Наш рассказ об участии евреев в революционной деятельности был бы неполным без упоминания еще одного имени — банкира Горация Евзелевича Гинцбурга. Он был одним из двух основных финансистов тайной организации «Священная дружина». Другой спонсор — один из богатейших заводчиков князь Павел Павлович Демидов.

«Священная дружина» была создана придворной аристократией в марте 1881 года для борьбы с революционным движением. Как и все тайные общества, она имела как явную, так и скрытую сторону своей деятельности. Официально она занималась организацией охраны императора и членов его семьи — члены «Дружины» и добровольцы стояли в оцепление на маршрутах перемещения императора. А вот тайная сторона деятельности заключалась в борьбе с революционерами специфичными (по тем временам) методами. Например, создание заграничной агентуры, которая отслеживала бы деятельность живущих в эмиграции многочисленных политэмигрантов. Созданная с помощью «Священной дружины» агентурная сеть до 1917 года подчинялась Департаменту полиции МВД Российской империи. Хотя сама тайная организация была распущена в 1883 году.

ИЗ СЕКРЕТНЫХ АРХИВОВ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

Из справки (одесского губернского жандармского управления) начальнику верховной распорядительной комиссии М.Т. Лорис-Меликову о показаниях террориста Г. Гольденберга.

29 марта 1880 года

Вследствие сделанного по 3-му Отделению Собственной ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Канцелярии распоряжения о наблюдении чинами жандармских железнодорожных полицейских управлений за багажом проезжающих лиц, 14 ноября 1879 г., по прибытии поезда из Одессы в Елизаветград, был задержан неизвестный пассажир, в чемодане которого, обратившем на себя внимание по своей тяжести, оказался в значительном количестве нитроглицерин. Лицо это, оказавшее при задержании вооруженное сопротивление, назвалось потомственным почетным гражданином города Тулы Ефремовым; но вслед за тем было обнаружено, что задержанный есть киевский купеческий сын Григорий Гольденберг, высланный в апреле 1878 г. из Киева, административным порядком, за участие в преступной пропаганде в г. Холмогоры Архангельской губернии и бежавший оттуда в июне того же года.

Последовавшее несколько дней спустя преступное покушение под Москвою, выразившееся во взрыве полотна на Курской железной дороге, придавало задержанию Гольденберга несомненно важное значение, ввиду очевидной связи его с этим покушением.

Впоследствии, когда некоторые из арестованных по политическим делам в Одессе и Харькове лиц, принимавших видное участие в противоправительственной агитации, вступив на путь раскаяния, стали разоблачать деятельность преступной организации, представилось очевидным, что в деятельности этой Гольденбергу принадлежало одно из выдающихся мест; причем указывалось на ближайшее участие его как в деле покушения на Московско-Курской железной дороге, так и в убийстве Харьковского губернатора князя Кропоткина.

В последнее время и сам Гольденберг, содержащийся в Одесском тюремном замке, стал обнаруживать проблески раскаяния; но все сделанные им разновременно показания отличались крайнею отрывочностью и неопределенностью, обличавшими нерешительность его и борьбу с самим собою на пути к полному сознанию.

Ныне Гольденберг сделал заявление, представляющееся вполне достоверным указанием на обширность сведений его о социальной революционной организации и несомненную важность таковых для подавления порожденного ею зла.

<…>

…В 1878 году появилась партия «террористов», которая для достижения противоправительственных целей избрала средством политические убийства.

Эта последняя партия, по словам Гольденберга, не имела до июля 1879 г. строго определенной организации, точно так же как самое появление ее не было последствием ясно очерченной системы действия; вследствие чего деятельность этой партии за это время, проявлявшаяся в единичных, вне общей связи и чьего-либо руководства, случаях, представлялась разрозненною и совершенно бесцельною.

В доказательство этого Гольденберг приводит данные, сопровождавшие политические убийства, совершенные со времени появления партии «террористов» по июль 1879 г.

Первое политическое преступление, выразившееся в покушении на жизнь бывшего С.-Петербургского градоначальника, генерал-адъютанта Трепова, не составляло, по словам Гольденберга, такого действия, которое бы имело характер поручения со стороны какого-либо преступного органа, а было делом побуждений одного лица, именно Веры Засулич, действовавшего совершенно самостоятельно.

Вторым по времени преступлением было покушение на убийство товарища прокурора Котляревского в Киеве, совершенное в начале 1878 г. Необходимость этого убийства, о котором, по словам Гольденберга, ему было сообщено незадолго до совершения преступления Валерианом Осинским, — мотивировалась тем, что товарищ прокурора Котляревский постоянно принимал строгие меры против арестованных по политическим делам. Участия в этом преступлении он, Гольденберг, никакого не принимал и только впоследствии узнал, что оно было совершено Фоминым, настоящая фамилия которого Медведев, Алексеем Федоровым и Иваном Ивичевичем.

