Глава двадцать шестая. Кризис доверия
Утром в понедельник, обуреваемая размышлениями о бандерлогах, о своём месте в жизни, о предательстве и прощении и вообще о смысле существования, Ленка собиралась в школу. Совет матери складывать рюкзак вечером, а не впопыхах утром почему-то вспоминался только перед самым выходом. То есть Ленка хотела, очень хотела воплотить его в жизнь, но то одно, то другое почему-то всегда нарушало её планы.
Кинув в рюкзак учебники, она сбегала к окну проверить погоду. К большому сожалению, просветов среди туч не наблюдалось. Прискорбно, но не фатально. Ленка ухватила зонт-трость и помчалась по лестнице.
На крыльце, резво набрав скорость, она чуть не сбила с ног Вересова. Тот, видимо не дождавшись выходящих из подъезда, прятался от проливного дождя под козырьком, промокший и грустный, как потерянный щенок.
– Чего припёрся? – хмуро поинтересовалась она. – Да ещё без зонта.
– Я тут подумал, – он всё равно счастливо заулыбался ей, не обращая внимания на холодный приём. – Может, не будешь отказываться от бандерлогов?
– Не начинай, а? – Ленка открыла зонт. – Ты в школу идёшь? Или у тебя другие планы?
– Иду, – он отважно шагнул под дождь.
Но Ленка догнала, всучила ему зонт и пошла рядом.
– Я должна отказаться от шефства.
– Почему?
– Так будет правильнее.
– Но они же попросили прощения. Теперь всё будет путём.
– Да ничего не будет. Я не смогу им больше верить. Неужели это так трудно понять?
Вересов неожиданно остановился, и Ленка с разбегу выскочила под дождь. А он, словно не замечая, что оставил её без крыши над головой, уставился на неё с такой скорбью, что ей стало невыносимо жалко себя.
– Это ты не понимаешь, – он, спохватившись, подбежал, укрыл зонтом. – Ты потом об этом всю жизнь жалеть будешь. Ведь самое поганое – это когда уже ничего нельзя исправить.
– Вот ещё. Не буду я ни о чём жалеть. И не стой столбом, а то в школу опоздаем.
Он послушно зашагал вперёд.
– Ленка, они же маленькие, глупые, а ты мудрая. Не нужно их так казнить.
– Вот же привязался, – поморщилась Ленка. И удрать некуда, не оставлять же его без зонта. Промокнет, заболеет, и мучайся потом.
– Я на них в автобусе насмотрелся, пока мы домой ехали. Они очень переживают и всё осознали. Ленка, они так горюют, что тебя подставили. Ты просто не представляешь.
– Осознали, – хмыкнула она. – Рада за них. Значит, повзрослели.
– Ты только не торопись с отказом, – попросил он. – Пожалуйста. Пусть всё уляжется. А уже потом и решишь.
– Сомневаюсь, что передумаю. Да и от меня сейчас ничего не зависит. Как директрисе всё расскажу, так меня и выпрут из шефов.
– А ты не говори. Я с Анатолием перетёр эту тему. Он мужик толковый и на нашей стороне. Кстати, он тоже считает, что ни к чему внутренние дела сообщать администрации. Это должно остаться между тобой и бандерлогами.
– Я должна рассказать! – Она упрямо поджала губы. – Мне доверили детей, а я не справилась.
– Ну вот что ты такая прямолинейная, а? – огорчился гот. – Нужно же не только о себе думать.
– Я обо всех и думаю.
– Нет. Сейчас тебя заботит только жалость к себе.
Ленка, кипя от возмущения, остановилась. Ей хотелось наорать на него, доказать, что он неправ, что всё не так просто. Вересов стоял рядом, понурившись, как перед казнью, на которую шёл добровольно. И неожиданно её злость прошла.
– Всё как-то не было времени поблагодарить тебя, – сказала она тихо. – Спасибо, что помог найти детей. Без тебя я бы не справилась.
Он удивлённо посмотрел на неё, явно ожидавший выволочки за намёк на жалость.
– Не за что. Каждый бы на моём месте так поступил.
– А вот тут ты глубоко ошибаешься, – тяжко вздохнула Ленка. – Не каждый.
