Глава 2. Рим

Прошло ещё два месяца, и по римским понятиям наступила зима. Но Илья только усмехался: снега нет, растения цветут, по ощущениям – градусов двадцать тепла. Какая же это зима? Правда, ветра были, и на море неспокойно, штормило.

Жизнь Ильи наладилась – сытая, беззаботная, да ещё и с хозяйкой-любовницей в придачу. Другой бы на его месте ничего лучшего и не желал. И Деа периодически осыпала его подарками: то перстень с камнем на палец наденет, то массивное резное кольцо. Илье уже неудобно было, как ёлочная игрушка, сверкает. А снять нельзя, Деа обидится. Да и не носил он раньше украшений, считая, что это не мужское дело – себя украшать. Мужчина делами, поступками славен, а не побрякушками – даже дорогими. Но прислуга завидовала.

Учёба с Гектором шла хорошо. Илья освоил спряжения и склонения и уже писал тексты на восковых табличках. Гектор расхаживал по комнате и произносил текст – раз от разу всё сложнее, своего рода диктант. Проверял Гектор его сразу, и замечаний с каждым днём становилось всё меньше.

Иной раз занятия перерастали в беседы. Как-то коснулись земляка Гектора, Архимеда. Вот здесь Илья блеснул – от винта Архимеда до лебёдки и баллист.

Гектор был удивлён:

– Неужели в твоей далёкой стране слышали об Архимеде?

– Не только слышали, но и механизмы применяют, им придуманные.

Илья чуть не брякнул о Леонардо да Винчи, но он ещё не родился.

За беседами они с Гектором сблизились. Илья всё-таки высшее образование имел, умён был, мог объяснить природу явлений.

Фидий иной раз обижался:

– Ты всё время то с Деа, то с Гектором… Совсем меня забыл!

– Латынь учу, пригодится, – примиряющее улыбался Илья.

– Чувствую – далеко пойдёшь, я о тебе ещё услышу.

– Типун тебе на язык!

Оба посмеялись, а ведь потом именно так и случилось.

Но вот настал день, о котором Илья постоянно помнил и которого опасался в душе: вечером на виллу к Деа прибежал запыхавшийся гонец с известием, что в порт прибыл корабль, на котором находится муж хозяйки.

На вилле сразу поднялась суматоха. Деа отдала кухаркам приказ готовить кушанья, которые любил муж, сама же направилась в термы – принимать ванну с лепестками роз.

Дворцовые слуги тоже забегали. Доливали масло в светильники, срезали в саду и ставили в вазы свежие цветы, в который раз смахивали перьями не видимую глазами пыль.

Илья же не находил себе места. Вот явится сейчас муж-рогоносец – прислуга и доложит ему об отношениях Деа и слуги. Как он отреагирует? На Руси в лучшем случае морду били. А учитывая, что муж любовницы – сенатор, он лично руки пачкать не будет. Для этого слуги есть и наверняка какая-то личная охрана, сопровождающие. По крайней мере, Илья это предполагал.

Сенатор Маркус Брутус Сервилий Гракх прибыл часа через три – за ним к причалу выслали колесницу с Фидием. Колесница ехала медленно, и за ней бежали слуги, неся поклажу сенатора.

Вся прислуга, все домочадцы выстроились перед входом в две шеренги – слева и справа от дорожки.

Увидев его, Илья разочаровался. Небольшого роста, толстый, с бабьим лицом и завитыми волосами. Поверх туники – белая тога сенатора с пурпурной полосой, на ногах – кожаные сандалии с золочёными ремешками. И возраст – за пятьдесят.

Сенатор, стоя на колеснице, поднял в приветствии правую руку:

– Аве!

И важно прошествовал к дому, где у колоннады его встречала приукрашенная Деа – внешне она годилась ему в дочки. Но сенатор – это власть и богатство, они вершат судьбы империи и цивилизованного мира.

В доме играла музыка, но вскоре она стихла. Тускло светили дежурные светильники. Похоже, господа улеглись спать.

Разбрелись и слуги. Илья был доволен – впервые за много дней ему удалось по-человечески выспаться ночью.

А с утра к сенатору стали собираться гости. Слуги почти беспрерывно носили в триклиний разные яства и уносили пустую посуду. Играла музыка, кружились в танце танцовщицы.

День шёл за днём, но каждый день был похож на другой: гости, музыка, танцы, пиры за полночь…

Илья выходил из комнаты только на трапезы – незачем мозолить глаза господину.

Но не обошлось. Недели через две, когда поток гостей и визитёров иссяк, Илью нашла служанка:

– Иди немедля, тебя господин ждёт.

Илья шёл с бьющимися сердцем, волновался – что его ждёт? Отлучение от дома, битьё кнутом? За время работы ему удалось скопить три сестерция и два дупондия – мало, если добираться до Рима. Почему именно в Рим, он не знал, но что-то тянуло его туда.

Сенатор возлежал на клинии, положив голову на подлокотник. На нём была одна туника без рукавов, на голове – лавровый венок как символ принадлежности к власти. Илья был в недоумении – дома-то венок зачем нужен? Все и так в курсе, что хозяин – сенатор. Что, самолюбие потешить захотелось?

Войдя в триклиний, Илья поприветствовал сенатора его полным именем – у римлян в имени было и имя отца, и принадлежность к роду. Личное имя сенатора было Сервилий.

– Аве, Маркус Брутус Сервилий Гракх!

Сенатор улыбнулся – приветствие ему явно понравилось.

– Так вот ты какой, Илия! – Он произнёс имя Ильи на римский манер.

Сенатор встал с лежанки, медленно обошёл Илью, разглядывая и оценивая его. Потом засмеялся, выказав в своём смехе визгливые женские нотки. И пахло от сенатора, как от женщины – пудрой и благовониями.

– Деа всегда умела выбирать для себя жеребцов! Между прочим, она тебя хвалила!

Илья подосадовал про себя: не прислуга донесла сенатору о его отношениях с Деа, а сама хозяйка похвастала мужу… Можно сказать – из первоисточника, теперь не отвертится.

Сенатор Илье не понравился, сильно смахивает на голубого. Но он хозяин, из его мошны платят жалованье Илье, поэтому своё мнение ему лучше оставить при себе.

– Ложись. – Сенатор широким жестом указал на лежанку.

У Илье в голове мелькнуло – не отравить ли хочет? Казнить его или ругать последними словами сенатор явно не собирался. Но как бы не получилось – мягко стелет, жёстко спать придётся.

Слуги, стоявшие сбоку от лежанок, разлили вино по стаканам.

– Не скрою, ты мне понравился, – сказал сенатор. – Я хочу забрать тебя с собой, в Рим. И разрази меня молнией Юпитер, если все сенаторы не обзавидуются.

– Прости, сенатор, но я не раб, я свободный человек.

– Знаю, – отмахнулся Сервилий. – Сколько тебе платит Аякс?

– Один сестерций и два дупондия.

Сенатор рассмеялся и смеялся долго, до слёз.

