалась с частным сыщиком, и он сказал, что если у нее нет ничего, например номера социального страхования или дня рождения, найти человека с распространенным именем очень сложно. Можно сделать в Интернете то же, что и он, сэкономив двести пятьдесят долларов.
Она услышала поющие детские голоса и прошла на веселые звуки к детской комнате. Человек десять взрослых сидели в кругу со своими малышами на коленях, а библиотекарь запевала «Паучка». Джун улыбнулась, вспомнив, как сама пела эту песню Чарли, когда он еще едва ходил, и сопровождала пение движениями руки.
Она получила пароль для компьютера и пошла наверх, в компьютерный зал. Проходя через отдел научно-популярной литературы, заметила Марли, в темных очках и мягкой широкополой шляпе от солнца. Девушка сидела на мягком стуле, рядом лежала стопка книг корешками к стене. У Джун сжалось сердце – она точно так же чувствовала семь лет назад необходимость спрятаться, изменить внешность.
Джун подошла поздороваться с Марли, которая читала «Что на самом деле нужно вашему малышу» и делала выписки.
– От Кипа есть новости? – шепотом спросила Джун.
Марли покачала головой.
– Я призналась маме. Правда, и она хочет, чтобы я осталась в Бутбее и нашла себе здесь работу учителя. Сказала, будет моей бесплатной няней. Бабушкой-няней. – Она улыбнулась. – Мне уже не так плохо.
– Прекрасно, что ты будешь здесь… Кип наверняка объявится. Даже если это случится не раньше рождения ребенка.
– Надеюсь, что так. Наверное, это всего лишь глупая фантазия, но я все думаю… Ему предлагают потрясающий подарок – семью. Женщину, которая безумно его любит, ребенка – а он… вряд ли можно проявить меньше интереса.
– Посмотрим, – тряхнула головой Джун. —
Нужно время. Когда до него дойдет.
Договорившись встретиться и поужинать вместе на этой неделе и перечислив то, что, по мнению Джун, должна иметь каждая молодая мать, а что – чепуха (например, устройство для согревания влажных салфеток), она оставила Марли заканчивать составление списка, а сама заняла место у компьютера.
Джун прошла по всем обычным цепочкам поиска. Через полчаса Джун осознала, что просматриваемые сайты она уже изучала. Еще полчаса она провела, проверяя ссылку за ссылкой, упоминание за упоминанием. Ничего не попадалось.
Но затем она наткнулась на нечто многообещающее. Очень даже многообещающее. Когда набрала в блогах Гугла «Джон Смит, Колби-колледж, 2003, 2004, 2005», выскочило короткое сообщение и зернистый снимок о джаз-оркестре колледжа, о четверке, называвшей себя «Опыт джаза», за 2005 год. Ее Джон Смит говорил о любви к джазу но никогда не упоминал, что играл в оркестре. Тем не менее подпись под фотографией гласила, что второй слева – Джон Смит, и тот парень с бас-гитарой действительно имел копну прямых темных волос. Он смотрел на гитару, волосы упали на глаза.
Это мог быть он. Год подходил. Но что теперь? Связаться с тремя другими парнями и спросить: «Э… вы учились в колледже с Джоном Смитом, у него были темные, мягкие волосы. Он играл на гитаре с вами в „Опыте джаза“. Вы не знаете, он не ушел с последнего курса, чтобы попутешествовать?»
Наконец появились кто-то, даже трое, кого можно спросить. Это начало.
– Простите, но ваше время истекло десять минут назад. Есть еще желающие воспользоваться компьютером, – напомнила библиотекарша.
– Извините, прошу у всех прощения. – Джун вскочила и бросилась к лестнице.
«Наконец-то появилась ниточка. Я его найду».
Она вышла на него, Джун это чувствовала.
«Наконец-то узнаю, что случилось, почему он не пришел тогда, несмотря на нашу любовь, нежность. Как он на меня смотрел, обнимал, заставил поверить, что он любит так же, как я его. И не важно, сколько окажется этих „может быть“. Есть шанс для меня и Чарли из семьи из двух человек превратиться в семью из трех».
После ужина Джун вышла в блогах Гугла на парня с самой необычной фамилией. Там значился только один Теодор Тероновки. Один!
«Спасибо тебе, Теодор Тероновки, за такое имя!»
Она набрала это имя и слова «Белые страницы» в поисковой строке, и тут же вышли адрес и номер телефона. Жил он в Иллинойсе.
С безумно колотящимся сердцем Джун схватила телефон и набрала номер.
– Джон Смит, Джон Смит… – проговорил Тероновки, когда она объяснила ему причину звонка. – Из «Опыта джаза»? Я не пом… О, постойте-ка, да. Когда Паркер остался один или что-то вроде того, его друг Джон пару месяцев подыгрывал ему на басе. В конце того года я перевелся в Беркли, поэтому не очень близко познакомился с Джоном.
«Он его помнит…» – Джун закрыла глаза в молчаливой благодарности.
«Она уже близко».
– Значит, у вас нет его адреса? Даже какого-нибудь старого или старого номера телефона? Что-нибудь, что вывело бы меня на него?
– Нет, простите. Я, правда, помню, он жил на Хейвуд-стрит или плейс, как-то так. Мое среднее имя Хейвуд, и некоторые из приятелей так меня и зовут. Помню, он однажды сказал, что вырос на Хейвуд-что-то. Не помню где.
«Хейвуд-что-то. В Бангоре. Этого достаточно. Это приведет к его родителям. Которые приведут к нему. Спасибо тебе, Теодор Тероновки. Спасибо».
Закончив разговор с Теодором, Джун набрала «Хейвуд, Бангор, Мэн» на Гугл-карты, и вот он – Хейвуд-сёкл, тупик. Конечно, его родители могут уже и не жить там. Но быстрый поиск по «Смит, Хейвуд-сёкл, Бангор, Мэн» вывел на экран Элеонору и Стивена Смитов, живущих в доме № 22 по Хейвуд-сёкл.
Из глаз Джун брызнули слезы. Она прикрыла рот рукой, потрясенная тем, что в конце концов нашла его – или почти – после стольких лет поисков. Обрела дорогу к нему.
«Но что теперь? Позвонить его родителям? Сказать, что она его старая подруга и хотела бы связаться с Джоном? А если они не передадут сообщение? А вдруг они не общаются? Что, если Джон обручен или женат, и его родители не захотят дать старой подруге контактную информацию? Старой подружке? Как много стоит сказать для первого шага? Как мало?»
Здравствуйте, миссис Смит. Меня зовут Джун Нэш, я познакомилась с вашим сыном Джоном семь лет назад, когда он находился в Нью-Йорке. Я потеряла с ним связь и была бы рада получить контактную информацию.
Это звучало обоснованно.
«Надо поговорить с Изабел и Кэт, выслушать их мнение насчет моего первого письма».
В сотый раз Джун порадовалась, что они здесь, под рукой, для важного разговора в любое время дня и ночи.
