Глава шестнадцатая. Соединение сердец
Милый дом встретил тишиной. Ленка постояла в прихожей, помахивая кульком с пирожками. Поразмышляла о своей ненужности в данном конкретном пространстве. Ведь если ты кому-то нужен, то тебе незамедлительно об этом сообщают. Выбегают навстречу. Говорят хорошие слова. Гладят по головке. В общем, озвучивают твою ценность. А когда эту самую ценность некому выразить, то твоя себестоимость автоматически стремится к нулю.
Вообще, это выглядит занимательно: ноль в нуле. В пустой комнате стоит пустой человек. И смотрится это как две окружности с одним центром. Но если мы слегка изогнём нули, то они превратятся в восьмёрки, которые, перевернув набок, можно трансформировать в знак бесконечности. А две бесконечности, вложенные друг в друга, – это выглядит уже не так уныло.
Она глянула в зеркало. Сходила на свидание, называется. Как будто с похорон вернулась. Одна радость – пирожки. Ленка пристроила их на столик у зеркала, гостеприимно отогнув уголок кулька, чтобы мать сразу заметила и угостилась.
Расставшись наконец с пирожками, Ленка уселась на диван. Посмотрела на планшет, к которому уже три дня не прикасалась. Знала же, что обязательно зайдёт посмотреть на стену в Контакте. Не удержится. Соберёт все плевки в свой адрес. И расстроится.
А что, если старший брат ответил? Как же она могла забыть об этом? Ленка торопливо подтянула к себе планшет, открыла страничку питерской подруги в Контакте и тут же наткнулась на разборки. Верка с Лёшкой опять поругались. Оставили друг другу гневные комменты. Из-за чего был спор, Ленка так и не разобрала, но написала каждому, что любит и скучает. Верка тут же отозвалась, отчитала, что её так долго не было в сети, закидала вопросами.
Ленка бодро начала отвечать, живописуя положительные моменты обитания в новой школе, в основном привирая, потому что правду писать не хотелось. Да и зачем кого-то грузить всякими глупостями?
Неожиданно вышел в сеть старший брат. Ленка торопливо написала ему сообщение: «Нужно встретиться. Когда сможешь?» Он, вопреки обыкновению, тут же ответил, что на днях вполне можно. Ленка от волнения чуть не выронила планшет.
Но уточнить дату встречи не удалось, брат ушёл в офлайн, оборвав переписку Ну хотя бы он теперь знает, что она хочет встретиться, успокоила себя Ленка и выключила планшет, чтобы ненароком не сорваться на чтение неприятностей.
Дальнейшая программа вечера предполагала выполнение домашнего задания. Гигантским усилием воли Ленка усадила себя за стол и разложила учебники. Оказалось, что задано немного, и она быстро справилась.
Запиликал домофон. Ленка покосилась на часы. Кого это принесло на вечер глядя?
– Кто тям? – тоненько поинтересовалась она, копируя голосок галчонка из мультика.
Где-то внизу шёпотом попросили прощения. Ленка повесила трубку, радуясь, что отбилась от незваных гостей. Но домофон опять затренькал.
– Кто тям? – пискливо повторила Ленка.
– Э, простите, – пропел знакомый до боли бархатный голос, – а Леночку можно?
– Кто тям? – опять прочирикала Ленка.
– Леночка! – наполнился радостью узнавания голос отца. – Открой, пожалуйста. Это я.
– Мамы нет, – сказала Ленка нормальным голосом.
– Я знаю. Ты же не оставишь меня на улице дожидаться?
Ей очень хотелось сказать, что непременно оставит, но сдержалась и надавила на кнопку открывания замка.
Отец появился в лёгком облаке терпких мужских духов и с чувством восхищения собой поставил на пол объёмный пакет с продуктами.
– Здравствуй, Леночка. Как я рад тебя видеть.
– Не могу сказать того же. Чего тебе надо?
– Я хотел бы, так сказать, поговорить с Катенькой. Ты не будешь против, если я где-нибудь посижу и подожду её?
