10

Стэнтон прихлебнул пиво и захрустел соленым крендельком. Он сидел в «Восточном баре» отеля «Пера Палас» на Гран-рю-де-Пера, протянувшейся в европейской части Золотого Рога. После ретирады из маленького кафе у мечети Хью решил больше не рисковать и на извозчике добрался до отеля.

Разглядывая толпу модников за аперитивом, он жалел, что бросил курить. В 1914-м курили абсолютно все. В баре угощали бесплатными сигаретами, сигара стоила пару пенсов. На стене висела обрамленная реклама сигарет. Зловещего вида персонаж в феске предлагал сорт «Мусульманин». На другом плакате был изображен весьма самодовольный султан в огромном тюрбане с полумесяцем, окруженный скудно одетыми танцовщицами. Интересно, подумал Стэнтон, кто больше возмутился бы в моем двадцать первом веке – поборники здорового образа жизни, феминистки или правоверные мусульмане?

Бармен перехватил его взгляд.

– Предпочитаете турецкий или виргинский табак, сэр? – Он подтолкнул изящно инкрустированную сигаретницу к Стэнтону и одновременно чиркнул спичкой.

Аккуратные ряды белых трубочек выглядели невыносимо привлекательно. До недавнего времени Стэнтон в день выкуривал двадцать сигарет, наслаждаясь каждой. Особенно на военной службе. Там мало кто не курил. Кого пугает смерть через тридцать лет, если уже завтра можешь подорваться на мине? Курение было этаким знаком «V», адресованным врагу. Ты нам не страшен. Видишь, сами себя гробим.

Стэнтон чуть не взял сигарету. «Восточный бар» отеля «Пера Палас» в старом Константинополе, Османская империя еще кое-как держится. В таком антураже было бы романтично выкурить турецкую цигарку.

– Нет, спасибо, – удержался Стэнтон.

Он бросил курить после письма Кэсси.

Она не просила об этом, но Стэнтон хотел представить зримое доказательство своей решимости к исправлению. Когда они познакомились, Кэсси тоже курила, но, забеременев, бросила. И ей ужасно хотелось, чтобы он последовал ее примеру. Ни разу об этом не обмолвилась, но он знал. Тем более что Тесса уже начала обращать внимание на картинки с обезображенными легкими и загноившимися глазами.

– Еще пиво, пожалуйста, – сказал Стэнтон. – Хотя нет. Скотч. «Лафройг».

Обычно он предпочитал сорта помягче, но сейчас хотелось чего-нибудь резкого и грубого. Хью залпом опрокинул виски с привкусом горелого торфа. Вспомнились лишайник, вареные коренья и обугленная оленина, на которых он выживал в своем долгом отшельничестве на озере Лох-Мари.

Еще вспомнилась Маккласки.

Пять месяцев назад она потчевала его «Лафройгом». Утром он проснулся и на спинке кровати увидел рождественский чулок, в котором были миниатюрная фляжка виски, шоколадный апельсин и брелок для ключей из сувенирной лавки Тринити-колледжа.

А также официальное удостоверение личности капитана Хью Стэнтона, родившегося в 1878 году.

– Маленький рождественский подарок. – Зажав сигарету в зубах, Маккласки подала поднос с завтраком. – В те дни паспорта почти не использовались. На случай конфликтной ситуации имелось удостоверение с фото и уведомлением министерства иностранных дел, предлагавшим инородцам оставить англичанина в покое и катиться ко всем чертям. Британия рулит, не в курсе, что ли? Твой портрет хорошо обработали в фотошопе, правда? По-моему, усы тебе к лицу. Ты разобьешь сердце не одной юной суфражистке. Ладно, вот чай, яйца, тосты и куча зубрежки. Хоть и Рождество, нужно трудиться.

На подносе рядом с едой лежали планшет и ноутбук.

– В планшете отличный курс немецкого языка.

– Вообще-то я прилично говорю по-немецки. Первые три года моей службы прошли на Рейне.

– Ха! Нам это известно, Хью. Владение языком – одно из требований. Это не менее важно, чем твои профессиональные навыки. Только учти, что немецкий начала двадцатого века отличался от того, на котором с тобой болтали шлюхи в барах Нижней Саксонии. Так что зубри. Конечно, было бы здорово, если бы ты осилил турецкий и сербский, но это кошмарные языки. Мы думаем, лучше бегло говорить по-немецки, чем кое-как изъясняться на трех языках. Кажется, ты еще знаешь французский, да?

– В школьном объеме. Еще чуть-чуть знаком с пушту и урду.

– Ладно. Немецкий – то, что надо. Родной язык эрцгерцога, которого ты спасешь, и императора, которого ты грохнешь.

Маккласки присела на кровать и стянула гренок с подноса.

– То есть вы продолжаете? – спросил Стэнтон.

– Продолжаю – что?

– Большой и чрезвычайно замысловатый розыгрыш, которому почему-то решили подвергнуть своего бывшего студента.

