22
Утром ко мне явился Игорь.
– Дрыхнешь, старик?
– Лежал, читал.
– Бальзак... – Игорь повертел в руках книгу, потом положил. – Архаика, каменный век... Как ты сквозь это продираешься?
– Продираюсь.
– Бесконечные описания, никому не нужные детали, занудство, недержание мысли.
– Зато какие мысли!
– Писатель не должен высказывать своих мыслей: рассуждения автора мешают читателю думать самому.
– Все зависит от количества серого вещества в мозгу, – возразил я. – Меня лично мысли Бальзака поражают своей глубиной. И какие страсти, какие образы! Растиньяк! Или Вотрен – могучая фигура!
Игорь снисходительно улыбнулся:
– Мелодрама, провинциальный театр, буффонада, страсти-мордасти... В сущности, единственная тема Бальзака – деньги, как делать деньги.
– Не просто деньги, а разрушительная сила денег в обществе, которое...
– Общество здесь ни при чем, – поморщился Игорь так, будто мои рассуждения доставляют ему физическую боль. – В любом обществе деньги – главная сила, и не будем закрывать на это глаза... Кстати, о деньгах. Веэн велел получить с тебя должок.
– Какой должок?
– Пятнадцать талеров.
– Какие пятнадцать талеров?
– Два с полтиной – шашлычная, помнишь? Еще два с полтиной – транспортные расходы. Костя за тебя платил десять – пикник. Итого пятнадцать.
– Но ведь ты сказал – на пикник по пятерке, – только сумел пролепетать я.
– Да, с носа. А кто должен платить за твою даму?
– Но почему именно сейчас?
– Старик, никто не наступает тебе на горло, ни тебе, ни твоей песне. Зайди к Веэну и договорись, он пойдет тебе навстречу.
Я вынул деньги и молча отсчитал пятнадцать рублей. Все ясно! Они хотят, чтобы я пришел с повинной, но я не приду с повинной.
– Сразу видно делового человека, – проговорил Игорь с кислой миной. Не ожидал, что я отдам деньги.
– Сразу видно мелкую душонку, – ответил я.
– Ты о ком?!
– О Веэне.
– Зачем так грубо...
– И за тебя я рад. Наконец ты нашел свое истинное призвание. Из тебя получится отличный сборщик налогов.
– Старик, есть вещи, за которые бьют по морде!
– Ах так! – воскликнул я. – Ты хочешь получить и этот долг?
Здесь я должен рассказать про эпизод, с которого начал записки, – за что Шмаков стукнул Игоря в подбородок. Я должен был стукнуть, но Шмаков стоял ближе и опередил меня. Схлопотал же Игорь за то, что не закрыл дверь лифта. Стоял на площадке восьмого этажа, трепался с Норой, а лифт его дожидался. Жильцы выходили из себя: лифт месяц не работал, теперь работает, а ехать нельзя, изволь дожидаться, когда Игорь перестанет трепаться с Норой. Мы со Шмаковым Петром стояли внизу и дожидались, чем кончится эта заваруха, было ясно, что ничем хорошим она не кончится. И когда Игорь наконец спустился и вышел во двор, мы ему заметили, что не следует быть эгоистом. Он ответил чересчур пренебрежительно и схлопотал в подбородок. От Шмакова Петра. И если бы не вмешался Веэн, то и от меня схлопотал бы. Об этом я сейчас ему и напомнил.
– После такого разговора мы вряд ли будем продолжать знакомство, – объявил Игорь высокомерно, впрочем делая шаг назад.
Я распахнул входную дверь.
– Сае нара!
По-японски это означает «до свидания». Но у меня оно прозвучало как «Позвольте вам выйти вон!».
Здорово я показал Игорю на дверь, классический жест! «Позвольте вам выйти вон!» Отлично сработано! Отбрил я их, мелкие, ничтожные душонки. Думали купить меня за пятнадцать рублей, кусочники несчастные!
Конечно, моему бюджету они нанесли сокрушительный удар. Интересно, сколько у меня осталось? Страшновато подсчитывать, но надо смотреть правде в глаза.
Я обалдел: шесть рублей – вот все, что у меня осталось. На что же я буду жить? И куда я столько профукал?
Пятнадцать – Веэну. Крепко он меня подрубил! И не следовало отдавать – ведь я выполнял его поручения. Но поздно думать об этом, надо смотреть правде в глаза...
Итак, пятнадцать рублей Веэну... И почему все сразу? На худой конец, мог бы отдавать частями. Ужасно жалко! Веэн отлично знает, что я сейчас один и взять мне негде. Безжалостный человек! Ладно! Не умру. И надо смотреть правде в глаза.
Итак, Веэну пятнадцать рублей... Если бы... Но кончено с этим, не желаю даже думать... Веэну – пятнадцать, плавки – три с полтиной, парикмахерская – два тридцать, кофе с Игорем и Костей – восемьдесят (мог обойтись без кафе, ни одного поэта или артиста я там не увидел), телеграмма маме (сыновний долг!). Обеды вчера, позавчера и позапозавчера, кино с Зоей – рубль, такси с Зоей – еще рубль, на метро ездил, газировку пил, мороженое ел... Черт возьми, придется быть поэкономнее!
Итак, железный бюджет! Утром яйцо всмятку, стакан чая и хлеб с маслом. Чая мама оставила целую коробку, масла тоже здоровый кусище, сахара – пачка, соли – вагон... Куплю сразу десяток яиц – на все десять дней. В обед тарелка супа, ужин отдай врагу... В тридцать копеек можно уложиться. Трешка у меня остается – схожу с Зоей три раза в кино. Конечно, никаких такси. Интересно, почему Зоя так любит такси?
Я тут же отправился в магазин, купил десяток яиц и увидел там пакетики с супом. Разведешь такой пакетик в кипятке и получаешь две тарелки супа. Красота! И не надо ходить в столовую. Я купил пять пакетиков – десять обедов есть! Потом купил пять плавленых сырков – десять ужинов есть! Я обеспечен едой до самого маминого приезда.
Угроза голодной смерти перестала висеть надо мной. Я свободно могу тратить оставшуюся трешку. А когда истрачу, скажу Зое: «Остался без копейки, погуляем так». Она хороший товарищ, я в этом убедился еще в лесу, она поймет. Даже сделаю так: пойду сейчас к Зое и скажу: «У меня трешка, давай прокутим, а там будет видно». Это по-мужски. Черт с ними, с деньгами! Просажу трешку и перестану думать об этом. Тратить так тратить! Долой приобретателей, скопидомов, деляг и жмотов! Долой банду рвачей и выжиг! Молодец я – кинул Игорю пятнадцать ре, показал свое моральное и прочее превосходство. И эту трешку просажу сегодня же.
Однако в этот вечер мне не удалось просадить трешку.
Во-первых, в магазине околачивался Шмаков Петр. Во-вторых, висело объявление – сегодня в заводском саду вечер торговой молодежи. Все продавцы и продавщицы магазина спортивных товаров идут туда. Будет диспут, и будут танцы. И Зоя будет. Мы со Шмаковым Петром тоже решили пойти.