– Так что ты надумала?
– В знак уважения к твоим заслугам в поисках бандерлогов, я перенесу разговор с директрисой на субботу.
– Может, совсем отменишь? – явно наглея, поинтересовался он.
– Нет! – крикнула Ленка и бросилась под дождь.
Промокла она не сильно, до школьного крыльца было рукой подать, но кеды успели хлебнуть водицы из лужи и теперь неприятно холодили пальцы.
Она бегом поднялась по лестнице и зашла в кабинет. Сашка, уже сидевшая за партой, обрадованно засопела и взволнованно принялась натирать очки.
– Привет! Как съездила?
– Привет, – Ленка уселась на стул и обвела взглядом до боли знакомые предметы вокруг. – Было весело и интересно.
– Завидую, – она нацепила очки и с горячим интересом уставилась Ленке в лицо. – А у нас полный штиль. Никаких событий.
– Ну и хорошо.
– Хотя нет, одно есть. Правда, не школьное, – Сашка кисло скривилась. – Алине маман щенка купила. Так она уже задолбала всех его фотками.
– Рада за неё, – Ленка покосилась на королевскую половину Так и есть. Ерчева, разомлевшая от исполнения давней мечты, смотрела в пространство и улыбалась сама себе.
Как странно: все эти добрые письма, школьные тревоги и даже злостный доброжелатель – всё отодвинулось куда-то далеко и теперь казалось таким несущественным. Даже удивительно, как она могла из-за этого так переживать?
Прогулочным шагом приковылял Вересов и кинул мокрый зонт Ленке на парту. Ленка сердито скинула зонт на пол и, зверски выдрав несколько листов из тетради, принялась промокать воду со стола.
Гот, заметив что натворил, сбегал за тряпкой для доски.
– Я как-то не подумал, – он виновато попытался исправить содеянное, размазывая воду и мел по парте.
– В следующий раз думай, – буркнула Ленка.
– Клоун, шёл бы ты отсюда, – поднялась со стула Сашка, угрожающе полдягивая к себе сумку. – А то щас в лоб получишь.
Вересов, покосившись на тяжеловесное орудие воспитания, благоразумно вернулся на своё место.
Со звонком влетел в класс сероглазый и, отыскав взглядом Ленку, просиял улыбкой, но подойти не успел. Зашла Русалка.
Класс ахнул. Светлана Сергеевна преобразилась кардинально. В кабинет вошла энергичная незнакомка в тёмносинем костюме, с короткой эффектной стрижкой. Она словно скинула десяток лет без этого уродливого пончо.
И фигура у неё оказалась вполне приемлемых объёмов и совершенно приятных пропорций.
– Светлана Сергеевна, у вас сегодня праздник? – осмелился нарушить благоговейную тишину Алекс.
– С чего ты взял? – с деланым равнодушием зашуршала бумагами на столе Русалка, но было заметно, что ей приятно и это внимание, и это одобрение.
– А вам идёт, – бесстрашно продолжил Троицкий.
– Может быть, ты выйдешь к доске, и мы это обсудим? – заинтересованно глянула на него классная.
– Неа, – сползая под парту, промямлил Алекс. – Я уж как-нибудь тут.
– Вот и хорошо. Вернёмся к теме урока.
Ленка до самого звонка гадала, чем вызвана такая перемена. Неужели отец всё же пригласил её на свидание? И что дальше? Детская любовь вдруг вспыхнула, озарив два одиночества? Значит, клановая вражда умерла? Или это только передышка?
Но особого счастья лицо Русалки не выражало. Скорей это походило на внутреннее спокойствие. Вот когда пишешь длинное и трудное письмо, а потом ставишь последнюю точку.
После звонка, когда половина класса уже разбежалась, Русалка вдруг вернулась в класс и подошла к Ленке.
– Лена, загляни ко мне после уроков. Хорошо?
– Зайду. А что-то случилось? – насторожилась Ленка.
– Нет, – Русалка выглядела вполне миролюбиво, и чувствовалось, что топор войны не только зарыт, но и забыт. – Расскажешь о поездке. Мне ведь тоже интересно. В общем, жду тебя.
