Глава девятая
Новые тайны Абхазии
— Господа! Наш самолет совершит посадку в аэропорту города Сочи. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности! Температура воздуха в городе плюс 25 градусов… — объявила стюардесса.
— Двадцать пять?!
— Наконец, согреемся!
— А в Москве под ноль катит!
— Те, кто по морозам соскучился, пожалуйста, обратно!
— Лучше сразу на Чукотку, к Роме Абрамовичу, с ним всегда в плюсе!
Эта веселая разноголосица оживленной волной покатилась по рядам пассажиров рейса Москва — Сочи. Истомленные долгими холодами, они горели желанием погреться под южным солнцем и с головой окунуться в беззаботную жизнь черноморских субтропиков.
— Коля, ты остаешься? — бодрый голос Остащенко разбудил задремавшего Кочубея.
Широкоплечая под метр девяносто фигура коллеги нависла над ним. Веселая улыбка гуляла на добродушном лице, а в глубине карих глаз сверкали веселые искорки. Для Юрия, не привыкшего протирать штаны в душных кабинетах и «вылизывать» очередную докладную «наверх» или «шить бумагу» в «тухлое дело», нынешняя командировка после недавней шестимесячной в Чечне представлялась не более чем увлекательной прогулкой. Живая работа, в которой всегда находилось место для риска и экспромта, была ему в радость, и он отдавался ей всей своей широкой душой.
На вид увалень, он, когда вопрос касался конкретного дела, преображался на глазах. На городском рынке, в портовой забегаловке, в кроссовках и потертой джинсовке его можно было принять за тертого-перетертого «толкача». В выгоревшей штормовке с неподъемным рюкзаком за плечами он сходил за своего в бесшабашной братии туристов и экстремалов, тянувшихся в Абхазию. А будь на нем смокинг — Юрий не выглядел бы белой вороной на светской тусовке.
— Господа! Наш полет закончился! Экипаж прощается с вами и желает приятного отдыха! — еще раз напомнила стюардесса.
Николай с Юрием, перебросив за плечи спортивные сумки, двинулись к выходу. Весеннее буйство южной природы впечатлило их. Солнце только выглянуло из-за горизонта, первый луч робко скользнул над безмятежной гладью моря и ослепительными искрами рассыпался по заснеженным вершинам Кавказских гор. В утренней дымке они походили на гигантские брильянты, обрамленные тончайшим малахитовым ожерельем из сочной зелени субтропиков. Зеленые, рубиновые, алые крыши санаториев, домов отдыха и частных пансионатов, подобно самоцветам, густо усыпали узкую прибрежную полоску. Уставшая после свирепых мартовских штормов морская волна шаловливо поигрывала галькой. Все вокруг — горы, небо и море — дышало негой и покоем.
— Юра, рано теряешь голову, в Абхазии еще не то увидишь! — поторопил Кочубей, шагнул на трап и поискал взглядом подполковника Быстронога.
Он скромно занимал место за спинами местных начальников, встречавших высокопоставленных гостей из Москвы. За ними строго в ряд выстроилась вереница мерсов. Особняком сиротливо стоял ядовито-зеленого цвета армейский УАЗ начальника военной контрразведки по группе российских миротворческих сил в Абхазии. На фоне лоснящихся новых «членовозов» он выглядел серой лошадкой, случайно попавшей в стойло для породистых рысаков из барской конюшни.
— Да, Боре скромности не занимать! С кирзовой рожей и в калашный ряд, — хмыкнул Остащенко.
— Мы — военная контрразведка! Станем там, где надо! — бросил в ответ Кочубей.
Быстроног узнал Николая, и белозубая улыбка появилась на его загорелом лице. Выше среднего роста, русоволосый, со жгуче-темными глазами, легкий в движениях, он выглядел гораздо моложе своих тридцати пяти лет.
— Как долетели? — ответив крепким рукопожатием, поинтересовался он.
— Нормально! Если не считать того, что от Юриного храпа самолет чуть не развалился, — пошутил Кочубей и насторожился, когда из УАЗа вышел пассажир.
— Тимур из Службы безопасности Абхазии, — представил коллегу Быстроног.
Среднего роста, худощавый, Тимур мало походил на выходца с Кавказа. Из-под густой шапки рыжевато-бронзовых волос на Кочубея и Остащенко смотрели голубые глаза. Большой с горбинкой нос не портил суховатого с правильными чертами лица. Ранняя седина, усыпавшая виски, и рубец на шее говорили о том, что Тимуру пришлось хлебнуть горя в своей жизни. Сдержанно поздоровавшись, он отошел в сторону.
— Как, Коля, все идет по плану? — поинтересовался Быстроног.
— Да. Следующим рейсом прилетает Штабист, — подтвердил Кочубей.
— Схема работы прежняя?
— До трапа его ведет московская наружка, а здесь подключаемся мы.
— Понятно! Как распределимся по маршруту?
— Тебе с Тимуром виднее.
— Мы принимаем его на выходе и ведем до автобуса. Водила и старший — наши люди, поэтому любой контакт Штабиста не останется без внимания.
