Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Почему люди, особенно талантливые представители креативного класса, у которых имеется много возможностей, предпочитают жить в определенных местах? Что притягивает их в одни места, а не в другие? Экономисты и социологи всегда уделяли много внимания процессу принятия решений о выборе местоположения для компаний, но, по сути, пренебрегали тем, как такие решения принимают люди, особенно принадлежащие к креативному классу. Пытаясь понять это, я просто задавал респондентам вопрос, как они принимают решения по поводу того, где жить и работать. Начал я со своих студентов и коллег в Университете Карнеги — Меллон, а затем перешел к друзьям и партнерам из других городов. Со временем я стал задавать этот вопрос практически всем, с кем встречался. В конце концов, в середине первого десятка лет третьего тысячелетия этот вопрос стал основным пунктом масштабного опроса, который я провел вместе с Институтом Гэллапа. Ответ был все тот же.
Я начал понимать: именно место — ключевой фактор. Это был настолько важный вывод, что я изобрел новый термин для обозначения данного феномена — качество места. Я использую его в противовес традиционной концепции качества жизни. Термином «качество места» обозначается уникальная совокупность характеристик, которые определяют место и делают его привлекательным. Со временем мы с коллегами даже стали называть этот фактор четвертым «Т» — территориальными активами. В большинстве случаев качество места определяется тремя факторами.
Качество места можно кратко описать как совокупность взаимосвязанных впечатлений. Многие аспекты качества места, например уличная жизнь, носят динамичный и интерактивный характер. Вы можете быть здесь не просто зрителем, а принимать активное участие. Правильный город позволяет менять впечатления по своему усмотрению: выбирать нужные вам впечатления, повышать или снижать уровень их интенсивности — в общем, самостоятельно создавать их, а не просто потреблять. Если вам нужна уличная суета — вот она, рядом, но в то же время есть возможность укрыться от нее у себя дома или в другом спокойном месте, отдохнуть в городском парке или даже отправиться за город.
Многие представители креативного класса стремятся принимать активное участие в формировании качественной среды обитания в своих районах. В одной из предыдущих глав я уже говорил о совещании рабочей группы по возрождению делового центра города в Провиденсе, во время которого один из присутствующих говорил о тех, кто «создает проблемы». Другой участник того совещания отметил: «Мы с друзьями приехали в Провиденс, потому что здесь уже есть аутентичность, которая нам по душе, — городские районы со сложившимся образом жизни, историческая архитектура и этническое разнообразие». Затем он обратился к руководителям города с просьбой использовать эти элементы городской жизни как основу возрождения и при этом задействовать энергию таких людей, как он и его коллеги. Он сказал об этом очень образно: «Нам нужно место, которое еще не завершено». Качество места не формируется автоматически, этот непрерывный динамичный процесс охватывает различные стороны жизни местной общины. Однако здесь, как и в случае многих других положительных процессов, не все так хорошо, как хотелось бы: то, что с одной точки зрения можно рассматривать как возрождение городского района, с другой — может быть расценено как процесс джентрификации. Повышение стоимости жилья во многих случаях неразрывно связано с выселением давних обитателей района, а это очень сложная проблема, решение которой требует серьезного подхода.
Некоторые критики заявляют, что все мои выводы по поводу качества места — не более чем пустые разговоры. Они приводят в качестве аргумента существование таких умеренно консервативных районов, как Северная Вирджиния, Кремниевая долина и окрестности Сиэтла, утверждая, что многие люди, работающие в сфере высоких технологий, предпочитают спокойную, размеренную жизнь в традиционных пригородных районах. Мой ответ прост: все эти места расположены в пределах крупных городских агломераций с самым широким разнообразием объектов благоустройства и стилей жизни. Какими бы безликими ни были все эти пригородные районы, они представляют собой продукт открытости и разнообразия более широкой среды обитания. Понять характер Кремниевой долины невозможно без упоминания о контркультуре расположенного рядом Сан-Франциско. Если бы это место не было открыто для таких неординарных людей, каким много лет назад был молодой Стив Джобс, оно не стало бы таким, как сейчас.
Людям не нравится, когда их ставят перед выбором. Успешно развивающиеся города и регионы предлагают не что-то одно, а целый диапазон различных аспектов качества места самым разным людям на разных этапах жизни. Великие города — это не монолиты; как сказала в свое время Джейн Джекобс, они представляют собой федерации городских районов. Возьмем в качестве примера Нью-Йорк и его предместья. Когда молодые люди впервые приезжают в Нью-Йорк, они живут в таких достаточно простых районах, как Ист-Виллидж, Саут-Слоуп, Уильямсбург и Хобокен, где много молодежи, доступное жилье и можно найти соседей по квартире. Начиная зарабатывать немного больше, они переезжают в Верхний Вест-Сайд, Трайбека или Сохо; а при дальнейшем увеличении дохода перебираются в Вест-Виллидж или Верхний Ист-Сайд. После вступления в брак и появления детей одни остаются в городе, другие переезжают в спальные районы в округе Уэстчестер или Нью-Джерси. Впоследствии, после того как дети вырастают и покидают родной дом, некоторые из этих людей покупают квартиру в кондоминиуме, выходящую окнами на парк, или дуплекс в Верхнем Ист-Сайде. В состав креативного класса входят люди с разной комплекцией, цветом кожи, возрастом и образом жизни. Для того чтобы быть поистине успешными, города и регионы должны предложить что-то каждому из них.