– Вроде до Восьмого марта ещё далеко, – заметил гот, глядя ей вслед. – Чего это она так вырядилась?
– А тебя не спрашивают, – грозно блеснула очками в его сторону Сашка. – Ты в этом ни хрена не смыслишь.
– Да как сказать, Александра, – Вересов красноречиво окинул её взглядом. – Могу дать экспертную оценку.
Сашка вдруг покраснела и, схватив сумку, умчалась.
– Ну и чего ты добиваешься? – спросила Ленка.
– Она первая начала, – насупился гот.
– Ну конечно же, это очень веская причина для обиды.
Вересов покаянно вздохнул и молча побрёл следом.
В коридоре на приличном расстоянии от Ленки то там, то здесь появлялись бандерлоги. Они не подходили к ней, не суетились. Просто вели скрытное наблюдение. И куда бы Ленка ни шла, они всюду ее сопровождали. Сосредоточенные, грустные, потерянные.
– Твой семенит, – сказал гот, заметив спешащего к Ленке Дубинина. – Ну я пошёл.
– Стой где стоишь, – приказала Ленка. – И он не мой. Ещё раз так скажешь, Сашку на тебя натравлю.
– Это страшно, – согласился он и остался.
– Как съездили? – Сероглазый был оживлён и радостен. – Понравилось?
– В общем, да. А подробности у сестры спроси.
– Настя в восторге. Только молчит о… – Он замялся и красноречиво покосился на гота, намекая, что тому пора свалить, и как можно быстрее. – Ну, в общем, ты понимаешь.
– Неа, – радостно помотала Ленка головой. – Ничегошеньки не понимаю.
– Ладно, поговорим потом, – он с недоумением вгляделся в её лицо. – Если захочешь.
– Неа, – сказала Ленка, тряхнув закудрявившимися после дождя волосами, и поплыла дальше, поскрипывая кедами.
Дубинин потерял дар речи, столбиком застыв посреди коридора.
– Он что, был в курсе? – догнав её, поинтересовался Вересов.
– Не знаю. Может, просто догадался о планах бандерлогов.
– И не намекнул?
– Я не хочу это обсуждать, – отрезала Ленка. – Закрыли тему.
– Как скажете, сударыня. Слушаюсь и повинуюсь.
– Лена, можно тебя на минуточку?
Ленка даже удивилась, насколько естественно звучал голос Ерчевой. Вполне такой нормальный голос, когда в нём не намешаны сахар и желчь.
– Чё надо? – Ленка кивнула готу, чтобы шёл в класс, а сама обернулась к старосте, принимая упрощённую боевую стойку.
Но Ерчева смотрела на неё удручающе спокойно.
– Мне щенка овчарки купили, – сказала она и протянула Ленке толстую пачку фотографий. – Посмотри, какой милый.
Щенок как щенок. Вислоухий и забавный. Ничего особенного. Во всевозможных позах и на разных фонах. Но Алина, зависнув за плечом, умилялась и сюсюкала.
– Как назвала?
– Грэй. А полное имя Грэй Де Орсе Лок Асано.
– Породистый.
– Да, – счастливо выдохнула Ерчева.
– Рада за тебя, – Ленка вернула ей фотографии.
Ерчева прижала к груди стопочку фоток и уставилась на Ленку, тая от всепоглощающего счастья.
– Лена, я знаю, что это ты написала письмо моей маме.
– О чём ты? – сделала честное лицо Ленка. – Не понимаю.
– Знаешь, я никогда бы на тебя не подумала. Ну, после того, что я тебе наговорила, – она застенчиво потупилась. – Я у матери письмо стащила, а потом в учительской по тетрадкам почерк сравнивала.
– Сколько усилий из-за пустяка.
– Нет, это не пустяк! – горячо возразила Алина. – Ты месяц всего у нас, а мои подружки с первого класса рядом, и никто из них даже не попытался. Хотя все знали, как я хочу собаку.
– Всяко бывает в жизни, – неопределённо выразилась Ленка, пытаясь закончить разговор.
– Вот. И знаешь, – она совсем засмущалась и даже порозовела от волнения. – Я понимаю, что в подруги ты меня не запишешь, но, может быть, когда-нибудь мы… и… вот… спасибо…
– Пожалуйста, – торжественно завершила её речь Ленка и, видя что Ерчева страстно ждёт от неё такого же героического шага навстречу, добавила: – Мы обязательно подружимся. Я в это верю.
