Лелея мечты о торжестве национал-социализма в мировом масштабе, Адольф Гитлер хорошо осознавал, что реализация его планов требует многочисленных кадров борцов за идею. В своей книге «Майн кампф» («Моя борьба»), написанной в 1923 году, он провозглашал: «Мы вырастим молодежь, перед которой содрогнется весь мир, молодежь требовательную, резкую и жестокую. Я так хочу. Наша молодежь должна отличаться всеми этими качествами, должна быть безучастной к страданию. Я хочу в ее взоре видеть блеск глаз хищного зверя».

Первым этапом на этом пути была молодежная организация «Гитлерюгенд», в которой главная роль отводилась летним лагерям — три летних месяца в течение четырех лет.

…Лагерный городок просыпался в пять утра. На фоне живописных пейзажей альпийских предгорий трубили горны, возвещавшие побудку, и 3 тысячи юнцов от 14 до 18 лет бросались в ледяную озерную воду. После завтрака, который состоял из кружки ячменного кофе и ломтя хлеба, — парад на плацу с развернутыми знаменами, под барабанный бой.

После завершения парада в течение двух часов проводился бой в лесу, затем два часа отводилось на стрелковую подготовку и еще два — на занятия спортом. В двенадцать — обед со строго высчитанным количеством калорий. С часу до трех с юношами проводилось расово-политическое обучение. Потом, до вечерней поверки, снова строевая подготовка, спорт, прикладная топография с коротким перерывом на легкий ужин. Общая тема занятий всего лета — «Подразделения пехотного полка в наступлении и обороне».

По окончании школы стопроцентные арийцы могли поступать в один из тридцати вузов национального политического образования. Помимо анкеты и школьного аттестата, для поступления необходимо было представить характеристику из «Гитлерюгенда», спортивную зачетную книжку, родословную семьи за два последних века, а также рекомендацию от члена нацистской партии. Срок обучения в институте исчислялся двумя годами, которые были заполнены строевой подготовкой, занятиями по военному делу, спортом и главное — глубоким изучением нацистской идеологии, в том числе расовой теории, евгеники, геополитики.

Лучших выпускников этих учебных заведений, по 30 человек из каждого, направляли затем юнкерами в орденские замки СС: Мариенбург, Фогельзанг, Зонтгофен и другие. Там закаляли дух, давали всестороннее физическое развитие, приучали к беспрекословному повиновению и продолжали углубленное военное и политическое обучение.

Дисциплина в замках СС отличалась крайней строгостью. Подъем по свистку дежурного в пять утра, затем два километра бегом до горной речки, купание в ледяной воде и бегом обратно. В шесть часов — истинно спартанский завтрак из овсянки и минеральной воды, и до обеда — шесть часов занятий теорией оружия, стрельбами и строевой подготовкой в лучших прусских традициях. Ужин был короткой передышкой между политзанятиями и спецдисциплинами и уборкой территории. И в десять вечера — отбой. За нарушение режима и проступки могли на целый месяц оставить без ужина или лишить сигарет, сажали на несколько суток в карцер.

На спецдисциплинах юнкера, уподобившись самым настоящим ковбоям, объезжали диких лошадей — годовалых арабских жеребцов. После недолгой, но крайне интенсивной подготовки, они, словно гладиаторы на арене, голыми руками боролись со специально обученными эльзасскими овчарками-людоедами. Воспитанники замков СС принимали участие в тактических учениях с использованием боевых патронов и гранат. Опасные альпинистские походы чередовались с бешеной ездой на мотоциклах. Мотоциклы вскоре заменялись бронемашинами, а уже с броневиков юнкера пересаживались на легкие танки.

Проводились специальные занятия, на которых юношам демонстрировалось действие отравляющих газов на морских свинках и собаках. Анатомия и патология человеческого организма изучалась на трупах заключенных, привезенных из концлагерей. На этом же материале юнкера учились останавливать кровотечение и обрабатывать раны, а заодно привыкали к крови и трупам. Срок обучения в орденском замке — 10 месяцев ежедневных занятий по 12 часов в сутки.

После орденского замка СС юнкер попадал в военное училище СС. Вот некоторые выдержки из воспоминаний бывшего эсэсовца.