– Я так понимаю, что вопрос риторический?
Он лучезарно улыбнулся, показывая, что её предположение верно. Неторопливо снял плащ, разулся и принюхался.
– Чем это у вас так вкусно пахнет?
И не успела Ленка отреагировать, как он сгрёб кулёк и засеменил в гостиную.
– Это для мамы!
– Не волнуйся, я ей оставлю.
Сердито стуча пятками, Ленка вернулась в гостиную и уселась за письменный стол. Уроки были сделаны, и по всем правилам ей полагалось развлекать гостя беседой, но делать это категорически не хотелось. Ленка открыла первый попавшийся под руку учебник, а это оказалась физика, и без интереса принялась разглядывать иллюстрацию схемы полёта многоразового космического корабля. А отец тем временем, по-хозяйски устроившись на диване, нагло доедал мамины пирожки.
– Леночка, я тебе не помешаю, если включу телевизор? Я тихонечко.
Она чуть не брякнула, что помешает, но вколоченные с детства правила гостеприимства вынудили промямлить что-то бессвязно-утвердительное. Отец азартно защёлкал кнопками пульта, торопясь найти интересную программу.
Прочахнув целый час над учебником, Ленка решительно встала.
– Закончила? – радостно встрепенулся отец.
– Да, – скорбно отозвалась она, пытаясь придумать повод, чтобы куда-нибудь свалить.
– Может, чайку попьём? Я купил твои любимые пирожные.
Ещё минуту назад Ленка была готова противостоять любым соблазнам, но перед сладостями не устояла.
– Как дела в школе? – поинтересовался он, выкладывая сладкое на стол.
– Лучше тебе не знать, – отрубила Ленка.
Отец намёк понял и сменил тему.
– Ты бы хотела вернуться в Петербург? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Спрашиваешь! Конечно, хочу Но у мамы тут дела.
– Видишь ли, Леночка, я мог бы поговорить с ней, так сказать, о нецелесообразности твоего обучения здесь.
– Тут ты прав, – Ленка после некоторых колебаний взяла ещё одно пирожное. – Школа здесь отстойная.
– В Петербурге я бы, так сказать, мог присмотреть за тобой, пока она не закончит здесь свои дела.
– Очень мило с твоей стороны. Но ты последний человек в мире, с кем бы я хотела общаться.
– Леночка, мама очень хочет, чтобы мы, так сказать, нашли общий язык.
– Зачем?
– Чтобы жить дружно.
– А как же твоя любительница надрывных рифм? Её мы тоже примем в нашу дружную семейку?
– Леночка, ну зачем ты так? – Его лицо затуманилось. – С прошлым, так сказать, покончено.
– Да неужели?
– Ольга оказалась сущим деспотом, – с непривычной горячностью сказал отец. – Она манипулировала мной, как мальчишкой. К сожалению, я не сразу это понял. Я был обманут и ввергнут…
– Ой, только давай без подробностей, – поморщилась Ленка. – Так она тебя выгнала? В этом всё дело?
– Вовсе нет! – Он с негодованием вздёрнул подбородок. – Я сам ушёл. Осознал, что потерял, и ушёл.
– А помириться с твоей Ольгой не пробовал? Ну там, цветочки принести. Или поговорить подушам.
– Она, так сказать, не моя, – слегка обиделся отец. – Не преувеличивай.
– Не суть. Так пробовал? Только давай честно.
Отец потёр лицо ладонями. Вскочил, прошёлся по комнате. Снова сел.
– Да. Я пытался. Но она была непреклонна.
– А чем мотивировала? – Ленка отхлебнула чай и покосилась на оставшееся пирожное.
Он опять беспокойно заходил по гостиной. Словно ему было невыносимо больно говорить об этом. Только Ленка видела в этом лишь любовь к театральным эффектам. Осталось только руки заломить и пасть на колени, думала она, следя за передвижениями отца.
