Бислан Исмаилов, недавний студент
31 марта, суббота, день
Бислан приехал в Москву два года назад, став студентом автодорожного института. В иное время ему бы такая честь ни за что не грозила, отличником он никогда и у себя на родине, в городе Гудермесе, не числился, а уж про уровень московских вузов и мечтать-то было смешно, но помог случай. Точнее даже, не случай, а глупость высокого федерального начальства, придумавшего возможность сдачи вступительных экзаменов на месте для абитуриентов из проблемных северокавказских регионов. Понятное дело, сдавали экзамены не те, кто мог, а те, у кого родственники что-то могли, и вовсе не в науках. Бислану помог дядя, состоявший в охране у одного из Ямадаевых. Поговорил с кем надо, попросил за племянника, кому-то в чём-то помог, и всё срослось как надо. По документам экзамены были сданы блестяще, и вскоре Бислан отбыл в столицу, под опеку ещё одного своего родственника, Магомеда Арсанкаева.
Магомед был фигурой примечательной. Брат его, Маирбек, был немалым «амиром» у боевиков во время войны, правда, потом умудрился попасть в плен и получить пожизненный срок. Магомед же отсидеть ещё в советское время успел за торговлю наркотиками и в мутное послесоветское время половил рыбку в разных местах — и на нефти с дудаевской командой, и на фальшивых авизо, и банальной уголовщины не чурался. В войну не вмешивался, хоть честно отдавал людям брата ежемесячно некую сумму «на джихад».
Ходили слухи, что Магомед помогал Маирбеку организовывать похищения зажиточных москвичей в период между первой и второй войной, но это так слухами и оставалось, хотя все знали, что у Маирбека основной доход был с заложников.
Великих миллиардов Магомед всё же не заработал, как-то основные потоки проплыли всё больше мимо него, но к тому времени, как Бислан приехал в Москву, старший родственник уже владел целой кучей мелких магазинчиков и лавок на подмосковных рынках, какими-то шашлычными и несколькими грузовыми «Газелями». Работали на него несколько десятков таджиков и кучка дальних родственников, приехавших в Первопрестольную в поисках лучшей доли.
Бислана обременять чем-то всерьёз Магомед не стал из уважения к его дяде — не последнему человеку в родне, да и статус студента хорошего института тоже что-то значил. В общем, взял его под крыло.
Учёба поначалу Бислану понравилась. На курсе нашлись ещё с десяток земляков, поступивших таким же странным способом, как и сам Бислан, так что образовалось землячество. Кроме них были и иные землячества, дагестанское, например, кабардинское и самое дружественное им — ингушское.
Гуляли, веселились, наслаждаясь неожиданно свалившейся на головы свободой, совсем непривычной для восемнадцатилетнего чеченца, каждый шаг которого на родине рассматривается десятками взглядов и каждое слово которого оценивается. А теперь — иди куда хочешь, делай что хочешь, и самое главное — в жизни появились женщины, непривычно доступные. Впервые же Бислан попробовал алкоголь. Появились любимые клубы, появились товарищи, с которыми туда можно ходить.
Сначала, в самые первые дни, чеченцы-первокурсники вели себя относительно прилично среди таких же студентов, но потом те их земляки, которые сумели дотянуть до второго курса, объяснили им, как на самом деле обстоят дела: русские трусливы и друг друга не защищают, даже за бабу вступиться не могут, грабь их — и они только глаза отводят и делают вид, что ничего не случилось. Ну и девок жалеть нечего, второкурсник Иса Цацаев, например, заставил девчонку из Самары, проживавшую в общежитии, не только спать с ним, но и ислам принять. Та поначалу сопротивлялась, жаловаться пыталась друзьям, но те боялись вмешиваться, ходила в деканат — там её просто послали, а когда собралась в милицию идти — Ису из деканата же предупредили, и он её по дороге встретил и убить пригрозил. Ну и вломил так, что она с четверенек встать не могла. И что? Да ничего, когда надоела она ему — он её послал и велел на родину убраться, чтобы не отсвечивала. И уехала, куда бы делась, а землякам и прочим плевать на неё было, сделали вид, что ничего не слышали и не знают.