«После первого же тридцатикилометрового марш-броска мои друзья попали в лазарет. А муштра? Боже правый! „Лечь! Встать! Бегом вперед! Отжаться двадцать раз! Встать! Лечь! Встать! Бегом!“ И так час за часом, под палящим солнцем на бетонном плацу, в грязи полей, в заснеженных горах при вьюжном ветре. Четыре часа строевых занятий ежедневно. „Винтовку в караул! На плечо! К ноге! Тяни ногу! Это вам не санаторий, скоты! Присесть двадцать раз! Отжаться двадцать раз! Бегом вперед! Лечь! Встать!“

Практиковались тактические занятия: „бой в лесисто-болотистой местности“, „бой в городе“, „штурм укрепленной полосы“ и т. д.; стрельбы из всевозможных видов пехотного оружия — от пистолетов до крупнокалиберных пулеметов. Тщательно изучались все виды русского стрелкового оружия, лекции по стратегии и тактике проводились с разбором всех сражений на огромных макетах. Да, муштра была чудовищной. Но мы не считали, что она попирает наше человеческое достоинство, как твердили о том „красные“. Она каленым железом выжигала из нас сострадание и мягкотелость».

Тот же эсэсовец вспоминал, что во время его обучения в орденском замке один из юнкеров не вынес муштры и застрелился. Другого обвинили в симуляции и буквально загоняли на плацу. Позже юнкер умер в карцере от гнойного аппендицита. Двое погибли на тактических учениях — они по неосторожности подняли головы во время обстрела боевыми патронами. А когда проводилась драка с собаками, огромная овчарка-людоед так изувечила одного из юнкеров, что тот навсегда остался инвалидом.

Но самым жестоким испытанием по праву считался выпускной экзамен в военном училище СС. Десять курсантов становились в ряд, а напротив них, в сотне шагов, стояли десять танков. За двадцать минут нужно было успеть вырыть саперной лопаткой в глинистом грунте окоп на такую глубину, чтобы танк проехал поверху и не раздавил человека.

«Все мы орудовали лопатами, как одержимые, — вспоминает эсэсовец, — не замечая вокруг ничего, кроме приближающихся танков. Окровавленные ладони горели, пот ел глаза, сердце бешено колотилось. Я думал только о том, как не потерять голову — мускулы и сердце должны были выдержать. Танки совсем близко — окоп или могила?.. Такого страха мне не приходилось испытывать больше никогда. Бросаясь на дно ямы в самое последнее мгновение, я увидел прямо над собой огромные звенья гусениц. Обхватив голову руками, вжался в землю. На голову сыпались комья земли… Совсем близко раздался чей-то предсмертный дикий крик, в нос ударили выхлопные газы. Когда все было кончено, я узнал, что танки раздавили насмерть двоих из десяти человек. Третий не выдержал и бросился бежать. Потом его списали в штрафной батальон. Погибших, а их еще прибавилось из других десяток, хоронили с воинскими почестями.»

Такое воспитание получали «сверхлюди», «элита мужского начала германской расы», «белокурые бестии», фанатики и истинные проводники идей национал-социализма. В своем дневнике один из этих «арийцев» после расправы над советскими патриотами оставил следующую запись: «Я лично просто не в состоянии испытывать хотя бы малейшее чувство жалости к этим людям, даже к женщинам. Их страдания мне совершенно безразличны. Они ничуть не трогают меня, наоборот — на время удовлетворяют ту ненасытную жажду мести, которая пожирает меня. Убивая нас из-за угла, они воюют за свою родину? Что ж, возможно. Я же ради своей родины полностью поддерживаю приказ нашего командира: „Смерть партизанам!“»

В 1937 году в абвере (германской военной разведке) был создан отдел террора, диверсий и психологической войны. Руководителем отдела был назначен полковник Эрвин фон Лахузен. Для себя и своих подчиненных полковник избрал следующий девиз: «Никому пощады не давать, самим пощады не ждать». На советско-германском фронте в непосредственном подчинении у этого отдела находились 6 абверкоманд с порядковыми номерами с 201 по 206. Каждая такая команда состояла из 4—12 абвергрупп.