– Ольга сказала, что представляла меня другим. И знаешь, Леночка, я так толком даже и не понял, что она имела в виду.
– Да, трагедия, – неопределённо протянула Ленка.
– Уф, выговорился и даже, так сказать, полегчало, – он уселся на диван и с удовольствием откинулся на спинку. Смотрел победителем.
– И как давно вы расстались? – продолжила допрос Ленка.
– Больше года назад.
– И ты её до сих пор любишь?
Он судорожно сглотнул и отвёл взгляд.
– Нет.
– Надо же, – слегка удивилась Ленка. – А какая была любовь! Я так отчётливо помню истерики, которые ты закатывал маме по поводу вселенского чувства, которое тебя осенило. Я думала, что такое слияние душ должно было длиться вечно.
Отец скукожился на диване, завздыхал.
– Всё прошло, Леночка, – сказал он тихо, – всё прошло.
– Но ты не любишь маму Зачем опять эти танцы с бубном? Слыхал про реку, в которую невозможно войти дважды?
Он с такой мукой посмотрел на Ленку, что она почувствовала лёгкий приступ жалости.
– Что-то же осталось, Леночка. Это нельзя перечеркнуть.
– Но ты это сделал. И с лёгкостью.
– Да, я всё это заслужил. Все эти слова, – он понурился с видом хрестоматийного мученика. – Но это правильно, что мы говорим об этом. Я хочу, чтобы ты знала, как мне тяжело и как я сожалею о случившемся.
– Меня это абсолютно не волнует.
Он протяжно вздохнул, изображая чётко обозначенное смирение.
– Понимаю, я заслужил такое отношение.
– А мама тебя до сих пор любит, – Ленка отодвинула пустую чашку и крутанула на столе чайную ложечку.
– Правда? – радостно вскинулся он.
– Да.
– Леночка, – ей даже показалось, что в его глазах блеснули слёзы, – ты возвращаешь меня к жизни. Я так надеялся, что Катенька меня не разлюбила. Так боялся, что разрушил всё.
– Ну, значит, теперь можешь расслабиться. – Ложка остановилась и указала на пирожное. Ленка страшно разочаровалась таким выбором.
– Ах, Леночка, у тебя такая своеобразная манера разговора.
– Безотцовщина накладывает отпечаток, – веско заметила Ленка.
– Леночка, – он пылко прижал ладони к груди, – я приложу все усилия, чтобы восстановить нашу семью.
– А я не хочу, чтобы ты был частью моей семьи, – она снова раскрутила ложечку.
– Но почему? Почему ты не хочешь дать мне шанс хотя бы попытаться?
– Не вижу смысла. На предателей нельзя положиться, они в любой момент всадят нож в спину.
– Леночка, как ты можешь так говорить? Какой нож? Какое предательство? Мы с твоей матерью расстались два года назад, и я был честен с ней. Как только я полюбил Ольгу, или, вернее, так сказать, мне показалось, что полюбил, я сразу же пришёл к Катеньке и всё рассказал. И мы расстались. Ты же знаешь об этом.
– И что будет, если тебе опять что-то там покажется? Ты снова сделаешь маме больно? – Ложечка опять указала на пирожное. Ленка сердито бросила её в чашку.
– Это больше не повторится, – уверенно сказал он. – Нет, я не допущу этого. Обещаю. Леночка, я столько передумал за это время, клянусь тебе, это, так сказать, больше не повторится.
– Рада за тебя. Растёшь прямо на глазах.
Он на всякий случай улыбнулся, сочтя это за похвалу.
– Так ты больше не сердишься на меня? Я могу надеяться на…
– Нет.
– Но почему? – разочарованно простонал он. – Мы же всё выяснили. Ты девочка умная, должна понять, что я тебе не враг, я хочу только добра и всегда…
В дверь настойчиво позвонили, совершенно бесцеремонно, без пауз давя на кнопку звонка.