Прошло немного времени, и Бислан убедился в том, что земляк прав. Землячества обложили данью почти всех иногородних студентов и частично местных, жили припеваючи, и было лишь несколько небольших группок русских, всё больше спортсменов, которые себя трогать не давали, но ни за кого при этом не вступались, хоть режь их земляков у них на глазах, хоть трахай. Даже в клубах не было раза, чтобы их компания кого-то не избила или даже не порезала, и каждый раз он убеждался в том, что русские вступиться друг за друга неспособны. Ни охрана не вмешивалась, ни друзья избиваемых подчас.
Так Бислан просуществовал в институте до конца первого курса, окончательно убеждаясь в том, что русские созданы для того, чтобы кормить гордый чеченский народ. Ну вроде большой такой отары овец, хоть стриги их, хоть на жижиг-галныш пускай.
Первое разочарование в новой жизни случилось, когда Бислана отчислили за академическую неуспеваемость — про то, что надо ещё и учиться, он даже не вспоминал. Родственник помочь не смог или не захотел — в деканате за исправление оценок запросили такие деньги, что он бы точно платить не стал. Дядя из Гудермеса тоже не помог, у его покровителя своих проблем хватало, не до того теперь стало. Отец обратился к Магомеду, попросил пристроить сына к какому-нибудь делу, чтобы тот в Москве остался. Тут Магомед возражать не стал, и уже через неделю Бислан заправлял в кафешке, совмещённой с игровым залом, на рынке стройматериалов, что раскинулся за Кольцевой.
Против ожиданий, работа оказалась нелёгкой, суетливой, радовало лишь то, что под рукой всегда были две официантки-нелегалки, обе родом из Ровно, которые исправно отбывали «половую повинность», помимо основной работы, и при этом на большие деньги не претендовали. Однако приходилось рано вставать, поздно ложиться, всё время проводя на шумном и пыльном рынке, временами самому ездить к оптовикам за продуктами, а Магомед бдительно следил за тем, чтобы молодой родственник хлеб ел не даром. Кафешка процветала, автоматы давали не меньше тридцатки зеленью в месяц, а то и больше, ну и Магомед хоть и не баловал, но на зарплату не скупился.
К великой радости Бислана, на рынке ему снова встретился Иса Цацаев. Иса не сумел преодолеть рубеж второго курса и подвизался на подхвате на этом же рынке, тоже у родственника, конкретно — у двоюродного брата отца. Правда, занимался он не рестораторством, а скорее «решал вопросы» — родственник состоял в доле во всём этом рынке и по большей части крышевал его «по бандитской линии». Кроме чеченцев была и вторая крыша, ментовская, с которой сыны гордого кавказского народа жили душа в душу и которая всё больше собирала деньги с нелегалов за право дышать, а заодно и с их работодателей, которые не слишком заморачивались соблюдением Трудового, Гражданского, а подчас и Уголовного кодекса по отношению к своим наёмным работникам.
Сам Иса ещё и приторговывал налево оружием, которое подкидывал ему на продажу с какого-то склада некий таинственный Майор, ну и Бислан сам пару раз с неплохой выгодой перепродавал землякам «Макаровы» в серых картонных коробках, автоматы АКС и цинки с патронами. Подрабатывал, в общем.
В результате жизнь снова как-то устоялась, Магомед старание нового помощника оценил, приблизил к себе. Бислан теперь бывал у него дома — в большом, но невзрачном особняке, выстроенном в дачном посёлке по Минскому шоссе, на восьми смежных участках, выкупленных у незажиточных соседей. Сейчас Магомед скупал с немалой для себя выгодой участки прилегающие, потому что интеллигентные и всё больше немолодые соседи старались от них избавиться — соседство Магомеда и его многочисленных друзей и родственников вносило нервозность в их жизнь. Тем более что сам Магомед науськивал их поактивней пугать соседей, это облегчало процесс торга.