Среди задач, стоявших перед абвергруппами, следует выделить три основные: проникновение в ближайший тыл советских войск на короткий срок (как правило, от 3 до 5 суток) и осуществление там террористических актов и диверсий; действия непосредственно на линии фронта, например, проникновение на позиции противника для захвата «языка», подрыва полевых укреплений или уничтожения складов, разведки огневых позиций и т. п.); контрразведывательные операции в ближнем тылу своих войск.

В состав абвергруппы «Черный туман», к примеру, входили 3 взвода диверсантов, отряд полевой контрразведки, персонал школы по подготовке диверсантов и хозяйственный взвод — в общей сложности 180 человек. Как было решено еще до начала военных действий, черновую работу целесообразно перепоручить белоэмигрантам, белорусским, украинским и прибалтийским националистам, а также агентам из числа перебежчиков, пленных и дезертиров. Уже к лету 1942 года абверкоманды Восточного фронта организовали около 60 школ, в которых обучались рядовые исполнители предстоящих заданий. В каждой из них проходило подготовку 30–35 человек, а всего за 1942 год «выпускниками» подобных школ стали около 10 тысяч диверсантов.

Курс обучения в таких школах был рассчитан на срок от полутора до трех месяцев. В него были включены чисто практические дисциплины, необходимые для выполнения конкретных заданий. В число обязательных предметов входили: парашютная подготовка, топография и ориентирование на местности, методы и приемы наблюдения и сбора разведданных, методы саботажа и подрывное дело, стрелковая подготовка, рукопашный бой, методы маскировки, методы отрыва от преследования и перехода линии фронта. Остальные предметы, как то: радиодело, шифровальное дело, обращение с ядами, вождение автомобиля, — вводились по мере надобности.

Преподавание в школах проводили опытные инструкторы — немецкие офицеры и унтер-офицеры, а также вольнонаемные русские эмигранты. В распоряжении каждого инструктора был помощник из числа лучших учеников, несколько раз выполнивший задание. Вот несколько примечательных фактов из воспоминаний бывшего выпускника одной из таких школ: «Подрывное дело нам преподавал немец по фамилии Еннеке. Любой способ минирования он разбирал детально, заставляя нас своими руками повторять все вслед за ним. Потом он производил показательный взрыв, удивляя курсантов точностью расчета и собственным бесстрашием. Пока Еннеке вставлял в детонатор бикфордов шнур и прикусывал зубами металлический патрончик, он мрачно пошучивал: „Это надо делать нежно, словно вы целуете свою фрау. Иначе ваши мозги разлетятся далеко“. Обычно отрезок шнура, который он использовал, был настолько коротким, что его хватало лишь на то, чтобы добежать до укрытия. Еннеке падал на землю в ту секунду, когда раздавался взрыв».

В диверсионных школах учили стрелять по звуку в темноте, в противника, неожиданно появлявшегося за спиной, в движении — на ходу и на бегу. При этом обычно говорилось следующее: «Недостаточно уметь быстро стрелять, чтобы выйти из схватки победителем. Следует прежде всего думать о том, что твой противник не промахнется. А значит, в живых останется тот, кому удастся первым спустить курок. Ты должен первым вскинуть руку с пистолетом, первым прицелиться и первым сделать выстрел. Все зависит от того, сумеешь ли ты поймать то мгновение, когда при выбросе руки прорезь прицела и мушка встанут на одну линию с целью, и именно в это мгновение нажать на спуск».

В течение первой недели инструктор выявлял сильных и слабых стрелков, чтобы затем поручить первым натаскивать вторых. Сам же потом занимался только с отличниками, не жалея ни времени, ни сил, ни патронов: «Знаешь, как работает жонглер в цирке? Он на свои руки не смотрит, он следит за движением предметов в самой верхней точке, через которую они все пролетают. Точно так же следует ловить момент выстрела — нужно смотреть не на пистолет, а в ту самую точку, где сойдутся прицел, мушка и цель. В ближнем бою некогда закрывать один глаз и старательно целиться — тут все решается за считанные секунды. А ближний бой — это не более 25–30 метров».