В этой книге неоднократно упоминается имя Роберта Патнэма и его теория социального капитала. Я не всегда соглашаюсь с Патнэмом, однако считаю его выдающимся ученым и широко известным интеллектуалом, оказавшим большое влияние на мое мышление. Я искренне восхищаюсь его стремлением спуститься с башни из слоновой кости, для того чтобы заняться насущными социальными проблемами и инициировать широкое их обсуждение в обществе. Название книги Патнэма Bowling Alone («Боулинг в одиночку») имеет непосредственное отношение к тому выводу, который он сделал в ходе исследований за период с 1980 по 1993 год: количество членов лиги игроков в боулинг сократилось на 40 процентов, тогда как количество отдельных игроков на 10 процентов увеличилось . По мнению Патнэма, это только один из признаков более широкой и тревожной тенденции — долгосрочного сокращения социального капитала. Под этим он подразумевает, что сегодня люди отдалились друг от друга и своих сообществ. Такое сокращение социального капитала проявляется во всем — от ослабления связей между членами семьи, друзьями и соседями до меньшей степени участия в самых разных общественных организациях: церковных общинах, общественных ассоциациях жителей микрорайонов, политических партиях и любительских спортивных лигах. Дефицит социального капитала, в свою очередь, негативно сказывается на многих сторонах жизни общества: ослабляет городские районы, плохо влияет на здоровье людей, делает их менее счастливыми, вредит системе образования, ставит под угрозу благополучие детей, разрушает демократию и подвергает опасности сам источник процветания.
Роберт Патнэм выделил четыре основных фактора этой общественной болезни и разобщенности. Во-первых, более длинный рабочий день и острая нехватка времени и денег приводят к тому, что у нас остается все меньше времени на общение друг с другом. Во-вторых, стремительное разрастание пригородных районов отдаляет нас от родственников и друзей и затрудняет доступ к активным формам проведения досуга. В-третьих, телевидение и другие электронные массмедиа отнимают большую часть свободного времени, оставляя меньше часов для более активного отдыха и волонтерской работы. Четвертый, и самый важный, фактор, по мнению Патнэма, — это так называемый генерационный сдвиг от гражданской сознательности поколения Второй мировой войны к эгоизму послевоенного поколения и поколения Х.
Поначалу многое из того, о чем говорил Патнэм, нашло во мне отклик. Я рос в окружении родственников и друзей именно в такой среде, разрушение которой так его беспокоит. Мой отец был членом итало-американского клуба; он также был менеджером моей команды Малой лиги, а мама — воспитательницей отряда младших скаутов. Мы с братом играли в рок-группе, собиравшейся в подвале нашего дома; в нее входили соседские дети. В Питсбурге, где я провел почти два десятка лет, жили представители разных этнических групп, и им была свойственна та самая гордость за свой город, о которой говорит Патнэм. Именно сильное чувство общности, свойственное местным жителям, позволило ему устоять после почти полного коллапса сталелитейной и других отраслей тяжелой промышленности в регионе.
Однако какими бы убедительными ни были доводы Патнэма, на основании собственных исследований я пришел к совершенно другим заключениям. Участники фокус-групп и интервью, которые я проводил в период подготовки к публикации первого издания книги, проявляли не такой уж большой интерес к жизни в сплоченном сообществе с большим социальным капиталом. Они не хотят, чтобы их друзья и соседи подглядывали за ними через забор. На самом деле они стремятся к тому, что я называю квазианонимностью. Подобно обитателям Гринвич-Виллидж 1920-х годов, о которых писала Кэролайн Уэр, им необходимы открытость, разнообразие и возможность быть самими собой. Социальные структуры, в прошлом служившие основой общества, сегодня теряют свою значимость. Сильные связи, которые были когда-то очень важными для людей, уступают место слабым связям. Прежние социальные структуры, которые раньше поддерживали людей, теперь становятся все более сдерживающими и ограничивающими. То, что рекламная индустрия и политические деятели подают нам как сугубо американский образ жизни (тесные связи между членами семьи и друзьями, близкие отношения с соседями, гражданские объединения, динамичная предвыборная борьба, сильные религиозные институты и гражданское лидерство), уступает место чему-то новому.
В основе всех этих перемен лежит различие между двумя типами социальных связей — сильными и слабыми. Первые — устоявшиеся отношения между людьми, основанные на доверии и взаимности во многих сферах жизни. Как правило, такие отношения формируются у нас с членами семьи, близкими друзьями, а также с давними соседями и коллегами. Если у вас есть прочные связи с другими людьми, то вы обмениваетесь с ними визитами, выполняете поручения и оказываете друг другу услуги. Почти у каждого из нас есть несколько человек, с которыми мы поддерживаем такие отношения. По мнению социологов, изучающих эти процессы, у человека может быть от пяти до десяти подобных контактов. Речь идет о друзьях, которым вы можете довериться, соседях, которые присматривают за вашим домом, пока вы в отъезде, или дяде, который помогает вам найти работу. Преимущества таких отношений очевидны.
Слабые связи тоже играют большую роль. Современную теорию силы слабых связей сформулировал Марк Грановеттер в статье о результатах классического исследования, посвященного тому, как люди находят работу . Грановеттер пришел к выводу, что при поиске работы слабые связи значат больше, чем сильные. Другие исследования по теме социальных связей показали, что слабые связи — это основной механизм мобилизации ресурсов, идей и информации для поиска работы, решения проблемы, запуска нового продукта или создания новой компании. Важность таких связей объясняется тем, что у человека их может быть достаточно много. Суть сильных связей такова, что они требуют от нас гораздо больше времени и энергии. Слабые же отнимают меньше сил, и мы можем использовать их более рационально. Такие связи имеют решающее значение для формирования креативной среды в городе или регионе, поскольку обеспечивают быстрое привлечение новых людей и освоение новых идей . Мысль о том, что сближение с незнакомцами важнее отношений со старыми друзьями, может показаться несколько неожиданной, но более внимательный анализ говорит совсем о другом. По всей вероятности, вы и ваши близкие друзья вращаетесь в одних и тех же кругах. Вы знаете одних и тех же людей, часто бываете в одних и тех же местах и получаете информацию об одних и тех же возможностях. Напротив, слабые связи позволяют общаться с новыми людьми и получать новую информацию, а значит, у вас появляется источник новых идей и открываются новые возможности, о которых вы прежде не знали.
