ВСЕВОЛОД БОБРОВ

Где бы и во что бы ни играл Всеволод Бобров — он всегда много забивал. И всегда становился первым. Его не щадили соперники, его били и ломали, но всё равно Бобров всегда много забивал и выигрывал. В нашей, да и, пожалуй, в мировой истории спорта нет человека, который был бы одинаково талантлив сразу в трех игровых дисциплинах — футболе, хоккее с шайбой и хоккее с мячом. «Шаляпин русского футбола, Гагарин шайбы на Руси» — трудно не согласиться с этими строчками Евгения Евтушенко.

Большая часть карьеры Боброва-игрока и Боброва-тренера связана с армейским спортом. Но болельщики «Спартака» при всех их антипатиях к ЦСКА всегда тепло вспоминают Боброва, ибо золотые времена спартаковского хоккейного клуба приходятся на годы, когда «красно-белыми» руководил Всеволод Михайлович.

Всеволод Бобров родился 1 декабря 1922 года в Моршанске — небольшом городке Тамбовской губернии. Отец Всеволода, Михаил Андреевич Бобров, был родом из Тверской губернии. Пятнадцатилетним мальчиком он приехал в Санкт-Петербург и устроился на Путиловский завод. В столице Бобров-старший стал не только квалифицированным рабочим, но и профессиональным революционером. Михаилу Андреевичу пришлось узнать, что такое тюрьма, — в сырой камере он приобрел туберкулез. А когда-то Бобров отличался богатырским здоровьем и неплохо играл в футбол и хоккей с мячом, прекрасно катался на коньках. На катке в Таврическом саду он и встретил свою будущую жену — Лидию Дмитриевну Ермолаеву. Лидия Дмитриевна проживала в Гатчине — колыбели русской авиации, а ее родной брат Михаил Ермолаев был известным летчиком и служил вместе с Петром Нестеровым. Тем самым, что первым выполнил мертвую петлю.

В 1921 году Михаила Андреевича отправили в Тамбовскую губернию. В стране свирепствовал голод, и Петрограду было нужно продовольствие. Большевик Бобров должен был организовать поставки хлеба. Вместе с отцом семейства в путь отправились Лидия Дмитриевна и дети — Тося и Володя (старший сын Витя умер шестимесячным). В Тамбовской губернии в те годы было очень неспокойно — разгоралось антоновское восстание. И будущий гений мог и не появиться на свет.

Бобровы жили в деревне Островке. Однажды Михаила Андреевича вызвали в город Сасово. Лидия Дмитриевна осталась с Володей дома. И в это время в деревню пришли бандиты, которые безжалостно расправлялись с активистами и их семьями. Лишь счастливая случайность спасла матери Боброва жизнь. Бандиты не признали в ней супругу комиссара и не тронули. Вряд ли бы беременность спасла ее от расправы. Но дом Бобровых всё же сожгли, и семья оказалась на улице.

Ближе к зиме Михаил Андреевич перевез жену и детей в Моршанск, где и родился Всеволод. Холодной зимой Лидия Дмитриевна прятала Севу в коробку с ватой, боялась, что простынет и умрет, как Витя. Но обошлось. Весной стало легче. А в 1924 году Бобровы перебрались ближе к родным краям — в Сестрорецк. Там и прошло детство Всеволода Михайловича.

Михаил Андреевич очень любил спорт и эту любовь привил сыновьям. Володя и Сева играли в футбол и хоккей (с мячом, естественно; о шайбе в ту пору у нас не знали). Владимир опекал младшего брата и не давал его в обиду своим сверстникам. Надо сказать, что Сева был ниже ростом большинства ребят. Даже носил прозвище — Козявка. Лишь к четырнадцати годам он догнал сверстников. Кстати, хоккей Сева тогда любил больше, чем футбол. Бегать с мячом весь матч ему было тяжело. Зато на льду юркий мальчик чувствовал себя как рыба в воде. Летом ребята играли на пустырях, а зимой хоккейные баталии кипели на «бочаге». Однажды игра обернулась трагедией. Обратимся к книге Анатолия Слуцкого «Гений прорыва».

«„Бочага“ — это финское название непроточного озера, образовавшегося на месте прежнего русла реки, старицы. Вода сюда стекает, однако не вытекает: частично испаряется, частично фильтруется через песок. В Сестрорецке „бочагу“ иногда использовали для сброса отработанной воды с завода имени Воскова. Хотя это предприятие числилось инструментальным, здесь был большой металлургический цех. Сестрорецкий завод — это старый петровский завод, один из самых первых заводов в России. Но известно: при наличии металлургического цикла водяные сбросы могут быть теплыми. Особенно это сказывалось в начале зимы, когда „бочага“ только-только начинала замерзать.

Но юным хоккеистам не терпелось поскорее встать на коньки, они то и дело пробовали лед. И однажды декабрьским вечером 1933 года, убедившись в его прочности, два брата Бобровых и два брата Томилиных первыми из сестрорецких ребят решили открыть хоккейный сезон на „бочаге“.

Они не знали, что завод только что произвел очередной сброс теплой воды. А „бочага“ — озерцо непроточное… Неокрепший еще лед подтаял и треснул, каток разбился на отдельные льдины. Четверо мальчишек в ватниках и на коньках провалились в большие полыньи, образовавшиеся на „бочаге“.

Первым выбрался Володя. И сразу бросился на помощь младшему брату, который безуспешно, выбиваясь из сил, карабкался на крошившийся лед. Лежа на животе, Володя пытался схватить тонущего, но когда ему наконец удалось вытащить Севу из воды, тот был уже без сознания. В это время на крики о помощи прибежали взрослые и в таком же бессознательном состоянии вытащили из полыньи Володю и Витю Томилиных.

Откачивать ребят стали здесь же, на берегу „бочаги“. Томилиных откачать не удалось. А Сева все-таки очнулся, через рот пошла вода, он начал дышать, и его отнесли домой.

На следующий день болезненный, слабенький одиннадцатилетний Севка как ни в чем не бывало бегал по морозцу.

А Володя слег с двусторонним воспалением легких и с воспалением лимфатических узлов. На теле начала слезать кожа. Отец испугался, бросился в Ленинград, привез известного в то время врача Сергея Ивановича Трухина, и тот велел с головы до ног мазать тринадцатилетнего мальчишку какой-то мазью… Всю зиму пролежал в постели старший брат, не остался на второй год в шестом классе лишь потому, что экстерном сдал экзамены. И летом 1934 года тоже не мог заниматься спортом, все еще вынужден был отдыхать, набираться сил: загорал на пляжах Финского залива — всего-то километр от дома. А для футбола здоровья не хватало… Правда, впоследствии у Владимира Боброва легкие никогда не болели. И вообще физически он был очень крепок, закален: в армии по пояс умывался снегом, купался до глубокой осени».

Через несколько лет Владимир снова спас младшего брата. Во время хоккейного матча страсти раскалились настолько, что вспыхнула драка. Сева раз за разом оставлял соперников не у дел, чем взбесил одного весьма хулиганистого парня. Тот сначала ударил Севу палкой с гвоздем по лицу — шрам остался на всю жизнь, а затем полез в карман за ножом. Володя закрыл брата собой и принял удар. С ножевым ранением он был доставлен в больницу.

Сам Всеволод Михайлович очень любил старшего брата и считал его исключительно одаренным спортсменом. «Должен сказать, что он и в футбол и в хоккей играл намного лучше меня. Он отличался точными ударами по воротам, комбинационным талантом. Он „выдавал“ такие мячи, что не забивать их было просто невозможно. Я не сомневаюсь, что при удачно сложившихся обстоятельствах он стал бы яркой звездой в нашем спорте».

Высокий Владимир и коренастый Всеволод еще до войны были известными спортсменами. Играли за заводские команды — сначала у себя в Сестрорецке, затем в Ленинграде. Но потом Владимира призвали в армию. После завершения срока службы Бобров поступил в военное училище. Спорт отошел на второй план. К сожалению, ибо в лице Владимира Боброва наша страна потеряла выдающегося футболиста и хоккеиста. Но до войны у Владимира Михайловича были другие, более важные дела. А после войны уже не позволило здоровье — Владимир Бобров был несколько раз ранен и носил под сердцем осколок.

В 1938 году шестнадцатилетнего Всеволода пригласили в ленинградское «Динамо». Но сыграть за первую команду ему не довелось. Сначала из-за возраста, а потом дебюту помешала Великая Отечественная война.

Владимир попал на фронт уже в первый месяц войны. А Всеволода не взяли. Нужно было сначала закончить школу. К тому же юноша работал на заводе «Прогресс», и ему полагалась отсрочка до достижения девятнадцати лет. Вскоре семью Бобровых эвакуировали из Ленинграда в Омск — туда перевели завод.

Всеволод учился, работал и играл в футбол. Он выделялся на фоне остальных игроков, и слава о нападающем скоро стала греметь по всему Омску. По-прежнему Всеволод рвался на фронт. В декабре его призвали, рядовым. Через несколько недель ему предстояло отправиться под Сталинград.

Но фамилия «Бобров» была вычеркнута из списка. Почему? Список попал на глаза капитану Дмитрию Богинову, в прошлом известному ленинградскому спортсмену. Богинов, комиссованный по причине тяжелого ранения, работал в челябинском военкомате.

«Богинову было известно, что по решению государственных и партийных органов некоторых ведущих футболистов страны, как и некоторых артистов, ученых, не отправляли на фронт, используя их для работы в тылу. Это решение было мудрым и дальновидным, оно свидетельствовало о глубокой вере в грядущую Победу и закладывало основы послевоенного развития искусства, физической культуры и спорта. Безусловно, в тот момент Богинов не предполагал, что из маленького Севки Боброва, какого он знал, вырастет выдающийся футбольный форвард. Но он вспомнил прекрасную, зрелую игру — Владимира Боброва, которого, возможно, уже нет в живых; перед его глазами возникло постаревшее, сникшее лицо Михаила Андреевича Боброва, который проводил в армию второго сына… И дарованной ему, капитану Богинову, властью решил не брать на фронт красноармейца Всеволода Боброва, словно этот Всеволод Бобров был одним из лучших футболистов страны. Богинов ткнул пальцем в фамилию „Бобров“ и приказал писарю:

— Такие маломерки мне не нужны. Вычеркни и перепиши лист».

И Бобров стал курсантом Ярославского военно-интендантского училища, эвакуированного в Омск. Тем временем из блокадного Ленинграда сумели вывезти двенадцатилетнего Бориса — двоюродного брата Всеволода. Мальчик потерял родителей и мог погибнуть от голода. Михаил Андреевич усыновил племянника. Всеволод Михайлович считал Бориса своим родным братом. Вскоре приехал на побывку Владимир. Но радость встречи была омрачена. Умерла Лидия Дмитриевна. Не выдержало сердце. Всеволода не сразу оповестили, да и из училища отпустили с опозданием. И на похороны матери он не успел.

Молва об омском курсанте, прекрасно играющем как в футбол, так и в хоккей, дошла до Москвы. Бобров забивал в каждой игре по три-четыре гола, а матчи, где ему доводилось забивать по одному мячу, считал провальными. В 1944-м Всеволода пригласили в ЦДКА. В хоккейную команду.

Всеволод поразил даже видавших виды армейцев. Тренировалась команда в парке у площади Коммуны, где каток заливали на месте теннисных кортов, — теперь примерно на этом месте построен Музей Вооруженных сил. И когда Бобров в первой же двусторонней игре подхватил мяч, когда он без разбега, словно пущенный из катапульты, сразу набрал полную скорость и стал одного за другим обводить противников, многие буквально ахнули. Всеволод с легкостью перекидывал клюшку из руки в руку, прикрывал мяч корпусом, и защитники не могли справиться с ним. Играющий тренер ЦДКА Павел Коротков, на собственной «шкуре» испытавший неудержимость бобровского дриблинга, был изумлен, и уже самая первая тренировочная игра бесповоротно решила вопрос о том, что новичок Бобров должен выступать за основной состав.

На хоккейной площадке Боброва заметил Борис Андреевич Аркадьев. Тренера поразили и техника, и скорость, и сила рук молодого нападающего, и его результативность. «Я пришел на первую тренировку хоккейной команды посмотреть на новичка, и то, что я увидел, поразило меня. Прежде всего я увидел, что новичок, попав в общество чемпионов страны, не чувствовал себя экзаменующимся и держался уверенно и спокойно и в раздевалке, и на льду. Я сразу всё понял: это был настоящий, волей божьей талант и мастер индивидуальной игры. „Проходимость“ Боброва при помощи скоростной обводки сквозь оборону противника была буквально потрясающей… А после разыгранного приза открытия хоккейного сезона все заговорили о появлении новой хоккейной „звезды“ небывалой величины».

Но приглашать в футбольную команду Всеволода не спешили. Лишь летом 44-го Аркадьев взял молодого нападающего на сбор в Абхазию. И то не в качестве основного игрока. Аркадьев считал, что Всеволоду нужно дозреть.

Война близилась к концу. Семья Бобровых перебралась из Омска в Москву. Всеволод становился ведущим игроком хоккейной команды, а Борис Аркадьев уже думал, как ввести Боброва в футбольный ЦДКА. Возможно, даже двух Бобровых, ибо Владимир планировал тоже вернуться в большой спорт. Но в марте капитан артиллерии Бобров подорвался на мине и получил серьезное ранение. Ногу чудом удалось спасти, однако ни о каком футболе или хоккее не могло быть и речи.

Тренировки с основой ЦДКА не прошли даром. Борис Аркадьев узнавал Всеволода всё лучше и лучше, открывал новые стороны его таланта. Молодой нападающий обладал очень приличной скоростью, необычной манерой ведения мяча и ударом. Бобровский удар был, может, и не слишком сильным, хотя при желании Всеволод Михайлович мог «выстрелить» как из пушки. Но Бобров бил на точность, посылал мяч на неудобной для вратаря высоте и по столь же непростой траектории. Возможно, это было связано с особенностями коленного сустава футболиста.

И всё же Борис Андреевич не спешил наигрывать новичка на позиции второго центра. Ветеран Петр Щербатенко нареканий не вызывал, а Аркадьев всегда с уважением относился к игрокам, отдавшим команде свои лучшие годы. Поэтому к первому послевоенному чемпионату СССР Всеволод готовился как дублер Щербатенко.

Закончилась самая страшная в истории нашей страны война. Народ возвращался к мирной жизни, одной из примет которой стал футбольный чемпионат. И в матче с «Локомотивом» московская публика впервые увидела молодого, крепкого курносого парня, который вышел на последние 15 минут вместо Петра Щербатенко. Вскоре новичок поразил ворота «железнодорожников». А затем забил и свой второй мяч. И в тот же день вся футбольная Москва узнала имя этого курносого героя — Всеволод Бобров. В скором времени он все же потеснил Щербатенко, и пятерка нападающих ЦДКА приобрела свой законченный вид — Владимир Демин, Всеволод Бобров, Григорий Федотов, Валентин Николаев, Алексей Гринин.

Говорили, что Бобров не слишком любил тренироваться. Его стихией была игра. Не было случая, чтобы он халтурил на поле, был не готов к игре. Первый футбольный сезон Всеволода получился ошеломляющим — 24 гола в 21 матче. И хотя ЦДКА не стал чемпионом, уступив титул динамовцам, но именно Бобров стал одним из главных героев первенства 1945 года. А осенью он отправился в составе «Динамо» в знаменитое турне по Британии.

В той поездке, где наши футболисты более чем достойно сражались с родоначальниками самой популярной игры, Всеволод Михайлович забил шесть из девятнадцати мячей. Именно тогда Вадим Святославович Синявский выдал свое знаменитое — «Бобров — золотая нога». Бобров стал фигурой всесоюзного масштаба. Стране нужны были герои нового, мирного времени.

Но была и критика в адрес бомбардира. Например, динамовцев во время турне порой раздражало, что Всеволод брал игру на себя и требовал, чтобы играли на него. В ЦДКА это было приемлемо, в «Динамо» — не вполне. Игроки даже жаловались на Боброва Михаилу Якушину, и тот пытался что-то изменить в поведении нападающего на поле. «Михаил Иосифович, не учите меня играть», — парировал Бобров. Конфликта не получилось, тренер и игрок быстро нашли общий язык. Тем более что Якушину довелось работать со Всеволодом короткий срок. Куда больше приходилось думать о том, как бы нейтрализовать ударного форварда ЦДКА.

Там же, в Лондоне, Якушин и Бобров впервые увидели необычную для себя игру. Вроде бы хоккей, а клюшки другие, площадка меньше и, главное, вместо плетеного мячика резиновый диск. Оба влюбились в хоккей с шайбой. А Боброву суждено было стать одним из тех, кто сделал канадский хоккей любимым видом спорта в России.

Всеволод Михайлович сразу понял, что хоккей с мячом и хоккей с шайбой при всей схожести — очень разные спортивные дисциплины. В бросок вовлечены иные группы мышц. И чтобы быть с шайбой на «ты», Бобров занялся настольным теннисом, затем брал уроки большого тенниса у Ивана Новикова и Зденека Зикмунда. И привлек последних в канадский хоккей. Уроки не прошли даром. За считаные месяцы Всеволод Бобров из новичка превратился в одного из величайших игроков в истории хоккея.

Но вернемся к Боброву-футболисту. В 1946 году ЦДКА стал чемпионом, но для Всеволода этот сезон оказался неудачным. Сыграл всего восемь матчей из двадцати двух и забил в них восемь мячей. В Киеве динамовский защитник Николай Махиня ударил Боброва сзади. Ахилл выдержал, а колено… Оно уже не смогло восстановиться в полном объеме. Всеволод вернулся на поле; он продолжал блистать на ледовых площадках, но мало кто знал, чего ему это стоило. Колено Боброва всегда было туго перебинтовано.

Соперники не щадили Всеволода — ни на поле, ни на хоккейной коробке. Травма, нанесенная Махиней, была не единственной. Поэтому футбольная карьера Боброва оказалась довольно короткой, хотя и насыщенной. В хоккее же толчок на борт привел к кровоизлиянию в сердечную мышцу. Врачи потом не раз диагностировали у Всеволода инфаркт, измененная кардиограмма вводила в заблуждение.

Хоккей с шайбой занимал в жизни Боброва всё большее место. Но и бросать футбол Всеволод Михайлович не собирался. В 47-м и 48-м годах он помог ЦДКА защитить титул. В 49-м «Динамо» сумело потеснить «команду лейтенантов» с первого места. Этот сезон стал последним для сдвоенного центра нападения Федотов — Бобров. Григорий Иванович после завершения чемпионата закончил играть, а Всеволод Михайлович перешел в команду ВВС. Не смог отказать Василию Сталину, с которым дружил. Василий Иосифович был непростым человеком. Но спорт он любил искренне и хотел видеть команду своего ведомства сильнейшей. В хоккее ему это удалось. Военные летчики три года подряд выигрывали чемпионат СССР. В футболе дела обстояли хуже. Не помог и приход Боброва, Анатолия Акимова и ряда других сильных игроков. Возможно, и футбольный клуб смог бы крепко стать на ноги. Но после смерти своего могущественного отца Василий Сталин оказался в опале, а все его спортивные проекты свернули.

Переход в ВВС едва не стоил Всеволоду Михайловичу жизни. В своем первом «летном» сезоне он едва не погиб вместе с командой. 5 января 1950 года самолет, на котором хоккейная команда ВВС отправилась на матч в Свердловск, потерпел крушение при посадке. Погибли все — хоккеисты, тренеры, персонал, экипаж. Всеволода Боброва на борту не было. Всегда безупречный будильник не прозвонил. Или Всеволод не услышал звонок и проспал. На самолет он не успел и добирался до Свердловска поездом. Это и спасло ему жизнь.

Всеволода Михайловича потом спрашивали — считает ли он эту дату своим вторым днем рождения. «Что вы, — отвечал Бобров, — это один из самых скорбных дней. Ведь погибли мои товарищи».

В том же 50-м году Всеволод Михайлович женился. Однажды он лечил очередную травму в госпитале. Там он и познакомился с другой пациенткой травматологического отделения — артисткой оперетты Татьяной Саниной. Роман был бурным, а брак оказался скоротечным. Через год Бобров снова стал холостым. Долгое время Всеволода видели вместе с известной конькобежкой Риммой Жуковой, но до свадьбы дело не дошло. Создать семью Бобров смог только после завершения карьеры игрока. Его избранницей стала киевлянка Елена Николаевна, которая ради Всеволода ушла от мужа и переехала в Москву.

Бороться на двух фронтах — хоккейном и футбольном — становилось всё сложнее. Травмы давали о себе знать. Не приносили особого удовлетворения и выступления за футбольный клуб ВВС, формирование команды затянулось. Команда летчиков оставалась середняком, а Всеволод за время выступлений в ЦДКА привык к иному. Но в 1952 году была создана с нуля сборная СССР, которой предстояло выступить в Хельсинки на Олимпийских играх.

Вновь обратимся к книге Анатолия Салуцкого.

«Весной первого для советских спортсменов олимпийского года все команды, и в том числе сборная, выехали на Черноморское побережье Кавказа. Будущие олимпийцы обосновались в Леселидзе. Там Борис Андреевич продолжал отбор игроков, регулярно устраивая тренировочные матчи, поскольку на каждое вакантное место в олимпийской сборной по-прежнему претендовали минимум по три футболиста.

И становилось все более очевидным, что в игре сборной нет чемпионского духа, задора, что в команде отсутствует ярко выраженный лидер атак.

Но как раз в это время Аркадьев увидел в одной из игр Всеволода Боброва — и словно прозрел! Бобров был, если позволительно так сказать, его „первой любовью“, и былые чувства вновь нахлынули на тренера. Да иначе и быть не могло. В конце концов, оба они были глубоко порядочными людьми, в 1949 году они разошлись достойно, по-доброму, не составляя перечня взаимных обид и не устраивая дележа спортивной славы. Поэтому в 1952 году мгновенно были забыты прошлые размолвки, Аркадьев немедленно и с радостью включил Боброва в состав олимпийской команды.

Это был, пожалуй, единственный случай в истории нашего футбола — да и хоккея, — когда старший тренер сборной сумел переступить через сложные отношения с игроком, добровольно признать свою ошибку и, не помня зла, вновь призвать этого игрока под знамена сборной.

Несомненно, это делает честь педагогическому таланту, непредвзятости, объективности Бориса Андреевича Аркадьева.

Но к сожалению, в период подготовки к Олимпийским играм 1952 года и непосредственно во время их проведения этот замечательный тренер все-таки излишне увлекся экспериментированием, что в конечном итоге отрицательно сказалось на выступлении советской сборной.

Заключительный этап предолимпийских тренировок футболистов проходил на спортивной подмосковной базе близ станции Челюскинская. Все олимпийцы занимались очень напряженно, сознательно. Ни старший тренер Борис Андреевич Аркадьев, ни тогдашний начальник Управления футбола Сергей Александрович Савин, постоянно живший на сборах в Челюскинской, не могли припомнить ни одного случая нарушения дисциплины или режима. Часто к спортсменам приезжали руководители ЦК ВЛКСМ, именно в тот период и зародилось комсомольское шефство над олимпийцами.

Футболистам были созданы все условия для тренировок и отдыха: удобная спортбаза, возможность культурного досуга. Активно подключились к подготовке олимпийцев и представители зарождавшейся советской спортивной медицины, а также медики других специализаций. В частности, одного из форвардов даже возили к гипнотизеру, чтобы сделать его посмелее в атаках. Впоследствии этот игрок стал известен своим жестким характером — видимо, сеанс гипноза помог.

И наконец Олимпийские игры приблизились вплотную. Советские футболисты отправлялись на них с хорошим настроением, твердо рассчитывая занять в олимпийском турнире достойное место.

Однако именно в этот момент началось нечто несуразное…»

В товарищеских матчах сборная СССР смотрелась внушительно. Начало олимпийского турнира также принесло победу — над болгарами. В одной же восьмой финала нашей сборной противостояла очень сильная сборная Югославии. Отношения двух социалистических стран были в то время очень плохими, и идеологическое противостояние не могло не стать фоном игры.

За 20 минут до окончания встречи сборная СССР проигрывала 1:5. Почти безнадежно. Несложно догадаться, чем мог обернуться такой разгром для команды Бориса Аркадьева. Но советские футболисты сотворили чудо — отыграли четыре гола.

О том, как проходила концовка того матча, хорошо — лучше не скажешь! — написал его участник Игорь Нетто в своей книге «Это футбол».

«Не сговариваясь, но каким-то шестым чувством ощутив настроение каждого, мы, — пишет Игорь Нетто, — заиграли на пределе своих возможностей. Так заиграл каждый. Однако острием, вершиной этого волевого взлета был, бесспорно, Всеволод Бобров. Атака следовала за атакой, и неизменно в центре ее оказывался Бобров. Словно не существовало для него в эти минуты опасности резкого столкновения, словно он не намерен был считаться с тем, что ему хотят, пытаются помешать два, а то и три игрока обороны. При каждой передаче в штрафную площадку он оказывался в самом опасном месте. Гол, который он забил „щечкой“, вырвавшись вперед, под острым углом, послав неотразимый мяч под штангу, до сих пор у меня в памяти. Это был образец непревзойденного мастерства… Счет стал уже 3:5… И снова Всеволод Бобров впереди. Вот я вижу, как он врывается в штрафную площадку, туда, где создалась невообразимая сутолока. А вот он, получив мяч, обводит одного, другого, и уже бросается ему в ноги, пытаясь перехватить мяч, вратарь Беара… Счет уже 4:5!.. Все заметнее, что наши соперники уже не верят в свою победу. И у них есть все основания для этого. Мой партнер по полузащите Александр Петров, вырвавшись вперед, головой забивает пятый гол!»

Три из пяти мячей забил в том матче Всеволод Бобров. Еще один гол был забит с его подачи.

Но в переигровке сборная СССР проиграла 1:3. Свой гол Бобров забил, но гол этот уже ничего не мог изменить. Наши футболисты вернулись домой, где их ждали серьезные оргвыводы. Всеволод Бобров наказан не был, в какой-то степени его защитила дружба с Василием Сталиным. Но настроение было не из лучших.

В марте 1953 года умер Сталин. А через месяц гонениям подвергся сын генсека Василий. Команды ВВС были расформированы. ЦДКА был разогнан на полгода раньше — после Олимпиады. Тридцатилетний Бобров ушел в московский «Спартак» и помог тому стать чемпионом страны. Но этот сезон стал последним для Боброва-футболиста. Всеволод Михайлович сосредоточился на хоккее, где добился выдающегося успеха. Сборная СССР стремительно ворвалась в мировую хоккейную элиту — с ходу выиграла чемпионат мира, в 1956 году победила на Олимпийских играх, а в 1957-м снова стала чемпионом мира.

Много лет Всеволод Михайлович оставался в первую очередь хоккейным человеком. Как тренер он добился немалых успехов. Противостояние ЦСКА Анатолия Тарасова и «Спартака» Всеволода Боброва было главным событием хоккейных чемпионатов середины шестидесятых годов. Но в 1967 году, вскоре после блестящей победы хоккеистов «Спартака» в первенстве страны, Всеволод Михайлович неожиданно вернулся в футбол.

Андрей Антонович Гречко занял пост министра обороны 12 апреля, а уже 23 апреля он выкроил время для того, чтобы посетить хоккейный матч «Спартак» — ЦСКА. Решалась судьба чемпионского титула. На протяжении многих лет тарасовский ЦСКА царил на льду, но ему бросил вызов московский «Спартак», ведомый Всеволодом Бобровым. Два года подряд «красно-белые» приходили на финиш вторыми, но в сезоне 1966/67 «Спартак» «созрел». ЦСКА был повержен со счетом 7:3, и эта победа открыла спартаковцам путь к золотым медалям.

Стоп! А какое отношение имеют к футболу дела сугубо хоккейные? Дело в том, что в ходе этой встречи решилось, кому быть тренером футбольной команды ЦСКА, ибо дела у футболистов шли неважно. А тут Бобров, пусть и отошедший от футбола почти на полтора десятка лет, лишает родной ЦСКА чемпионства.

Не успел хоккейный «Спартак» получить долгожданные золотые медали, как Всеволоду Боброву позвонили из приемной маршала Гречко. Предложение вернуться в футбол и в ЦСКА было для Всеволода Михайловича неожиданным. Но он не стал медлить с ответом. «Гагарин шайбы на Руси» оставил созданную им блестящую команду и отправился спасать тонущий футбольный коллектив. Причин тому было несколько. Во-первых, Всеволод Михайлович не мог отказать министру обороны как военный человек. Во-вторых, Бобров никогда не забывал о своем славном армейском прошлом и хотел помочь команде, попавшей в беду. В-третьих, выдающийся хоккеист любил футбол не меньше, а может, и больше, чем хоккей. Соскучился — и вернулся. Не забудем и материальную сторону дела. Возвращение в ЦСКА сулило Боброву пенсию в 200 рублей, а на «гражданке» ему светили только 80… А может, смелый и неординарный человек просто принял новый вызов судьбы.

За двумя проигрышами армейцев — «Спартаку» и «Динамо» — Всеволод Михайлович наблюдал с трибуны, а игрой с минчанами руководил уже сам. Перемены на тренерском мостике не замедлили сказаться. ЦСКА выиграл три встречи и поправил свои дела. А потом оглушительные 0:4 в Баку…

Позволим себе процитировать книгу Владимира Пахомова «Гений прорыва», посвященную Всеволоду Михайловичу:

«Бобров никогда не говорил: „Я — ученик Аркадьева“. Из-за природной скромности он считал, что называться учеником прославленного тренера, великолепного теоретика, прекрасного практика надо заслужить. Сам же он, особенно в футбольных командах, всегда старался претворять взгляды Аркадьева, работу свою или коллег сверял по Аркадьеву.

„Я не представляю своей жизни без Аркадьева, — говорил Бобров в одном из последних в своей жизни интервью. — Он для меня не просто тренер, даже слово наставник не вмещает всего того, что значит для меня Аркадьев. Это и школа, и уроки футбола, и университет культуры — всё на свете. И если я совершал какие-то ошибки в жизни, а я их совершал, то, видно, мало учился у Бориса Андреевича“.

— В футболе я на многое смотрю глазами Аркадьева, — признавался в другой раз Бобров, — но это вовсе не значит, что я вижу всё то, что видит он. Для этого нужно быть Аркадьевым.

Казалось бы, чего проще — повторить в себе учителя, но, увы, не каждому это дано.

В конце мая 1967 года, будучи в „пожарном порядке“ назначенным старшим тренером футбольной команды ЦСКА, Бобров, занявшись поиском причин неудач, без труда установил диагноз болезни. Он крайне удивился, узнав, что в подготовительный период футболисты ЦСКА ни разу не провели кросс, сделав упор на занятия с мячом. „Конечно, индивидуальные занятия с мячом — похвальная вещь, но в предсезонье лучше не забывать атлетическую и волевую подготовку, — говорил мне Бобров. — Ведь почему в майских матчах у армейских футболистов не наблюдалось взаимозаменяемости и подстраховки? Из-за плохой физической подготовки“».

Как ни старался Бобров, его клуб лихорадило, и на финиш ЦСКА пришел девятым. Основной упор Всеволод Михайлович сделал на Кубок. Симферопольскую «Таврию» армейцы обыграли со счетом 3:0 еще при Калинине, но киевлян, действующих и будущих чемпионов, уложили на лопатки с тем же результатом уже при Боброве. В четвертьфинале был обыгран «Локомотив» 2:1. Полуфинал с «Нефтяником» пришлось играть дважды — нулевая ничья и 2:0 в переигровке. Наконец, финал с московским «Динамо» 8 ноября в «Лужниках». Команда Бескова забила три безответных мяча в ворота армейцев.

В 1968 году сборной СССР предстояло выступить на чемпионате Европы. Подготовка сборной шла своим ходом, чемпионат — своим. И во многих матчах первого круга армейцам пришлось обходиться без Шестернёва, Капличного, Истомина и примкнувших к ним Пшеничникова и Афонина. Без сборников команда набрала 11 очков в 11 встречах, и этих потерь очень не хватило на финише. От серебряного призера — «Спартака» — ЦСКА отстал на два очка, а с «Торпедо» и вовсе показал одинаковый результат, но уступил по результатам очных встреч — 0:3 и 0:2. В итоге четвертое место. Поход за Кубком завершился на стадии одной восьмой после двух раундов выяснения отношений с «Торпедо». Конечно, четвертое место против девятого — солидный прогресс, но от Боброва ждали не этого. Поползли слухи, что в Министерстве обороны недовольны Всеволодом Михайловичем. Зато авторитет самого Боброва заметно вырос.

Чемпионат 1969 года проходил в два этапа. Сначала команды, разбитые на две группы по десять команд в каждой, играли в два круга. По семь лучших клубов составили финальную пульку, которая, так же в два круга, разыгрывала медали. На первом этапе армейцы выступили весьма успешно, заняв второе место в своей группе вслед за киевлянами. Но второй этап ЦСКА провалил, особенно финиш. В восьми заключительных матчах четыре проигрыша и четыре ничьи. В итоге шестое место. В Кубке ЦСКА дошел до полуфинала, где споткнулся на ростовских армейцах. Результат был оценен как неудовлетворительный.

Причин для неудач было немало. Это и усталость многих игроков, в первую очередь сборников, и травма Владимира Пономарева, вынудившая его завершить карьеру в 29 лет. Не оправдали надежд новички — Вшивцев забил один мяч, а рвавшийся к Боброву Абдураимов начал за здравие, но потом скис. А еще был конфликт Боброва с Владимиром Федотовым, из-за которого ведущий полузащитник пропустил немало матчей. В итоге нападение выглядело даже слабее, чем в предыдущие годы. Огромный авторитет не спас Всеволода Михайловича от отставки. Впрочем, Бобров сам признал свои ошибки и попросил об освобождении от должности. Его место занял товарищ по «команде лейтенантов» Валентин Николаев, уже успевший поработать с ЦСКА и тренировавший последнее время армейский коллектив Хабаровска.

Через год ЦСКА, возглавляемый Николаевым, выиграет долгожданное золото чемпионата страны. Не принижая заслуг Валентина Александровича, заметим, что одним из творцов победы следует признать Всеволода Боброва, который и заложил фундамент этой блестящей команды. Николаеву оставалось довести до логического конца начатое его товарищем.

Бобров снова переключился на хоккей. В 1972 году он возглавил сборную СССР. Именно он руководил нашими хоккеистами и во время суперсерии с канадскими профессионалами, и на победной Олимпиаде в Саппоро. Эпохальность канадской серии оценят у нас много позже. Тогда же начальству важнее казалась победа в Японии. А вот народ игры с канадскими профессионалами оценил сразу. Не зря же Владимир Высоцкий откликнулся на них песней «Профессионалы». Кто мог подумать, что спустя считаные годы великий тренер великой сборной окажется в Алма-Ате в скромном «Кайрате»?

Но так вышло. На гребне успеха строптивца Боброва сняли. Формальным поводом для увольнения стал инцидент в лифте московской гостиницы «Россия».

Какой-то подвыпивший незнакомец хлопнул Боброва по плечу: «Привет, Бобер!» Не терпевший подобной фамильярности Бобров ответил: «Кому Бобров, а кому Всеволод Михайлович». Потом в дело пошли кулаки. На беду Боброва незнакомец оказался депутатом Верховного Совета. Боброва сняли, а имя его постарались забыть.