При отработке способов проведения террористических актов большое внимание инструкторы уделяли точному расчету времени на операцию, скрупулезному изучению основного и запасных маршрутов выхода на объект и путей отступления, использованию различных укрытий — подвалов и чердаков — для наблюдения и отсидки, методам быстрого изменения внешности с помощью грима, париков, одежды. Следует отметить, что такая методика обучения велась в прифронтовых школах, где шел расчет на кратковременное использование выпускников — не более 1–2 раз. Высококвалифицированных агентов готовили не в «выездных», а в стационарных школах (например, в Варшавской), где обучение велось в течение 8–9 месяцев.

Однако и ускоренная подготовка «человеческого материала» проходила совсем не так плохо, как писали наши авторы еще недавно. Это только в советских фильмах на военную тематику немецкие шпионы и диверсанты выглядели форменными дураками и трусами. На самом деле все было иначе. За годы войны абвер переправил за линию фронта несколько десятков тысяч своих людей, и все они действовали: взрывали, резали провода, устраивали поджоги и аварии, стреляли в спину…

В подчинении диверсионного отдела абвера находилось уникальное формирование «Бранденбург-800», которое по документам проходило как «учебный полк учебного назначения». Эта часть была сформирована в 1939 году специально для проведения масштабных операций в тылу противника, прежде всего для захвата и уничтожения центров управления и связи, а также коммуникаций первостепенной важности. Ни в одной армии мира тогда еще не было аналогов этого уникального формирования.

Вот как выглядела первая операция этого подразделения, проведенная в мае 1940 года в Голландии. Задача формирования заключалась в том, чтобы захватить железнодорожный мост в районе города Геннеп и удержать его до подхода своих танковых войск. По шоссе в строну моста, на виду у охраны, двигалась колонна немецких военнопленных под конвоем отряда голландских солдат. Но лишь только голова колонны достигла противоположного конца моста, «пленные» и «конвоиры» набросились на охрану моста, застигнутую врасплох таким поворотом событий, и перебили ее. А вскоре через мост прошли немецкие танки.

Позже солдатам и офицерам «Бранденбурга», переодетым в иностранную военную форму либо в гражданскую одежду, довелось воевать на всех фронтах германских войск — на Западе, Юге и Востоке. Так, 25 июня 1941 года отдельный взвод этого подразделения десантировался на парашютах недалеко от белорусской станции Богданово. Перед взводом была поставлена задача захватить и удержать два моста через реку, по которым проходила железнодорожная линия Лида — Молодечно. В плане было предусмотрено, что десант высадится примерно за час до подхода немецких танков. Надо было захватить мосты, чтобы охранявшие их красноармейцы не успели взорвать пролеты.

На подходе к месту высадки десанта «Юнкерсы» были встречены сильным зенитным огнем, отчего первая машина получила серьезные повреждения и был ранен пилот. Таким образом, диверсантам пришлось покинуть самолет раньше намеченного времени.

Однако они сумели незаметно подойти почти вплотную к мостам и внезапной и мощной атакой уничтожили охрану. Неожиданно выяснилось, что неподалеку находятся 14 советских танков и пехотная рота. Завязалась упорная борьба за мосты, в ходе которой командир взвода лейтенант Лекс и четверо его солдат погибли, 16 человек получили ранения. Остальные продержались более суток, пока вечером следующего дня к ним не присоединились немецкие мотоциклисты (танки, которые, как планировалось, должны были подойти через час после высадки десанта, завязли в бою с частями Красной Армии).

Наиболее успешно и дерзко боевые группы «Бранденбурга» осуществляли свои операции в первые полтора года войны, т. е. в период наступления немецких войск. Вот довольно типичный пример. Колонну отступающих советских войск догоняет запыленный мотоциклист-красноармеец с раненым офицером в коляске, который сообщает старшим офицерам колонны, что в таком-то месте оборона прорвана и через полчаса тут появятся немецкие танки. Единственный шанс избежать неминуемого разгрома — избрать другое направление для дальнейшего отступления. Охваченные паникой командиры немедленно меняют маршрут, чтобы кратчайшим путем оказаться в ловушке — под перекрестным огнем с заранее подготовленных диверсантами позиций. В другом месте в это же время такие же мотоциклисты останавливают отступающую колонну бронетехники, выясняют направление ее движения, количество горючего в баках, рассчитывают по карте время и место предполагаемой стоянки, а потом по радио (или с помощью сигнальных ракет) наводят удар бомбардировщиков.