Отец вздрогнул. Глянул на часы. Заёрзал на диване, всячески выдавая свою причастность к нарушителю спокойствия.
– И кто бы это мог быть? – поинтересовалась Ленка.
– Я открою? – Он вскочил, жалобно глядя на неё, не решаясь без позволения и шагу ступить.
Звонок продолжал надрываться.
– Я никого не жду, – сказала Ленка и вгрызлась в последнее пирожное.
– А если это важно? – Он до хруста стиснул пальцы. – Как же? А?
– Ладно, – царственно кивнула она. – Сходи, проверь.
Отец торопливо вышел в прихожую. Клацнула замками дверь. Послышался шёпот. А потом вдруг решительно затопали каблучки, и в гостиную вбежала полненькая брюнетка в разноцветном, словно о ткань вытерли перепачканную кисть, брючном костюме. Её круглое лицо озарилось улыбкой, от чего проявились уютные ямочки на щеках.
– Лена, здравствуй! Я Ольга. Давно хотела познакомиться, да всё как-то не получалось.
Ленка сосредоточенно прожевала, облизала пальцы, промокнула губы салфеткой, откашлялась.
– Здравствуйте, Ольга. Могу я поинтересоваться о цели вашего визита?
– Какая тут цель? – смущённо всплеснула ладонями она и прошла к столу, усаживаясь напротив. – Обычная дружеская поддержка. Лёлик, чаю!
Отец поспешил на кухню и тут же вернулся с чашкой.
– И кто кого? – поцокала языком Ленка, выковыривая из зубов застрявший кусочек ореха.
Гостья с грозным недоумением посмотрела на отца. Тот, пригнувшись, сбежал на диван и уткнулся в телевизор.
– Что значит «кто кого»? – Она выцедила в чашку остатки чая из заварника.
– Поддерживает. Вы его или он вас?
– Конечно же, я, – пылко выдохнула Ольга. – Лёлик такой деликатный.
– А, ну да, – понятливо кивнула Ленка. – Можно интимный вопрос?
Ольга настороженно вздёрнула тонкие белёсые брови, от чего стала похожей на бодрого колобка из сказки, и медленно кивнула.
– В разумных пределах, разумеется, можно.
– Вы любовница моего отца?
Её лицо мгновенно залилось краской.
– Девочка, да что же ты такое говоришь? Мы когда-то встречались с твоим отцом, это действительно так, но тогда была любовь! Настоящая любовь. Понимаешь? Это такое возвышенное чувство, которое недоступно многим. А сейчас мы просто друзья.
– Значит, бывшая любовница?
– Лёлик! – взвизгнула поэтесса. – Как ты можешь терпеть такое хамское отношение ко мне?!
– Леночка, пожалуйста, – отец выглянул из-за спинки дивана. – Выбирай выражения.
– А разве говорить правду считается хамством? – изобразила глубочайшее изумление Ленка. – Пап, ты как считаешь?
Отец с лицом человека, разрываемого на части, пригнулся, прячась за спинку дивана и полностью исчезая из видимости.
– Лёлик! Сядь за стол! – отчеканила Ольга. – Немедленно!
К большому Ленкиному удивлению, отец без всяких пререканий и терзаний по поводу диктаторского насилия над личностью торопливо вскочил и уселся за дальний край стола.
– Ух ты! – невольно выдохнула она. – Вот это дрессировка. Высший класс.
– Олечка, – поспешно подал голос отец, заметив опасно багровеющее лицо поэтессы, – она же подросток. У неё сейчас время такое. Будь снисходительнее, прошу тебя.
– Я понимаю, – шумно выдохнула Ольга, растягивая губы в улыбке и превращаясь в добродушного колобка.
Только в глазах стыли злые льдинки. – Понимаю. И очень хорошо.
– Девочки, а хотите еще чаю? Я сейчас, – он, схватив заварник, сбежал на кухню.
Гостья одним глотком допила чай и, заметив, что её с пристрастием рассматривают, попыталась изобразить на лице нечто возвышенное.