– Я буду платить тебе золотой ауреус, подобающе одену, и жить ты станешь в одном из лучших домов Рима.

Сенатор горделиво поднял голову:

– Разве кто-нибудь откажется от такого предложения?

– Прости, сенатор. А каковы будут мои обязанности?

Бесплатным сыр бывает только в мышеловке. Предлагая такие деньжищи, что потребует от него сенатор? Если спать с ним, то – никогда!

– Не то, о чём ты подумал – вижу по твоим глазам. Ты высок, сложен, как Аполлон, – ты будешь сопровождать меня. Будешь идти впереди моей процессии, разгоняя чернь.

– Лучше бы телохранителем, – вздохнул Илья.

– Разве ты воин? – удивился сенатор. – Ты же не пленный, тебя не взяли в бою.

– Верно. Ты сомневаешься? Проверь.

Сенатор подозвал слугу:

– Позови ко мне Юлия. А мы с тобой пока выпьём…

Поскольку сенатору наливали из того же кувшина, что и Илье, он выпил, не опасаясь.

Через несколько минут следом за слугой явился мужчина, которого Илья раньше на вилле не видел. Хоть и без вооружения и защиты, но выглядел он как воин. Среднего роста, жилистый, бритое лицо и короткая стрижка, жёсткий взгляд карих глаз.

– Юлий, проверь человека. Он утверждает, что воин. Но только не покалечь, он мне нравится.

Юлий кивнул и повернулся к Илье.

– Кулачный бой или деревянные мечи?

– И то и другое.

– Где будем драться?

За Илью ответил сенатор:

– Здесь! Разве тут мало места? И потом – я хочу всё видеть.

Прислуга замотала обоим кисти рук длинной тканевой лентой, и получилось нечто вроде боксёрских перчаток – чтобы не нанести сопернику травм.

Илья спросил:

– Ноги применять разрешается?

– Нет, правила – как в греческой борьбе.

Плохо. Илья имеет преимущество в длине рук, в весе, но он незнаком с противником и хотел драться в полную силу. Мышцы ног всегда сильнее бицепсов и трицепсов на руках. Но не он устанавливает правила игры.

Бойцы отошли от стола, слуги опасливо отодвинулись к выходу – вдруг в пылу схватки достанется и им?

Юлий сразу начал атаковать. Он нанёс серию быстрых ударов, но ни один из них не достиг головы или туловища Ильи – тот принимал удары на левую руку и выжидал. Затягивать спарринг нельзя, сенатору может надоесть. Улучив момент, Илья нанёс противнику молниеносный удар в подбородок и тут же второй – в печень. Юлий на секунду замер, а потом рухнул на пол.

Слуги бросились к нему, обрызгали водой, но боец остался без чувств. Нокаут! Вчетвером они унесли бойца.

Сенатор покачал головой:

– Я не заметил, как ты бил. Но я бы хотел увидеть схватку на мечах.

– Юлий не в состоянии…

Сенатор приказал слуге:

– Лео ко мне, быстро!

Пока ходили за ним, Илья размотал тканевые полосы на кистях, помогая себе зубами.

Вошедший Лео, в переводе с латыни – Лев, и в самом деле выглядел внушительно. Ростом ниже Ильи на голову, он был широк в плечах, мышцы накачаны.

– Лео, проверь человека на мечах.

– Деревянных или железных?

– Мне только крови здесь не хватало! – Сенатор брезгливо поморщился.

Лео вышел и вернулся с деревянными мечами – такие применяли в учебных боях легионеры и гладиаторы.

В предвкушении зрелища сенатор уселся на лежанку.

– Эх, жалко – гостей нет! Всё лучше, чем на танцовщиц смотреть, надоели уже.

Оба противника смерили друг друга взглядами. Лео состроил зверскую физиономию, желая ещё до начала боя устрашить соперника. Ну-ну, давай, Илья и не такие страшные хари видел.

Лео осторожничал – вынос бесчувственного тела Юлия его насторожил. Он сделал несколько выпадов, но его палка неизменно со стуком отражалась мечом Ильи.

Но Лео был бойцом опытным. Он то пытался имитировать уколы, то, прощупывая защиту Ильи, наносил рубящие удары.

Насколько это было можно, Илья напустил на себя безразличный вид. Противника это обмануло и раззадорило. С воплем он кинулся вперёд, работая палкой, как ветряная мельница крыльями под сильным ветром.

Илья стоял на одном месте, принимая удары на палку и отклоняясь только телом, и, когда Лео стал выдыхаться, сам перешёл в наступление. Он больно ударил Лео по кисти и тут же нанёс скользящий удар вдоль предплечья, в печень. Удар был очень болезненный, и лицо Лео непроизвольно скривилось от боли. А Илья продолжал наносить удары – лёгкие, концом меча, имитируя уколы – в грудь и левое плечо.

– Браво! – услышал он женский голос.

Он обернулся – в дверном проёме стояла Деа. Зрелище ей явно понравилось, глаза блестели, и на щеках румянец.

Сенатор поднял руку в знак окончания схватки:

– Лео, как он тебе показался?

– В строю гоплитов не стоял никогда, но дерётся здорово.

– Свободен.

Лео забрал палку из рук Ильи, подмигнул и вышел.

– Дорогая, зачем ты здесь? – обратился сенатор к Деа. – У нас мужской разговор.

– Тебя не было так долго, и ты снова в делах… А мне хочется твоего внимания, толстячок.

Деа подошла к сенатору, поцеловала его в щёку и уселась к нему на колени.

Сенатор отпил вина.

– Даже не знаю, что с тобой делать, – внимательным взглядом он уставился на Илью. – Ты и в самом деле искусный воин, успешно противостоял моим людям – а они не последние бойцы. Силён, красив, и на латыни говоришь чисто… Слишком много достоинств для одного человека.

Деа подскочила:

– Что ты задумал? Он мой!

– Деа, мне нужен этот муж. С ним не стыдно идти в Сенат – даже на приём к консулу. Если он так же умён, как и силён, ему не место на вилле носить твой паланкин. Рано или поздно твои заклятые подруги перекупят его у тебя, как только увидят.

– Аякс назначил ему жалованье, и он ни в чём не знает нужды.

– Дорогая! Ты не поняла… Он не римлянин, у него в городе нет ни родных, ни знакомых. Ведь так? – Сенатор обратился к Илье.

– Ты совершенно прав, сенатор, у меня здесь никого нет.

Илья тогда не знал, что были покушения на сенаторов, причём зачастую удачные – даже на императоров. Причём совершали их подкупленные телохранители или слуги. Поэтому к подбору брадобреев, работавших острой опасной бритвой у горла хозяина, как и вооружённых телохранителей, подходили со всей тщательностью.

Но Деа было на это плевать. Супруги начали спорить, и в какой-то момент сенатор махнул Илье рукой – уйди, мол, не слушай разборки.