Еще один пример. Сотрудники военной разведки на трех грузовиках с охраной вывозят из Минска архив с секретными документами. Удалившись от города примерно на 30 км, они сворачивают в лес, чтобы устроить небольшой привал. Там офицеры-разведчики и водители видят группу милиционеров, человек 8—10, все они вооружены советскими автоматами и самозарядными винтовками. Внезапно милиционеры открывают огонь по грузовикам. Одна машина тут же загорается — у нее взрывается бензобак, двум другим по счастливой случайности удается вырваться из западни…

Поваленные столбы телеграфной и телефонной связи, переставленные дорожные указатели, внезапно вышедшие из строя семафоры и стрелки на железнодорожных путях, колодцы с отравленной водой — все это тоже дело рук диверсантов из «Бранденбурга».

В 1941 году, незадолго до нападения на СССР, был сформирован полностью состоявший из украинских националистов батальон «Нахтигаль» (Соловей). Позже его аналогом стал батальон «Бергман» (Горец), укомплектованный в основном чеченцами, а также формирование из бельгийских, французских и голландских фашистов. Численность каждого батальона составляла одну тысячу человек. Немецкие батальоны также были расширены. В результате в 1942 году полк стал дивизией, но сохранил за собой прежнее название. После реорганизации абвера летом 1944 года значительная часть спецдивизий вошла в состав истребительных батальонов СС, во главе которых стоял известный диверсант Отто Скорцени. Другая же часть, будучи преобразованной в мотопехотную дивизию «Бранденбург», в конце сентября того же года влилась в ряды танкового корпуса «Гроссдойчланд» (Великая Германия).

В числе «элитных» школ для подготовки и переподготовки кадров диверсантов-террористов были открыты «Специальные курсы особого назначения „Ораниенбург“». Разместились они неподалеку от городка Заксенхаузен в охотничьем замке Фриденталь, что в часе езды от Берлина. «Слушатели» специальных курсов прибывали в замок и покидали его исключительно в темное время суток, в целях маскировки одеваясь только в штатскую одежду. Все они при поступлении на учебу получали новые имена и фамилии. В среде курсантов преобладали немцы, встречались также фашиствующие представители других национальностей. Однако всех «роднило» то обстоятельство, что среди них не было новичков — каждый имел солидный опыт диверсий и террора. Это были жестокие, закоренелые убийцы: для них было сущим пустяком одним ударом сломать человеку позвоночник или шею, пробить кадык, заколоть ножом так, чтобы жертва не успела даже вскрикнуть. В замке Фриденталь эти люди работали над повышением своей квалификации по индивидуальным программам и готовились к выполнению конкретных заданий.

Большое внимание уделялось также использованию технических новшеств. Следует особо отметить пластиковую взрывчатку и кумулятивные снаряды; портативные средства поджога (карандаши с термитной начинкой, чемоданы, термосы, книги, у которых горючим материалом являлась сама оболочка); отравленные пули, способные вызвать смерть при попадании в любую часть тела; специальное приспособление для эвакуации человека с земли без посадки самолета. Что касается последнего изобретения, то оно представляло собой трапециевидную конструкцию из небольших штанг, между которыми крепились четырехметровые канаты. Самолет летел бреющим полетом, а сидящий в нижней части трапеции агент захватывал жертву специальным крюком. (После войны принцип этого устройства был позаимствован у немцев американцами.)

Готовясь отправиться на задание, питомцы Фриденталя в первую очередь знакомились с директивой рейхсфюрера СС Гиммлера, которая предписывала: «Ни один человек из РСХА не имеет права живым попасть в руки врага!». В соответствии с этим каждый из них получал несколько капсул с сильнодействующим ядом, чтобы в безвыходной ситуации оставалась возможность покончить с собой. И надо отдать должное — лишь единицы эсэсовских шпионов и диверсантов за годы войны попали в плен. Кроме яда, каждого агента-эсэсовца снабжали безупречно изготовленными фальшивыми документами, а также деньгами — как правило, тоже фальшивыми. Так, за время войны восьмым техническим отделом управления РСХА одних только английских фунтов стерлингов отпечатано 350 миллионов! Качество фальшивых денег было настолько высоким, что до конца войны англичане так и не смогли выявить эти банкноты.