Я не утверждаю, что нужно отказаться от сильных связей и рационально строить свою жизнь на фундаменте слабых. Это была бы одинокая и пустая жизнь — участь, которая, по мнению Патнэма, ждет всех нас. Однако большинство представителей креативного класса, с которыми я встречался и жизнь которых изучал, совсем не стремятся к этому. Большинство из них поддерживают тесные связи с самыми близкими людьми. У них есть спутники жизни, они общаются с близкими друзьями, часто звонят своим родителям. Однако в современном обществе жизнь основана на более широком круге слабых связей. Интересно, что большинство людей отдают предпочтение именно такому образу жизни.
Переход от небольших гомогенных сообществ, основанных на сильных связях, к более крупным гетерогенным, основанным на слабых связях, — это важный факт жизни современного общества, установленный столетие назад выдающимися социологами Максом Вебером, Георгом Зиммелем и Эмилем Дюркгеймом . В одной из своих работ влиятельный немецкий специалист по критической теории общества Вальтер Беньямин привел цитату из полицейского рапорта за 1798 год, в котором шла речь о том, что слежка стала невозможной, потому что «каждый человек, не знакомый с окружающими, прячется в толпе и никого не стыдится» . Размышляя о жизни Парижа в XIX столетии, Бодлер описывал этот город как место «случайных встреч, отрывочных контактов, незнакомцев и толпы, в которой люди находят убежище от своих внутренних, личных демонов». Бодлеру не нравилось многое в жизни города (заводы, торговцы и толпа), но он «любил его свободу и возможности для анонимности и любознательного наблюдения» . Эта сторона городской жизни нашла отражение в образе фланера — горожанина, который ведет квазианонимный образ жизни и получает удовольствие от разнообразных аспектов жизни города.
Стремление к квазианонимности не ограничивается городскими анклавами. Уильям Уайт назвал его основным мотивом, лежащим в основе великого переселения специалистов из числа представителей среднего класса из сплоченных городских кварталов в более неустойчивые пригородные районы в 1950-х годах. Уайт считал пригород новым типом сообщества, любимым местом жительства нового социального слоя — передвигающихся вверх по социальной лестнице «транзитников», которые имеют возможность строить свою жизнь так, как хотят, не будучи обремененными тесными связями с членами семьи и представителями своей этнической группы .
Итак, креативные люди больше не хотят вести образ жизни, в основе которого лежит работа на крупную компанию и проведение досуга в обществе Oddfellows или клубе садоводов. Но чего же они все-таки хотят? Что притягивает их в одни места сильнее, чем в другие?
Конечно, работа по-прежнему имеет большое значение. Но дело не только в этом. Как мы уже видели, прежний трудовой договор потерял силу; люди осознают, что такого понятия, как работа на всю жизнь, больше не существует. Когда я спрашивал участников фокус-групп и интервью о том, какую роль сыграла работа в принятии решений по поводу места жительства, то неизменно слышал один и тот же ответ. Мои собеседники говорили, что их не устраивает место, предлагающее только одну хорошую работу. Они желали переехать туда, где открывалось бы много разных возможностей для трудоустройства. Причина проста, признавались люди. Они не планируют долго работать в одной компании. Компаниям не свойственна лояльность к сотрудникам, а карьера все чаще развивается в горизонтальном направлении. Для того чтобы место притягивало людей, там должен существовать рынок труда, открывающий возможности для горизонтальной карьеры.
Следовательно, место решает основную задачу нашего экономического строя: способствует объединению креативных людей и экономических возможностей, создавая резерв рабочей силы для компаний, которым необходимы сотрудники, а также активный рынок труда для тех, кому нужна работа. Место стало основной организующей единицей современной экономики и общества, взяв на себя ту роль, которую в прошлом играли крупные компании. Сосредоточение людей, компаний и ресурсов в определенных местах с определенной специализацией и возможностями обеспечивает высокий уровень эффективности и инноваций, что способствует экономическому росту.
Участники моих фокус-групп утверждали, что при выборе места жительства учитывают не только возможности для трудоустройства, но и образ жизни. Многие из них рассказывали, что отказались от предложений о работе или решили не искать ее там, где не было того, что им необходимо: музыкальной среды, искусства, технологий, определенных видов спорта на открытом воздухе и тому подобных вещей. Некоторые вспоминали, что в свое время они или их друзья приняли предложение о работе по экономическим причинам, но затем уволились и переехали в другой город в поисках более подходящего образа жизни. В ходе своих исследований я неоднократно встречал людей, которые переезжали куда-то ради определенного образа жизни и только после этого начинали искать работу. Это подтверждают и результаты исследований, проведенных после публикации первого издания книги. По результатам самого исчерпывающего из них — The Young and the Restless («Молодые и дерзкие»), Джо Кортрайт и Кэрол Колетта пришли к выводу, что хотя работа и экономический рост по-прежнему играют большую роль, высокообразованные молодые люди, не состоящие в браке, «отдают более высокий приоритет факторам, определяющим качество жизни». Кстати, результаты этого исследования свидетельствуют о том, что почти в 60 процентах случаев образованные молодые люди «чаще переезжают туда, где продвижение по карьерной лестнице происходит медленнее, чем в тех местах, откуда они уехали» .
В наши дни люди ожидают большего от тех мест, где живут сейчас, чем от тех, где жили раньше. В прошлом многие довольствовались тем, что работают в одном месте, ездят куда-нибудь в отпуск, время от времени катаются на уик-энд на лыжах, отдыхают на природе или отправляются в другой город в ночной клуб или на какое-либо культурное мероприятие. Вспомните о Клементе Хейзе, который делил свое время между работой в Питсбурге и личной жизнью за сотни километров, в Нью-Йорке. Создавалось впечатление, что одни места предназначены для зарабатывания денег, а другие — для проведения досуга. Сегодня этого недостаточно. Социологи Ричард Ллойд и Терри Николс Кларк из Чикагского университета обращают внимание на то, что «работники элитных секторов экономики постиндустриального города требуют определенного качества жизни и все чаще бывают туристами в своем собственном городе» . Одна из причин состоит в характере современной креативной работы. Безусловно, время от времени люди по-прежнему куда-нибудь ездят, но, учитывая их гибкий и непредсказуемый график работы, им необходим постоянный и своевременный доступ к возможностям для отдыха и развлечений. Возможно, такие люди нуждаются в более долгом перерыве посреди продолжительного, изнурительного рабочего дня, чтобы восстановить запас энергии, совершив на велосипедную прогулку или пробежку. С этой точки зрения домик на пляже или за городом не принесет им пользы — им нужны велосипедные дорожки или парки в непосредственной близости от дома.
