Глава шестая
«Чистилище»
C первого дня войны органам военной контрразведки наряду с выявлением и ликвидацией шпионов, диверсантов и террористов, наводнивших ряды отступающей Красной армии, пришлось развернуть масштабную фильтрационную работу среди советских военнослужащих, вышедших из окружения и бежавших из фашистского плена.
В условиях непрерывных атак противника и постоянно меняющейся линии фронта, когда глубокий тыл внезапно становился передовой, а каналы связи с вышестоящими штабами оказывались в руках групп вражеских диверсантов, руководящему и оперативному составу военной контрразведки приходилось разворачивать фильтрационную работу прямо в «поле». В наспех отрытых землянках, в лесу под открытым небом или среди развалин они проводили опросы окруженцев, чтобы выявить среди них внедренную агентуру абвера.
В отсутствие стабильного и надежного негласного аппарата, централизованного банка данных на проверяемых лиц основным оружием контрразведчиков стали профессионализм и интуиция. Рискуя попасть на двурушника, они восстанавливали связь с войсковой агентурой, дополнительно приобретали новые источники информации среди окруженцев и тут же задействовали их в проверке военнослужащих, на которых поступала первичная информация, указывающая на возможную причастность к гитлеровским спецслужбам.
Летом — осенью 1941 г. только отделами военной контрразведки Западного фронта в результате фильтрационной работы среди вышедших из окружения бойцов и командиров Красной армии было выявлено свыше 1000 вражеских агентов. Одновременно десятки тысяч человек, пройдя проверку, пополнили ряды советских войск.
Так продолжалось до начала зимы 1941 г. Затем напряженность и интенсивность фильтрационной работы спали в связи со стабилизацией положения на фронтах.
После победы Красной армии под Сталинградом и начала широкомасштабного наступления советских войск на Северном Кавказе она стала непрерывно нарастать.
Весной 1943 г., к моменту образования Смерш, в структуре органов военной контрразведки сложилась устойчивая и эффективно действующая система фильтрации среди бывших советских военнослужащих и граждан, угнанных на принудительные работы в Германию. Организатором и координатором этой работы выступал 2-й отдел ГУКР НКО Смерш (руководитель — полковник С. Карташов). В боевых порядках советских войск ее осуществляли третьи отделения вторых отделов управлений Смерш фронта, и завершалась фильтрация в лагерях НКВД.
Первичная проверка бывших советских военнослужащих и граждан, находившихся на принудительных работах в Германии, а также лиц из числа русской эмиграции проводилась на армейских сборно-пересыльных пунктах (СПП) и фронтовых проверочно-фильтрационных пунктах (ПФП). Их число не было постоянным и колебалось в зависимости от обстановки на фронтах и количества поступающего так называемого спецконтингента. Так, весной 1943 г., во время наступления Красной армии на Северном Кавказе, существовало всего два СПП. В мае 1945 г. только на одном 3-м Украинском фронте их действовало десять.
Армейские СПП и фронтовые ПФП не имели строго определенного штата руководящего и оперативного состава. Они формировались, исходя из обстановки. Работа на них проводилась последовательно. На первом этапе основные усилия контрразведчиков были сосредоточены на выявлении лиц, связанных с иностранными спецслужбами, причастных к совершению военных преступлений, запятнавших себя сотрудничеством с оккупантами. На каждое проверяемое лицо открывалось фильтрационное (учетное) дело, в котором содержались протоколы опроса (допроса) и заключение по результатам фильтрации. В отношении подозреваемых во враждебной деятельности заводилось дело-формуляр. В него помимо анкетных данных и опросных листов приобщались материалы оперативного характера. После завершения проверки на СПП и ПФП подавляющая часть лиц, прошедших фильтрацию, направлялись в части Красной армии.
Так, с 1 февраля по 4 мая 1945 г. на десяти СПП Управлением Смерш 3-го Украинского было проверено в общей сложности 58 686 человек. Из них 16 456 — бывшие военнослужащие Красной армии и 12 160 советских граждан призывного возраста, находившихся на принудительных работах в Германии. По результатам фильтрации 24 324 человека призвали в армию через полевые военкоматы. 1117 граждан других государств, на которых отсутствовали компрометирующие данные, репатриировали на родину, а 17 361 человек, не подлежавших призыву в армию, возвратились к себе домой. Остальные временно использовались на различных работах.
