Глава 12
– Шарлотта, – держу прекрасную руку моей дочери в своей ладони. Бледно-розовый лак на ее ногтях, нанесенный мной пару недель тому назад, все еще держится, а сами ногти отросли и теперь похожи на лепестки какого-то экзотического растения. Я запоминаю, что в следующий раз нужно принести маникюрный набор. – Шарлотта, я твоя мама, я пришла к тебе.
За окном стоит великолепный день. Светит солнце, небо – голубое, без облаков, а воздух чистый и звенящий, весь наполненный запахом цветущей жимолости. Но когда я проснулась сегодня утром, я даже не заметила солнца, светящего сквозь занавески. Первым делом я заметила холодную клеенку больничной кровати.
– Шарлотта, милая моя, – я провожу пальцем по тыльной стороне ее ладони. У нее невероятно мягкая кожа. – Мне надо поговорить с тобой о твоем папе.
Монитор, фиксирующий сердцебиение, в углу комнаты отсчитывает совершенно ровный ритм.
– Шарлотта, та тайна, о которой ты написала в дневнике, – я склоняюсь вправо, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает из коридора, но коридор пуст, на всякий случай я все же говорю полушепотом. – Там речь шла про твоего папу. Не так ли? Он причинил тебе какой-то вред, а меня не было рядом, чтобы защитить. Не смогла остановить его, предотвратить это, я просто не могла подумать, что…
Протягиваю руку к стакану с водой, чтобы сделать глоток, у меня внезапно пересохло во рту.
– Что же случилось?
Я поворачиваюсь, высокая, худенькая девушка смешанных кровей стоит в дверном проеме, в руке у нее букет нарциссов, завернутый в целлофан.
– Простите, миссис Джексон. – Кейша полуулыбается. – Не хотела вас прерывать. Я думала, так, заскочу, чтобы можно было… – выражение ее лица сменяется на грустное, как только она смотрит на Шарлотту. Трясет головой. – Да, не важно.
Она проходит в комнату и садится напротив меня. Не могу скрыть, что ее смелость меня удивляет. Вошла без приглашения. Неужели это та же самая девушка, которая висела на рукаве Дэнни, словно не могла без его помощи стоять на ногах? Она открывает рот, чтобы заговорить, потом, видимо, решает еще раз обдумать то, что собирается сказать, и встает. Снимает целлофан с букета и запихивает нарциссы – как есть – в вазу, в которой уже стоят тюльпаны, я купила их на прошлой неделе. Потом снова садится и ерзает на стуле, словно ей неудобно сидеть.
– Не то чтобы я тут подслушивать пришла, – Кейша смотрит на меня темными глазами, – но что вы говорили про ее отца?
Я отворачиваюсь.
– Ничего такого не говорила.
– Нет, правда! – в ее голосе слышатся насмешливые нотки. – Потому что я поклясться могу, вы говорили что-то об отце и интиме.
– Что, прости?
– Интиме, – Кейша улыбается, когда произносит это слово. – О всякой порнографии, которую Шарлотта увидела в компьютере отца, да?
Кейша пожимает плечами.
– Ну, Шарлотта мне сказала, что у нее сдох компьютер, когда она переписывалась с другом, и она пошла воспользоваться компьютером отца. Ну и там было порно разное…
– На компьютере Брайана?
– Ага. – Кейша старается скрыть улыбку в ладони.
– Кейша.
– Что?
Я изо всех сил стараюсь подавить тошноту, подкатывающую к горлу.
– Кейша, Шарлотта что-нибудь говорила про Кей Дога?
Кейша заправляет за ухо завиток волос.
– Да все о нем говорят.
– Шарлотта писала тебе с мобильного. – Я говорю медленно и стараюсь не потерять взгляд Кейши, сохранить с ней контакт, с этой молодой женщиной, которая сидит напротив меня. Не может быть, не может быть! Не может быть, чтобы эта беседа происходила на самом деле. – Это она тебе послала эсэмэску о том, что ее отец извращенец?
Кейша кивает.
– Ну да.
– Потому что нашла у отца порно на компьютере, да?