Ночные развлечения — еще один аспект такого образа жизни. Одна из моих студенток провела опрос, результаты которого показали, что треть респондентов действительно считают ночную жизнь важным фактором городского образа жизни и инфраструктуры города. Определив ночную жизнь как «развлекательные мероприятия, которые проходят после наступления темноты», автор опроса попыталась выяснить, что молодые представители креативного класса (респонденты в возрасте 20–30 лет) ищут в ночной жизни. Больше всего баллов получили культурные развлечения (от симфонических концертов и театра до различных выступлений в концертных залах), а также поздние ужины в ресторанах, а затем небольшие джаз- и другие музыкальные клубы, кафе. Бары, большие танцевальные площадки и ночные клубы получили существенно меньше баллов. Большинство респондентов заявили, что заинтересованы в целом комплексе различных вариантов отдыха и развлечений, а также в безопасном и надежном ночном транспорте .
Люди, с которыми я общаюсь (как неофициально, так и во время интервью и фокус-групп), снова и снова говорят о том, что широкий диапазон культурных мероприятий — признак того, что город «понимает» потребности своих обитателей, что это неотъемлемый элемент креативной эпохи и что именно в таком месте они хотели бы жить. Интересно, что участники фокус-групп чаще всего выражали недовольство теми городами, в которых ночные заведения закрываются слишком рано. Следует отметить, что не все они относились к числу тех, кто любит гулять всю ночь напролет, но, учитывая долгий рабочий день и работу допоздна, им необходима возможность отдохнуть и развлечься в любое время суток.
Нет ничего удивительного в том, что возможность знакомиться с людьми и заводить друзей — самые важные факторы, от которых зависит, насколько мы довольны своей жизнью и той средой, в которой живем. Люди нуждаются в общении, но, как напоминает нам Роберт Патнэм, современное общество изолирует нас, поэтому сегодня гораздо труднее найти возможности для приятного общения и получить поддержку со стороны социума. Как я упомянул в книге Who’s Your City?, в 2006 году социологи из Аризонского университета и Университета Дьюка провели исследование, результаты которого показали, что доля американцев, чувствующих себя социально изолированными в своих сообществах (другими словами, людей, которым не с кем было обсудить свои проблемы), увеличилась с 10 процентов в 1985 году до 25 процентов в 2004 году . Больше всего отсутствие такой поддержки ощущалось в семьях среднего класса с высоким уровнем образования. Возможно, причина в том, что им приходится тратить больше времени на поездки на работу и обратно, а также в том, что у них очень продолжительный рабочий день. Авторы исследования отмечают, что люди проводят больше времени «за многочисленными компьютерами, которые есть в доме, вместо того чтобы общаться друг с другом». Однако самое большое изменение за период с 1985 года состоит в существенном ослаблении связей между соседями. Все больше людей живут в одиночестве, не имея поблизости ни друзей, ни родственников.
Некоторые аспекты места и сообщества могут заполнить эту пустоту. По мнению Итана Уотерса, «городские племена» (сплоченные группы друзей) выполняют сейчас те функции, которые были раньше уделом семей . «Если бы наши “племена” максимально усиливали слабые связи в городе, — пишет Уотерс, — может, мы создали бы в социологии эквивалент темной материи — невидимой силы, которая связывает все в единое целое». Кроме того, Уотерс утверждает, что городское племя удовлетворяет потребности своих членов в самовыражении и самоактуализации, которые родители, братья и сестры во многих случаях подавляют. Одна молодая женщина, с которой я беседовал в Чикаго, высказалась так: «Семью выбрать нельзя. Но можно выбрать новую семью — друзей».
Не только люди, но и места помогают избавиться от чувства изолированности. Социолог Рэй Ольденбург определил, какую роль в жизни человека играют так называемые третьи места. По его мнению, существуют места, которые не связаны с домом и работой (первыми двумя местами) — кафе, книжные магазины, бары и другие, представляющие «основу жизни сообщества», куда люди приходят «ради хорошей компании и оживленной беседы» (во многих городских районах эту роль играют парикмахерские, салоны красоты и маникюрные кабинеты) . Участники моих фокус-групп и интервью, принадлежащие к креативному классу, считают, что такие третьи места — один из самых важных факторов привлекательности города. В наше время семейная жизнь лишена той стабильности, которая была свойственна ей в прошлом, поскольку у многих пар очень напряженная работа, а еще больше людей вообще не имеют семьи. Характер работы тоже меняется. Даже если кому-то посчастливится иметь гарантированную работу, все больше людей не придерживаются строгого графика и работают в относительной изоляции, например дома за компьютером, как часто делаю я сам. Сейчас гораздо труднее поддерживать контакты с людьми, а электронная почта или телефонные разговоры покрывают эту потребность лишь частично. Когда я чувствую, что начинаю уставать от долгого пребывания дома, то делаю перерыв и отправляюсь в расположенное неподалеку кафе, где могу встретить кого-нибудь из знакомых. Многие люди, с которыми я беседовал, поступают так же.
В статье, опубликованной в Daily Beast в июле 2010 года, я написал о появлении четвертого места, которое сочетает в себе работу и сообщество. Я определил его как место, куда креативные работники могут отправиться не только для того, чтобы «сбежать от работы, но и заняться ею: проверить почту, написать сообщение в Twitter, провести незапланированную встречу. …Кроме того, как бы иронично это ни звучало, это правда: в офисе трудно выполнять настоящую работу» . Девелоперы уже начинают реагировать на потребность фрилансеров и путешественников во временных офисах и местах для встреч с людьми, создавая офисные кабинки, кабинеты и конференц-залы, которые можно арендовать в случае необходимости.