Оставшиеся 378, не прошедшие через фильтрационное «сито» Смерш и на которых поступили данные, указывающие на их связь с иностранными спецслужбами, запятнавшие себя службой в так называемой Русской освободительной армии (РОА) изменника генерала А. Власова и причастные к воинским преступлениям были взяты в активную оперативную разработку.
Следующий этап фильтрационной работы органов Смерш продолжался во фронтовых ПФЛ и основывался на материалах, добытых в процессе первичной проверки. Он занимал полтора — два месяца, что позволяло контрразведчикам в полном объеме использовать весь имеющийся в их распоряжении арсенал сил и средств: негласный аппарат, оперативно-технические средства, агентов-опознавателей. Основное внимание оперативного состава и следователей сосредотачивалось на получении документальных материалов, подтверждающих причастность подозреваемых лиц к тем или иным преступлениям.
За каждым из дел оперативной проверки стояла кропотливая и напряженная работа органов Смерш. По ее результатам из управлений фронтов, военных округов ежемесячно направлялись докладные в ГУКР НКО Смерш. Основной акцент в них делался на состоянии агентурно-оперативной деятельности и ее эффективности по выявлению вражеских агентов и гитлеровских пособников. В отдельном приложении к докладной записке излагалось существо добытых на них материалов.
«Совершенно секретно
НКО СССР
Управление контрразведки Смерш
Московского военного округа
Начальнику Главного управления Смерш НКО
комиссару государственной безопасности 2 ранга
товарищу Абакумову
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
О фильтрации бывших военнопленных, прибывших из Финляндии
На № 77241 от 6 ноября 1944 г.
На 11 декабря с. г. в лагере 36-й дивизии конвойных войск НКВД (с. Богородское, Моск[овской] обл.) профильтровано 2321 чел. из общего числа 2500 бывших военнослужащих Красной армии, вернувшихся из финского плена.
Из числа проверенных:
а) передано командованию 36-й дивизии 1186 чел.
б) направлено в спецлагеря 187 чел.
в) арестовано 21 чел.
Кроме того, из числа проверенных:
а) подлежит передаче командованию 626 чел.
б) направлено в спецлагеря 283 чел.
в) подрабатывается на арест 18 чел.
13 декабря с. г. фильтрация оставшихся 179 чел. будет закончена.
Из числа арестованных:
а) шпионов 5 чел.
б) изменников Родины 7 чел.
в) активных пособников 9 чел…»
При получении свидетельских показаний, документальных данных о преступной деятельности подозреваемого к его разработке подключались следователи Смерш. Шпион, гитлеровский пособник оказывался под таким прицелом контрразведки, что рано или поздно «прокалывался» перед умело подведенным к нему агентом-разработчиком или осведомителем, «засвечивался» в разыскном списке, «всплывал» из тайных архивов гитлеровских спецслужб, захваченных оперативно-боевыми группами Смерш.
Только за один месяц — май 1945 г. — управлениями контрразведки Смерш 1-го, 3-го Украинского и Ленинградского фронтов было выявлено и разоблачено 159 агентов гитлеровских спецслужб, 667 лиц, служивших в вермахте и частях РОА. Результаты этой интенсивной и напряженной работы контрразведчиков в докладных записках и спецсообщениях занимали всего несколько страниц, а существо материалов, полученных на фигурантов, вмещалось в один абзац, подобный этому: «Через агента-опознавателя «Учащийся» (быв[ший] военнослужащий РОА) на СПП 4-й Ударной армии был опознан агент немецкой разведки Голиков Д. И…»
Под давлением неопровержимых доказательств Д. И. Голиков дал показания. А дальше контрразведчики Управления Смерш Ленинградского фронта звено за звеном раскрыли всю шпионскую сеть абвергруппы-212 и вышли на ее руководителя — А. Зардыньша. Он и еще семь агентов, как установили контрразведчики, были оставлены гитлеровцами на «…оседание в тылу Красной армии, чтобы заниматься диверсиями, террором против офицеров Красной армии, вести разведку предприятий и других военных объектов. Для выполнения этого задания его группе было выдано оружие, гранаты и боеприпасы…» Так докладывал Абакумову о результатах проделанной работы начальник управления генерал А. Быстров.