– Да, она совсем повернулась на этой теме, – Кейша смеется, а у меня холодеет в жилах кровь. – Сказала мне, что хочет сбежать из дома, и вообще. Но на компе было совсем обыкновенное порно, не то чтобы там…
– И она никогда с тобой не обсуждала, что ее отец, ну, скажем так, приставал бы к ней или вел себя как-то неподобающим образом, сексуально ее домогался?
– Да боже, нет! – Кейша смотрит на меня испуганно. – Конечно, нет. Шарлотта обожает отца. Всегда твердила про то, как он собирается спасти мир от глобального потепления или чего-то такого. Она бы мне точно сказала, если бы он ее хоть пальцем тронул.
Я смотрю на нее, слишком пораженная, чтобы сказать хоть слово. С одной стороны, я успокоилась, с другой – напугана. Успокоилась потому, что есть очень логическое и простое объяснение эсэмэске Шарлотты, а напугана из-за тех обвинений, которые я адресовала мужу. Страдающий облик Брайана возник перед моими глазами, и я откинулась в кресле, в котором сидела. О чем я только думала? Что я наделала?
– Миссис Джексон? Миссис Джексон? С вами все в порядке? Может, вызвать вам медсестру?
Кейша говорит со мной, а я не могу ответить ни слова.
– Дать вам воды?
Слышу, как скрипнул ее стул, как она открывает кран и пускает воду, как вода льется в стакан.
– Простите меня, – говорит она, как только дает мне в руки стакан. – Я не должна была рассказывать вам про порно. Вы в шоке, мне не следовало вообще ничего рассказывать.
– Да нет, – я делаю глоток, – я рада, что ты мне рассказала. Правда. Кое-что прояснилось, но… – я смотрю в ее темные глаза, – но это же не ты подбросила нам мобильник Шарлотты в ящик для почты?
– Мобильник Шарлотты? – Кейша трясет головой. – Да нет, это не я. Я даже не знаю, где вы живете. Вы уверены, что вы в порядке, миссис Джексон? Мне совсем несложно будет пойти и привести медсестру, если у вас недомогание или что-то в этом роде.
– Нет, спасибо, – отдаю ей стакан с водой и выдавливаю из себя улыбку, – я в порядке, честное слово, я просто поняла, что ошиблась. Ужасно, ужасно ошиблась.
* * *
Плачу всю дорогу домой. Плачу, когда выхожу на улицу из больницы и когда звоню Брайану по мобильному. Плачу, когда мобильник Брайана предлагает мне оставить голосовое сообщение, плачу, когда звоню Марку, а тот говорит, что муж на совещании. Когда сажусь за руль, слезы льются уже неостановимым потоком, льются и льются, пока еду по Эдвард-стрит, проезжаю Павильон и дальше по Норд-роуд, Вестерн-роуд и наконец добираюсь до дома. Все еще всхлипываю, когда отпираю входную дверь. Потом замечаю маленькую фарфоровую фигурку лепрекона на пороге и перестаю плакать.
Я кричу.
* * *
Суббота, 17 декабря 1990
Последний месяц (или около того) с Джеймсом был просто отвратительным. Мы то ссорились, то мирились, наши отношения напоминали езду на американских горках, и я серьезно подумывала о том, чтобы уйти от Джеймса, причем думала об этом часто. Я начала чувствовать, что он просто не выносит состояния счастья, и, когда между нами все хорошо, он непременно все портит, делая или говоря что-то по-настоящему ранящее.
Например, после того как мы посмотрели Шекспира в Парке (я почти визжала от радости, когда он принес билеты, всегда хотела сходить туда) и шли, прогуливаясь, через Реджент-парк рука в руке, смеялись, вспоминая сцену с Бенволио, а потом Джеймс заметил, как я мимолетно посмотрела на мужчину, который шел за нами. Я-то просто посмотрела, без всякой задней мысли, но тот мне улыбнулся, а потом скрылся из виду.
– Ты с ним трахалась, да?