Илья вышел и прошёл к себе – уже месяц он спал в маленькой, но отдельной комнате. Прилёг отдохнуть, да так и уснул, видимо, сказалось волнение. А ведь зря волновался, римские нравы были свободными, супруги имели любовников и любовниц, причём в открытую. И то сказать, язычники.

Поздно ночью он проснулся от прикосновения женских рук.

– Это я, Деа. Мой властитель спит. Мне не удалось тебя отстоять, ты уезжаешь с ним.

– Мне жалко, – соврал Илья.

– Правда? Я так и знала. Тогда не будем терять времени…

Ушла Деа от него под утро, оставив на прощание перед разлукой золотой браслет с изумрудами. Когда Илья при свете дня разглядел его, то ахнул: да он же стоит огромных денег! Что по сравнению с ним его жалкое жалованье?

На третий день к нему в комнату вошёл Лео:

– Собирайся, парень, сенатор ждать тебя не будет. Можешь с вещами идти на пристань.

– Да какие у меня вещи?

Из всех вещей – запасная туника и набедренная повязка. Все подаренные Деа украшения были на нём – остерегался Илья оставлять их в комнате. Зачем соблазнять слуг? Могут украсть, такие случаи в доме иногда происходили.

Свернув всё в узелок, он зашёл попрощаться к Фидию – тот занимался колесницей. Обнялись.

Илья забежал к учителю Гектору – попрощался и с ним. Надо и к госпоже зайти, всё-таки общались куда как тесно, и подарками она его одаривала. По большому счёту – хорошая баба, да с мужем ей не повезло.

Но тут он воздержался, не пошёл. Явится в дом, а там Сервилий.

Илья побрёл к порту. На причале уже сидел на бочке Юлий и болтал ногами. После того боя они не виделись, и Илья опасался, что Юлий затаил на него злобу.

Увидев Илью, Юлий спрыгнул с бочки, подошёл:

– Аве, Илия.

– Аве, Юлий. Ты не обиделся на меня?

– Ты оказался сильнее, чем я ожидал, – на что обижаться?

– Отлично, тогда мы уживёмся в доме сенатора.

– Пошли к кораблю.

Корабль оказался биремой, судном с двумя рядами вёсел. Впереди таран, как у военного судна. Такие суда Рим использовал как посыльные или патрульные. Воевали чаще на триремах, вмещавших большое число воинов и пару баллист с запасом горшков с греческим огнём.

Капитан безразлично осмотрел и Илию, и Юлия. Он стоял у трапа, где остановились и они.

Вскоре раздался стук окованных колёс по булыжной мостовой, и показалась колесница, за которой бежали слуги. Свита была положена сенатору, а вот слугам колесницы не по чину.

Сервилий важно сошёл с колесницы и кивнул капитану, который расплылся в улыбке. Похоже, сенатор в Риме на самом деле важная персона.

Первым на борт по трапу взошёл Сервилий, за ним – капитан. Сенатор поместился в единственной каюте на корме. Его слуги, в том числе и Илья, – под палубой, на носу судна.

Как только все разместились, бирема тут же отошла от берега и развернулась носом на север. Под мерные удары барабана гребцы стали грести.

Илье было интересно. Ход бирема по спокойному морю развила приличный, около семи-восьми узлов. И, как заметил Илья, гребцы на судне были наёмными, а не рабами, поскольку рабов обычно приковывали цепями к скамьям, и на судне был надсмотрщик с кнутом.

Мерный плеск вёсел, шипение воды, разрезаемой тараном, небольшое покачивание судна, запах моря – такие знакомые ощущения!

Прислуга сенатора расположилась в узком помещении под палубой, на носу судна – оно предназначалось для десанта в случае боевых действий. Рим почти постоянно с кем-то воевал – с пиратами Средиземноморья, Карфагеном, с варварами на всех границах.

Плыли в виду берега на удалении нескольких миль. Плавание выдалось спокойным: погода стояла безветренная, шторма не было.

Достигнув устья Тибра – реки, на которой стоял Рим, бирема зашла в него. Вверх против течения ей не пришлось подниматься долго, столица империи была недалеко от Тирренского моря. По грязной реке сновали лодки и небольшие суда.

Бирема ошвартовалась у пристани. Но сенатор восседал на корме, не думая спускаться на берег. Зато двое слуг сразу сбежали по трапу и исчезли в переулке.

Вскоре подъехала двуколка, запряжённая мулом. Вот тогда сенатор не спеша сошёл с корабля и, поддерживаемый с двух сторон под локти слугами, уселся на мягкое сиденье. Повозка тронулась, слуги шли за ней пешком.

Илья с интересом разглядывал Вечный город, но он ему не показался. Первые этажи зданий глухие, без окон, дома стоят тесно, вплотную друг к другу. Но, что занятно, на дверях висят деревянные колотушки – прообраз современных электрических звонков. Народа на улицах много, но по большей части это простой люд. Попадались и стоящие женщины с набелёнными лицами.

– Ты чего глазеешь? – толкнул его локтем Юлий. – Неужели проституток не видел? Всего два асса.

Да, Илья в очередной раз убедился в том, что нравы в Риме были свободными.

Но чем дальше процессия отходила от реки, тем более широкими были улицы и тем больше и роскошнее дома. Но богатство в них только угадывалось. Сам дом располагался внутри, по периметру был застроен строениями для прислуги и хозяйственными постройками, образовывавшими уютный и закрытый внутренний дворик. Единственно – у входа были портики с колоннами, а внизу на мраморе выложено мозаикой слово «сальве» – добро пожаловать.

Повозка сенатора въехала в ворота такого дома, вошли слуги, и привратник запер ворота.

Юлий на правах старожила показал Илье его топчан в комнате:

– Будем жить вместе.

Илья оказался единственным новичком, прибывшим с сенатором в Рим.

Побросав вещи, они отправились обедать. На корабле прислугу кормили однообразно – похлёбкой из бобов и отварной рыбой с сухарями. Впрочем, военное судно – не передвижная харчевня.

Их накормили ячменной кашей с мясом и горячими лепёшками, потом подали два вида сыра к красному вину, а под конец и вовсе деликатес – оливки в винном соусе. Расщедрился сенатор по случаю благополучного прибытия!

После обеда – сиеста, полуденный отдых. Но Илья выспался на судне, поэтому под храп Юлия просто размышлял.

Во-первых, схватка, пусть и учебная, с Юлием и Лео показала, что он не утратил боевых навыков. Стало быть, не смогла или забыла Макошь лишить его воинского умения. Уже неплохо! А во-вторых, он всё-таки добрался до Рима. Вот только в толк взять не может – зачем он ему? Что его сюда так манило, толкало, звало? Знакомых и родных у него здесь не было и быть не могло, деловых интересов – тоже, не купец он и не промышленник. Но ведь существовало что-то, пока непонятное, толком не осознанное, но тянувшее его в этот город.

После того как Юлий проснулся, он провёл Илью по дому, познакомил с привратником и многими слугами. Вначале Илья не смог запомнить все имена, но главное – чтобы его запомнили, иначе тот же привратник его просто не пустит во двор.