– Так зачем вы пришли? – спросила Ленка.
Поэтесса выразительно вздёрнула подбородок, взбодрила пальцами бесформенную причёску, что не особо отразилось на общем беспорядке, и тщательно заправила за уши торчащие выбеленные пряди. Уши у неё оказались феноменально большими, с удлинёнными мясистыми мочками. Ленка даже засмотрелась на этот изыск природы.
– Видишь ли, я очень переживаю за Лёлика, – сказала она скорбным голосом, стараясь не смотреть на Ленку— Он такой талантливый, такой тонко чувствующий. И, как все гениальные люди, совершенно не может противостоять прозе жизни. Таких, как он, нужно всячески оберегать и лелеять.
– Ну и лелейте. Вам никто не запрещает.
– К сожалению, – она поджала губы, – он будет счастлив только с Катериной, а не со мной.
– Значит, возвращение отца в семью – это ваша затея?
– Да, – она с вызовом уставилась на Ленку. – Рядом с Катериной ему будет лучше. Лёлик сейчас в таком смятении, что почти перестал писать. Лена, у него такая тонкая душевная организация. Он так надломлен. И…
– А вот и я, – отец, осторожно ступая, словно боясь расплескать кипяток, принёс заварник и открытую коробку конфет. Засуетился, разливая чай и осторожно приглядываясь, не передрались ли они тут за время его отсутствия.
– Лёлик, сядь. Не стой столбом, – почему-то огорчилась его появлению поэтесса.
– Олечка, конфетки. Твои любимые.
– Сядь, – с ещё большим напором произнесла она.
Отец послушно уселся и с чувством выполненного долга светло вздохнул.
– Как же я рад, девочки, что вы нашли общий язык.
Поэтесса залучилась ямочками и деликатно взяла конфету.
– А от меня-то вы чего хотите, други душевные? – поинтересовалась Ленка, чувствуя себя лишней в этой атмосфере повышенной дружелюбности.
Ольга закашлялась, давясь. Отец заботливо похлопал её по спине.
– Чаю хлебни, Оленька, полегчает, – пододвинул он чашку к ней. – Хоть глоточек.
Но она справилась и неласково окатила Ленку взглядом.
– Я объясню. Проблема в тебе.
– Оленька, – испугался отец. – Не надо.
– А сколько можно тянуть, Лёлик? – Она метнула на него пригвождающий взгляд, от которого отец сразу обездвижился и онемел. – У девочки ни капли сострадания. Должен же кто-то объяснить ей.
– Действительно, – согласно кивнула Ленка. – Просветите девочку.
– Из-за тебя Катерина колеблется с решением. Ты, видите ли, не хочешь возвращения Лёлика! – Она возмущённо громыхнула чашкой о блюдце. – Ты должна это исправить. Немедленно поговори с матерью и всё уладь. Лёлик обязан вернуться в семью.
– О как. Должна, – протяжно повторила Ленка.
– Да! Именно так. Лёлику необходимо создать условия для работы. Ведь его книга почти закончена. И, к твоему сведению, она гениальна.
– Речь идёт о той самой книге, – обернулась она к отцу, – или ты уже что-то другое наваял?
Тот уставился в потолок, наполняясь поэтической печалью.
– Видишь ли, Леночка, эта книга – плод моих трансцендентных размышлений о мироздании. Высший синтез бытия невозможно излить на бумагу в спешке. Ментальная интерпретация…
– Стоп! – Ленка долбанула ложкой по чашке. – Поняла. Значит, та самая. Твоя единственная и неповторимая книга, которую ты пишешь всю жизнь.
– Лена, – пришла в негодование поэтесса. – Ты очень легкомысленно к этому относишься. Труд твоего отца имеет огромное значение для человечества. Да что я мельчу, его работа воистину вселенского масштаба.
Ленка покосилась на потолок, пытаясь уловить на нем хотя бы отблеск галактического величия, но там было пусто и светло.
– Ну, типа, я согласилась. И дальше что?
– А дальше мы будем помогать Лёлику, – воодушевилась Ольга, между делом закидывая за щеку конфету. – Он поедет в загородный дом и будет писать книгу.
– Да-да, Леночка, – мечтательно просиял отец. – Я так любил бывать в нашем загородном домике под Питером. Там так хорошо пишется.
Они переглянулись и заулыбались, страшно довольные друг другом, перспективой воссоединения с домиком и прочими приятными преференциями.
– Ольга, но у вас же есть дача, – встряла в радужные мечтания Ленка. – Он вполне бы мог и там работать.
– Ну что ты, там совершенно нет условий, – как-то не подумав, отмахнулся отец.
– Неужели? – остро отреагировала поэтесса. – Совсем недавно ты говорил другое.
– Оленька, – спохватился он. – Я имел в виду, что только мешаю тебе своим присутствием. У тебя же тоже должно быть место для встречи с Музой. Твои стихи восхитительны. Леночка, послушай:
Заря в снегу купается.
Так утро начинается.
Неспешно просыпается
И тихо улыбается
Мой сад.
– Офигеть, – буркнула Ленка.
– Сколько простора в этих строчках, – воодушевлённо взмахнул руками отец. – Оленька, это прекрасно.
– Спасибо, – скромно затрепетала ресницами поэтесса.
– Не помешаю? – На пороге комнаты появилась мать, позвякивая связкой ключей на пальце.
– Катенька! – сорвался с места отец. – Вот и ты. Как рано. Не ожидал. А мы с Леночкой уже всё обсудили и пришли к полному согласию.
Взгляд матери с большим интересом переместился на Ленку.
– Мама, – Ленка прижала руки к груди, подчёркивая торжественность момента. – Ты не должна мешать счастью отца. Это судьба.
– Да-да, – пылко подхватила поэтесса, совершенно не разобравшись, о чём идёт речь. – Его сердце принадлежит только вам.
– Вот как? – Мать с чрезвычайной нежностью посмотрела на неё.
– Катерина, только вы можете спасти Лёлика от той бездны, которая засасывает его, убивает талант и лишает возможности тонко чувствовать мироздание, как дано только ему, – Ольга пафосно взметнула в пространство руку с конфетой. – Ваш святой долг сберечь Лёлика для потомков. Будущее будет вам благодарно.
Мать снова посмотрела на Ленку, только на этот раз в её взгляде просматривалось безмерное изумление.
– Елена, что здесь происходит?
– Воссоединение сердец, – ответила Ленка, печалясь. – А мы с тобой выпадаем в осадок.
– Леночка, я не понял, – забеспокоился отец. – Что ты имеешь в виду?
– Ах, Лёлик, – вздохнула мать, сбрасывая туфли и сразу переходя в уютный домашний образ. – А мне показалось, что-то изменилось.
– Я изменился, Катенька, – он подскочил к ней, ухватил обеими руками её ладонь и неловко тряхнул. – Я совершенно изменился. Поверь.
Мать с какой-то болезненной гримасой отняла у него руку и посмотрела на поэтессу.
– Думаю, вам нужно уйти.
Краска залила лицо Ольги. Она судорожно открыла рот, но так и не смогла произнести ни слова.
– Катенька! – растерялся отец. – Но как же так?
– Неожиданный финал, – провозгласила Ленка через трубку из сложенных кулаков. – Никто не угадал. И приз достаётся загородному домику. Ура, товарищи!
– Леночка, да что происходит? – Отец очень осторожно хлопнул ладонью по столу. – Объяснись.
– Лёлик, пойдём! – Поэтесса встала, величественно расправляя обширную грудь. – Нам здесь больше делать нечего.
– Оленька, Катенька, да погодите. Давайте…
– Лёлик, не унижайся, – гордо тряхнула головой Ольга. – Это чёрствые и меркантильные люди. Они готовы растоптать талант в угоду своему эгоизму. Идём!
И они ушли.