Прямо вот так и спросил. Откуда он это взял… я сказала Джеймсу, что он выглядит смешно, а Джеймс аргументировал свой ужасный вопрос тем, что я, дескать, флиртовала, смотрела эдаким щеночком на актера, который играл Меркуцио, в финале. Я обозвала Джеймса дураком, он очень разозлился, ответил, что это все очень в моем стиле – перевести все стрелки на него, конечно, у меня ведь университетское образование, а у него-то нет, и вообще, что если я так высоко себя ценю, то, может, оно лучше просто взять и расстаться, чтобы я могла гулять с кем-то более, так сказать, образованным. Я, разумеется, начала его переубеждать, что он – один из самых образованных людей, кого я знаю, образование, кстати, ничего общего не имеет с настоящей интеллигентностью, и вообще хватит превращать милую беседу в черт знает что, а ему хорошо бы взять и извиниться передо мной за то, что обвинил меня во флирте. Он на это ответил, что извиняться не собирается, уже устал передо мной извиняться и что у него ощущение, что куда бы он ни попал, постоянно что-то меня ранит, и он должен постоянно думать о каждом сказанном слове, и лучше нам расстаться. Ну и я расплакалась, не могла поверить, что от смеха и приятного ощущения его руки в моей руке мы вот так вот быстро дошли до мысли расстаться буквально из-за ничего.
Я села на первую попавшуюся скамейку и плакала, плакала, плакала, пока Джеймс просто не сел рядом. Какое-то время он молчал, потом, когда я уже думала, что мое сердце вот-вот разорвется, он меня обнял и сказал, что устал от наших сражений и что любит меня больше собственной жизни и видеть не может, как я плачу. Мы в итоге не расстались, он сказал, что просто не сможет меня отпустить. Никогда.
Этот сценарий мы проходили уже несколько раз за последний месяц – пара светлых дней, потом ни с того ни с сего он срывается, я плачу, Джеймс успокаивает меня, наступает период спокойного житья, а потом… все повторяется сначала. Меня все это совершенно измотало, и я уже начала подумывать о том, что мысль расстаться – не такая уж плохая, в конце концов, – но Джеймс преподнес мне сюрприз.
Он позвонил в четверг, сказал, чтобы я отменила все планы и собрала чемодан, взяла паспорт и ждала его в аэропорте Гейтвик. Я была очень удивлена. Такие дела приключаются только в фильмах с Мэг Райан, а не в настоящей жизни. Я старалась убедить его, что лететь куда-то на выходные – дорого, что мы не можем себе этого позволить, но он ответил, что сам знает, может он что-то позволить или нет, а мне стоит просто заткнуться и паковать вещи, как хорошая девочка, или я сама испорчу сюрприз.
Меня не нужно было просить дважды, и когда я прибыла в аэропорт, Джеймс раскачивался на каблуках ботинок вперед-назад, так он был взволнован.
– Давай, давай, – он забрал у меня чемодан, взял меня за руку, и мы понеслись к регистрационной стойке «Бритиш Эйрвейз». Я вздохнула, когда увидела место назначения.
– Прага? – я смотрела на Джеймса с восхищением. – Мы летим в Прагу?
– Ага, – Джеймс легко меня приобнял, – я подумал, что мы можем отпраздновать Рождество в одном из самых романтических городов мира.
Я бросилась ему на шею и тоже его обняла. Прага! Как он догадался? Я всегда хотела туда слетать, но не обмолвилась ни словом. Как будто он уже знал меня лучше, чем я сама.
Стыдно признаться, но, прилетев в Прагу, всю первую ночь мы носа не казали в город: все время провели в постели, поедая заказанные в номер яства, занимаясь любовью и смотря ужасно дублированные фильмы по местному ТВ. Но на следующий день, надев лучшую обувь для прогулки, захватив камеры и карту (я даже поинтересовалась, не был ли Джеймс военным, столь тщательно он спланировал нашу поездку), мы отправились гулять по королевскому маршруту. Начали с Градчан, потом пересекли мост Чарльза (статуи на нем потрясающие). После прогулки мы утомились и вернулись в отель отдохнуть (заняться сексом) и принять душ. Когда я спросила, что Джеймс запланировал на вечер, он ответил, что это будет сюрприз. Но к вечеру я должна накраситься, нарядно одеться и сделать прическу.