Со временем Магомед стал доверять Бислану больше. И как-то показал ему две потайные тюремные камеры в подвале, через которые проходил путь многих заложников из Москвы в село Бачи-Юрт, что недалеко от Гудермеса. При этом Магомед с тоской вспомнил былое время. Оттуда их перевозили на склад, принадлежащий Магомеду же, что находился возле железнодорожной станции, у самого выезда из Москвы по Каширскому шоссе, и уже на складе людей прятали в потайные камеры в «дальнобойных» фурах и прямым ходом гнали на Владикавказ, оттуда в Ингушетию и дальше, в Чечню.
Чуть позже Магомед стал привлекать Бислана «для массы» на нечастые теперь разборки. Тоже работа была нетрудная, стоять поодаль от говоривших, сжимая в кармане куртки выданный пистолет и стараясь выглядеть грозно. После этого Магомед всегда подкидывал денег, хоть младший должен был заниматься этим бесплатно, и за это Бислан был ему особенно благодарен.
Когда в городе начались беспорядки из-за оживших мертвецов, Магомед сумел среагировать правильно. Те, кто не уехал на родину, пытаясь прорваться через бардак на дорогах, собрались у него дома, благо места хватало. Одних мужчин, способных стрелять, собралось пятнадцать человек. Были и их жёны, и дети, так что получился настоящий табор, но зато все были под рукой. Да и тесноты не было, помощники и родственники Магомеда просто заняли соседние дома. А когда, скрываясь от бедствия, в два из них приехали хозяева, то решили проблему с максимальной простотой, закопав тела в котловане под фундамент нового дома, строящегося неподалёку.
И тут Бислану впервые выпал случай отличиться в глазах Магомеда. Когда стало ясно, что проблема всё больше и больше с каждым днём и от неё так просто не спрячешься за городом, Магомед сказал, что нужно искать серьёзное оружие. Того, что у них было, не хватало. И Бислан принялся звонить Исе, благо мобильная связь ещё работала. Иса откликнулся сразу, пообещал уточнить, что нужно, затем перезвонил и сказал, что Майор обещал сделать, только цену заломил безумную. И с этим Бислан пошёл к Магомеду.
Тот думал недолго, через Бислана и его друга связался со старшим родственником Исы — Хамзатом Цацаевым, который, как выяснилось, происходил из дружественного тейпа, и в конце концов дал согласие на организацию встречи с таинственным Майором, заказав у того чуть ли не целый склад оружия и снаряжения. Через день снова была серия звонков по мобильным телефонам: Майор согласился на «встречу века». Гарантировал честность новых партнёров сам Иса Цацаев и его дядя Хамзат, которые поклялись всем святым, что покупатель честен и порядочен и расплатится до копейки на месте.
Встреча состоялась на следующий день, в лесу, тянущемся вдоль обочины Минского шоссе. К удивлению Магомеда, Майор оказался не «внутряком» и не ментом, а самым обычным армейцем с эмблемами связи в петлицах, и, как позже узнали, служил он аж в Космических войсках, в одной из подмосковных частей, где командовал складами РАВ. Это был среднего роста, красномордый и красноносый мужик довольно-таки бабьей комплекции, обладатель сиплого голоса и тяжкого запаха перегара. С ним на камуфлированной «шишиге» приехали двое прапорщиков и контрактник-водитель, которые держались настороженно и автоматов из рук не выпускали ни на секунду.
С ними же приехали два джипа с людьми Хамзата Цацаева, которые гарантировали Майору и его людям защиту.
Как выяснилось почти сразу после обмена приветствиями, всё же тыловиков из Космических войск недостаточно хорошо готовят к скоротечным огневым контактам на таких дистанциях боя, особенно если стрелять начинают в затылок и именно те, кто гарантирует безопасность. Майора застрелил сам Хамзат Цацаев, а обоих прапорщиков, оказавшихся медлительными и тугодумными, несмотря на грозный вид, убил Бислан, впервые взяв человеческую жизнь. Водитель испугался, бросил автомат и попытался убежать под общий смех. Один из бойцов Магомеда, Ваха, подобрал его автомат и всадил в спину длинную очередь, прервав последний нелепый бросок к жизни.