Существует еще один фактор, причем настолько важный, что трудно понять, почему его так часто игнорируют. Речь идет о потребности жить там, где можно найти человека, с которым можно встречаться, или даже спутника жизни, если есть такое желание. Для молодых людей (или людей постарше, которые ищут второй шанс) активность брачного рынка не менее важна, чем активность рынка труда. В одних местах вероятность встретить подходящего партнера гораздо выше, чем в других. И дело не только в том, что нам легче поддерживать отношения с теми, с кем у нас много общего: раса, национальность, религия, работа, образование, образ жизни. Просто в некоторых местах больше холостых и незамужних, чем в других, а также больше объектов инфраструктуры и способов проведения досуга, которые объединяют одиноких людей.
В 2006 году журнал National Geographic опубликовал свою знаменитую Карту холостяков. На этой карте были отмечены городские агломерации, в которых неженатых мужчин было больше, чем незамужних женщин, и наоборот. Регионом с лучшим соотношением для гетеросексуальных мужчин оказался Нью-Йорк и его окрестности: Лонг-Айленд, Уэстчестер, Нью-Джерси и Коннектикут. На территории этого региона проживало на 165 тысяч больше незамужних женщин, чем неженатых мужчин. Количество незамужних женщин превышало количество неженатых мужчин в Бостоне, Вашингтоне, Филадельфии, Балтиморе, Майами, Чикаго, Детройте, Сент-Луисе и Сан-Франциско. Лучшее соотношение для гетеросексуальных женщин имело место в большом Лос-Анджелесе, где неженатых мужчин было на 40 тысяч больше, чем незамужних женщин. Среди других мест, более благоприятных для женщин, можно назвать Сан-Диего, Портленд, Сиэтл, Даллас, Хьюстон и Остин .
Если при поиске партнера важную роль играет сходство, то при выборе места жительства, как неизменно отмечали участники моих фокус-групп и интервью, один из ключевых факторов — разнообразие. Людей влекут места, известные своим интеллектуальным разнообразием и широтой взглядов; оценивая местное сообщество, они ищут такие признаки, как наличие людей разных возрастных групп, разной этнической и расовой принадлежности, а также представителей нетрадиционной сексуальной ориентации и людей с альтернативной внешностью, например любителей татуировок или пирсинга. Неудивительно, что, когда я задал своим студентам из Университета Карнеги — Меллон вопрос, где они хотели бы жить после окончания учебы, большинство из них назвали Вашингтон — город с высоким уровнем разнообразия. Студенту корейского происхождения этот город нравился потому, что «в нем большая корейская община» — под этим он подразумевал корейские религиозные учреждения, корейские продуктовые магазины и корейских детей, с которыми могли бы играть его собственные дети. Индийский студент отдал этому городу предпочтение в силу большого количества выходцев из Индии, афроамериканец — из-за большого числа чернокожих профессионалов, а гея привлекали сообщества в районе Дюпон-Серкл. Однако дело здесь не только в иммигрантах и представителях меньшинств, которые хотят жить среди себе подобных. Различия тоже играют важную роль. Одна студентка иранского происхождения, которая училась на подготовительных медицинских курсах, так описала всю совокупность признаков разнообразия:
Как-то раз мы с сестрой и друзьями во время путешествия разговорились о том, что делает тот или иной город местом, в котором мы хотели бы побывать или в котором хотели бы жить. Мы пришли к выводу, что такое место должно быть открытым и ему должно быть свойственно разнообразие. Иными словами, в нем было бы большое сообщество геев и много представителей разных рас и этнических групп и жили бы люди разных возрастов. А кроме того, оно должно быть открытым для молодежи и людей, которые выглядят необычно .
Как рабочие места, так и сообщества, которым свойственно разнообразие, — признаки мест жительства, открытых для разных людей. Подобно тому, как предоставление льгот партнерам говорит об открытости и толерантности потенциального работодателя, заметное присутствие геев свидетельствует о широте взглядов представителей местного сообщества. В частности, молодые женщины отмечали, что они чувствуют себя в безопасности в районах, где обитает много геев. Как и в случае работодателей, очевидное разнообразие говорит о том, что в данном сообществе уважают открытые меритократические ценности креативной эпохи.
Разнообразие связано также с эмоциональным возбуждением и энергией. Людям с креативным складом ума нравится смешение стимулирующих факторов. Они хотят слушать разную музыку и пробовать разные блюда. Им необходимо встречаться и общаться с себе подобными, обмениваться с ними мнениями, спорить по поводу разных вопросов. Круг близких друзей человека может и не представлять собой группу совершенно разных людей, но представителям креативного класса необходимо иметь возможность взаимодействовать с такими людьми.
Привлекательный в плане разнообразия город может и не быть большим, но он должен быть космополитичным — другими словами, в таком месте каждый человек может найти группу таких же, как он, а также другие группы, которые будут его стимулировать. В таком городе должно бурлить разнообразие культур и идей, а чужаки должны быстро становиться своими. В книге Cosmopolitan City («Космополитичный город») Бонни Кан дает очень простое определение такого места . Она утверждает, что у огромного города есть две отличительные черты: терпимость к незнакомцам и нетерпимость к посредственности. Именно эти качества привлекают представителей креативного класса — и эти же качества способствуют инновациям, готовности идти на риск и созданию новых компаний.
Места ценят также за их аутентичность и уникальность. Аутентичность города включает в себя ряд элементов, таких как исторические здания, известные районы, уникальная музыкальная среда или характерная культурная атрибутика. Высокий уровень аутентичности создается в тех местах, которым свойственно смешение грубого урбанистического пространства и только что отреставрированных зданий, молодежи и стариков, давних обитателей городских кварталов и яппи, моделей и бродяг.