За сим следовало убийство жандармского офицера Гейкинга в Одессе, бывшее, по показанию Гольденберга, делом бывшего студента Медико-Хирургической Академии, носившего прозвище «Голотупенка», которого Гольденберг знал и встречал в Киеве. Поводом к преступлению служило строгое отношение Гейкинга карестованным.

После того был убит генерал-адъютант Мезенцов.

4 августа… Гольденберг узнал… о совершенном преступлении. Хотя в то время он не имел сведений об участниках этого убийства, но впоследствии ему сделалось известно, что таковыми были: Ипполит Кошурников, Сергей Кравчинский и Андриан Михайлов, из коих Кравчинский был убийцей, а остальные — его ближайшими пособниками.

Последовавшее затем 9 февраля 1879 г. убийство Харьковского губернатора князя Кропоткина выяснено Гольденбергом с значительно большими подробностями, так как, по его словам, преступление это, как по замыслу, так и по исполнению принадлежит всецело ему одному. По показанию

Гольденберга, преступная мысль созрела в нем под влиянием убеждения, что князь Кропоткин был одним из главных виновников тяжелой участи политических преступников, заключенных в центральных тюрьмах, находящихся в Харьковской губернии. Но предварительно исполнения задуманного плана он, Гольденберг, считал необходимым узнать, какое впечатление произведет этот замысел на единомышленников его и вызовет ли он в них сочувствие. С этой целью, будучи в Киеве и затем в Харькове, он выражал свою мысль о необходимости такой меры против князя Кропоткина разным лицам, в том числе в Киеве Павлу Орлову, Афанасию Зубковскому, Валериану Осинскому, Людвигу Кобылянскому, Людмиле Самарской, Вере Ремизовской, Надежде Смирницкой, Игнату Ивичевичу, студенту Богицкому, Дмитрию Буцинскому и в Харькове Ивану Ионычу Глушкову, Воронцу, Евгению Козлову и Алексею Преображенскому.

Все означенные лица, по словам Гольденберга, сочувственно отнеслись к означенной мысли его; причем он лично, Самарская и Игнат Ивичевич высказались за открытое убийство, а остальные в пользу совершения такового из-за угла. Когда, таким образом, вопрос был в принципе решен, осуществление самого преступления представилось необходимым отложить, так как в начале января месяца в центральных тюрьмах допущено было свидание заключенных с их родными, а потому совершение убийства могло вызвать распоряжение о недопущении этих свиданий. Проживая в это время в Киеве, преимущественно в квартире, содержимой на Ивановской улице Софьею Пеховской, где тогда помещался клуб образовавшегося в Киеве социально-революционного кружка, он, Гольденберг, отправился, наконец, в конце января в Харьков, куда одновременно прибыли Кобылянский, Зубовский и Людмила Волькенштейн, которая приняла на себя роль хозяйки конспиративной квартиры, нанятой с двоякою целью: служить местом сходок и затем укрыть участников преступления в первое после убийства время. Устроившись, таким образом, в Харькове и разместившись из предосторожности на разных квартирах, названные лица стали выжидать удобного для убийства случая.

…Наконец, 9 февраля Гольденберг окончательно решился привести в исполнение задуманное преступление, с каковым намерением, пользуясь выездом князя Кропоткина вечером этого дня на спектакль, бывший в здании реального училища, он вместе с Кобылянским уговорились ждать его возвращения около дома, в котором жил князь Кропоткин, и когда около 12 часов ночи карета последнего стала приближаться к дому, Гольденберг подбежал к ней и, схватившись за ручку дверец с левой стороны, произвел выстрел вовнутрь кареты чрез открытое окно и затем упал, не успев сделать второго выстрела. Сообщив о случившемся Волькенштейн и Зубковскому, Гольденберг, по его показанию, в ту же ночь отправился чрез Полтаву в Киев, где виделся с Самарской, Павлом Орловым, Дическулло, Ковалевскою, Иваном и Игнатом Ивичевичами, Бранднером, Дебагорио-Мокриевичем и Феохари; но из них сообщил об убийстве только Самарской, Орлову, Дическулло и Игнату Ивичевичу. Остановившись по приезде в Киев в квартире Самарской, Гольденберг на другой же день должен был уехать, так как в Киеве начались обыски, о чем сообщили ему знакомые Самарской: Марина Избицкая, Банемов, Костицкий и Анна Лисовская.

Познакомившись тогда же, чрез посредство Самарской, с Ольгой Гамалей, он вместе с нею отправился в ее имение-деревню Кучаково Полтавской губернии. После того он снова приехал в Киев, куда возвратились на жительство, после убийства князя Кропоткина, Волькенштейн, Зубковский и Кобылянский. Затем отправился в С.-Петербург, чрез Харьков, где, разыскивая Козлова, познакомился с бывшим медицинским студентом, а ныне врачом Николаем Ивановым. Все дело по убийству князя Кропоткина, по объяснению Гольденберга, стоило 520 рублей, которые были внесены Зубковским.