Следующим днём вместе с Юлием они подбирали Илье амуницию, оружие и одежду.

С оружием всё решилось просто – только нож в ножнах. Ходить по городу с мечом в ножнах могли только легионеры, их же принадлежностью были скрещённые ремни портупеи. Рядовые велиты или гастаты носили мечи на правой стороне, поскольку в левой руке был щит. Военачальники, начиная с центуриона, меч носили слева. Кроме того, центурионы имели посеребрённый чешуйчатый панцирь, а гребень на шлеме шёл поперечно.

С одеждой разобрались быстро, поскольку её размеры были таковы, что подходили любому. Туники подобрали две – с рукавами и без них. К каждой – свой пояс. А ещё люцерну – кусок плотной ткани, своеобразная накидка для холодного времени года. А ещё пенулу – одежду, похожую на пальто с капюшоном из толстой ткани. Для ветреной погоды нашлась каракалла – похожее на тунику одеяние с капюшоном, сейчас такую носят католические монахи.

В заключение Юлий вручил Илье личный квач для туалета. Что поделаешь, у римлян не было туалетной бумаги…

Илье хотелось выбраться в город, но Юлий остановил его, сказав:

– Не торопись. Завтра сенатор отправится к своему хорошему знакомому, сенатору Антониусу, в термы. Как правило, возвращается он под утро. У нас будет свободный день, и тогда вместе сходим в город. Если ты не знаешь Рима, то очень легко заплутаешь.

Илье стало интересно. Сенатор на Сицилии две недели провёл, в Риме по полсуток в термах с приятелем общается… Как же он деньги зарабатывает? А то, что сенатор богат, сомнений у него не вызывало. Илья спросил об этом у Юлия.

– Неужели Деа тебе не рассказала? Он же армии зерно поставляет – нет ничего выгоднее.

– Он где-то покупает большие партии?

– Известно где – в Египте, там урожай два раза в год. У него там свои поля, рабы, надсмотрщики.

– Лихо!

– Ещё бы! И он не только зерно поставляет…

На следующий день Юлий с Ильёй отправились в город.

По меркам того времени Рим был огромен. Но окраины приятелей не интересовали, они направились в центр.

Рим стоял на холмах, и с их высоты город был хорошо виден.

Они шли мимо трёх- и четырёхэтажных домов. Когда Илья спросил, кто в них проживает, Юлий пренебрежительно махнул рукой:

– Это наёмные дома, инсулы. А проживает в них плебс, вроде нас с тобой. Ремесленники, мелкие торговцы…

Через полчаса неспешного хода Юлий сказал:

– Это Палантин, почти центр. А дальше – Форум и Капитолий.

Слева шла широкая улица, на которой стояла высокая, метров тридцати, колонна.

– Это Триумфальная колонна Траяна, а дальше – базилика. А это я тебе покажу обязательно, идём.

Они подошли к высокому помпезному зданию с колоннадой.

– Пантеон! Храм всех богов! Идём внутрь.

Здание было высоким, с круглым куполом, в центре которого было большое, метров пяти в диаметре, отверстие, через которое лился солнечный свет. Возле стен были расположены мраморные статуи богов. Огромные, искусно выполненные, они должны были внушать прихожанам уважение и трепет перед их мощью.

– Ты кому поклоняешься, Илья?

– Никому. Неверующий я.

Юлий глядел на него круглыми от удивления глазами:

– Потише, нас могут услышать!

Когда они вышли из Пантеона, Юлий спросил:

– Ты не христианин ли?

– Разве ты видишь у меня на шее крестик? Это символ веры в Иисуса.

– Э-э-э, что может их распятый Бог, кому не делают пожертвования? Разве у тебя на родине нет богов, жрецов, храмов?

– Есть. Я даже помогал богине Макоши.

– Надеюсь, она ответила благодарностью?

– Увы! Она не помогла мне спасти мою возлюбленную.

– Из-за этого ты покинул свою страну?

– Можно и так сказать. Я разуверился в богах.

– Я тебя понял. А то я уж было подумал, что ты из христиан.

– Верить в Христа – преступление?

– Дома расскажу.

По Аппиевой дороге они вышли к Марсову полю – на нём легионеры отрабатывали боевые навыки. По периметру – куча торговцев со съестным, купить можно было любую снедь. Однако Юлий рассудил: зачем тратить деньги, когда в доме сенатора их кормят бесплатно?

Обратно он вёл Илью короткой дорогой.

В одном из узких переулков они увидели странную процессию – двое городских стражников вели связанных между собой четверых мужчин.

– Они преступники? – поинтересовался Илья.

– Хуже – они христиане.

Ответ Юлия удивил Илью:

– Почему «хуже»?

– Иудеи с греками принесли в империю эту ересь. Зловредная братия, они отказываются поклоняться императору и выше всех видят только своего Христа.

– Насколько я знаю, они не кровожадны. Римляне же на потеху публике устраивают гладиаторские бои.

– Народ требует хлеба и зрелищ! Какая беда в том, что гладиаторы, как правило – рабы и военнопленные, сразятся на арене? Значительно больше людей погибает от голода при засухе или в войнах.

Илья понял: Юлий – истый римлянин и язычник, и спорить с ним по поводу веры не стоит. После боёв на Руси между язычниками и христианами Илье была противна сама мысль убивать себе подобных из-за другой веры.

Как и предсказывал Юлий и о чём радостно сообщил привратник, сенатор ещё не вернулся.

На обед была луковая похлёбка с копчёным мясом, жареная рыба, фундук в меду, сырные лепёшки и белое фракийское вино.

Ели не спеша, наслаждались пищей. В конце обеда слуги принесли виноград и персики. Илья наелся от пуза.

Сенатор же не развлекался – он обсуждал в библиотеке при термах ситуацию в империи.

Во времена правления Александра Севера к христианам относились равнодушно, без агрессии. Пришедший к власти Максимин, провозглашённый войском, решил вернуть империю к древним богам. Оба римских христианских епископа – Ипполит и Понтиан – в 238 году были заточены в городскую тюрьму. В этом же году Максимин погиб.

После Максимина императором стал Филипп Араб. Про него поговаривали, что он тайно исповедует христианство.

В Александрии во время языческого праздника произошёл христианский погром. Четверо христиан погибли, но войска Филиппа усмирили погромщиков. Однако вскоре Филипп погиб.

Сейчас же группа сенаторов решала, кого выдвинуть императором. Сенаторы имели во власти всё, знали тайные рычаги власти, обладали богатством, экономической мощью.

Сенаторы долго спорили и едва не передрались, но они не имели за собой военной силы.

Военные решили иначе. Риму угрожали готы, и военные решили, что в условиях грозящей извне опасности императором должен стать один из них. Переворота не было, место императора было пусто, и военачальники провозгласили императором Гая Мессия Траяна Деция. Он родился в Паннонии, римской провинции, в 201 году. Его всецело поддерживал и продвигал родственник – прокуратор провинции Дакия Квинт Деций Виндекс, дослужившийся затем до префекта Рима. В благодарность за заслуги десятому легиону был присвоен титул Дециев.