— А как после поста на Псоу?
— Там ребята Тимура присмотрят.
Тот кивнул головой и подтвердил:
— Все будет нормально!
— Что со связью?! — уточнял Кочубей.
— Специальная, — и Тимур продемонстрировал болтавшийся за плечом громоздкий ящик.
— У меня не лучше. Военная, без такой-то матери не докричаться, — с сарказмом произнес Быстроног.
— Как всегда, связь есть, но не работает, — посетовал Остащенко и предложил: — Коля, лучше перейти на мобильники?
— Решено! — согласился Кочубей и распорядился: — Передай Тимуру фото Штабиста.
Юрий открыл кодовые замки на кейсе с аппаратурой спутниковой связи, вытащил пластиковый пакет с фотографией Стельмаха и отдал Тимуру.
— Ну что, Боря, теперь вперед! Не будем глаза мозолить! — поторопил Кочубей и вместе с ним и Остащенко сел в УАЗ. Тимур отправился на служебную стоянку, там, в стареньком мерседесе, его поджидали трое крепких и живых, словно ртуть, парней.
— Трогай, Женя! — распорядился Быстроног.
Через двадцать минут они подъехали к пограничному переходу Псоу. Перед ним было настоящее столпотворение. Быстроногу не помогли ни красные корочки удостоверения, ни командирский голос. Фруктово-овощная река подхватила УАЗ и медленно понесла его к полосатому шлагбауму. Она «плескалась» в битком набитых капроновыми мешками москвичах, жигулях и тарантайках, растекалась золотисто-коричневыми ручьями по наспех сколоченным торговым прилавкам, чавкала и сочилась бурыми ручьями по асфальту. Через сорок минут они, наконец, добрались до поста. Сержант-пограничник усталым голосом потребовал:
— Документы!
Тут же за его спиной возникла алчная физиономия в мышином мундире. В воздухе мелькнула красная корочка — удостоверение Быстронога, и таможенника как ветром сдуло. Пограничник, не став проверять документы, нажал на кнопку, и шлагбаум взлетел вверх. Они въехали на мост и через сотню метров оказались на абхазской стороне. Здесь повсюду о себе напоминала прошедшая гражданская война. Посеченные осколками стволы платанов и эвкалиптов походили на тела зараженных чумой. По обочинам валялись ржавые остовы машин. Закопченными глазницами-окнами печально смотрели на мир брошенные дома. Казалось, смертоносное дыхание войны убило все живое.
— Да, натворила война тут бед! — проводив взглядом изрешеченную пулеметной очередью автобусную остановку, печально произнес Кочубей.
— Если бы только здесь! А в Чечне? В Грозном камня на камне не осталось! — напомнил о другой трагедии Остащенко.
— Мерзавцы-политики! Всех бы их к стенке!
— Ага! За ними такие «бабки» стоят, что тебе, Коля, и не снились!
— Юра, не все деньги решают. Это им еще аукнется.
— Коля, Юра, давайте не будем о грустном. Лучше обратите внимание вон на ту гору, — и Быстроног махнул рукой на вершину, густо поросшую сосновым лесом.
— Гора как гора, ничего особенного, — пожал плечами Остащенко.
— Не совсем так, Юра. На ней находится дача Сталина.
— Да?! И что, там все осталось, как при Сталине?
— Даже его гвоздь!
— Гвоздь Сталина? Я про него еще не слышал. Ну-ка, ну-ка, расскажи, Боря, — оживился Кочубей.
Быстроног сделал значительное лицо и изрек:
— О! Это известная история!
— Боря, не томи, расскажи! — насел на него Остащенко.
Тот подмигнул Кочубею и начал рассказ:
— Этой истории скоро будет семьдесят лет. Началась она с Нестора Лакобы — председателя Совнаркома Абхазии. В конце двадцатых он построил на Черной реке гостевой домик, а к тридцатому отгрохал дачу, по нынешним временам, можно сказать, хибару. Принимать ее приехал Сталин в компании с Берией и Власиком — начальником личной охраны. Сталин прошел по всем комнатам, но так и не сказал ни слова и уже на выходе потребовал от Власика, чтобы тот принес молоток и гвозди!
Власик пулей слетал в подсобку, принес не только их, а и веревку.
Сталин посмотрел на него и сказал:
— Заставь дурака богу молиться, так он и лоб разобьет! — затем забрал у Власика молоток, выбрал самый большой гвоздь и заколотил в панель у входа.
Берия не удержался и спросил:
— Товарищ Сталин, а зачем здесь гвоздь?
— А затем, Лаврентий, чтобы таких мудаков, как Мержанов — тоже мне архитектор нашелся, за яйца подвесить. Я что, чукча в чуме, чтобы по таким хоромам в тулупе расхаживать!
Остащенко от души посмеялся и предложил:
— Боря, заедем и заберем гвоздь, чтобы чьи-то яйца остались целы?