Прибыв в первых числах марта 1879 г. в Петербург, Гольденберг, по его показанию, не имея определенной квартиры, встречался там с Мирским, Левенсоном, старым знакомым своим Зунделевичем (он же Мойша и Аркадий), Козловым, Плехановым, Еленой Кестельман и Александром Михайловым. В то время уже готовилось покушение на жизнь генерал-адъютанта Дрентельна, но Гольденберг, по его словам, ничего не знал об этом, а потому и ничего по настоящему преступлению, о котором он лично узнал лишь в день преступления, сообщить не может.

Но насколько незаметным для него прошло предыдущее преступление, настолько же, напротив, по словам Гольденберга, было деятельно участие его в деле покушения 2 апреля. Из показания его видно, что мысль о цареубийстве родилась в нем вскоре после убийства князя Кропоткина.

Для осуществления этой мысли Гольденберг по прибытии в Петербург обсуждал этот вопрос с Зунделевичем и Александром Михайловым с единственным намерением узнать их мнение по этому предмету, но, встретив, против всякого ожидания, их сочувствие, стал готовиться к совершению самого преступления. Первоначально в дело это был посвящен Соловьев, а затем Людвиг Кобылянский и Александр, настоящей фамилии которого Гольденберг не знает. Таким образом, между названными шестью лицами происходило несколько собраний в разных трактирных заведениях, и затем, когда в принципе состоялось полное между ними соглашение, решено было как можно скорее приступить к приведению преступного намерения в исполнение. По словам Гольденберга, он первым вызвался осуществить этот замысел, а за ним предложил свои услуги Кобылянский, но предложения их не были приняты на том основании, что Гольденберг — еврей, а Кобылянский — поляк, тогда как признавалось необходимым, чтобы покуситель был непременно русский. Поэтому, когда после того предложил свои услуги Соловьев, его признали совершенно пригодным и совмещающим в себе все условия для этого дела.

После того, купив револьвер и подобрав к нему, при его, Гольденберга, участии патроны, Соловьев стал приготавливаться к выполнению преступного замысла. Ввиду возможности по сему делу обысков и арестов со стороны полиции, нелегальные, т. е. те из числа принадлежавших к противоправительственной партии, которые скрывались под чужими фамилиями, были предупреждены о необходимости немедленного выезда из Петербурга. Поэтому и Гольденберг, как тоже нелегальный… 31 марта уехал в Харьков, где и узнал от студента Подгаевского о неудавшемся покушении 2 апреля.

По отъезде из Петербурга Гольденберг, как из показания его видно, находился до половины июля 1879 г. в постоянных разъездах, предпринимавшихся без всякой определенной цели единственно в видах укрывательства. В этот период времени он виделся и приходил в более или менее близкое соприкосновение с разными лицами.

<…>

…В это же время Гольденберг приезжал снова в Петербург, где сошелся с знакомым Александра Михайлова, Львом Александровым Тихомировым, встретил Петра Осипова Морозова, с которым познакомил его еще в 1878 г. Ипполит Головин, и наконец в бытность у Морозова, на квартире которого Гольденберг даже ночевал, виделся с знакомым Морозова Иваном Васильевым Буг, который знал Гольденберга под прозвищами «Биконсфильд» и «Шмидт». В этот приезд свой в Петербург, в нем, по словам Гольденберга, более чем когда либо укрепилось сознание необходимости дать террористической партии правильную организацию, с чем соглашался и Тихомиров, с которым Гольденберг более других обсуждал этот вопрос.

<…>

В июле 1879 года Гольденберг получил в Киеве от скрывающегося под чужим именем Николая Николаева Колоткевича сведение, что в Липецке, Тамбовской губернии, назначен съезд социально-революционных деятелей, принадлежавших преимущественно к партии «террористов». Мысль о подобном съезде особенно сильно занимала Гольденберга в последнее время, вследствие чего по этому вопросу, возбужденному им в Киеве, в апреле месяце, состоялось между его единомышленниками соглашение, в силу которого Зубковский и Зунделевич обязались вступить в сношение с наиболее влиятельными деятелями революционной партии, узнать их мнение по этому предмету и, если встретят в них единомыслие, разрешить вопрос о времени и месте съезда.