Алина чуть не обняла её в порыве повышенной эмоциональности но, застеснявшись, просто пожала руку и убежала с видом человека, сбросившего с плеч гору. А Ленка, стоя у окна, принялась размышлять о странностях человеческих взаимоотношений.
Вот, казалось бы, терпеть не могла старосту, а теперь она кажется ей вполне нормальной девчонкой. И совершенно не потому, что поблагодарила за помощь в исполнении заветной мечты. Всё как-то само изменилось, и когда-то важное стало несущественным. А незаметное – значительным.
– Ты чего там застряла? – обеспокоенно крикнула Сашка, высовываясь из дверей кабинета.
– Думаю.
– Дома будешь думать, а в школе учиться нужно.
– Золотые слова, – согласилась Ленка и пошла на урок.
Дубинин несколько раз пытался поговорить с ней, но Ленка бдительно следила, чтобы рядом всё время находился гот. И стоило сероглазому приблизиться, как она тут же начинала бурно обсуждать с Вересовым первое, что приходило в голову. Гот, быстро сообразив, в чём причина такой тяги к общению, с большим воодушевлением участвовал в обсуждении.
Неприкаянно потоптавшись рядом, сероглазый уходил. Ленка умолкала, чувствуя себя отвратительно, а Вересов так быстро перестроиться не успевал и с разгону вещал ещё пару минут, пока не замечал, что его никто не слушает.
Но после уроков, когда гот, не успев дописать тест по химии, был оставлен на устную досдачу материала, Дубинин всё же выловил Ленку в коридоре.
– Лен, надо поговорить, – решительно начал он, боясь, что она опять куда-нибудь исчезнет.
– О чём? – спрятаться было не за кого, Сашка – и та ушла домой.
– Что происходит? Ты злишься на меня?
– С чего бы это? – Ленка зашелестела учебником, задумчиво разглядывая номера страниц.
– Я же вижу, – он вырвал учебник из её рук. – Ты даже говорить со мной не хочешь.
– Не хочу, – легко согласилась она.
– Значит, злишься, – он тяжко вздохнул. – Слушай, я не знал, что они собирались навестить свою учительницу. Честное слово.
– А что ты знал? – Она принялась разглядывать свои ногти.
– Ну случайно услышал что-то про учёбу в Москве. Настя с меня взяла страшную клятву, что никому не скажу. Я и представить не мог, что все так серьёзно будет.
– Кризис доверия, – пробормотала Ленка. – Кругом один кризис. И как теперь жить, спрашивается?
– Ты мне не веришь?
– Знаешь, в чём твоя проблема, Дубинин? Всё как-то вокруг тебя само собой рассасывается. Тебе даже пальцем не к чему прислюниться. Всегда приходит кто-то другой и тучи разгоняет руками.
– Не понял, – растерялся сероглазый.
– И не нужно. Меньше знаешь, лучше спишь.
Она, сделав загадочное лицо, зашагала в сторону учительской. Пора было отчитаться о поездке, а затем поговорить с Русалкой. Намечалась большая куча дел. Только на душе было отвратительно и совершенно без шансов на улучшение. Казалось, что отдираешь от себя что-то очень важное, и так болезненно, что хотелось выть.
Но в учительской уже верховодил Анатолий. Учителя, сияя улыбками, дослушивали его рассказ о поездке. Потом состоялся коллективный просмотр фотографий. Ленка, постояв в углу ненужным экспонатом, тихонько выбралась и пошла к Русалке.
– Присаживайся, – классная взволнованно прохаживалась перед доской.
– В учительской сейчас фотографии с экскурсии смотрят, – сказала Ленка, присматриваясь к ней в поисках подвоха, но, кажется, всё было спокойно.
– Позже посмотрю, – она села неожиданно рядом, не за учительский стол, а за парту через проход. – Лена, твой папа сказал, что это ты ему посоветовала со мной встретиться.
– Типа того, – напряглась Ленка. Упоминание отца всегда предвещало неприятности.