Придя к власти, Гай Траян Деций в том же году сразу отреставрировал Колизей, сильно пострадавший во время пожара.

В сознании римлян божий мир занимал важное место. Римляне почитают богов, а те берегут и охраняют мир. Христиане отказывались поклоняться языческим богам и приносить им жертвы. Кроме неудовольствия и раздражения нового императора, христиане вызвали презрение жителей.

Деций как военный решил искоренить заразу огнём и мечом. Христиан начали преследовать: клир подвергали заточениям, бичеванию, конфискации имущества и даже казнили. В январе 250 года Деций издал Указ, по которому каждый житель империи должен публично, в присутствии властей, принести жертву и отведать жертвенного мяса. Принёсшие жертву получали «мебелус» – папирус, подтверждавший жертву и поклонение языческим богам. Отказавшийся подвергался гонениям.

Но всё это произойдёт только через полгода. А сейчас сенатор вернулся домой в мрачном расположении духа. Доверенные лица из армейского руководства донесли ему, что армия готова силой поставить императора из своих – Деция. Сервилий его недолюбливал: жесток, хитроват, всегда и везде идёт напролом – настоящий армейский вояка. Но политика – дело тонкое, не все вопросы можно и нужно решать силой. И к тому же за Децием водился грешок – он везде тащил за собой родню и ставил её на хлебных местах. Должности эти не звонкие, не парадные, но прибыли приносят изрядные.

Вот и сейчас был повод для беспокойства. Новая метла по-новому метёт, и новый император со своей роднёй мог запросто отодвинуть Сервилия, как и других патрициев, от кормушки. Передаст заказы для армии, самого крупного заказчика и потребителя в империи, другому – и что тогда? Втихомолку, с глазу на глаз, сенаторы даже обсуждали – не стоит ли подкупить повара или слуг Деция, чтобы подсыпать ему яду в вино? Спорили долго, но к однозначному выводу не пришли.

Армия же действовала быстро, и уже утром Сенат, как и жители Вечного города, услышали о новом императоре.

Сенатор заперся у себя в комнате и в отчаянии заламывал руки. Проморгали, надо было действовать, а не говорить.

Илья, как и Юлий, Лео и другие простые люди, новость восприняли равнодушно. Император должен быть, это как неизменный восход солнца по утрам. Император сидит высоко, дистанция до плебса велика, не докричаться. И что с того Юлию или Илье, что император новый? Был Филипп – стал Деций, ничего не изменилось. Надо так же работать, заниматься насущными делами.

К сенатору стали наезжать высокопоставленные гости. Они приезжали на повозках, кутаясь в каракаллу и закрывая лицо капюшоном. Одного из посетителей Юлий узнал:

– Центурион из преторианцев. Я его раньше видел, когда сопровождал Сервилия на Форум, – шепнул он Илье.

Преторианцы несли охрану императорского дворца, и Илья сразу сделал выводы. Не заговор ли хотят устроить сенаторы? А впрочем, какое ему дело? При любой заварушке хуже становится только простому люду. Богатые же или облечённые властью выходят из передряг без потерь, а иногда и прибавив себе состояние. Как говорится, паны дерутся, а у холопов чубы трещат.

Зато свободного времени прибавилось. Сенатор никуда не выезжал из дома, и Илья стал часто выходить в город. Хоть сейчас он был не воин, прежние привычки остались. Он хотел знать, где расположены важные учреждения – императорский дворец, суд, склады продовольствия, легионы.

С вояками оказалось проще всего, их лагеря были расположены на трёх главных дорогах сразу за городом – виа Фламиния, виа Аппия, виа Остибизис. И ещё – ему было интересно увидеть древний Рим. В его время туристы покупали путёвки, чтобы увидеть развалины древнего города – того же Колизея. А ему улыбнулась удача лицезреть всё в первозданном виде – так зачем пренебрегать такой возможностью? Даже гордость в душе была – ну кто из его современников может похвастать, что хоть одним глазком видел Пантеон или базилики?

Но не зря говорят, что любопытство сгубило кошку. А Илью – и его чувство справедливости, желание защитить слабого.

День был солнечный, Илья не спеша брёл по улице. В этот момент его нагнала необычная процессия: несколько городских стражников гнали перед собой связанных людей. На преступников те не были похожи, слишком прилично выглядели, да и группа по составу была разношёрстной – как мужчины, так и женщины, как молодые, так и старые.

Илья пристроился к замыкающему процессию стражнику – тот посмотрел на него лениво и безразлично.

– Дозволь спросить, служивый, в чём вина этих людей?

– Это самые мерзкие преступники! Они христиане!

Слова эти стражник сказал, как плюнул – с пренебрежением.

Шедшая последней женщина в серой столе споткнулась, но стражник грубо схватил её за локоть и подтолкнул к связанным собратьям.

Илья успел заметить, что это не женщина средних лет, а молодая девушка. И чем-то она напомнила ему его Марью – такой же овал лица, очертания носа, скул. Только волосы тёмные и глаза карие, заплаканные.

– Сколько ты хочешь, чтобы отпустить её? – спросил Илья стражника, указывая на девушку – он уже знал, что стражники не брезгуют подношениями. Как бы невзначай он поднял руку, продемонстрировав перстень и кольцо на пальцах.

Глаза стражника жадно блеснули, он облизал губы.

– Не могу, – с явной неохотой ответил он, – двадцать человек приняли, столько же сдать надо. Не то самого высекут.

Илья даже не задумался ни секунды:

– Ты отпусти её, а я вместо неё буду…

– И кольцо отдашь? – не поверил стражник.

– Отдам.

– Хм, не пойдёт. На тебе крестика нет.

– Уно моменто!

Илья догнал девушку:

– Сними крестик и уходи, я пойду вместо тебя.

От удивления девушка широко раскрыла глаза. Но потом кивнула и связанными руками стянула через голову цепочку.

Илья наклонился, и девушка надела свою цепочку с медным крестиком ему на шею. Оба остановились – стражник был уже совсем рядом.

– Развяжи ей руки. И вот тебе кольцо, как я обещал.

Стражник развязал верёвку, стягивающую руки девушки.

– Быстро уходи, – сказал он ей.

Трясущимися руками стражник стянул кольцо с пальца Ильи и надел себе на большой палец – на других оно бы просто болталось.

– Руки давай, я связать их тебе должен.

Быстро, торопясь, стражник замотал верёвкой запястья Илье.

Девушка же нырнула в переулок.

– Догоняй!

Илья шагал широко; стражник же семенил сзади, время от времени поглядывая на кольцо. Видимо, он посчитал Илью за сочувствующего христианам или за придурочного.

Илья же полагал, что христианам назначат как меру наказания битьё кнутом. Он-то, Илья, выдержит, не хрупкая девушка, которую бич просто изуродует. А потом сбежит, выбрав для этого подходящий момент.