Поэтому Гольденберг тогда же отправился в Липецк, так как съезд назначен был, по сведениям Колоткевича, 20 июля. Из дальнейшего показания Гольденберга видно, что съезд действительно состоялся и имел весьма важное значение в деле революционного движения. В нем принимали непосредственное участие, кроме Гольденберга, между прочим следующие лица: Александр Михайлов, Николай Колоткевич, Андрей Жилябов, Мария Николаевна, Степан Ширяев, Лев Тихомиров, Александр (он же Преображенский), настоящей фамилии которого Гольденберг не знает, Николай Морозов и Михаил Фоменко. Заседания происходили в лесу и в других пригородных местах. Результатом их было общее соглашение о необходимости совершения нового преступления против жизни ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, но уже не тем способом, как 2 апреля, но посредством взрыва подъезда на железной дороге. По словам Гольденберга, это был первый случай, когда заговорили о применении к делу динамита. При этом решено было по возможности скорее выполнить замысел указанным способом, а также высказывалась необходимость одновременно с этим направить убийство на Одесского, Киевского и С.-Петербургского генерал-губернаторов. Кроме того, на съезде установлено было прибегать также к агитации среди молодежи, войска и общества. Вместе с тем на этом съезде, по словам Гольденберга, выработана была правильная организация партии «террористов» в форме образования Распорядительной Комиссии и Исполнительного Комитета, как органов, долженствовавших управлять делами фракции. Из дальнейшего показания Гольденберга по сему предмету видно, что Распорядительная Комиссия, по кругу возложенных на нее обязанностей, являлась как бы высшим органом, а Исполнительный Комитет— низшим. Распорядительная Комиссия должна была знать все совершающееся не только в террористическом движении, но даже во всей революционной среде, причем на нее возлагалось также изыскивать средства на задуманное дело. Исполнительный Комитет состоял из лиц, которые должны были принимать на себя активное участие в задуманном предприятии. Комиссия должна была находиться в Петербурге, а члены Исполнительного Комитета в разных местах, где надобность укажет. За сим, по объяснению Гольденберга, членами Распорядительной Комиссии были избраны на съезде: Михаил Фоменко, Александр Михайлов и Лев Тихомиров, который сильно протестовал против этого избрания, так как он желал быть исполнителем; членами же Исполнительного Комитета назначены все остальные присутствовавшие на съезде, а также Зунделевич. Впоследствии, по словам Гольденберга, к комитету примкнули: Софья Иванова, Вера Николаева Филипова, урожденная Фигнер, рабочий Андрей Пресняков, Сергеева и Акимова (она же Баска), фамилии и имени которых Гольденберг не знает. Кроме того, на съезде были избраны редакторами предполагавшегося подпольного органа печати Лев Тихомиров и Николай Морозов; что же касается устройства самого органа, то вопрос этот имелось в виду обсудить в Воронеже, где в то же время происходил съезд партии «народников» и куда поспешили по окончании съезда в Липецке многие из участвовавших на нем лиц.

После того, в видах осуществления задуманного на съезде преступления, Гольденберг, как из показания его видно, ездил в Петербург, Одессу, Киев и Харьков…В то же время он узнал, что в Петербурге уже заготовляется Ширяевым динамит для замышляемого преступления…В первых числах сентября Гольденберг отправился в Харьков… Желая знать, в какой степени знакомы Харьковские социально-революционные деятели с последними действиями революционной партии и результатами съезда в Липецке, а также сочувствуют ли они этому движению, Гольденберг, по его словам, устроил при содействии Кузнецова и Блинова несколько сходок. На первой из них… развивая теоретические взгляды свои на террористическое движение и не касаясь практических вопросов, Гольденберг, по его словам, пришел к убеждению, что понятия эти совершенно новы для большинства присутствовавших, но в то же время заметил в молодежи желание ближе познакомиться с этими вопросами. Вторая сходка имела место у студента Осипова, и на ней собралось около 40 человек. На ней, кроме Гольденберга, говорил также Андрей Жилябов, причем, развивая те же положения, которых касался и Гольденберг, распространился в смысле возможности достигнуть путем террора влияния на общество и даже на внешние дела государства.

В 20-х числах сентября из Петербурга приехали в Харьков Ипполит Кошурников и Андрей Пресняков, привезя с собою около 3 пудов динамита и проволоку. Динамит этот первоначально хранился в гостинице, в которой они остановились, а затем у студента Нечаева и наконец у Гольденберга, нанявшего для себя квартиру в доме акушерки Сикорской.

С приездом Кошурникова и Преснякова, между ними, Колоткевичем, Жилябовым и Гольденбергом начались, по словам последнего, совещания относительно приведения в исполнение состоявшегося в Липецке решения о взрыве на железной дороге. С этой целью Кошурников, еще раньше этого производивший, по объяснению Гольденберга, изыскания на Николаевской железной дороге, отправился для производства тех же изысканий на железнодорожном пути, пролегающем в Крыму, но поездка эта никаких результатов не имела. Затем решено было заложить мину под Лозово-Севастопольской дорогой, и местом взрыва был избран Александровск, Екатеринославской губернии.

Для исполнения этого плана отправился в Александровск Жилябов и, назвавшись ярославским купцом Черемисовым, заявил в Думе желание открыть в этом городе кожевенный завод. Предложение это было принято весьма сочувственно в Думе, и Жилябов, наняв вблизи полотна дороги дом, дал задаток. В доме этом должны были, по предположенному плану, поселиться под видом устройства завода, Жилябов, Акимова (она же Баска), выдававшая себя за жену Жилябова, бежавший из административной ссылки Тихонов и неизвестный Иван, которые являлись в качестве рабочих. Предполагалось пробуравить в ночное время полотно железной дороги и, вставив туда медную трубу, начиненную динамитом, произвести взрыв во время следования царского поезда. Необходимые для сего инструменты и приспособления были, по словам Гольденберга, изготовлены под его наблюдением в Харькове. В то же время и в Одессе состоялось предположение о производстве взрыва на Одесской железной дороге, вследствие чего Гольденберг, отделив от бывшего у него динамита около пуда, послал таковой в Одессу с Татьяной Ивановой Лебедевой, которая должна была принять участие в Одесском взрыве. Устройство мины близ Одессы приняли на себя Колоткевич и Фоменко, который должен был пристроиться сторожить на железной дороге и вблизи своей будки заложить мину под рельсы. По словам Гольденберга, Фоменко действительно пристроился на 14-й версте от Одессы сторожем при камнях, а затем получил место будочника и жил вместе с Лебедевой, выдававшей себя за его жену.