— Вот и ты туда же, — с улыбкой ответил Быстроног. — Таких охотников там уже сколько перебывало, что бедняга комендант замучился гвозди закупать, — и, бросив взгляд на гору, с грустью произнес: — А если без шуток… То на этой даче Сталин, а может, сам дьявол выбрал Берию главным «всесоюзным палачом», и здесь же решилась судьба Лакобы.
— О, я этой истории еще не слышал, расскажи! — заинтересовался Кочубей.
— Ребята, а вы не боитесь? Дух Берии до сих пор в этих местах бродит.
— Боря, мы не из слабонервных, давай про Берию, — отмахнулся Юрий.
— Что, соскучился?
— Боже упаси!
— А вот его на той встрече точно не было, — с улыбкой заметил Быстроног и перешел к рассказу:
— Произошло это осенью то ли тридцать первого, то ли тридцать третьего.
— Не важно, нам с ними детей не крестить и за одним столом не сидеть, — подгонял Юрий.
— А вот для Лакобы те посиделки закончились плохо. Случилось это позже — в тридцать шестом, а тогда он был в фаворе у Сталина. Тот подчеркивал эту близость и подшучивал: «Я — Коба, а ты — Лакоба».
— А с чего Сталин к нему такой любовью воспылал? Сына родного Якова отказался обменять на фельдмаршала! А тут какой-то партийный князек?
— Было за что. Лакоба ему очень помог после смерти Ленина, когда началась борьба за власть, — пояснил Быстроног, и его снова потянуло на мистику: — Хотите верьте, хотите нет, а Абхазия для Сталина была счастливым талисманом.
— Первый раз слышу? — удивился Кочубей.
— В 1906 году на сухумском рейде Сталин с боевиками провел «экс» — взял кассу в 20 тысяч рублей золотом на пароходе «Цесаревич Георгий». Полиция все выходы перекрыла, но так и не нашла ни денег, ни Сталина.
— Чего захотели. С Кавказа выдачи нет! — напомнил Кочубей.
— Да, лихие были ребята. Потом, в октябре семнадцатого, вывернули всю Россию наизнанку, — заключил Юрий и поторопил Быстронога: — Боря, так чем же Лакоба помог Сталину?
— Помог и еще как! Если бы не он, то еще неизвестно, кто после Ленина стал бы хозяином в стране.
— Да ладно?! Тебя послушать, так Абхазия с Лакобой — пуп земли.
— Я этого не говорил! Если не хотите слушать — я молчу.
— Хотим! Давай дальше, — попросил Кочубей.
— Ладно! — согласился Быстроног и вернулся к рассказу. — В конце декабря двадцать третьего конкурент Сталина — Троцкий заболел странной болезнью. Врачи ничего не могли понять, и в январе двадцать четвертого по настоянию Сталина он вместе с женой отправился на лечение в Абхазию. В Сухуме их встретил Лакоба. И вот тут все самое интересное начинается! Перед приездом Троцкого, 18 января, Лакоба получил личные письма от Дзержинского и Орджоникидзе. Серго Орджоникидзе ему писал… Здесь Быстроног сделал паузу, достал из-под сидения книгу Станислава Лакобы «Очерки политической истории Абхазии» полистал и зачитал:
«Дорогой Нестор! Надо товарища Троцкого так обставить, чтобы абсолютно исключалась любая пакость. Мы все уверены, что ты сделаешь все, что необходимо. Дела здесь идут замечательно хорошо», —
и продолжил рассказ:
— Какие дела в Москве шли замечательно, можно только гадать. Спустя три дня после этого письма умер Ленин. Троцкий, лечившийся в Абхазии, собрался на похороны, но Сталин убедил остаться. И здесь в дело вступил Лакоба — до апреля ублажал Троцкого. А за это время в Москве, в его отсутствие, «троцкисты» сдали Сталину одну позицию за другой. Позже, лишенный всех постов и изгнанный за границу, Троцкий вспоминал в Мексике:
«Как это не покажется невероятным, но меня обманули насчет дня похорон. Ленина похоронили не 26-го, как извещал в своей телеграмме Сталин, а 27-го. Мы потеряли темп, а затем и власть».
— Да-а? — протянул Кочубей. — Вот тебе и Абхазия?! Так вместо Сталина мог оказаться Троцкий, и тогда, где бы мы все были, один черт знает.
— Боря, давай ближе к Берии! — торопил события Юрий.
— А что Берия? — пожал плечами Борис: — Он был не дурак.
— Это понятно. А как его карьера была связана с Лакобой? — допытывался Николай.
— Просто. Осенью тридцать первого Берия подкатил к Лакобе и уговорил организовать ему встречу со Сталиным. Произошла она как раз на госдаче «Холодная речка». Лакоба, прихватив Берию, тот взял с собой бочонок любимого вина Сталина — хванчкара, и в компании с Ворошиловым отправились к нему в гости. Сталин был в хорошем настроении и предложил перед обедом провести субботник в парке. Охрана принесла топоры, грабли и метлы. Берия достался топор.
— Топор?! Надо же? Судьба сама выбрала его в палачи! — удивился Юрий.
— И это не вымысел, есть документальное свидетельство — фотография того дня из архива Станислава, я сам видел! — поклялся Быстроног.