Один из пленников-мужчин обернулся и поискал глазами пленницу, однако увидел Илью. Даже головой потряс – не привиделось ли?

Но в этот момент стражник заорал:

– Ступай, не оборачивайся!

Они шли по району Виринале. Илья уже немного ориентировался в городе и пытался определить – куда их ведут? В суд? Так он левее, между Палантинами и Форумом.

Одни прохожие на улицах при виде процессии смотрели сочувствующе, другие плевали и ругались. Оскорбления и угрозы раздавались чаще. Пленные уже устали, стали спотыкаться, и один из стражников, явно играя на публику, заорал:

– Скоро отдохнёте, шевелите ногами!

Публика издевательски захохотала.

Илья раздумывал, что ему делать – ударить стражника ногой и сбежать? Слишком много вокруг неприязненно настроенных людей. Они не дадут уйти, будут цепляться и ставить подножки.

Впереди уже показался Колизей, в переводе с латыни – колоссальный. И это на самом деле было так – огромное овальное здание из каменных блоков в четыре этажа и овальной ареной. Этажи высокие, все вместе – как современный двенадцатиэтажный дом.

У Ильи появилось нехорошее предчувствие. Правильно ли он поступил, добровольно став пленником?

Пленных завели во внутреннее помещение и поместили в камеру. Она была огромной и могла вместить втрое-вчетверо больше. Вместо четвёртой стены была железная решётка, и свет проникал через неё. Три других стены были глухие.

С пленников сняли верёвки, и люди уселись кто куда. Похоже, они были незнакомы друг с другом, но у всех у них было одно общее – все имели крестики. У кого деревянный, у кого – серебряный или медный. Одно Илье было понятно – людей хватали именно по этому признаку.

К Илье подошёл мужчина, шедший перед ним, и сел рядом.

– А где Диана?

– Не знаю такую.

– Ты лжёшь, на тебе её крестик и её цепочка.

– А кто ты такой – спрашивать меня?

– Я пресвитер Антоний.

Насколько помнил Илья, пресвитер – это какой-то член клира, христианского духовенства.

– Меня зовут Илья.

– Я не видел тебя среди прихожан. По праву ли ты носишь крестик?

Илья был крещён в детстве и носил крестик. Но потом снял его, и он остался лежать дома – там, в далёком будущем…

– Крещён был, – в подтверждение своих слов Илья перекрестился.

Видимо, Антоний опасался, не «подсадная ли утка» Илья? Подслушать, о чём говорят узники, а затем донести суду.

На тот момент в Риме насчитывалось около трёх тысяч христиан. Из служителей культа – 46 пресвитеров, 7 диаконов, 7 поддиаконов и 52 члена низшего клира – привратники и начётники. Почти все христиане знали друг друга в лицо, поскольку встречались на службах. Поэтому Антоний имел в отношении Ильи подозрения.

– А кого из клира ты знаешь? – не унимался Антоний.

– Никого, – честно признался Илья. – Я недавно приехал из Сицилии и служу сенатору Сервилию.

– Тогда объясни мне, куда девалась Диана?

– Насколько я понимаю, это молодая девушка в серой столе?

– Да, я заметил, как ты разговаривал с ней.

– Я выкупил её у стражника за кольцо, а сам занял её место.

Антоний пристально посмотрел Илье в глаза.

– Не пойму, ты настолько великодушен или безумен? Христос велел возлюбить ближних своих, но не все тверды в своих утверждениях. Знаешь ли ты, что это за помещение? – Антоний обвёл взглядом камеру.

– Тюремная камера.

– Правильно. Но городская тюрьма не здесь, это Колизей.

Однако до Ильи никак не доходило, что хотел этим сказать пресвитер. И более того, он заметил, что к их разговору стали прислушиваться другие. Видимо, каких-то тонкостей Илья не знал, и Антоний решил пояснить:

– На арене Колизея проводятся гладиаторские бои.

– Слышал.

– Не перебивай. А ещё на потеху публике здесь предают смерти христиан.

– Как?! – вырвалось у Ильи.

– Как соизволит император, – горько усмехнулся пресвитер. – Иногда на людей выпускают голодных львов, а иногда – городских стражников. У них в руках оружие, и они убивают безоружных христиан – женщин, детей, стариков…

У Ильи по спине пробежал холодок. Похоже, суда и кнута не будет. Забрав чужой крестик, он выбрал для себя тяжёлую участь – мучительную смерть на потеху римлянам.

– Тогда почему вы не объединитесь, не устроите бунт? Или живёте по заповедям: ударили по одной щеке – подставь другую?

– Ты горяч в своих суждениях и не знаешь Рима. Нас слишком мало, а вокруг города три лагеря, полных легионеров. Нас просто перебьют.

– Но и сидеть сложа руки не следует.

– Деций ненавидит христиан больше своих извечных противников – готов. Ты когда-нибудь слышал о Спартаке?

– Конечно. Это гладиатор, поднявший восстание, он собрал целую армию из себе подобных. Устои Рима тогда сильно пошатнулись.

– Ты хорошо знаешь историю Рима. Но болтать языком могут все, я же погляжу, как ты завтра будешь вести себя на арене.

– Разве у меня есть выбор?

– Ты не знал? Завтра в императорской ложе будет сам Деций. Для начала, как это делали до него другие императоры, он предложит нам свою милость и прощение, если мы отречёмся от Иисуса Навина и преклоним колени перед ним, признавая его верховенство.

– Но ведь можно солгать и уйти…

– Перед тем мы должны сорвать с себя крестики, начать топтать их ногами и хулить Христа. Это выше нашего понимания. Предавши единожды – кто тебе поверит?

Илья считал так же.

Пленников не кормили, не давали даже воды. А зачем, если они завтра всё равно умрут?

Антоний отошёл от Ильи и стал беседовать с другими, приободряя – у всех на душе тягостно. Завтра им предстоит умереть, да не в бою с врагом, не почётной смертью, а на потеху публике, разорванными львом. Настроение у пленников упадническое, печальное.

Антоний начал напевно читать псалмы, но почти сразу появился тюремщик:

– Заткнись, не то побью палкой!

Стемнело. Коридор тускло освещался факелами. Издалека доносилось порыкивание льва. Зверюга находился дальше по коридору, в железной клетке.

Большинство христиан в свою последнюю ночь не спали. Кто молился, обратясь лицом к востоку, иные тихо беседовали.

Илья никого из них не знал, да и знакомиться уже не было ни желания, ни смысла. Неужели Макошь отомстила, и это по её желанию, сам того не ведая, он попал в Рим, в Колизей? Не найдя ответа, он уснул, решив про себя – утро вечера мудренее, и для начала надо выспаться, набраться сил.

До полудня следующего дня ничего не происходило. Потом раздался топот множества ног и голоса – в Колизей стал прибывать народ. Римляне жаждали зрелищ, и жестокая потеха и кровь на арене их вовсе не смущали. Шли целыми семьями, несли с собой корзинки с едой на случай, если представление продлится дольше обычного.