Груз «шишиги» делили пополам. Майор доставил целую сотню АКСов, десятки ящиков с патронами, пулемёты, ручные и единые, пистолеты, гранаты. Похоже, что он твёрдо решил не возвращаться к месту службы, потому что подобную недостачу уже не скроешь. К сожалению «заказчиков», в кузове был всего один гранатомёт с единственным боекомплектом, хотя Майор обещал привезти несколько РПГ-7 с боекомплектом. Или наврал, или не получилось.
Заодно произошло формальное объединение теперь уже отрядов, а не банд Цацаева и Арсанкаева. Договорились действовать вместе. Поскольку сам Хамзат жил в центре Москвы, то он почти сразу принял решение перебраться со своими людьми в опустевший дачный посёлок. Пусть пока и не смешиваясь окончательно с арсанкаевскими, но при этом располагаясь рядом. Людей в его распоряжении осталась ровно дюжина, и вместе с новыми союзниками они уже представляли собой серьёзную силу.
Несколько дней вели себя неактивно, больше на разведку ездили, аккуратно выглядывая из посёлка. Напрягало присутствие большого количества военных в окрестностях, занявших заправки, перекрёстки, да и просто патрулировавших трассу. До Алабина, где располагалась Таманская мотострелковая дивизия, было рукой подать, и такое соседство здорово мешало. Впрочем, задумывались об этом старшие, а молодые рвались в дело. Двое друзей Исы Цацаева самовольно рванули в сторону трассы, где и начали внаглую останавливать уходящих из Москвы беженцев в машинах подороже, отбирая всё ценное вместе с машинами. Получилось не так всё просто, как раньше: раз сработало, второй раз, затем рядом остановилась вполне скромного вида «десятка», из которой высунулся ствол ружья и… вернулся в посёлок только один из неудачливых грабителей, да и тот вскоре скончался от внутреннего кровотечения — несколько картечин засели внизу живота.
Как и кому мстить за это, никто не знал, тогда самые молодые мужчины пошли по дачному посёлку до конца, вылавливая редких жильцов. Попавшуюся семью азербайджанцев как единоверцев отпустили, а с десяток русских, в основном пенсионного возраста, поймали и перерезали. И с этим тоже вышла промашка: никто даже не догадался стрелять убитым в голову — плясали зикр, орали, стреляли в воздух и не заметили, как один старикан встал и сумел вцепиться зубами в руку Вахе, здорово её прокусив.
Дальше в какой-то момент началась настоящая паника — не все даже поняли, что случилось. Но справились, многие уже знали, что к чему, открыли огонь, быстро уничтожив угрозу. Тела затащили в дровяной сарай какого-то дома, побросав на поленницу, затем подпалили. Запах палёного мяса разошёлся на всю округу, и Магомед Арсанкаев потом пообещал расстрелять каждого, кто снова такое учинит — за обедом кусок в горло не лез.
Обратившегося Ваху тоже пришлось добить, и его похоронили как подобает, до захода солнца, лицом к Мекке.
Затем Бислан снова отличился. Привыкший к доступному женскому обществу, он откровенно маялся без неизвестно куда сбежавших в панике официанток, готовых к любым услугам по щелчку пальцев. Но затем его осенило. Сперва пошептался с Исой, затем они привлекли ещё четверых из самых молодых и на оставшейся от Майора машине рванули в город. Целью поездки было обшежитие медицинского училища, куда в своё время Бислан захаживал с друзьями из институтского землячества. Там и парней-то вообще не было, всё сплошь приезжие девки, спасать которых наверняка никто не догадается — не тот народ вокруг, русские как бараны, пока одного режут, другие глазами хлопают.
Как планировали, так и получилось. В общежитии застряли не меньше сотни девок, которых хватило лишь на то, чтобы завалить вход и ждать спасения. Появившиеся чеченцы отстреляли толкавшихся вокруг подъезда мертвяков, объявили себя спасателями и, когда вход открылся, ворвались внутрь, стреляя в потолок и устроив развесёлую облавную охоту.
