Понтий идёт в школу

Лассе очень любит дразнить меня.

— А всё-таки собака лучше, чем ягнёнок! — сказал он однажды.

Улле, конечно, тут же с ним согласился: ведь у него собака, а не ягнёнок.

— Понятно, собака лучше! — сказал он.

— Это ещё почему? — обиделась я.

— Потому что собаку можно всюду брать с собой, — сказал Улле. — Собака всегда ходит за человеком.

— А твой Понтий не выходит из загона, — сказал Лассе.

— И всё равно ягнёночек лучше! — сказала Анна, чтобы поддержать меня.

Это мы говорили, когда шли из школы домой.

Наутро я, как обычно, пошла к загону кормить Понтия. Он прибежал ко мне такой беленький и хорошенький, что я подумала, что не променяла бы его даже на тысячу собак. А ещё я подумала: «Как жалко, что он бегает только по загону, где никто не видит, какой он хорошенький».

Быстрый часто провожает Улле до самой школы. Это правда: собака всюду следует за человеком. Однажды учительница даже впустила Быстрого в класс и разрешила ему лечь возле парты Улле.

Пока Понтий пил молоко, я всё думала, почему так несправедливо устроено, что собаки бегают, где хотят, а ягнята — только по загону. И я решила взять Понтия в школу, чтобы утереть Лассе нос.

Ребята ждали меня возле калитки.

— Скорей, Лизи, а то опоздаем! — крикнула Бритта.

Я повернулась к Понтию и сказала:

— Слышишь, Понтий? Скорей, а то опоздаем!

Никогда бы не подумала, что дети могут так изумиться, как изумились и Лассе, и Боссе, и Улле, и Бритта, и Анна, когда они увидели Понтия.

— Ку… ку… куда это он? — спросил Лассе.

— В школу! — ответила я. — Может, вы теперь перестанете говорить, что только собаки всюду ходят с человеком!

— Лизи, а ты, случайно, не заболела? — спросил Лассе.

— А папа и мама знают об этом? — спросил Боссе.

Я немного смутилась, потому что не подумала о папе и маме. Но тут Анна захлопала в ладоши и сказала, что если Быстрому разрешили сидеть на уроках, то уж Понтию и подавно разрешат. Как раз то, что я думала. Лассе засмеялся.

— Ладно, пусть идёт, — сказал он. — Учительница, конечно, в обморок упадёт!

И мы побежали в школу, а Понтий — за нами. Иногда он ненадолго останавливался, как будто удивлялся: что всё это значит? Но я звала его: «Понтий! Понтий!», он послушно отвечал «Бе-е!» и догонял меня.

В школу в этот день мы, разумеется, опоздали. Звонок уже прозвенел, и все ребята давно ушли в класс.

На ступеньках крыльца Понтий споткнулся, и мне пришлось взять его на руки.

— А может, он ещё слишком мал для школы? — неуверенно спросил Лассе.

Когда сам Лассе в первый раз пришёл в школу, он так вертелся за партой, что учительница сказала, что он ещё мал для школы, и велела ему прийти через год. «Видно, он ещё не наигрался», — сказала она. Лассе этого до сих пор не забыл. Вот почему он сказал, что Понтию ещё рано ходить в школу.

Бритта приоткрыла дверь класса.

— Простите, пожалуйста, мы немного опоздали, — сказала она.

Улле сразу начал хихикать. Мы молча ждали, когда нам разрешат войти, а Улле всё хихикал, словно его щекотали.

— Что это тебе сегодня так весело? — спросила его учительница.

Понтий стоял у меня за спиной, и его никто не видел. Вдруг он высунул голову вперёд и сказал: «Бе-е!» Дети как подпрыгнут! Да и учительница тоже.

— Боже мой! — воскликнула она. — Никак, вы привели с собой ягнёнка?

— Это Лизи… — сказал Боссе и замолчал: он испугался, что учительница на меня рассердится.

Я тоже этого испугалась.

— Мы в прошлый раз читали про домашних животных, — сказала я тихо, — и я…

— Что ты? — спросила учительница.

— Я решила, что надо показать живого ягнёнка… — сказала я первое, что пришло в голову.

Учительница рассмеялась, и все дети тоже. Особенно Улле. У него в животе даже что-то громко забулькало.

Понтия подвели к учительскому столу, и все ребята подходили и гладили его. А потом мы читали вслух про овец, и я рассказывала, как выкормила Понтия через соску. Он всем очень понравился. Мы спели ему песню про барашка. Но, по-моему, Понтий устал от нашего шума и заскучал по своему загону. Правда, вёл он себя очень хорошо: до конца урока он спокойно стоял возле моей парты. То есть, почти спокойно. Иногда он тихонько блеял, и тогда Улле начинал смеяться. Он опускал голову на парту и смеялся так заразительно, что вслед за ним начинали смеяться все дети.

В хорошую погоду мы на большой перемене завтракаем на школьном крыльце. Так было и в этот день. У меня была с собой бутылка молока, и я половину отдала Понтию. Анна тоже отдала ему полбутылки молока. Он хотел полакомиться ещё и морковкой, что взошла на грядках у учительницы, но я прогнала его прочь и велела вести себя прилично.

Когда уроки кончились и мы стали собираться домой, Лассе сказал:

— Завтра мы будем проходить крупный рогатый скот. Вот будет здорово, если я приведу нашего быка!

Улле от смеха начал икать.

— Боюсь только, ему будет тесновато между партами.

Но учительница сказала, чтобы мы больше не приводили в школу никаких животных. Даже если мы проходим их по естествознанию. Это уж слишком.

— Да, особенно, когда мы начнём проходить про крокодилов, — сказала Анна.

Улле даже завыл от смеха и с трудом выговорил:

— Ой, тогда я приведу крокодила!

По дороге домой Понтий устал, и мы по очереди несли его на руках вверх по склону. Когда его выпустили в загон, он громко заблеял и галопом помчался к другим овцам.

— Нет, конечно, он ещё слишком мал для школы, — сказал Лассе.