По мере продвижения советских войск к главной цели — Берлину — объем и напряженность фильтрационной работы стремительно нарастали. Перед военными контрразведчиками проходили сотни тысяч, а в весенние месяцы 1945 г. — миллионы советских военнопленных и граждан, угнанных на принудительные работы в Германию. Для бывших командиров и бойцов Красной армии, испытавших горечь поражения первых месяцев войны, выживших в нечеловеческих условиях гитлеровского заключения и сохранивших верность Родине, допросы с пристрастием смершевцев казались оскорбительными и несправедливыми. Это «чистилище» являлось для них неменьшим испытанием, чем фашистский плен.
Они рвались в бой, чтобы поквитаться с врагом за перенесенные пытки и унижения, за разоренные домашние очаги, за смерть родных и близких, но свои отказывали им в этом праве. Еще большим оскорблением для них являлось то, что рядом на лагерном плацу или на соседних нарах находились те, кого они люто ненавидели и презирали: надсмотрщики и палачи из расстрельных лагерных команд, власовцы и полицаи. Здесь, на родной земле за колючей проволокой, они томились вместе: жертвы и палачи, герои и предатели. Бывшие летчики, танкисты, артиллеристы, отважные разведчики не скупились на крепкие слова и в порыве праведного гнева срывались, как им казалось, на бездушных контрразведчиков. Но эта невольная боль, которую сотрудники Смерш причиняли им, была оправдана.
Гитлеровские агенты, каратели, власовцы и вся та нечисть, что прибилась к фашистам, страшась расплаты за содеянное, подобно хамелеонам, спешили сменить окраску и рядились в одежды своих жертв. Они надеялись раствориться в многомиллионном потоке, хлынувшем из ворот лагерей смерти и тюрем.
17 октября 1944 г. передовой батальон советских войск вошел на территорию лагеря военнопленных № 2. Среди узников, с радостью встретивших своих освободителей, находился бывший рядовой 95-го стрелкового полка И. Стариков. Его история, которую он поведал сотруднику Смерш, на первый взгляд не отличалась от десятка других, что тот выслушал за день.
14 октября 1941 г., по словам Старикова, он в составе разведгруппы отправился в тыл противника, чтобы добыть языка, и там попал в засаду. В перестрелке был ранен и оказался в плену. Несмотря на голод, холод и унижения, он выстоял и теперь готов с оружием в руках сражаться с врагом. А счет у Старикова с ним, как позже выяснилось, был особый.
При последующей фильтрации на сборно-пересыльном пункте старший оперуполномоченный Управления Смерш Московского военного округа капитан А. Махотин обратил внимание на ряд нестыковок в объяснениях Старикова и начал его разработку. Интуиция не подвела опытного контрразведчика. Вскоре нашелся живой свидетель — командир той самой разведгруппы, что отправлялась за языком, — сержант Воронин. Он развеял героический образ Старикова и рассказал о его предательстве и добровольной сдаче в плен.
Но то была только одна часть правды, другая, еще более страшная для Старикова, вскоре стала известна Махотину. В руки контрразведчиков попали архивы финской спецслужбы, и перед ними открылся матерый агент противника «Сергей» — Стариков. После сдачи в плен он инициативно предложил свои услуги разведке и был направлен на учебу в разведывательно-диверсионную школу в Петрозаводске. После ее окончания в составе специального отряда его перебросили в район Мурманска для проведения разведки и осуществления диверсий на железной дороге. По возвращении Стариков в качестве вербовщика ездил по лагерям и склонял военнопленных к сотрудничеству с финской разведкой. Только в одном Паркинском лагере «Сергей» — Стариков завербовал 22 человека. Последнее задание — под видом военнопленного внедриться в ряды Красной армии — выполнить ему не удалось.
Число таких, как Стариков и Зардыньш, стремительно росло. Этому способствовали захваченные контрразведчиками архивы абвера и «Цеппелина», а также перевербованные агенты-опознаватели. Спасая свою шкуру, они выискивали предателей, пытавшихся затеряться среди бывших советских военнослужащих. Главным же итогом фильтрационной работы органов Смерш были не они, а миллионы советских граждан, находившихся в плену, которым возвратили честное имя. В докладных записках им отводилось всего несколько строчек: «Подлежит передаче командованию»; «Подлежит возвращению на Родину». Но от этого значение труда сотрудников контрразведки не становится меньше.