– Все еще не можешь поверить, что через пять месяцев попадешь в 1914 год? – Маккласки сунула гренок в рот и выпустила дым из ноздрей. Где это она выучилась жевать и курить одновременно? – подумал Стэнтон. Этакая манера характерна для горных племен, но не свойственна кембриджской профессуре.

– Пожалуй, не могу. – Стэнтон свинтил пробку с фляжки и вдохнул густой земляной аромат. – Все это, знаете ли, выглядит чистым безумием. – Он завинтил крышку. – Может, вы заготовили хохму? Убедить Кремня Стэнтона в том, что ему предстоит беспримерная миссия, а потом на потеху выложить материалы в интернет: «Кремень наперекор Истории».

– Ты и правда думаешь, что я тебя дурачу?

– Согласен, это было бы странно. Однако менее странно, чем отправить меня в прошлое.

– Ладно. – Роняя табачные крошки на простыню, Маккласки свернула себе новую самокрутку. – Вот какая штука. Конечно, у нас нет полной уверенности, что ты совершишь квантовый скачок в пространственно-временном континууме, но совершенно определенно, что сэр Исаак Ньютон считал это реальным. Сэр Амит Сенгупта уверен, что математические расчеты, на которых зиждется убежденность Ньютона, вполне разумны. Вот так вот. Это все, что мы с тобой знаем. Возможно, ничего не получится. Но совершенно бесспорно, Хью, что мы, воспреемники Ньютонова наследия, обязаны хотя бы допустить вероятность этого события и действовать соответственно. Понимаешь?

Стэнтон молча ел яйцо.

– И потом, что нам мешает, скажи на милость? Ты сам говорил, что просто убиваешь время до смерти. Так убивай его здесь. Это ничуть не хуже, чем куковать на берегу шотландского озера или торчать в интернете, сидя в дешевом мотеле. Живи тут. Совершенствуй свой немецкий. Яростно изучай 1914 год, погрузись в чарующе многообразный опыт рыцарей Хроноса. Чего тебе еще-то делать? Где ты так позабавишься? И разве ты что-нибудь теряешь?

Стэнтон усмехнулся – поди возрази.

– Вы определенно выбрали нужного парня, – наконец сказал он. – Без привязанностей. Без жизни. Без будущего. Такого еще поискать.

– Кроме того, он находчивый авантюрист, знает немецкий и вдобавок живо интересуется историей. Надо же, Хью! Как будто сам Ньютон тебя прислал.

– Ладно, профессор, – улыбнулся Стэнтон. – Я в деле. Хотя бы на время…

– Класс! – Маккласки радостно тряхнула головой. Снегопад перхоти добавил хлопьев к пороше, уже укрывавшей воротник ее шинели. – Ничего, если я угощусь еще одним гренком?

Не дожидаясь ответа, она цапнула тост и потянулась к недоеденному яйцу, но Стэнтон рукой его прикрыл.

– Бог с ним, с тостом, – сказал он, – но докушивать мое яйцо уже чересчур. Даже как-то противно.

– Сразу видно, ты не участвовал в ночных пиршествах в школьной спальне. Там вмиг избавляешься от брезгливости. Сотни раз я жевала уже кем-то пожеванную жвачку.

– Я не изведал преимуществ обучения в частной школе.

– В 1914-м этакий гонор выйдет боком. Тогда всем заправляли аристократы.

– Всем заправляют денежные мешки. Так всегда было и будет.

– Ну хорошо, давай к делу. В планшете курс немецкого. Ноутбук обеспечит чтением перед сном. Обзор ситуации на 1 июня 1914 года, особое внимание уделено Центральной Европе и Балканам. Все известные нам сведения – от цены колбасок в Будапеште до персонала британского посольства в Белграде, от расписания поездов на вокзале Ватерлоо до трений между кайзером и его английской матушкой, которую он винил в своем увечье. Ретроспективный взгляд – наш козырь, ты должен все усвоить. Ближе к финалу тебе придется много времени проводить на историческом факультете. Семестр еще не закончится, поэтому, умоляю, не втрескайся в какую-нибудь смазливую студенточку в мини-юбке, воспылавшую интересом к итальянскому Возрождению. Ибо я ни секунды не сомневаюсь, что любая девица растает перед дьявольски обольстительным однокурсником.

– Я точно знаю, что больше никогда не влюблюсь, – осек ее Стэнтон.

Маккласки пожала плечами:

– Не думаю, что Кэсси была бы этим довольна.

– Я уже сказал, она умерла, у нее нет права голоса.

– Хотя бы перепихнись разок-другой. На тебя телки слетятся точно мухи на сладкое.

– Профессор, давайте ограничимся Хроносом, а?

– Ладно уж. – Маккласки встала и направилась к выходу. – В одиннадцать тридцать первое занятие немецким. К счастью, твой препод согласился пропустить рождественский обед. Дай знать, если что понадобится – курево или еще что.

– Я не курю.

– Спорим, в 1914-м закуришь?

– Если вдруг там окажусь, за вас одну сигаретку, так и быть, выкурю.