Участники моих фокус-групп и интервью часто определяют аутентичность как противоположность заурядности. Они ставят знак равенства между аутентичным и «живым», как в случае места, где есть настоящие здания, настоящие люди, подлинная история. Город, в котором много магазинов розничных сетей, сетевых ресторанов и ночных клубов, нельзя назвать аутентичным. И дело не только в том, что все эти заведения везде выглядят одинаково, но и в том, что они предлагают вам одинаковые впечатления. Мой собеседник из числа представителей креативного класса подчеркнул, что людей привлекает аутентичность и уникальность города:
Возьмем в качестве примера Детройтский фестиваль электронной музыки. В первый год это был бесплатный концерт, который собрал миллион зрителей… на нем выступали звезды Детройта и несколько исполнителей и диджеев из других мест. Все это принесло большую пользу городу и его имиджу. В этом году… от детройтских исполнителей отказываются в пользу более известных групп страны. Да, это позволит собрать больше зрителей, но при этом фестиваль теряет свою аутентичность и уникальность, благодаря которой на это событие съезжаются люди со всего мира .
Музыка — ключевой компонент, делающий место аутентичным. Термином «аудиоидентичность» обозначается узнаваемый музыкальный жанр, ассоциирующийся с местными группами, клубами и другими аспектами жизни города, формирующими его уникальный голос: электрический блюз в Чикаго, мотаун в Детройте, грандж в Сиэтле, соул в Филадельфии, Шестая улица в Остине, уличные духовые оркестры и R&B в Новом Орлеане, блуграсс в округе Колумбия. Музыкальный стиль — это первое, что вызывает у людей ассоциации с городом, посредством чего города продвигают себя.
По существу, музыка играет главную роль в создании идентичности и формировании подлинных сообществ. Музыкальные воспоминания — самые сильные, пробудить их очень легко. Песни прошлого часто вызывают в памяти людей воспоминания о событиях того времени. Саймон Фрит пишет, что музыка «вызывает у нас чрезвычайно субъективное чувство принадлежности к социуму. Она формирует и обеспечивает непосредственный опыт коллективной идентичности. Музыка постоянно сопровождает наши поиски себя и того места, где мы можем чувствовать себя как дома» .
Трудно представить себе крупный регион с развитой индустрией высоких технологий, у которого не было бы особой аудиоидентичности. Помимо Сиэтла и Остина стоит упомянуть о районе залива Сан-Франциско, ставшем очагом самой креативной музыкальной среды 1960-х: Grateful Dead, Jefferson Airplane, Big Brother and the Holding Company, Дженис Джоплин, Карлос Сантана, The Mamas and the Papas, а также знаменитый фестиваль поп-музыки в Монтерее. Город Чапел-Хилл, расположенный в самом центре Исследовательского треугольника, недавно был признан одним из лучших музыкальных сообществ страны. Технологическая и музыкальная среда соседствуют друг с другом, поскольку отражают открытость этого места новым идеям, новым людям и творчеству. Именно поэтому я люблю говорить первым лицам города, что поиск способов поддержки местной музыкальной среды так же важен, как и инвестиции в бизнес в сфере высоких технологий, и гораздо более эффективен, чем строительство крупного торгового комплекса в центре города.
Помимо музыки, большую роль играют также и другие типы «сопровождения». В большом, захватывающем городе может быть — и действительно возникает — множество различных сцен, которые со временем меняют свое местоположение. Они позволяют талантливым людям сотрудничать и конкурировать друг с другом, искать вдохновения, наблюдать за работой коллег по творческому цеху, учиться у них. Аутентичные сцены, расположенные в различных городских кварталах, помогают сформировать в данном месте креативную среду и волнующую атмосферу.
Динамика таких сцен в каком-то смысле напоминает динамику кластеров и агломераций компаний, людей и бизнеса. В своей книге Creative Industries («Креативные отрасли») экономист Гарвардского университета Ричард Кейвс говорит о том, что искусство, музыка, театр, дизайн и другие сферы деятельности творческих людей характеризуются высоким уровнем неопределенности: практически невозможно заранее определить, что именно будет иметь успех. Именно поэтому так трудно организовать эти направления бизнеса или отрасли по принципу вертикальной интеграции, как, например, в случае автомобильной или сталелитейной промышленности. Вместо этого они формируются вокруг кластеров, агломераций и местных сцен. Как сказала моя бывшая студентка Элизабет Каррид в своей книге The Warhol Economy («Экономика по Уорхолу»), такие сцены создают условия не только для развлечений, но и для работы, позволяя людям устанавливать контакты, учиться друг у друга чему-то новому, создавать сеть полезных знакомств и строить карьеру. Этот социальный нетворкинг происходит не в компаниях и офисах или во время завтраков и обедов в дорогих ресторанах, а в местных клубах и на других площадках .
У этого явления имеется не только экономический, но и социальный, психологический и креативный аспекты. Сцены — это места, где создаются приятные впечатления. По мнению Дэниела Силвера, Терри Кларка и Лоуренса Ротфилда, которые написали много работ по этой теме, сцены — это «способ организации и потребления культуры» . «Кафе, театры, парки, музыкальные площадки, рестораны, рынки, магазины и другие объекты благоустройства, — пишут они, — предлагают множество возможностей для создания впечатлений, определяющих смысл и ценность данного места. По мнению этих исследователей, ценность сцен зависит от того, в какой степени они позволяют сделать города чем-то большим, чем просто место для проживания и работы. Сцены становятся «эмоциональной средой, где можно делиться своими чувствами и эмоциями, принимать или отвергать их», и в ней формируется «целый диапазон символических значений». Авторы выделяют разные типы сцен, от аутентичных местных до сцен для самовыражения и чрезвычайно гламурных и харизматичных. Например, «кинофестивали, дни высокой моды и парады кинозвезд проходят на гламурной сцене», тогда как «мастерские татуировки, площадки панк-музыки, студии боди-арта и салоны пирсинга — это сцена для самовыражения». «Местные магазины народных ремесел, фермерские рынки, городские культурно-спортивные центры и фестивали искусств» — это признак аутентичной среды, для которой характерен высокий уровень экологической и социальной ответственности.