В половине октября в Харьков приехал, по словам Гольденберга, Степан Ширяев и сообщил, что Аврамик (так звали Гартмана) купил в Москве дом, откуда ведется подкоп под полотно железной дороги.

Вследствие сего 18 октября Гольденберг, по его показанию, уехал в Москву, где и принял участие в работах по делу Сухорукова, каковою фамилиею назвался Гартман в Москве. По словам Гольденберга, деятелями по покушению 19 ноября являлись Гартман, Софья Перовская, Ширяев, Кошурников, Александр Михайлов, Арончик, Галина Чернявская, студент Гришка и наконец он, Гольденберг, и Николай Морозов, который не мог за болезнью продолжать работы, а потому уехал из Москвы. Из числа этих лиц Гартман, Перовская и Гришка жили в доме, из которого устраивался подкоп, а остальные по разным квартирам, причем устроена была также конспиративная квартира для укрывательства в случае опасности. Работы по устройству этого подкопа, сопряженные с большими трудностями, производились быстро, в особенности же с того времени, когда по газетам сделалось известно, что ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР будет 19 ноября в Москве. Независимо от трудности работ, производство их сопровождалось постоянными тревогами и опасениями быть настигнутыми врасплох. В этих видах в доме Сухорукова устроены были мины на случай необходимости взорвать дом при явной опасности. На покрытие необходимых издержек по устройству мины, когда бывшие налицо средства стали приближаться к концу, представилось, по словам Гольденберга, нужным заложить дом, что и было исполнено Сухоруковым, получившим под залог его от какого-то купчихи 1000 руб. Между тем, когда работы стали близиться к окончанию и представилось необходимым заложить самую мину, оказалось, что наличного динамита будет недостаточно. Поэтому Гольденберг, как из показания его видно, отправился в Одессу, с целью привести в Москву динамит, предназначавшийся для взрыва на Одесской железной дороге, где заложение мины представлялось излишним. На пути в Одессу Гольденберг, по его словам, встретился в Елизаветграде со знакомым своим, студентом Медико-Хирургической Академии Кибальчичем, который следовал из Одессы с проволокою, предназначенною в Александровске для Жилябова. По прибытии в Одессу, Гольденберг познакомился чрез Колоткевича с Герасимом Романенко и, кроме того, виделся с другими лицами, с которыми встречался раньше. Засим 13 ноября с запасом денег, принесенных для Московского дела Златопольским, Гольденберг, имея при себе чемодан с динамитом, отправился в Москву, но в Елизаветграде был задержан.

Делая означенные разоблачения и вступив, таким образом, на путь, по-видимому, вполне чистосердечного сознания, Гольденберг приводит также причины, приведшие его к такому решительному шагу. Из объяснения его видно, что путем долгого в последнее время размышления и беспристрастной оценки действий террористической фракции он пришел к полному убеждению, что стремления этой партии не только неосуществимы, но даже прямо направлены против блага народа, для которого партия эта посвятила свое существование.

Письмо заведующего наружным наблюдением Департамента полиции Е. П. Медникова начальнику Киевского охранного отделения А. И. Спиридовичу о расследовании убийства В. К. Плеве

4 августа 1904 года

Здравствуйте, дорогой Александра Иванович.

Что убийца министра оказался разыскиваемый д-том сын купца, бывш. студ. моек, университета, бежавший из Сибири, Егор Сергеев Сазонов, проживавший с 20 апреля по 10 июня сего года в Белостоке, по Болотистой ул., в д. Островского, в квартире вдвоем с своим сообщником по убийству, тоже арестованным 15 июля на Неве, лодочником, во время выбрасывания бомбы в реку, мещанином м. Кнышны, Гродненской губернии, Шелилем Лейбой Вульфовым Сикорским, по ремеслу кожевник, с которым Сазонов проживал в названном доме,

без прописки вида на жительство, более 6 недель, и выехали из Белостока около 15 июня. До 15 июля Сикорского установили, что он проживал несколько раз в Вильне и Острове, т. е. с 15 по 23 июня и со 2 по 7 июля в гостинице «Петербург», и в «Саксонии» с 9 по 13 июля и 14 числа провел в Острове в гостинице «Москва», вечером на 15 июля выехал в Петербург, а далее убийство и его арест на реке. Относительно Сазонова никаких сведений нет, где он проводил время с 10 июня по 15 июля сего года.