По прикидкам Ильи, прошло около часа, когда прибыл император. Пленники не видели этого момента, но слышали. Сначала прозвучали фанфары, потом радостно завопил народ.

– Аве, Деций! Салют, император!

Радостное неистовство продолжалось четверть часа.

В коридоре, за прутьями решётки, появились городские стражники. Они были похожи на легионеров, но шлем был без гребня, простой, и сами легионеры были без портупеи и щитов. В остальном – такие же свирепые физиономии, мечи в ножнах.

Пленники стали обниматься, несколько женщин не сдержались и заплакали.

– Выходите! – закричал один из стражников. – Стройтесь один за одним – и направо. Вам выпала великая честь лицезреть самого императора. И если кто-нибудь решит сохранить свою ничтожную жизнь, вымолить у равного богам прощение – срывайте с себя кресты и на колени! Если император будет милостив, он сохранит вам жизнь.

И добавил уже тише:

– Как по мне, так я вас перебил бы прямо здесь…

Пленники прошли по длинному коридору под трибунами. Слышно было, как наверху в нетерпении топали ногами по каменным трибунам зрители.

Вот и выход. От яркого света резануло по глазам, и на секунду Илья зажмурился.

Шум просто оглушал. Колизей был огромен, вмещал до 50 тысяч зрителей, и сейчас трибуны были полны.

Большая арена была пустынна. Пленников вывели точно в центр.

Рёв трибун смолк. В императорской ложе, украшенной благородным лавром и личным штандартом, сидел Деций в белоснежной тоге, и рядом с ним – несколько гостей.

Император встал, и Колизей взорвался приветственными криками.

Деций насладился приветствиями зрителей, потешил своё тщеславие, а потом вскинул обе руки вверх. Шум смолк.

– Приветствую вас, свободные граждане Рима!

И опять приветствия горожан.

Император благосклонно кивнул, шум смолк.

– Перед вами на арене изменники веры наших предков. Мы вправе их судить по законам империи.

– Да! – заорали трибуны.

– Вам решать, насколько тяжела их вина, достойны ли они жить или должны умереть?

Люди на трибунах снова завопили, и Илья увидел, как они вытянули вперёд кулаки с оттопыренным большим пальцем. Раньше Илья на стадионах не был, зато голливудские фильмы смотрел. Он искренне считал, что если большой палец смотрит вверх – это знак сохранить человеку жизнь, если вниз – он достоин смерти.

В жизни всё оказалось не так. Хоть вниз был обращён палец, хоть вверх, всё одно – смерть.

Кулак символизировал меч. И если меч должен остаться в ножнах, все пальцы будут сомкнуты вместе, в кулаке – это символизировало просьбу о сохранении жизни. Если же большой палец был оттопырен в сторону – меч долой из ножен, человек достоин смерти.

Сейчас все присутствующие на трибунах держали большой палец в стороне от кулака – они жаждали крови.

Император обвёл взглядом стадион:

– Властью, дарованной мне богами, я имею право миловать – Рим всегда отличался великодушием.

При этих его словах Илья чуть было не поперхнулся.

Деций же продолжил в полной тишине:

– Спрашиваю вас, поклонники чужой и чуждой веры в распятого и мёртвого Бога – упорствуете ли вы в своей вере? Или желаете сохранить себе жизнь? Если таковые найдутся, подойдите ближе, снимите нательный крест как символ христианства, бросьте его на землю и топчите его ногами! А после на коленях кланяйтесь императору и народу! Обещаю отступникам веры сохранить жизнь!

Стоящий рядом с Ильёй парень сказал:

– Знаем мы его милость, сошлёт в Африку на каменоломни. Через полгода от непосильной работы и кнута надсмотрщика всё равно сдохнешь…

Над стадионом нависла тишина. Никто из христиан не вышел вперёд, не сорвал нательный крест – все были готовы принять смерть.

Император кивнул. Иного ответа он и не ожидал, иначе бы сорвалось всё представление, и плебс был бы разочарован. Такого исхода Децию не хотелось бы. Давно ведь известно, что народ жаждет хлеба и зрелищ, и тогда он не будет бунтовать, а станет любить своего императора.

А Деций только пришёл к власти. В армии его уважали за жесткость и решительность, но ему было этого мало. Сейчас он на вершине власти и жаждал всенародного почитания и обожания. Он хотел, чтобы его помнили так же, как Александра Севера или Максимина, ему нужна была слава любой ценой.

Император махнул рукой и сел.

Илья озирался по сторонам. Руки не связаны, а бежать некуда, у всех входов стоит вооружённая стража. Да и плебс не даст уйти.

В центре трибун, внизу, под ложей императора – поднятая железная решётка. Четверо стражников на тележке выкатили на арену клетку со львом. Зверюга метался по клетке и взрёвывал.

Стражники ушли, и их сменили двое других – с копьями. Копья были короткими, метра два – на Руси такие использовали как метательные.

Один из стражников сдвинул копьём защелку, второй встал сбоку, выставив вперёд копьё.

Железная дверца клетки распахнулась, и лев выскочил наружу.

Стражники с копьями попятились назад, зашли в проход под трибунами, и железная решётка опустилась. Оказавшись в безопасности, стражники припали к решётке. Очень удобное местечко: и всё действие будет отлично видно, и личная безопасность гарантирована.

Лев повёл головой, осмотрелся и огромными прыжками кинулся к людям.

Мужчины стояли плечом к плечу, а женщины не выдержали, побежали.

Инстинкт хищника – догнать жертву, и он сработал. Лев изменил направление бега и прыгнул на спину одной из женщин. Короткий предсмертный крик человека и рычание зверя – низкое, хриплое, утробное – слились в один звук.

Женщина умерла быстро, не мучаясь. Лев начал терзать свою жертву, и публика на трибунах, глядя, как он вырывает из тела женщины куски плоти, радостно заорала. Вся морда зверя была вымазана в крови.

Снова поднялась решётка, стражники выкатили тележку и выпустили на арену ещё одного льва. Издав мощный рык, он большими прыжками кинулся к людям. Вот он уже рядом.

Илья решил попробовать приём, который он применил против пса, когда его преследовали люди воеводы. Он сделал шаг вперёд, вытянул руку и повернул её ладонью вниз. И смотрел в глаза зверю. На самом деле он не очень верил в то, что у него всё получится.

Но лев замедлил бег, пригнул голову и глядел на Илью исподлобья. Глаза зверя были злобными, и выдержать его взгляд было тяжело. Илья глаза не отвел. Однако лев перешёл с бега на шаг, потом улёгся и коротко рыкнул.

Толпа зрителей негодующе закричала. Плебс стал топать ногами, свистеть, бить в деревянные колотушки – шум поднялся невообразимый.

Лев шевелил ушами, но попыток подняться с земли и атаковать не предпринимал.

Возмущённые таким поведением зверя, стараясь попасть в него и обозлить, зрители стали бросать на арену яблоки и груши.