– Знаешь, – Русалка выглядела задумчиво и неожиданно просветлённо, – я все эти годы жила с ощущением того, что у меня украли что-то очень значимое, без чего моя жизнь казалась такой пустой. Но когда я увидела Лёлика, – она не удержалась от застенчивой улыбки, – мне вдруг стало так смешно, что я всё это время страдала из-за него. Носила эти дурацкие пончо. Он же мне подарил одно на день рождения. И с тех пор я, как дурочка, не могла жить без этих балахонов.
– Ага, без пончо вам гораздо лучше, – согласилась Ленка.
– Там, в кафе, когда мы встретились, я поняла, что сама сделала свою жизнь такой пустой. Я перестала жить. Цеплялась за прошлое, лелеяла обиды. К тому же оказалось, что я помню совершенно другого Лёлика. Тот был нескладным старшеклассником с вечно холодными руками, который мог часами декламировать стихи. А этот, сегодняшний, совершенно другой человек. Он, конечно, интересный мужчина, но у нас нет ничего общего.
– Значит, хэппи-энда не будет?
– Нет, – она светло улыбнулась. – Если ты имеешь в виду счастливое воссоединение сердец. Знаешь, ты помогла мне очень многое переосмыслить, – она вдруг спохватилась: – Я, наверно, много говорю?
– Вовсе нет, – Ленка слегка поёрзала на стуле. – Просто необычно как-то. Вы мне всё рассказываете. И так откровенно.
– Так получилось, что я тоже часть твоей семейной истории. И мне подумалось, что ты имеешь право знать.
Ленка тут же представила фамильное древо. Ветка по имени «отец» торчала особняком и даже топорщилась шипами.
– Он вас чем-нибудь обидел?
– Нет, что ты. Лёлик был сама галантность. Мы просидели до глубокой ночи, всё вспоминали разные случаи из школьной жизни.
Русалка вновь углубилась в воспоминания, перебирая их, как разноцветные камешки. Каждое, в тон своему цвету, преломлялось в её глазах особым сиянием. И наблюдать за этой радужностью было как-то неловко, словно подсматриваешь в замочную скважину.
– Ну, раз так, – Ленка встала, – я пойду?
– Да, да, – очнувшись, горячо закивала она и, не усидев на месте, сорвалась следом. – Лена, как ты думаешь, если я позвоню Кате, она будет со мной разговаривать?
– Мама? – Ленка сделала глубокомысленную паузу, для усугубления значимости момента. – Конечно. Она очень воспитанный товарищ и всегда готова к диалогу.
– Ох, я ей такого наговорила в последний раз, – Русалка заметно покраснела, – что и вспомнить стыдно.
– Не волнуйтесь, моя мама очень понимающий и чуткий человек.
– Тогда я позвоню, – она оживилась и задорно встряхнула волосами. – Двум смертям не бывать. Сегодня же позвоню.
Ленка в лёгком ошеломлении вышла из кабинета. Было очень неожиданно услышать от взрослого человека такие откровения. И, хотя она была провоцирующим элементом в этом добром деле по воссоединению сердец, всё равно никак не предполагала, что с ней, как с подругой, будут делиться наболевшим.
Жаль, что у них не сложилось. Хотя задумано всё было, конечно же, гениально, но на отце опять срикошетило. Или всё же дело не в нём, а в том эфемерно-неуловимом, что зовётся настоящей любовью? Знать бы ещё, как она выглядит, эта любовь.
– О чём говорили? – От стены отклеился маявшийся в ожидании гот. – Что-то просочилось о бандерлогах?
– Нет. О них ни слова. Но мы говорили о жизни.
– Серьёзно? – не поверил он. – В честь чего это?
Ленка только вздохнула, осознав невозможность даже намекнуть ему на предмет разговора.
– Слушай, может, в кино сходим? Срочно хочется новых впечатлений.
– Пошли, – не задумываясь, согласился Вересов. – Сегодня боевик классный идёт. Ближайший сеанс через полчаса.
Сзади, со стороны лестницы, что-то гулко шлёпнулось, и кто-то торопливо зашагал наверх. Ленке мельком почудился силуэт Сашки. Только этого не могло быть, она ведь уже давно ушла домой.