С Сазоновым и Сикорским еще находились в квартире два еврея, в которых одного по приметам признают за Наума Брумера, теперь будто живущего в Бердичеве по Толкучему пер., дом № 16, и также бывают в Ерусалимской пекарне, по Старой Базарной ул. Эти два господина начало весны жили в Белостоке, где теперь выяснилось, что «Борис» есть Гершун-Бореля Брумер, интеллигентный человек, учился в Одессе в одном техническом училище, и после исчезновения из Белостока Сикорского с Сазоновым исчез и Брумер, которого разыскали в Одессе и 2 августа его заарестовали и, кажется, с большим химическим поличным; вероятно, он работал бомбы, живя в Белостоке, для Покотилова и для Сазонова с Сикорским. Ждем с нетерпением сего разъяснения. По этому делу в Белостоке, когда ваши непримиримые и одесские тоже были там, то Сикорский во всех сходках участвовал, и его на двух сходках установили, т. е. 18 и 22 мая сего года. Кажется, что дознание одесских непримиримых и белостокских, и Виленских, и убийц министра соединят в одно дознание в Петербурге; посмотрим, что из этого будет.

Вам в декабре прошлого года Герасимов телеграфировал, что киевский комитет с.-р. устраивает покушение на министра. Мы вам выслали карточки Егора Сазонова, и весной ваш «Феодосий» ездил в Уфу с поручением от центра, неужели все это вам не дало возможности хотя приблизительно определить, кто сей «Феодосий», там еще говорилось и о приметах, и на эту бумажку до сих пор у нас ответа, кажется, нет. Кто же этот солидный господин? Ведь у вас был в конце апреля или начале мая брат убийцы Изот Сазонов, приезжавший за справкой в Киев, кто убит в Северной гостинице; брат Егора Сазонова думал, что погиб именно его брат. Есть очень много данных, что Николай Ильич Бронштейн бывал на свиданиях с группой, а вернее, с Егором Сазоновым, где-нибудь на нейтральной почве, а может быть, и в Вильне или Одессе. Проверены ли Бронштейна отлучки из Киева за период нынешнего года по день убийства? Карточки Сазонова и Сикорского при сем прилагаю, так как по карточкам Сазонова и Сикорского видавшие ранее их сразу узнают в них Сикорского и Сазонова. Может быть, вы теперь все сообразите по данным разных партий, в особенности непримиримых, которые здесь играли первенствующую роль; теперь мы на пути к выяснению группы делателей и метальщиков, но очень далеки от распорядителей, может быть, вам с прекрасной агентурой доставит случай что-нибудь, на счастье, сделать по этому очень серьезному делу. Если что-нибудь у вас будет клевать, пишите больше и подробнее. Может быть, что-нибудь дадите нам — нити для дальнейшего розыска. Во время пребывания у вас в Киеве «Попика», которого вы приняли как съездника, не было ли это собрание лиц участников Боевой организации, из лиц, участвующих в убийстве министра? Пишите по этому делу больше. Целую крепко, обнимаю дорогого киевлянина.

Весь ваш Е. Медников.

Источник: Письмо заведующего наружным наблюдением Департамента полиции Е. П. Медникова начальнику Киевского охранного отделения А. И. Спиридовичу о расследовании убийства В. К. Плеве от 4 августа 1904 года.//http://www.auditorium.ru/books/472/p_l6.htm.

Донесение начальника Виленского охранного отделения Е. К. Климовича директору департамента полиции А. А. Лопухину о террористических планах членов Бунда

9 февраля 1905 г.

Совершенно секретно.

Имею честь донести Вашему Превосходительству, что, по сделанному мне, сего числа, секретным сотрудником «Другом» докладу, Центральный Комитет Бунда пришел к решнию, что в настоящее боевое время следует приступить к устройству вооруженных демонстраций, причем против вызываемых для восстановления порядка войск следует действовать ручными разрывными бомбами малого размера — величиною в яблоко средней величины.

Направление это нашло себе горячих сторонников в г. Вильно, в лице членов Виленского Комитета Бунда: недавно вернувшегося из ссылки домашнего учителя Гожанского и супругов Ария и Анны Брумберг (последняя урожденная Лившиц), а в г. Минске в лице бежавшей из Сибири Шоси (Шмелевой Ципкиной, проживающей нелегально в названном городе вместе со своим братом, скрывающимся от отбытия воинской повинности.

Шося Ципкина, горячо доказывая необходимость действовать бомбами, высказывала, что приготовление бомб весьма просто и что в г. Минске один «химик» предложил изготовить «сколько угодно» таких бомб.

По моему предположению, таким «химиком» может оказаться проживающий в г. Минске Арон-Борух Ошеров Фрумкин.

Ротмистр Климович.

Источник: Донесение начальника Виленского охранного отделения Е. К. Климовича директору департамента полиции А. А. Лопухину о террористических планах членов Бунда. // http://www.hrono.ru/ dokum/190_dok/19050209.html.

Донесение начальника Виленского охранного отделения Е. К. Климовича директору департамента полиции Н. П. Гарину о формировании социал-демократической террористической организации:

16 сентября 1905 г.