Потом из железных ворот выбежали два стражника с копьями, осторожно приблизились ко льву сзади и стали колоть его остриями.

Зверюге такое неделикатное обращение не понравилось. Но он не побежал к христианам, а кинулся на обидчиков. Одним ударом мощной лапы лев сломал древко копья, отбросив в сторону одного стражника и прыгнув на другого. Тот успел подставить копьё, но на мгновение промедлил, и стальной наконечник поцарапал шкуру животного.

Лёгкое ранение только обозлило зверя. Он вцепился когтями в лицо стражника и рванул, сняв скальп. От страшной боли стражник закричал, и лев зубами вцепился ему в горло. Пара секунд – и откушенная голова откатилась в сторону.

Возмущению зрителей не было предела. Из-за решётки на поле выбежал с десяток стражников – половина из них несла длинную прочную сеть. У других в руках были копья и мечи в ножнах – копья были не метательные, а боевые.

На зверя накинули сеть, набросились на него, буквально спеленали и волоком потащили к проходу под трибунами. Убрав первого льва, стражники побежали ко второму.

Лев видел, как поймали его собрата, и кинулся убегать, а когда цепочка преследователей растянулась, резко развернулся и бросился на ближайшего к нему стражника.

Смерть человека была быстрой. Лев буквально откусил ему руку и разодрал когтями живот.

Подбежали стражники. Сеть уже не набрасывали, а вонзили в льва копья, почти проткнув зверюгу насквозь. И пока лев рычал и бился в агонии, его рубили мечами.

Публика получила совсем не то зрелище, которое жаждала увидеть. Народ кричал, свистел, негодовал. Император встал и демонстративно покинул ложе. С ним удалились и гости.

Стражники, убив льва, стали гнать христиан к проходу с железной решёткой. Действо не удалось.

Пленников загнали в ту же камеру, а народ, обсуждая и осуждая плохо подготовленное зрелище, разошёлся.

Пленники были потрясены. Утром ещё каждый думал, что этот день будет для него последним, но группа потеряла всего одну женщину.

Христиане кинулись обниматься, потом, как по команде, встали на колени лицом к востоку и начали читать молитвы, благодаря Христа за спасение.

Всю ночь пленники не спали, уже сутки ничего не ели, сегодня несказанно переволновались – на их глазах лев убил христианку из их числа, поэтому после молитвы улеглись спать, выпавшие на их долю испытания сильно утомили.

Илья вздремнул ночью и потому сейчас спать не лёг. Он сидел, опершись спиной о стену камеры, и размышлял о происшедшем.

К нему подошёл пресвитер и присел рядом.

– Как тебе удалось?

– Ты о чём?

– Льва усмирить. Или ты в своей стране был укротителем?

– Нет, Антоний, в моей стране львы не водятся.

На Италийском полуострове львы в те времена водились, и Антоний, видимо, полагал, что и в остальных странах так же тепло и водятся такие же животные, как и в империи.

Собственно, почти весь цивилизованный мир жил вокруг Средиземного моря. На северных его берегах Римская империя и Испания, на южных – уже захваченный римлянами Карфаген.

– Спасибо, что избавил меня от ужасной смерти в пасти льва. Не иначе – Господь вразумил. – Антоний уставился на Илью так, как будто впервые увидел его.

– Может быть, – задумчиво сказал тот.

– К завтрашнему дню римляне придумают новую пакость, – молвил Илья. – Сегодня зрелище не удалось, но завтра нас будут убивать.

– Не сомневаюсь.

Представления – бои гладиаторов или схватки хищников с людьми – шли почти каждый день в течение праздников. А праздновали подолгу, те же сатурналии шли две недели. И почти каждый месяц – праздник в честь какого-то бога – Пантеон велик.

Илья улёгся на утоптанную до каменной плотности землю. Зачем сидеть, если можно лежать? Без еды он обходился легко, но вот пить хотелось.

– Как думаешь, Антоний, что они устроят завтра?

– Или вооружённых стражников на нас выпустят, или гладиаторов. Хотя гладиаторов не по закону… Раб не имеет права убивать гражданина, пусть и узника.

Илья римских законов не знал, да и жалеть о том было поздно.

Антоний прилёг рядом, сомкнул веки.

– Антоний, если стражники будут вооружены, нам оружие дадут?

– Ты смеёшься?

– Гладиаторы ведут смертельные бои на арене, но оружие есть у обеих сторон.

– Неужели ты не понял? Христиане на положении худшем, чем гладиаторы.

– Разве поклонники Иисуса делают что-то предосудительное? Нельзя убивать за веру. Одним нравится Юпитер, а другим – Иисус.

– Ты это Децию при встрече расскажи.

– Если только на небесах…

– Он туда не попадёт, у него свои боги, – убеждённо ответил Антоний.

Пресвитер быстро уснул, Илья же размышлял. Если завтра на арене против них выпустят не льва, а вооружённых стражников или гладиаторов, что предпринять? Был бы хоть нож! А с голыми руками бросаться на вооружённых мечами и обладающих боевой выучкой стражников – чистое безрассудство. Но и дать себя зарезать, как барана, Илья не собирался. Дать отпор и умереть, как мужчина, если нет иного выхода. И уж коли складывается судьба таким образом, он собирался напоследок громко хлопнуть дверью. Хоть одного, а лучше – двух римлян он заберёт с собой на небеса, пусть торжество зрителей будет омрачено. Не видать им чистой победы над христианами.

Когда пресвитер проснулся, Илья повернулся к нему:

– Кто-нибудь из твоих людей, находящихся здесь, воевал? Я имею в виду – кто-нибудь имеет боевой опыт?

– Что ты задумал, Илья?

– Если завтра на арену против нас выставят вооружённых стражников – дать бой.

– Голыми руками? Нас всё равно убьют…

– Вчера вечером ты говорил, что сегодня нас съедят львы. Но ты ошибся, и мы живы. И если завтра мы сумеем дать отпор, это произведёт благоприятное впечатление на зрителей, и они покажут кулаки. Император может встать на сторону большинства.

– Нас сошлют в каменоломни.

– Мне не нравится твоё настроение. Что ты всё заладил – умрём, умрём… Человек рождён, чтобы жить, и только один Господь знает, сколько кому отмерено.

– А непротивление злу?

Илья только огорчённо вздохнул. И этот человек – пастырь? По его личному мнению, любой руководитель на своём уровне должен стремиться, чтобы люди, доверившиеся ему, были живы и жили лучше. По крайней мере, пресвитер должен паству воодушевить, а у Антония уныние – сам по себе грех.

– Так ты не хочешь мне завтра помочь? – Илья был настойчив.

– Если ты христианин, ты должен знать, что после смерти земной наступит жизнь небесная, вечная.

– Ну да, райские кущи, – пробормотал Илья.

На пресвитера и его людей надеяться не стоило, не помощники они ему. Зря! Выходит, одному биться за свою жизнь придётся.