Меня приятно удивило, что Джеймс позвонил на ресепшен и попросил прислать за нами такси (у меня были слишком высокие каблуки, чтобы вести самой или идти пешком), но сюрприз я так и не разгадала. Куда мы собирались, я не знала. Вероятно, в какой-нибудь джаз-клуб, потому что Джеймс – большой фанат джаза, но в ответ на такое мое предположение он покачал головой и сказал мне, чтобы я перестала гадать. Когда мы проехали мимо джаз-клуба, я заметила баржу на реке, и мое сердце дрогнуло. Я ни разу не была в речном круизе, и вот мы, похоже, сейчас отправимся на прогулку по ночной Праге, над водой будут играть прелестные цветные огоньки, а небо будет переливаться королевской синевой.
Несмотря на то что судно было обставлено великолепно, вечер не задался с самого начала. Джеймса разочаровали холодные и горячие закуски (туроператор, у которого Джеймс заказал эту поездку, уверял, что это было трехзвездочное обслуживание). На палубе было всего два шумных столика. Когда бармен принес шампанское, оно оказалось теплым (какая-то проблема с холодильником). Джеймс врезал кулаком по барной стойке, но я постаралась уладить ситуацию, предложив выпить пива, потому что Прага славится им. Когда мы проплывали под мостом Чарльза и миновали Национальный театр, Джеймс начал расслабляться. После получаса катания он взял меня за руку и предложил пойти посидеть на верхней палубе. Я беспокоилась, что на нее пойдет кто-нибудь из дебоширов, но, к нашему счастью, вся она целиком принадлежала лишь нам двоим.
– Вот так будет лучше, – Джеймс снял с себя и надел на меня свой пиджак. – Вся это красота лишь для нас двоих.
Я уткнулась ему в плечо. Вид и правда открывался потрясающий. Словно мы попали в великолепный сон, даже Лондон проигрывал Праге, честное слово. Я достала камеру и стала снимать королевский дворец, он весь светился, когда мы проплывали мимо, и я почувствовала, что Джеймс куда-то отошел. Предположила, что он решил тоже поснимать своей камерой, и забыла. Но пару минут спустя, довольная снимками, я хотела подойти к нему, а оказалось, что его нет. Его не было рядом со мной. Он стоял на коленях на палубе, на лице у него было крайне нервное выражение, а в руке он держал маленькую бархатную коробочку.
Я едва могла дышать.
– Сьюзан Энн Маслин, ты самая красивая и самая добросердечная, заботливая и милая женщина из всех, кого я в своей жизни встречал. Ты мой дорогой ангел, и я тебя не заслуживаю, но… – тут он открыл коробочку. Прекрасное кольцо с алмазом и сапфиром подмигнуло мне. – Ты выйдешь за меня и сделаешь самым счастливым мужчиной на свете?
Я руками закрыла рот и расплакалась.
Джеймс, кажется, был шокирован такой реакцией.
– Это же не отказ?
– Не отказ, нет! Да! Да! Да! Конечно же я выйду за тебя!
Не помню, что было дальше. То ли мы обнялись, то ли поцеловались, или Джеймс надел мне кольцо на палец, но четко помню, что он сказал, что это кольцо его бабушки и что он думал: никогда не найти женщину, которую смог бы полюбить так сильно, чтобы это кольцо ей отдать. А теперь он не может ждать ни минуты, чтобы провести со мной всю оставшуюся жизнь.
Оставшийся уик-энд прошел как в тумане. Один волшебный момент сменял другой волшебный момент, рука об руку мы гуляли по Праге, смеялись, разглядывая астрономические часы, подталкивая друг дружку по ступеням ратуши Старого города, – но больше всего я запомнила, как лежу в кровати в объятиях Джеймса в три часа утра, он гладит меня по щеке, низким голосом рассказывает, какие нас ожидают чудеса в будущем, в нашей совместной жизни, а потом мы оба засыпаем, и я чувствую себя самой счастливой женщиной на земле.