Секретно.

По полученным мною агентурным сведениям, в последнее время в организации Бунда и «Искры» идет сильная агитация о сформировании общей «боевой дружины» от обеих вышеуказанных организаций, под наименованием «Протестующих».

Цель этой организации — выполнение одиночных и общих террористических актов.

При сем докладываю, что за сформированием вышеназванной дружины мною установлено агентурное наблюдение.

Ротмистр [Подпись неразборчива]

Источник: Донесение начальника Виленского охранного отделения Е. К. Климовича директору департамента полиции Н. П. Гарину о формировании социал-демократической террористической организации. // http://www.hrono.rU/dokum/190_dok/19050916.html.

Донесение начальника черниговского губернского жандармского управления Н. П. Рудова в департамент полиции об обстоятельствах ликвидации Нежинской группы террористов:

17 сентября 1905 г.

Совершенно секретно.

В представлении за № 6692 я докладывал, что в г. Нежин прибыл для руководства боевой организацией, вместо скрывшегося еврея-террориста, русский сапожник, под кличкой «Федька». При первом его появлении в Нежине удалось сотрудникам видеть его и даже войти с ним в связь, но при этом установлено, что он ведет крайне конспиративный образ жизни, ночует по разным квартирам, не имея постоянной и редко показываясь на улице; причиной тому, как он объяснял в среде близких ему людей, являлась боязнь ареста, так как он будто бы уже разыскивается по обвинению в каком-то убийстве в Белостоке или Одессе.

При таких условиях наблюдение очень затруднялось, и когда я получил о том сведение, то 4 сентября прибыл в Нежин и лично приказал ротмистру Бакуринскому отложить поездки по дознаниям и принять все меры к аресту «Федьки» и его сообщников, ввиду того, что было получено сведение, что он готовится к какому-то преступлению и предполагает вызвать откуда-то сообщников.

Дальнейшим наблюдением добыто сведение, что действительно прибыло каких-то 4 личности и вместе с «Федькой» поселились в квартире Медведевой; тогда же ротмистром Бакуринским было сделано распоряжение об обыске и аресте в ночь с 12 на 13 сентября сказанных лиц. Причем полицмейстер г. Нежина был предупрежден, что, наверное, встретит вооруженное сопротивление.

Об обыске, аресте и оказанном сопротивлении полиции ротмистром Бакуринским донесено телеграммой и представлением за № 772.

По возвращении моем утром 13 сентября из поездки в Сурожский уезд я получил телеграмму от ротмистра Бакуринского, в которой он просил немедленного моего прибытия в Нежин ввиду серьезности положения дела.

В тот же день я выехал в Нежин, где застал местных властей в некоторой тревоге, так как боялись больших беспорядков при погребении убитого «Федьки», о чем получены были угрожающие анонимные письма полицмейстером и прокурором суда.

Однако погребение произведено по христианскому обряду в 6 часов утра, при надлежащих мерах предосторожности, но посторонних никого не было.

Два раненых, из арестованных, еврея первоначально были помещены в Земской больнице, но ввиду того, что получились сведения о готовящемся нападении толпы на больницу для освобождения арестованных, и приняв во внимание, что в больнице нет никаких приспособлений для содержания арестантов и что для караула арестованных вызывается большой расход людей, я признал полезным перевести их в тюремную больницу, что и было произведено в ночь с 14 на 15 сентября.

Следствие производится судебным следователем по важнейшим делам под наблюдением прокурора суда, который просил меня оказать ему содействие к установлению личностей арестованных, что мною поручено ротмистру Бакуринскому; арестованных 4 человека — все евреи, и хотя имеют паспорта, но является сомнение в их действительности. По некоторым данным можно предполагать, что все они — бежавшие из Белостока; при обыске взято большое количество воззваний «Манифест анархистов-общников», печатанных в Белостоке.

Хотя этим арестом произведен большой разгром партии анархистов, но наблюдение требуется еще более усиленное, так как нет сомнения, что остались в Нежине сообщники, в особенности бывший ученик Нежинской гимназии Хелмовский, который является теперь одним из главных руководителей партии анархистов.

Положение раненых пристава Крещановского и городового Якименко — почти безнадежно, в особенности Якименко, которому нанесены тяжкие кинжальные раны в живот.

О приставе Крещановском я уже доносил в Департамент полиции как о чиновнике редком по своим служебным качествам, преданном службе до самопожертвования; на жизнь его было произведено покушение (донесение 21 июля 1905 года за № 4263).

Городовой Якименко известен всему Нежину как исполнительный, смелый, умный и расторопный человек. О нем жалеет лучшее население в городе.

Потеря таких полицейских чинов, как пристав Крещановский и городовой Якименко, весьма чувствительна для службы.

О дальнейшем ходе наблюдения буду доносить.

Источник: Донесение начальника черниговского губернского жандармского управления Н. П. Рудова в департамент полиции об обстоятельствах ликвидации Нежинской группы террористов. // http://www. hrono.ru/dokum/190_dok/19050917.html.