Поездка оказалась удачной. В кузове грузовика в посёлок привезли двадцать одну девицу в возрасте от семнадцати до двадцати лет, решив сразу все свои проблемы, от сексуальных до бытовых. Нашлось теперь кому хозяйством заниматься, а жёны и прочие родственницы тех, кто постарше, радостно приняли на себя обязанности надсмотрщиц. Получился даже некоторый излишек женского пола, но тут к делу подключился Магомед, который сказал, что найдёт, куда пристроить остальных, и отпер много лет пустовавшие камеры в подвале.
— Видишь, знал, что пригодятся, — сказал он Бислану, усмехнувшись.
Тем временем определилась и основная сфера деятельности банды. Пока суд да дело, решили заняться, как и многие другие, мародёрством. Склады и магазины гигантского мегаполиса, беззащитно раскинувшегося рядом, давали к тому совершенно бесконечный простор. Там было всё, что когда-нибудь могло понадобиться в этой жизни, но были там и ожившие мертвецы, не дававшие мародёрствовать свободно. Пришлось вырабатывать новую тактику, формировать боевые группы, правильно подбирать транспорт.
Шло в основном всё гладко, разве что пару раз столкнулись с конкурентами. Пострелялись и разошлись, не понеся потерь, но, кажется, и не нанеся таких противнику, хоть молодые ребята уверяли в обратном. С их слов выходило, что противника они каждый раз чуть ли не на куски порезали, а куски съели. Хвастаться никто никому не мешал, у чеченцев это традиция, так что уровень собственного величия в собственных же глазах вырос у молодых до неба.
Затем у Магомеда появилась новая идея — взять какой-то район города, изобильный складами, под свой контроль и банально крышевать шарящихся там мародёров. Идея не прокатила: даже разговор завязать не удавалось пока, чтобы объяснить условия — оружием уже все успели разжиться, кто в городе промышлял, так что дело сразу же доходило до стрельбы. Делиться никто не хотел. В такой разборке погиб двоюродный племянник жены Хамзата — автоматная пуля угодила ему в переносицу.
Но главная проблема у чеченцев оказалась одна — топливо. Подземных хранилищ на даче у Магомеда не водилось, естественно, заправки в окрестностях были под контролем военных с приданной бронёй, штурмовать и захватывать их было бесполезно. Даже если бы были гранатомёты в достатке и удалось выбить броню на одной, военным нужны были минуты для высылки подкреплений. Да и вертушки время от времени проходили над дорогой. Заправляться на общих основаниях Магомед с Хамзатом вообще запретили даже соваться. Поняли, что у федералов могут просто сработать инстинкты, и тогда вместо бензина в баках будут новые похороны.
Сначала сливали топливо из брошенных машин в городе, но вскоре и с этим начались проблемы — трудно было найти хотя бы одну с непробитым баком. Не они одни оказались такими умными. Те же склады ГСМ, расположение которых удалось вспомнить общими усилиями, все оказались заняты, причём такими силами, что воевать с ними было себе дороже.
Затем представился случай решить эту проблему, по крайней мере на обозримое будущее. Хамзат вспомнил, что у его знакомого в промзоне на Каширском шоссе был целый склад, с которого тот неплохо торговал японскими и китайскими движками-генераторами, бензиновыми и дизельными. Сами по себе, без запасов топлива, они большой ценности не представляли, но тут и Магомед кое-что вспомнил. А именно то, что с противоположной стороны города, за Осташковским шоссе, уже несколько дней торгует базар, который опекает братва из нескольких авторитетных бригад, объединившихся вокруг нового бизнеса. А если есть базар, то может быть востребован и такой товар, как генераторы, да и многое другое из того, что хранилось в окрестных сараях в посёлке, вывезенное в ходе рейдов в город.
Поэтому Магомед позвал Бислана и сказал:
— Ребят завтра с утра возьмёшь, скатаешься на Каширку. Глянешь, на месте эти движки или уже нет их, понял? И сразу обратно, скажешь, что нашёл. Если на месте, то послезавтра ребята КамАЗы подгонят, понял? А Хамзат завтра на рынок съездит, посмотрит, что там вообще есть. Если торговля пошла, то и мы при деле будем. Торговля — первое дело.