— Давай дальше! — не усомнился Николай.
— И вот тут Берия сделал ход конем. Лизнул так Сталина, что тот до самой смерти, как верного пса, держал при себе. Берия взял топор и в глаза Сталину сказал: «Мне под силу рубить под корень любой кустарник, на который укажет хозяин этого сада Иосиф Виссарионович». Сталин запомнил и, когда в тридцать восьмом Ежова на «мыло» отправил, поставил Берию возглавлять НКВД.
— И нарубил гад! Весь север — от Воркуты до Магадана — русскими костьми замостил! Сволочь … — выругался Юрий.
— Выходит Лакоба дал старт этому палачу, — заключил Николай.
— Получается так. А позже, в декабре тридцать шестого, эта встреча вышла боком самому Лакобе и его семье, — вернулся Быстроног к трагической истории Нестора Лакобы.
— Так это правда, что Берия отравил его?
— Коля, я, конечно, такое утверждать не могу. Но Станислав уверен: отравление произошло за ужином в доме матери Берии. Потом, когда из Тбилиси тело Нестора привезли в Сухум, от него остались кожа да кости, даже вены вырезали.
— Убирали следы яда! — предположил Юрий.
— Вот же сволочь! — у Кочубея не нашлось больше слов.
— И еще какая! — согласился Быстроног. — Могила Нестора не успела порасти травой, а Берия объявил его «врагом народа» и бросил на Сухум своего верного пса Рухадзе. Пошли повальные аресты, не щадили ни жен, ни детей. Рауфу — сыну Нестора — не исполнилось и пятнадцати, а его обвинили в организации «вредительско-террористической группы с целью убийства верного сталинца — товарища Лаврентия Берии». Два года его и Сарию — жену Лакобы — зверски пытали, искали его архив. На глазах матери истязали сына. А Берия орал на следователей: «Бейте этого выродка, топчите! Может, до ее бесстыжего слуха дойдет его вой!»
— Действительно, выродки! Как же после такого Берия смотрел в глаза собственного сына?! — воскликнул Юрий и категорично отрезал: — Хватит, Боря! Лучше бы этого не знать.
— Нет, надо! Чтобы такого больше не повторилось! — возразил Кочубей.
С ним никто не стал спорить, и он замкнулся в своих мыслях. Гулкий грохот арки моста над Гумистой под колесами УАЗа напомнил о близости столицы Абхазии — Сухуме. Ее разрушенные окраины красноречиво свидетельствовали об ожесточенности боев. Война злобным оскалом бетонных разломов и искореженной арматуры вновь вызверилась на них. Ее шрамы не смогла скрыть даже буйная южная природа. Ближе к центру города разрушения были не столь заметны. За паутиной строительных лесов и неброскими огнями простенькой рекламы мирная жизнь все чаще напоминала о себе.
Дорога змейкой скользнула под арку железнодорожной эстакады, скатилась к морю, и через километр УАЗ остановился перед высокими металлическими воротами, за ними располагались штаб, госпиталь, гостиница и узел связи российских миротворцев в зоне грузино-абхазского конфликта.
— Приехали! Где остановитесь? В гостинице или санатории МВО? — поинтересовался Быстроног.
— Подальше от Штабиста, чтобы глаза не мозолить! — предложил Остащенко.
— Тогда санаторий ракетчиков. Его начальника Саида Лакобу я знаю. Мужик толковый и лишних вопросов задавать не станет, — вспомнил о нем Кочубей.
— Тебе виднее, Коля, — не стал возражать Быстроног и перед тем, как разойтись, спросил: — Когда и где встречаемся?
— Если ничего срочного, то вечером в «Стекляшке» у Адгура Бжании.
— Идет! — согласился Борис.
Забрав сумки из машины, Николай и Юрий по кипарисовой аллее прошли в соседний санаторий «Сухумский». Его начальник — высокий, седовласый и не спешный в движениях, но быстрый в мыслях Саид Лакоба оказался на месте. С полунамека понял, что от него требуется, и устроил их в «люкс» «высотки». В номере Николай и Юрий не задержались, после доклада Сердюку спустились вниз и прошли на набережную.
Курортный сезон только набирал обороты. Несколько десятков белых, будто обмазанных сметаной, тел расположились на лежаках; двое отчаянных смельчаков, видимо, подогретых градусом, барахтались в прибрежной волне. Перед этой беззаботной и полной расслабляющей неги атмосферой невозможно было устоять. Николай с Юрием, поддавшись искушению, бросили «якорь» в кафе «Тропиканка».
Крепко наперченная солянка разожгла аппетит, на ней они не остановились и, проглотив по паре хачапури с сыром, закончили обед традиционным кофе по-турецки. До вина, заманчиво плескавшегося в запотевшем, как негр в русской бане, графине, из которого хозяин — «Вова Маресьев», потерявший ногу на войне, щедро наливал в стаканы пришедшим на «дозаправку» ракетчикам, им добраться не удалось. Позвонил Быстроног и сообщил, что оперативная группа Генштаба, а вместе с ней Штабист прибыли и с командующим миротворческими силами отправились на обед в столовую.