Донесение начальника черниговского губернского жандармского управления Н. П. Рудова в департамент полиции о взрыве в полицейском участке г. Нежина:

26 сентября 1905 г.

Совершенно секретно.

По получении телеграммы о брошенной бомбе в 1-й полицейский] уч[асток] г. Нежина, я в тот же день выехал в г. Нежин, где принял меры к объяснению этого преступления, виделся с сотрудником из партии анархистов, который заслуживает доверия, так как даваемые им сведения были всегда основательные и дали возможность взять типографию с «Набатом» и заарестовать 7 человек террористов, из коих убит «Федька».

Сотрудник рассказал, что в партии ничего не было известно о готовящемся преступлении и что только после взрыва бомбы стали говорить, что это дело прибывших на время 7 человек террористов из Одессы, Киева, Белостока и Лодзи; что они прибыли отомстить за смерть «Федьки» и при этом добыть денег, так как партия очень нуждается в средствах. Все 7 человек террористов евреи, задавшиеся целью ограбить акцизного сборщика по Нежинскому уезду, но этого им в этот приезд не удалось выполнить, и сейчас же после взрыва все семь человек уехали из Нежина по своим местам; — но их следует ожидать в скором времени, так как они не бросили надежды добыть деньги путем ограбления и убийства акцизного сборщика. Помощнику моему, ротмистру Бакуринскому, поручил предупредить всеми мерами это преступление.

Положение г. Нежина в данное время весьма и весьма серьезное. Необходимо возможно скорее усилить штат полиции, о чем уже губернатор входит с ходатайством, а теперь усилена полиция двумя приставами и 15 стражниками.

Для успешности розысков по г. Нежину я прошу о командировании в возможно скором времени филеров по два человека из Одессы, Киева, Лодзи и Белостока, которым бы были известны хотя бы главные деятели в этих местностях из партии террористов. Серьезность положения дел в Нежине вызывает принятие самых экстренных, энергичных мер к установлению спокойствия и безопасности, что местными средствами в данное время почти невозможно: преступники бегут из местностей, объявленных на военном положении, и проявляют свою деятельность в таких городах, как Нежин, где удобство сообщений, большое население и малый штат полиции дают им возможность совершать преступления безнаказанно.

Местное общество терроризировано, власти отчасти растерялись и угнетены, полицейские чины хотят бросать службу.

Только что получена мною шифрованная телеграмма от ротмистра Бакуринского, копию которой представляю с моим ответом. В бытность мою в Нежине никаких указаний по содержанию этой телеграммы не было.

Полковник Рудое.

Источник: Донесение начальника черниговского губернского жандармского управления Н. П. Рудова в департамент полиции о взрыве в полицейском участке г. Нежина. // http://www.hrono.rU/dokum/190_ dok/19050926.html.

Донесение ротмистра В. А. Левдикова директору департамента полиции Н. П. Гарину о готовящихся в Херсонской губернии терактах:

27 октября 1905 г.

Секретно.

Доношу Вашему Превосходительству, что, по полученным агентурным сведениям, на жизнь николаевского градоначальника и полицмейстера ротмистра Иванова готовится покушение, как возмездие за еврейский погром. Для означенной цели имеются две бомбы: одна фитильная для полицмейстера и другая самовзрывная, весом 12 фунтов, для градоначальника.

Та же агентура указывает, что из Одессы должны прибыть на днях транспорт оружия и 6 бомб («ершей») для действия ими против некоторых административных лиц, которых считают виновниками бывших событий 19 и 20 октября.

Ротмистр Левдиков.

Источник: Донесение ротмистра В. А. Левдикова директору департамента полиции Н. П. Гарину о готовящихся в Херсонской губернии терактах. // http://www.hrono.ru/dokum/190_dok/19050927.html.

Циркуляр Департамента полиции начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений о предотвращении террористических актов против членов Союза русского народа:

8 марта 1908 г.

Срочно.

Совершенно секретно.

В Департамент полиции поступили сведения о целом ряде выступлений революционных организаций против членов патриотических партий, главным образом лиц, принадлежащих к Союзу русского народа, и преимущественно председателей отделов названного союза. Так, в текущем месяце в одной Черниговской губернии в гор. Бахмач брошена бомба в дом председателя местного отдела союза, в гор. Нежин подожжен дом председателя союза, причем в огне погибла вся семья, в с. Домьянах убит председатель отдела, в Нежине убиты два председателя отделов и т. д.

Сообщая об изложенном, Департамент полиции предлагает Вам, милостивый государь, по получении сего немедленно направить находящуюся в Вашем распоряжении агентуру для предупреждения подобных посягательств революционеров на жизнь лиц, принадлежащих к Союзу русского народа, и, в случае проявления означенных преступлений в пределах местности, вверенной Вашему наблюдению, принять самые энергичные и действительные меры к обнаружению виновных.

За Директора С. Виссарионов За Заведующего Отделом М. Броецкий

Источник: http://www.auditorium.ru/books/472/p_23.htm#%E2 % 84%96%20113