Вместе с тем на этом сложнейшем и ответственнейшем участке контрразведывательной деятельности органам Смерш не удалось избежать серьезных ошибок, когда невиновные люди, на которых пала тень подозрения, отправлялись теперь уже в советские лагеря. В одних случаях это было следствием того, что огромные людские потоки буквально захлестывали СПП, ПФП, и сотрудники контрразведки вынуждены были поверхностно подходить к фильтрации, в других — их непрофессионализм и бюрократизм. Негативное влияние на качество проверки оказывало и то, что на СПП и ПФП часто направлялись малоопытные работники. Вчерашние лейтенанты, только что покинувшие блиндажи на передовой и не понаслышке знавшие о зверствах фашистов, с понятным недоверием, а зачастую враждебно относились к тем, кто не один год провел в концлагере, работал на заводах в Германии, но остался жив.
Поэтому сама по себе информация других бывших заключенных о том, что проверяемого видели в штабном лагерном бараке или он принимал участие в восстановлении боевой техники противника, для неопытного оперативного работника служила основанием для различных обвинений и последующего направления в спецлагерь на территории СССР. В руководстве Смерш владели ситуацией, и потому фильтрационная работа продолжалась в стационарных лагерях. В ходе ее проведения значительная часть бывших советских военнопленных выходила на свободу.
Так, в июне 1943 г. с армейских СПП Северо-Кавказского фронта в Краснодарский и Георгиевский спецлагеря № 205 и 261 поступил 891 военнопленный. В процессе последующей углубленной оперативной проработки в краснодарском лагере необоснованные подозрения были сняты с 261 человека, в Георгиевском — с 123 человек. Всех их отправили на комплектование частей действующей армии.
Об этих недоработках информация поступала во 2-й отдел ГУКР НКО Смерш. На основании ее подчиненные Карташова готовили ежемесячные обзоры «О результатах проверки и агентурно-оперативной работы среди бывших военнослужащих Красной армии» и направляли на места. В них содержался анализ наиболее характерных недостатков, которые допускались при проведении фильтрационной работы, когда «за цифровыми показателями упускалось главное — выявление шпионов и предателей», а также предлагались рекомендации по ее совершенствованию.
В одном из таких обзоров «О состоянии агентурно-оперативной работы ОКР Смерш Краснодарского спецлагеря [№] 205» отмечалось: «Несмотря на то что за период с апреля по ноябрь 1943 г. отделом арестовывалось 138 [человек], в том числе 73 по подозрению в шпионаже, ни по одному из них не была доказана их враждебная деятельность».
Основную причину подобного положения дел руководство Главного управления видело в формальном подходе руководителей и оперсостава отдела Смерш спецлагеря № 205 к оценке поступающей информации и «…крайне низком уровне организации агентурной разработки находящихся в производстве дел».
Попытки заместителя начальника отдела Смерш лагеря капитана Афанасьева оправдать свою бездеятельность тем, что «…с момента прибытия в г. Краснодар 17 апреля и развертывания отдел необходимыми помещениями и средствами для работы не был обеспечен. Все семь комнат разрушены, и мебели нет никакой, негде хранить секретные документы. Совершенно нет бумаги. И только 30 апреля лагерь выделил отделу 5 кг бумаги и одну пишущую машинку», вызвали справедливый гнев у заместителя Абакумова П. Мешика.
На докладной Афанасьева «Об итогах агентурно-следственной работы отдела за апрель 1943 г.» стоит размашистая резолюция генерала Мешика:
«Аппарат лагеря в 19 человек бездельничает! За 12 дней при наличии 19 оперработников проверить всего 90
человек — просто преступление!!!»
Вслед за этим последовали оргвыводы. В мае на смену Афанасьеву прибыл новый начальник ОКР Смерш. Также оперативно через начальника Управления НКВД по делам военнопленных и интернированных генерал-майора И. Петрова были решены все административно-хозяйственные вопросы.
Наряду с объективными трудностями на качество и оперативность фильтрационной работы негативно влияли нераспорядительность и халатность лагерной администрации. В связи с острой нехваткой квалифицированных кадров в ее состав нередко зачислялись случайные лица. В их числе оказывались бывшие советские военнослужащие, воевавшие на стороне противника (в 205-м спецлагере таковых оказалось семь человек), а также аморальные и склонные к стяжательству типы.
Как следствие, в отдельных лагерях на почве «…беспробудного пьянства и использования спецконтингента на незаконных работах» происходило разложение администрации. Целые команды бывших советских военнослужащих вместо того, чтобы быть направленными в действующую армию, трудились на «новых бауэров». Этим пользовались агенты гитлеровских спецслужб и военные преступники. Они, почувствовав за своей спиной холодное дыхание контрразведчиков, совершали побеги. В течение весны — лета 1943 г. из краснодарского спецлагеря № 205 скрылись 17 человек, подозревавшихся в совершении тяжких преступлений.
В этой связи ОКР Смерш по лагерям приходилось тратить немалые усилия на организацию агентурно-оперативной работы среди лагерной администрации и принятие ею надлежащих организационных мер по обеспечению необходимых условий для проведения фильтрационной работы. Только по одному краснодарскому спецлагерю № 205 с 3 июня по 31 декабря 1943 г. из отдела Смерш в Главк было направлено четыре спецсообщения: «О неудовлетворительном состоянии режима и охраны лагеря», «О морально-бытовом разложении руководящего состава спецлагеря № 205» и т. п.
В спецсообщениях приводились вопиющие факты нарушений, когда начальник лагеря и его заместители по охране и режиму, по политической, хозяйственной части и «…примкнувший к ним прокурор лагеря связаны между собой систематическим пьянством, носящим характер группового разложения и преступлений по службе». Далее сообщались конкретные примеры присвоения этими должностными лицами материальных средств, поступающих на нужды лагеря, факты «сдачи в аренду» бывших советских военнослужащих руководителям местных колхозов и организаций, а также использования их на личном подворье или в качестве слуг.
Подобные объективные и субъективные обстоятельства служили причиной многочисленных жалоб со стороны бывших советских военнослужащих и лиц, угнанных на принудительные работы в Германию. Подавляющее их число были патриотами и честными людьми, по воле обстоятельств оказавшимися во вражеском тылу или оккупации. Они не обвиняли органы Смерш и оперативных работников в том, что вновь находились в лагерном бараке, они просили об одном — о справедливости.
Их пронизанные острой болью и исполненные надеждой письма, написанные на клочке бумаги из ученической тетради или куске картона, не могли оставить равнодушным даже очерствевшее сердце. Они были поразительно похожи. Эти письма — крик души — объединяла вера в то, что чудовищное клеймо «враг народа» будет снято с них: рядовых и офицеров, женщин и мужчин, и они снова станут полноправными гражданами своей страны.
Так, бывшая военфельдшер М. Пузанова в письме к Верховному главнокомандующему И. Сталину писала: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Обращаюсь к Вам как к отцу родному, помогите мне. Я жена бригадврача Смирнова Вениамина Александровича, обращаюсь к Вам со следующей просьбой…» Далее Пузанова излагала обстоятельства, при которых ее часть оказалась в окружении, а она в плену и то, что «после освобождения частями Красной армии я без предъявления обвинения уже 7 месяцев нахожусь в спецлагере». В заключение письма Пузанова просила: «Ускорить разбор моего дела — если я виновата, то предать суду, если нет — направить на фронт или туда, где я могу быть полезна».
12 августа 1943 г. ее письмо поступило в особый сектор ЦК ВКП(б), а 14-го было переадресовано в секретариат НКВД и оттуда направлено в ГУКР НКО Смерш. Работу по нему взял на личный контроль заместитель Абакумова генерал П. Мешик и предписал Карташову взять на контроль ход проверки письма Пузановой. В силу ряда причин она затянулась. 4 декабря 1943 г. Мешик в своем запросе № 64718 потребовал от начальника отдела контрразведки подольского спецлагеря НКВД «ускорить исполнение нашего № 02532». 17 декабря 1943 г. тот доложил ему: «Пузанова М. П. в порядке фильтрации нами проверена и направлена работать на завод № 684 г. Подольска».
30 сентября 1944 г. из спецлагеря № 283 на имя Сталина поступило письмо от бывшего советского военнослужащего Г. Сычева. Тот отрицал свое сотрудничество с гитлеровцами и обвинял лагерную администрацию, отдел Смерш в том, что они «в течение 13 месяцев ни разу не допросили, и я не получил никакого ответа на мои рапорта».
Спустя месяц и 12 дней заместитель начальника ОКР Смерш спецлагеря № 283 подполковник Шухман докладывал Карташову о результатах проверки жалобы Сычева. В частности, в ходе ее проведения выяснилось: в 1937 г. тот был судим за контрреволюционную деятельность и в течение пяти лет отбывал наказание. Это, казалось бы, могло послужить еще одним веским доказательством «предательской деятельности Сычева во время войны». Но контрразведчики на этом не стали акцентировать своего внимания и сосредоточились на перепроверке материалов, полученных на него при фильтрации на СПП и послуживших основанием для обвинения в измене Родине. Они установили, что после мобилизации в Красную армию Сычев попал в окружение и остался на оккупированной территории. За время оккупации, как показала проведенная ими проверка, «прямых свидетельств преступной деятельности Сычева и никаких официальных документов на этот счет получено не было. В процессе углубленной агентурной разработки также не поступило данных о его связи с противником». Окончательный вывод полковника Шухмана был таков: «Оснований для ареста Сычева не имеется».