В ходе еще одного исследования были определены способы прямого и косвенного воздействия сцен на местную экономику. Например, богемные городские районы — это не просто центры развития искусства и артистичности; они выполняют важную экономическую функцию. Такие районы, в которых «много магазинов подержанных вещей, ночных баров, мастерских татуировки, табачных магазинов, галерей, этнических ресторанов и маргиналов», выступают в качестве «настоящих лабораторий по созданию новых стилей потребления», позволяя понять, что считается самым продвинутым, молодежным и трендовым, а что уже устарело. Подобные места открывают компаниям доступ не только к авангардным дизайнерам, но и к хорошо осведомленным торговцам, которые «могут пройтись по барам и выяснить, что вот-вот войдет в моду», и имеют возможность «придерживаться стиля потребления, находящегося на грани общепринятых норм, не будучи сами ни художниками, ни революционерами». Результаты этого исследования позволили обнаружить тесную связь между «сценами для самовыражения» и экономическим ростом. Проанализировав влияние на экономическую эффективность тысяч городских районов по всей территории США более двадцати отдельных показателей, авторы исследования пришли к выводу, что роль сцен, предоставляющих широкие возможности для самовыражения, очень существена — даже больше, чем «такие базовые показатели городского развития, как рост и уровень человеческого капитала, рабочие места в сфере искусства и высоких технологий, а также плотность населения и продолжительность поездок на работу и обратно». Кроме того, авторы исследования обнаружили, что экономическое влияние таких сцен выходит далеко за рамки функции привлечения талантливых специалистов и креативных людей». Они пришли к выводу, что «больше ни один показатель не продемонстрировал такое неизменно сильное и широкое экономическое воздействие», как наличие сцен, предоставляющих широкие возможности для самовыражения .
Как отметил социолог Мануэль Кастельс в своей выдающейся книге The Power of Identity («Власть идентичности»), трудноуловимое, разноречивое ощущение собственного «я» стало определяющей чертой неустойчивого, постоянно меняющегося постмодернистского мира, в котором многие традиционные институты больше не обеспечивают смысл, стабильность и поддержку . В прежней экономике многие люди ориентировались на компании и идентифицировали себя с ними. А кто-то жил в городах, где родился и вырос и мог положиться на прочные связи с членами семьи или старыми друзьями.
Сегодня место жительства (в отличие от места рождения) и род занятий (а не работодатель) стали основными элементами нашей идентичности. Я часто летаю самолетом и обратил внимание на то, что изменились стандартные фразы, с которых люди начинают разговор. Двадцать лет назад вас спросили бы, где вы работаете, а сейчас спрашивают, где живете.
По мере уменьшения значения компаний в жизни людей в городах сформировалась своего рода неофициальная иерархия. Безусловно, место жительства всегда было признаком статуса. Некоторые районы таких городов, как Париж, Лондон и Нью-Йорк, всегда были в высшей степени востребованными. Однако если в прошлом большинство людей были согласны пожертвовать хорошим местом жительства ради работы в престижной компании, то сейчас ситуация изменилась. Большая часть участников моих фокус-групп и интервью говорили, что планируют переехать в район с более высоким статусом.
Как было отмечено ранее, многие представители креативного класса стремятся принимать участие в жизни сообщества. Это не столько проявление склонности к благотворительности, сколько свидетельство стремления людей формировать свою идентичность в том или ином месте, а также создавать места, которые ее отражают и придают ей значимость. Например, в Питсбурге молодые люди из разных креативных областей, от архитектуры и градостроительного проектирования до графики и высоких технологий, создали неформальное общество под названием Ground Zero («Нулевая отметка»). Эта группа возникла стихийно в результате нескольких сеансов «мозгового штурма», которые я организовал в начале 2000 года, чтобы лучше понять образ жизни и проблемы молодых представителей креативного класса. Сначала группа ставила себе цель противодействовать сносу аутентичного торгового района в центре города и строительству на его месте типового торгового центра, а затем фокус внимания ее участников сместился на создание креативной атмосферы и формирование идентичности всего города. Все их усилия, от проведения культурных мероприятий в местном сообществе до организации маршрута общественного транспорта под названием «Ультрафиолетовая петля», который соединил различные районы Питсбурга с местами особой уличной культуры, были направлены на включение их творческой идентичности в урбанистическую структуру города.
Роль места в формировании идентичности проявляется и в растущей борьбе за контроль над городами. Я на собственном опыте почувствовал напряженность, которую создает так называемая джентрификация, в современном районе Сиэтла Беллтауне. Теплым вечером в мае 2000 года наша компания шла по Пятой авеню — новой улице, где расположены офисы высокотехнологичных компаний, элитные жилые дома и дорогие рестораны. На своем пути мы встретили разношерстную группу протестующих, которые били в барабаны и кричали: «Скажем нет строительному шуму!» Вся эта суматоха привлекла внимание хорошо одетых яппи, которые вышли на улицу, чтобы выяснить, что происходит. Между этими яппи и протестующими разгорелась бурная дискуссия по поводу того, кого именно можно считать истинными обитателями района. Подробнее я расскажу об этом в главе 16.
После публикации первого издания этой книги мои выводы о качестве места вызвали у многих негативную реакцию. Консервативные критики из числа представителей общественности и даже некоторые из тех, кто называет себя урбанистами, возмущались тем, что я, по их мнению, призываю городские власти тратить деньги на всякий вздор, представляющий интерес только для городской знати, богемных геев и безответственной, испорченной молодежи. Эти люди утверждали, что американцы по-прежнему отдают предпочтение хорошим школам, безопасным улицам и городской среде, ориентированной на семейные ценности. На этот счет ведутся бесконечные споры, которые на самом деле можно урегулировать опытным путем. Как уже упоминалось ранее, в середине первого десятилетия ХХI века я провел масштабное исследование в сотрудничестве с Институтом Гэллапа. Сначала мы опросили 27 тысяч респондентов о том, от каких факторов, по их мнению, зависит их счастье и удовлетворенность сообществом, в котором они живут. Результаты этого исследования, изложенные в книге «Кто твой город?», говорят о том, что место имеет важнейшее значение для счастья и благополучия людей.