В 1975 году Всеволода Михайловича пригласили в Казахстан — вытаскивать из первой лиги алма-атинский «Кайрат». Тут-то и состоялся единственный поединок в футбольном формате двух соперников — Всеволода Боброва и Анатолия Тарасова. Анатолий Владимирович в тот год тренировал ЦСКА. Без особого, надо сказать, успеха. Но кубковый матч против бобровского «Кайрата» оказался лучшим для тарасовского ЦСКА — убедительная победа 3:0. С задачей вывести алма-атинский клуб в высшую лигу с ходу Всеволод Михайлович не справился. И вернулся в Москву.

Боброва и Тарасова иногда представляют антагонистами, чуть ли не врагами. Дескать, Тарасов невзлюбил Боброва еще со времен той самой авиакатастрофы, в которой погиб младший брат Анатолия Владимировича Юрий. Будто Тарасов болезненно переживал проигрыши армейцев «Спартаку», а после того, как сборную СССР повез в Канаду не он, а Всеволод Михайлович, и вовсе слышать не мог о Боброве. Ничего подобного. Соперничество было, но о вражде двух великих не могло быть и речи. Как вспоминала Елена Николаевна Боброва, Всеволод Михайлович и Анатолий Владимирович частенько гуляли во дворе с детьми — а надо сказать, что жили они в одном дворе, — и спокойно общались.

В 1977 году футбольный ЦСКА крайне слабо начал чемпионат СССР. После проигрыша московским динамовцам был отправлен в отставку главный тренер Алексей Мамыкин. (Владимир Высоцкий использовал этот факт в известной песне про слухи.) И кого же позвать выручать армейцев? В Министерстве обороны вспомнили про Боброва.

И вот в мае 1977-го, ровно через десять лет после своего первого назначения, Всеволод Михайлович снова возглавил ЦСКА.

Бобров застал команду в плачевном состоянии. Проблемы с дисциплиной, кто-то не мог играть, кто-то не хотел. К тому же армейцы баловались договорными играми, и в сезоне 1977 года приходилось возвращать долги за предыдущий сезон 1976-го.

Первую победу ЦСКА праздновал только в десятом туре, а вторую — в семнадцатом (!). Эта встреча на стадионе «Раздан» должна была завершиться вничью, об этом знал весь Ереван, но армейцы, благодаря лидерам команды — Астаповскому, Чеснокову, Копейкину и тренеру Боброву, решили больше не участвовать в «договорняках». После победы 3:2 из Еревана пришлось спасаться бегством. Но эта победа (а за весь чемпионат набралось лишь пять выигрышей) очень пригодилась на финише. Ибо ЦСКА провел худший (на то время) сезон в послевоенной истории и занял только 14-е место.

В межсезонье команда укрепилась. ЦСКА стартовал матчами в Алма-Ате и Ташкенте, откуда вернулся без очков. Но постепенно армейцы разыгрались. Первый круг закончили на втором месте. Конечно, случались и незапланированные потери, порой просто не везло. Так, например, в домашней игре с киевлянами Беленков и Петросянц не забили пенальти, и москвичи уступили, имея заметное преимущество. Команда финишировала шестой. Но по сравнению с предшествующими сезонами этот результат выглядел ощутимым прогрессом. В Кубке сошли на стадии одной восьмой, уступив в равной борьбе землякам-динамовцам.

Однако по окончании сезона Боброва сняли… Снова обратимся к биографу и другу Всеволода Михайловича Владимиру Пахомову:

«За шестое место ЦСКА в чемпионате СССР 1978 года новый глава спорткомитета Министерства обороны Николай Шашков, адмирал, командир атомной подводной лодки „К-172“, человек, невероятно далекий от спорта, беспардонно, без соответствующей беседы, без консультаций со специалистами, отставляет Боброва от футбольной команды и переводит на место тренера детско-юношеской школы ЦСКА. Его, который никогда не тренировал детей.

Тогда Бобров чуть ли не первый раз в жизни решает использовать свое имя для решения личных проблем, а не проблем своих многочисленных друзей и партнеров по различным командам. Он звонит по прямому номеру министру обороны маршалу Дмитрию Федоровичу Устинову, называет воинское звание, фамилию. Устинов, естественно, знает о Боброве, но сам признается, что он далек от спорта, а всё с ним связанное курирует его заместитель Соколов, уехавший в отпуск в Карловы Вары. Бобров так и не решается рассказать о некомпетентности Шашкова, и разговор принимает формально-доброжелательный характер. Все, кому Всеволод рассказывал об этом разговоре, говорили в один голос, что стоило ему напомнить министру о том, как тот постигал азы рабочего мастерства у отца Боброва, который называл его просто Митей, тот выполнил бы любую его просьбу. Однако „бить на лирику“ Бобров не решился или счел это неэтичным».

После этого издевательского назначения Всеволод Михайлович не прожил и года. Он скончался 1 июля 1979 года в Москве в неполные 57 лет. По сию пору большинство наших заслуженных мастеров спорта уверены: равных Боброву в спортивной истории страны — нет. Это был уникум, самородок, талант от Бога. В футболе и хоккее — везде он был абсолютно первым. И сумел реализовать себя полностью и как игрок, и как тренер в этих двух самых любимых на Руси видах спорта.