— Есть что интересное? — задал главный вопрос Кочубей.
— Нет, — был немногословен Быстроног.
— А у Тимура?
— Тоже ничего.
— Тогда ждем, может, что позже проклюнется.
— Сегодня вряд ли, — усомнился Быстроног. — До ужина Штабист работает в штабе, а потом по плану начальника тыла — «кино, вино и домино».
— Пожалуй, да, — согласился Кочубей и напомнил: — Встречаемся, как договорились, в «Стекляшке».
— Во сколько?
— Как, если в районе десяти?
— Идет! — поддержал предложение Быстроног.
Оставшееся до встречи время Кочубей и Остащенко решили провести на пляже, но через пару часов на ярком южном солнце кожу начало пощипывать, и они возвратились в номер. Юрий с головой ушел в книгу «Храм души» историков Станислава Лакобы и Олега Бгажбы, чтобы разобраться в хитросплетениях тех драматический событий, что происходили в Абхазии в прошлые века и последние десятилетия. Николай, пощелкав пультом по каналам, остановился на фильме «Покровские ворота» и вскоре не заметил, как задремал.
Проснулся он, когда уставшее после долгого и жаркого дня солнце, скользнув последними лучами по стене номера, закатилось за скалы у маяка. Таинственные южные сумерки опустились на сухумскую бухту и город. Стрелки часов приближались к десяти. Он растолкал похрапывавшего на соседней койке Юрия, и, прогнав под душем остатки сна, они спустились вниз.
Благостную тишину, царившую в парке санатория и на набережной, изредка нарушали раскатистые крики «Ура-а!», звучавшие под крышей летнего кафе Ибрагима Авидзбы. Это прожженные и пропитые «вечные» капитаны и майоры праздновали отвальную.
— От души гуляют ракетчики, — позавидовал Остащенко.
— При такой красоте даже язвенник выпьет, — согласился Кочубей.
После промозглой московской сырости вечер в Сухуме стал для них поистине царским подарком. Со стороны приморского парка потягивало сладковатым дымком тлеющих костров из прошлогодних листьев эвкалиптов. Теплыми, манящими к себе огоньками перемигивались по склонам Сухумской горы окошки частных домов. За ней суровой громадой проступала зубчатая стена Главного Кавказского хребта. Его вершины, покрытые вечными снегами, терялись в россыпи Млечного Пути и снисходительно с высоты своих миллионов лет наблюдали за суетой человеческого муравейника.
Юрий с Николаем распахнутыми глазами смотрели на этот, словно пришедший из сказок, удивительный мир и, наслаждаясь его красотою, кружным путем шли к «Стекляшке». Память Николая не подвела: вскоре узкая дорожка привела к кафе. Они вошли в «Стекляшку», там их уже ждал Быстроног. Николай пробежался взглядом по залу — с прошлого года в нем почти ничего не изменилось, разве что краска стеклянных витражей слегка потускнела, а потрепанная зимними штормами лестница к морю жалобно поскрипывала на ветру.
В первом, зимнем, зале было немноголюдно. Разогретая вином и воспоминаниями о бесшабашной и полной радужных надежд лейтенантской молодости, веселая компания офицеров-отставников и их жен, сдвинув столы, отмечала встречу. За ними, забившись в угол, два контрактника-миротворца уныло чахли над стаканами с томатным соком. На летней открытой террасе, прячась в полумраке от любопытных глаз, жались друг к другу скоротечные, но пылкие парочки «курортных романов».
В отдельном закутке, для особо приближенных к хозяину «Стекляшки» Адгуру Бжании, он и еще трое местных парней погромыхивали костяшками нард и скучающими взглядами постреливали по залу, но остановиться было не на ком. Две разбитные бабенки из офицерской столовой томились над хилой закуской и графинчиком с водкой. Напрасно они принимали откровенные позы и строили глазки: эти коварные приемы, безотказно действовавшие на подвыпивших прапорщиков и сорокалетних капитанов, никак не воспламеняли темпераментных южан. Те, в предвкушении нового многообещающего заезда молодых «львиц», истосковавшихся в дальних гарнизонах по жаркой любви, не горели желанием растрачиваться на молодящихся дам «песочного» возраста.
Появление в зале новых лиц вселило было в дам надежду. Блондинка, сверкнув пышными ляжками, перебросила ногу на ногу и нацелилась на Кочубея, а гривастая брюнетка голодным взглядом заглотила Остащенко. Но, возникшая за их спинами хорошо знакомая дамам суровая физиономия особиста Быстронога похоронила все надежды. Прошедшие через дальние гарнизоны, «Крым и рым», они не понаслышке знали: «Командира бойся на плацу! Замполита — за трибуной, а особиста — со всех сторон».
— Коля?! Привет! Ты откуда?! — швырнув костяшки на доску, воскликнул удивленный Адгур и поднялся навстречу Кочубею.
В его коренастой, крепко сбитой фигуре и исполненных скрытой силы движениях угадывался бывший борец.
— Здравствуй, Адгур! Как поживаешь? — был рад встрече Николай.
— Нормально! Ты как, еще не женился?
— Нет, с тебя беру пример.
— И правильно! Настоящий мужчина — это после тридцати, — одобрил Адгур и, обернувшись, позвал: — Марина!
Из кухни выглянула миловидная девушка, и он распорядился:
— Для моих гостей лучший шашлык, вино от Феликса Цикутании и…
— Адгур, угомонись! Мы только кофейком побалуемся, — попытался остановить его Быстроног.
— Боря, ты меня обижаешь! Что подумают обо мне гости?
— Мы согласны на хачапури и графин вина, — предложил компромисс Кочубей.
— И шашлык тоже! — настоял на своем Адгур и, обратившись к друзьям, попросил: — Масик, Денис, Теймураз, извините, потом доиграем.
Те без лишних слов собрали нарды и освободили места. Марина принесла графин с вином и бастурму. Затем на столе появилось блюдо с горкой румяных и аппетитно пахнущих хачапури. Быстроног по-хозяйски разлил вино Феликса по стаканам, и они подняли тост за встречу. Вино было превосходным и под него пошли не только хачапури с шашлыком, но и лобио, которое так вкусно готовили только в «Стекляшке».
Первым нашел в себе силы оторваться от абхазского стола Кочубей и предложил:
— Ребята, пора заканчивать этот пир желудка и поговорить о деле!
— Еще парочка таких ужинов, и можно забыть про контрразведку, — согласился Остащенко.
— Не волнуйся, Юра, когда надо она напомнит о себе, а пока наслаждайся. Такого в Москве не увидишь, — лучился радушием Быстроног.
— И все-таки, Боря, вернемся к Штабисту? Что мы имеем? — напомнил о деле Николай.
Тот, доев шашлык и запив вином, перешел к докладу:
— После обеда у командующего он и офицеры опергруппы около 40 минут прогуливались по набережной санатория. Подозрительных контактов не имел. Затем до девятнадцати двадцати работал в штабе, проверял документацию. Потом…
— С этим ясно! Где он сейчас? — прервал Кочубей.
— В кафе «Парус» с начальником штаба и тыла подводят «итоги» первого дня проверки.
— Номер и вещи осмотрели? — поинтересовался Остащенко.
— Да! — подтвердил Быстроног.
— И что?
— Нашли три диска. На одном план проверки, а два других закрыты паролями, их не стали взламывать.
— Правильно, а то не дай бог проколоться! — одобрил Кочубей.
— Что с ноутбуком? — напомнил Остащенко.
— Тоже ознакомились! Есть кое-что интересное, но пара файлов не открылись, пришлось копировать весь «винт».
— Для начала очень даже не плохо! — оценил итог досмотра Остащенко и потер руки.
— Не обольщайся, Юра! — поубавил его оптимизм Кочубей. — Стельмах не дурак оставлять компромат в номере. Наверняка носит при себе.
— Флешка или мини-диск? — предположил Быстроног.
— Верно, Боря, и потому надо проверить его лично!
— Нет проблем! Вопрос только в одном: нужна санкция суда.
— Будет, подойдет шифром.
— Тогда нет проблем. Через командующего организуем сауну и там посмотрим.
— Отлично! То, что сегодня получил, первым же рейсом в Москву лично Сердюку, — распорядился Кочубей и поинтересовался: — Что имеем на завтра?
Быстроног полез в карман куртки, достал блокнот и зачитал: «8.00 — завтрак. 8.30 — сбор в кабинете командующего. С 9.00 до 13.00 — работа в штабе. Затем обед и сон-тренаж до 15.00. Потом инструктивные занятия с офицерами в клубе. Вечером — «кино, вино и домино». Но здесь я вношу поправку: сауна — досмотр вещей Штабиста!
— Обязательно! — подтвердил Кочубей. — Что у него на послезавтра?
— Полагаю, будет много интересного!
— А конкретно?
— Опергруппа отправится с инспекцией постов миротворцев в Кодорское ущелье. Туда же заявились наблюдатели из миссии ООН. Среди них есть два интересных англичанина, один точно работает на разведку!
— О, уже теплее! — оживился Остащенко.
— Это еще не все! — и, выдержав многозначительную паузу, Быстроног объявил: — В это же самое время в село Лата по линии НПО намерены выехать три американца. Двое — Харт и Джексон — появились в Сухуме накануне.
— Очень даже интересно! Слетаются, как мухи на мед, — загорелся Кочубей и распорядился: — Пусть Тимур немедленно садится им на хвост!
— Проблем нет, сядет! — заверил Быстроног.
— В таком случае будем закругляться, — предложил Кочубей и посмотрел на часы.
Стрелки приближались к двенадцати. Оба зала «Стекляшки» опустели. Марина сонно клевала за стойкой бара, а Адгур, уткнувшись в экран монитора, устало нажимал на мышь и без энтузиазма «мочил» плодившихся, словно вши, международных террористов в «московских сортирах», «вашингтонских борделях» и «арабских гаремах». Движение за столиком гостей не осталось без внимания Адгура, он встрепенулся и спросил:
— Ребята, может, еще чего?
— Спасибо! Все очень замечательно! — принялись наперебой благодарить они. Быстроног достал кошелек с деньгами.
— Ты что, Боря?! Вы же гости! — возмутился Адгур.
— С нашими аппетитами мы тебя пустим по миру, — попытался тот свести все к шутке.
На помощь ему пришел Остащенко, но и его напор разбился о гостеприимство хозяина «Стекляшки».
— Юра, это бесполезно! Для абхаза гость — второй после бога, — вмешался Кочубей.
— Первый! — решительно возразил Адгур и, чтобы развеять сомнения, пояснил: — Не я придумал! Это есть в нашей Апсуре!
— Библии, что ли? — предположил Остащенко.
— Можно сказать и так.
— И что в ней написано?
— А то, что, когда Господь создал землю и затем стал раздавать, абхаз опоздал — принимал гостя. Господь недолго думал и решил: кто так уважает гостя, достоин лучшего! И отдал ему кусочек рая.
— Выходит, мы, русские, поторопились и получили Сибирь, — пошутил Юрий.
Под дружный смех они вышли из «Стекляшки». Марина закрыла дверь на замок, Адгур подогнал к входу старенькую тридцать первую «Волгу» и предложил подвезти.
— Спасибо, мы пешком, — отказался Кочубей.
Пожелав Адгуру и Марине спокойной ночи, Быстроног отправился в гостиницу, а Кочубей с Остащенко возвратились в «высотку», поднялись в номер и, раздевшись, нырнули в постели. Утро для них началось с веселого звона мяча, доносившегося с теннисного корта, скрежета шестеренок в спортивном городке и бодрого марша физкультурников. Затем позвонил Быстроног и сообщил, что Стельмах ничем себя не проявил, а посылка с материалами на него находилась на пути в Сочи. Вслед за ним напомнил о себе Тимур. Он тоже времени даром не терял: собранные им данные на Джексона и Харта говорили о том, что они неспроста появились в Сухуме. Лишним подтверждением тому служила подписанная Сердюком и поступившая после обеда на имя Быстронога шифровка. В ней, ссылаясь на оперативную информацию Службы внешней разведки, сообщалось о принадлежности Харта к ЦРУ. Все это вместе взятое предвещало Кочубею и Остащенко «веселый» вечер, а возможно, и ночь.
Весь день они провели как на иголках. Пока же Стельмах и Харт вели себя пристойно. Стельмах добросовестно ковырялся в штабных бумагах и, похоже, не собирался выходить в город, а Харт, проработав до обеда в офисе Центра гуманитарных проблем, возвратился в гостиницу и из номера больше не выходил.
После ужина Николай с Юрием снова собрались в кабинете Быстронога, позже к ним присоединился старший оперуполномоченный капитан Сергей Долуга, ответственный за комбинацию «Сауна». В ожидании сигнала они пили кофе и бросали нетерпеливые взгляды на телефон. Он зазвонил, Быстроног первым схватил трубку, а через мгновение его лицо пошло пунцовыми пятнами.
— Что случилось, Боря?! — всполошился Кочубей.
— Да на хрен мне твои тены сдались! Что?! Куда идет? Так чего ты му-му е… — взорвался Быстроног.
— Стельмах ноги сделал?! — догадался Остащенко.
— Как?! — воскликнул Кочубей. — Это правда, Боря?
Быстроног кивнул и лихорадочно зашарил по столу, вытащил сотовый телефон из стопы бумаг, набрал номер и заорал:
— Тимур, немедленно бригаду к выходу из санатория! Штабист идет в город… Да, в гражданке.
— А где Харт?! — в другое ухо кричал ему Кочубей.
— Тимур, а где Харт? В гостинице? Глаз с него не спускать! Ты все понял? Хорошо! Жду доклада!
— Ребята, надо что-то делать! Иначе он сбросит секреты Харту! — торопил Остащенко.
Быстроног пожал плечами и заявил:
— Больше того, что сделал, я не могу. На остальное нужна санкция суда.
Кочубей бросил взгляд на телефон ВЧ-связи и потянулся к трубке.
— Поздно, Коля, Сердюк уже дома! — напомнил Остащенко.
— Но без санкции — это нарушение всех приказов! — мялся Кочубей.
— Потом затрахают расследованием, — буркнул Быстроног.
— Пока ее получим, секреты сплавят! Коля, рискнем, а там будь что будет! — насел Юрий.
В кабинете воцарилась тягостная тишина, ее нарушали тяжелое дыхание и бульканье воды в кофеварке. Взгляды сошлись на Кочубее — он был старшим, и решение принимать должен он. Стряхнув с плеч невидимый груз, он огорошил:
— Боря, водка есть?
— Э-э… — только и нашелся что сказать тот, полез рукой в стол и достал бутылку.
— Открывай! Юра, бери стакан! — подгонял Кочубей.
— Ради такого дела я могу и из горла! — сообразил тот и, запрокинув бутылку, сделал несколько глотков, затем отряхнул с подбородка капли и пригрозил: — Теперь они у меня встретятся!
— Действуй, Юра! Стельмах ничего не должен передать Харту! Ты меня понял? — тряс его за плечо Кочубей.
— Понял, понял, Коля! Я им покажу! — рвался в бой Остащенко.
— Серега, ты с Юрой! Я звоню Тимуру, он перехватит вас у ворот! — оживился Быстроног и схватился за телефон.
Долуга потянулся к бутылке с водкой, Юрий перехватил его руку и предупредил:
— Тебе еще рано, капитан!
Оставляя за собой легкий шлейф «паленого» «Короля Леона», он ринулся на лестницу. Вслед за ним бросились остальные, кубарем скатились на стоянку и втиснулись в УАЗ. На выезде из ворот их поджидал Тимур. Юрий с Сергеем запрыгнули к нему в машину и через пару минут были у ресторана «Басла». В нем и бросил «якорь» Стельмах. Столик он занял по всем правилам шпионского искусства: за спиной находилась стена, а зал лежал как на ладони, держался уверенно, попыхивая сигаретой, время от времени бросал нетерпеливые взгляды то на часы, то на дверь.
Остащенко и Долуга, расположившись за компанией отдыхающих, контролировали каждое его движение. Спортивная фигура, на которой, как влитой, сидел сшитый с иголочки кожаный пиджак, короткая стрижка под полубокс и твердый взгляд выдавали в Стельмахе военного. Он представлял собой довольно распространенный в последнее время типаж офицера Генштаба. Это читалось в надменном выражении лица, которое подчеркивали тонкие губы, сжатые в жесткую складку и вальяжной осанке.
«Крепкий орешек! Ну ничего, и не таких раскалывали!» — оценил его Остащенко.
— Юрий Викторович, смотри! — подтолкнул его под локоть Долуга.
— Вижу! — ответил он и подобрался.
Холеный блондин лет сорока — сорока пяти в модной джинсовке внезапно вынырнул из вихляющейся в танце толпы и уверенно прошел к столику Стельмаха. Момент их встречи Остащенко и Долуга пропустили, публика повалила к столикам, а когда суета улеглась, то Стельмах и блондин уже о чем-то оживленно говорили. Юрий с Сергеем напряглись и не спускали с них глаз. Первым подозрительное движение Стельмаха заметил глазастый Долуга и жарко прошептал:
— Юрий Викторович, ты видишь! Он что-то ему сунул!
Остащенко подался вперед и пожирал глазами Стельмаха и блондина. Это не было обманом зрения: он увидел, как крепко сжатая в кулак рука блондина скользнула в карман куртки. Времени на раздумье не оставалось, надо было действовать, чтобы сорвать шпионскую сделку. Схватив бутылку водки, Юрий бросил на ходу:
— Серега, вызывай Тимура! — и нетвердой походкой направился к столику Стельмаха и блондина.
Они не успели раскрыть рта, как он плюхнулся на свободный стул и заплетающимся языком произнес:
— Клеевые вы мужики. Хочу с вами выпить.
Стельмах брезгливо поморщился от струи перегара, ударившей ему в лицо. Блондин заиграл желваками на щеках и пригрозил:
— Отвали! А то будет плохо.
— Не понял?! Это ты мне? — продолжал ломать комедию Юрий.
— Сейчас поймешь, если не свалишь! — наливался гневом блондин.
— Чт-о?!. Ах ты, пудель! — зарычал Остащенко.
Дальше события развивались с головокружительной быстротой. Юрий так вошел в роль, что не успел принять защиту и пропустил удар левой блондина в живот, но на втором замахе успел поднырнуть под просвистевший над головой кулак. Боль в животе и проснувшаяся ярость придали ему силы, ухватившись руками за стол, он как прессом припечатал обидчика и Стельмаха к стене. Дальше в драку вмешался Тимур.
Вслед за ним в зал ворвались два «милиционера». Потрясая пистолетом, Тимур закричал:
— Милиция! Всем стоять и не двигаться!
Публика замерла. На эстраде всхлипнул и затих саксофон. Визгливым надрывом откликнулась гитара. На полуслове оборвалась песня, певец съежился и отступил за колонну. Из темного угла, где тусовалась полублатная шушера, кто-то прогнусавил:
— Начальник, а тем, кто сидит, что делать?
— Заткнись! А то точно сядешь! — рявкнул Тимур и шагнул на середину зала.
К нему колобком подкатился ставший сразу угодливым и суетливым директор ресторана и залепетал:
— Все нормально, командир.
— Помолчи! Без тебя разберемся! — отмахнулся Тимур и приказал: — Батал, Зурик, всех троих в отделение!
Стельмах пришел в себя и сорвался на крик:
— Я полковник российского Генштаба! Не имеете права!
— После стакана вы все Наполеоны! Пошел вперед! — прикрикнул Тимур.
Зурик и Батал, не церемонясь, запихнули всех троих в «воронок» и повезли в отделение милиции.