Это исследование позволило нам сделать ряд многозначительных выводов. Один из них состоит в том, что само место — важный фактор счастья и субъективного благополучия (термин «субъективное благополучие» звучит довольно коряво, но именно так психологи обозначают уровень счастья в восприятии самих людей). В книге Stumbling on Happiness профессор Гарвардского университета Дэниел Гилберт называет три самых важных решения, которые принимает каждый из нас в своей жизни: «где жить, чем заниматься и с кем это делать» . По мнению Гилберта, место — это первая из трех опор, на которых держится счастливая и полноценная жизнь, что целиком и полностью подтверждают мои собственные исследования.
Второй вывод имеет отношение к атрибутам или характеристикам места, от которых зависят наше счастье и удовлетворенность. Мы проанализировали большое количество факторов, которые были разделены на пять крупных категорий: физическая и экономическая безопасность (то есть наличие активного рынка труда, низкий уровень преступности и прочее); базовые услуги (наличие школ, вывоз мусора и ремонт дорог); лидерство (дальновидность влиятельных лиц сообщества и местных политиков); открытость (толерантное отношение к иммигрантам, представителям меньшинств, геям и другим категориям граждан); качество места (ландшафт, парки, архитектура и прочее).
Полученные нами результаты могут оказаться совершенно неожиданными для тех, кто все еще придерживается традиционных взглядов на развитие городов и пригородных зон. Самыми ценными характеристиками городов оказались не базовые услуги или экономические возможности, а объекты социально-бытовой инфраструктуры города, его доброжелательность и красота. Вместе с новым партнером, фондом Knight Foundation, Институт Гэллапа провел расширенный и обновленный опрос под названием Soul of the Community Study («Изучение основ сообщества») . В рамках этого исследования, которое продолжалось три года, Институт Гэллапа опросил 43 тысячи жителей 26 городов. В 2011 году по итогам этого исследования был сделан вывод, что «людей привязывают к определенным местам три основных качества: социально-бытовые объекты (инфраструктура развлечений и места для встреч с другими людьми); открытость (гостеприимность места), а также эстетика района (его красота и зеленые зоны) .
В действительности выводы, сделанные по результатам исследования фонда Knight Foundation и Института Гэллапа, вполне понятны на интуитивном уровне. Большинство людей рассчитывают на то, что город предоставит им базовые услуги, и в большинстве случаев именно так и происходит. Поскольку мы рассчитываем на получение базовых услуг, эстетика места приобретает более высокую ценность. Экономисты называют это «надбавкой за красоту» . Что касается открытости, то в ходе исследования респондентам задавали вопросы о том, какую оценку они поставили бы своему городу в качестве места для проживания семей с детьми, расовых и этнических меньшинств, геев и лесбиянок, иммигрантов, бедняков, молодых холостяков, выпускников колледжей и других категорий граждан. Результаты опроса показали, что в каждой группе, к которой в сообществе относились толерантно, уровень счастья был выше. Один вывод неожиданно удивил нас. Сообщество было наименее открытым по отношению к выпускникам колледжей, ищущим работу. Хотя большие и малые города по всей территории США активизировали борьбу с утечкой умов, в действительности их обитатели не так уж и рады талантливым молодым людям, которые выбирают эти города в качестве места жительства. Подробнее эта тема рассматривается в следующей главе.
Некоторые другие выводы «Изучения основ сообщества» настолько интересны и полезны, что стоит процитировать их полностью.
После трех лет исследований получены достоверные и, возможно, несколько неожиданные результаты. Во-первых, то, что привязывает людей к их сообществам, остается практически неизменным в разных местах. Можно было бы ожидать, что в Майами и Мейконе должны действовать разные факторы привязанности. Тем не менее основные факторы остаются почти неизменными в разных сообществах. Кроме того, в разные годы исследования первые места в рейтинге занимали одни и те же названия.
Во-вторых, эти факторы могут показаться несколько неожиданными. Очевидно, что экономика привлекает к себе большое внимание людей, но местная экономика практически не имеет отношения к привязанности жителей к своему городу. При этом привязанность больше всего сопряжена с открытостью сообщества разнообразию, а также с тем, какие объекты социально-бытовой инфраструктуры предлагает город и какова его эстетика. Это не означает, что работа и жилищные условия не имеют значения. Для того чтобы люди остались жить в городе, он должен удовлетворять их базовые потребности. Когда же речь заходит о формировании эмоциональной связи с данным сообществом, она зависит и от других обстоятельств, которые часто не учитываются в процессе анализа экономического развития города. Их роль возрастает, когда возникает необходимость в обеспечении привязанности местных жителей к своему городу.
И последнее, различия в уровне привязанности среди разных демографических групп действительно существуют, но демографические характеристики не относятся к числу основных факторов, ее определяющих. Результаты исследования говорят о том, что почти во всех городах восприятие местными жителями своего сообщества в большей степени связано с их привязанностью к сообществу, чем с возрастом, этнической принадлежностью, формой занятости и другими показателями.
Различные элементы качества жизни определяют саму основу успешного сообщества. И хотя речь идет об условиях, представляющих особый интерес для представителей креативного класса, оказывается, что эти же факторы важны для всех членов сообщества, независимо от их демографических характеристик и экономического положения. Это не означает, что хорошие школы, хорошая работа и безопасные улицы не играют никакой роли. Совсем наоборот. Однако тот, кто по-прежнему проводит различие между качеством места и базовыми услугами, предлагает ложный выбор. В книге Who’s Your City? я провел аналогию между тем, чего мы хотим от своих сообществ, и знаменитой пирамидой потребностей Абрахама Маслоу. Мы хотим от жизни большего, чем только удовлетворение физиологических потребностей; точно так же нам нужно нечто большее и от городов, в которых мы живем. Качество места, открытость и общность — это не излишняя роскошь, а необходимость.
Войти с помощью соц. сетей: