15. Романтика любви
Князь вернулся домой. Здесь снова охватила его любовная атмосфера его комнаты и он до вечера, лежа на кровати, промечтал. В сумерки встал, привел себя в порядок и вышел побродить по городу. О любил этот час, когда из окон выглядывают старушечьи головы в чепцах, по дворам играют вернувшиеся из школы дети и старый зажи-галыцик медленно проходит по улицам, неся, как древко невидимого знамени, свою длинную полку и разбрасывая в темноту бледные огни газовых фонарей.
В этот вечер мирная картина подействовала на князя еще сильнее. Ему было хорошо, как никогда, особенно хорошо потому, что вот все по-прежнему, все всегдашнее: и старый зажигальщик, и дети во дворах, и первые загоравшиеся на земле и на небе огни. Только он один — не прежний, только его ждет огромное, небывалое счастье.
Он вошел на мост. Остановившись, облокотился о перила. В густеющих сумерках старый собор, аббатство и церковь св. Петра, чуть светлее неба и реки, казались белесоватыми призраками. Впереди узкий горбатый мостик и его отражение смыкались в кольцо. И вверху этого кольца, по самой середине мостика, и внизу в воде горело по одному зеленому огню. Во всем этом была его любовь.
Князь оглянулся на стоявшую за ним посредине моста статую родившегося в этом городе ученого-натуралиста. Ученый был видный мужчина и стоял в красивой самоуверенной позе. А у его ног на пьедестале барельефом была изображена мертвая маленькая птичка. Князь начал думать о них обоих: об этом ученом и о птичке. Ученый посадил птичку под стеклянный колпак и выкачал из-под него воздух. Этим он убил ее. Вот все, что он сделал. За это ему поставили памятник. Он занимался каким-то вопросом о роли кислорода. Птичка была нужна ему для опыта. Бедняк, — с сожалением подумал князь, — он не знал, что птичка важнее кислорода, что кислород даже совсем не важен. Он усмехнулся. Какое, в сущности, ему дело до ученого, до птички и до кислорода. Он будет думать о ней одной и о предстоящем.
Князю не хотелось идти домой. Это состояние воздушной, почти невесомой и вместе страстной влюбленности было так пленительно. По пешеходному мостику он вернулся обратно. Ему захотелось каким-нибудь внешним образом ознаменовать свою любовь. Быстрым, молодым шагом поднялся он в новый город и зашел в первый попавшийся цветочный магазин. Продавщица была молодая девушка с курчавой стриженной головой. Князь с удовольствием подумал, что, верно, она догадывается, для чего он покупает цветы.
Но она, очевидно, не догадывалась. Видя нерешительность князя в выборе цветов, она озадачила его вопросом, не надгробный ли венок он желает заказать.
Князь едва не рассердился. Но он был так счастлив, что даже бестактный вопрос этот готов был простить. Улыбаясь, он ответил, что, совершенно напротив, желал бы выбрать красивый букет в подношение одной молодой особе.
— Такой же молодой и прелестной, как вы, — прибавил он, краснея.
Девица засмеялась и в оправдание себе заметила, что редко кто покупает у них цветы для живых, большей частью их кладут на могилы. Тем более, что послезавтра — jour des morts.
Решительно, у нее было мрачное умонаклонение. Но князь ему не поддался. Он долго, с особенным удовольствием выбирал цветы, говоря о значении каждого из них. Девице его разговор, видимо, нравился. Наконец, общими силами, они составили букет, князь заплатил и, счастливый, на 10 лет помолодевший, с завернутым и в папиросную бумагу цветами, отправился домой. По дороге он вспомнил, что завтра, в понедельник, парикмахерская месьё Жоржа будет заперта, забежал к нему и попросил его возможно тщательнее выбрить ему щеки, «чтобы не кололись», прибавил он с игривой улыбкой. Месьё Жорж, видя совершенно новое настроение своего всегда сдержанного клиента и приняв в соображение также и цветы, выбрил его очень скоро и безукоризненно. Беря деньги и потом отворяя дверь, он несколько раз пожелал князю bonne chance.
Князь спустился к реке.