Подобных обращений в отделы и управления Смерш были сотни и тысячи. Их проверке уделялось самое пристальное внимание. В Главном управлении велось специальное дело № 1 «Заявлений, поступивших в правительственные инстанции». На особом учете находились заявления, направлявшиеся на имя Сталина и в ЦК ВКП(б). В этих целях во 2-м отделе ГУКР НКО Смерш велись «Списки лиц, содержащихся в спецлагерях НКВД, от коих поступили заявления в правительственные инстанции с просьбой ускорить их проверку».
Только с 1 июня по 1 августа 1944 г. на центральный учет в Главном управлении было взято 205 таких заявлений. Спустя месяц Карташов докладывал Абакумову:
«Все заявления взяты на контроль. По каждому из них проводилась соответствующая проверка и расследование. Абсолютное большинство заявителей отделами Смерш лагерей были своевременно проверены и включены в списки для направления в районные комиссариаты».
По мере того как линия фронта сокращалась, высвобождавшиеся опытные руководители и сотрудники направлялись на укрепление отделов СПП, ПФП и ПФЛ. По согласованию с Управлением уполномоченного Совета народного комиссариата СССР по делам репатриации, 1-м Управлением НКГБ СССР и Управлением НКВД СССР по делам военнопленных и интернированных и ГУКР НКО Смерш СССР был принят ряд решений, направленных на улучшение взаимодействия ведомств и повышение оперативности в обмене информацией. Это диктовалось не только необходимостью совершенствования фильтрационной работы, но и теми общественно-политическими изменениями, которые произошли на фронтах войны к концу 1944 г.
Союзники СССР по антигитлеровской коалиции — США, Великобритания и Франция — наконец начали активные боевые действия против фашистских войск в Западной Европе. В результате успешных наступательных операций из гитлеровских концентрационных и трудовых лагерей на свободу вышли сотни тысяч советских граждан. Началось их долгое, полное нелегких испытаний возвращение на родину.
В сентябре 1944 г. на приемные пункты фильтрации в Одессу и Мурманск морским путем из Франции и Великобритании были доставлены первые несколько сотен репатриантов. К 31 октября их число достигло 40 026. Спустя полгода общая цифра репатриантов, прибывших в СССР из Франции, Великобритании, Финляндии и еще семи стран, освобожденных союзниками от фашистов, составила 1 млн 448 тыс. 933 человека.
Подавляющее число репатриантов (927 783) после проверки контрразведчиками возвратились домой, 394 936 человек убыли на пополнение частей действующей армии и только 126 114 были направлены для углубленной проверки в спецлагеря НКВД.
Всего к концу 1945 г. через приемные пункты фильтрации в Одессе и Мурманске, а также СПП, ПФП и ПФЛ управлений Смерш фронтов, позже — групп советских войск, прошли 5 млн 290 тыс. 183 человека.
В 1945 г. на данном участке деятельности органов Смерш появился ряд новых особенностей. Они были обусловлены нарастающими политическими противоречиями между союзниками по антигитлеровской коалиции СССР, с одной стороны, и США, Великобританией и Францией — с другой. Первые порывы ветров будущей холодной войны, зарождавшиеся во властных кабинетах Вашингтона, Лондона, Парижа и Москвы, быстро загасили огонь боевого товарищества. Все чаще от советской разведки, а также в процессе проведения фильтрационной работы среди репатриантов контрразведчики Смерш получали данные о том, что спецслужбы союзников ведут двойную игру. Под различными прикрытиями американские, британские и французские разведчики осуществляли активную вербовочную и пропагандистскую работу среди советских граждан, склоняя их к сотрудничеству и отказу к возвращению на родину.
Так, 2 июля 1945 г. заместитель начальника Управления Смерш Центральной группы войск полковник И. Глина докладывал Абакумову:
«Из показаний репатриированных бывших военнослужащих Красной армии Павлова А. И. и Беляева И. М. было установлено, что некое «Бюро партизанских отрядов Франции» (г. Марсель) снабжает служивших в РОА и немецкой армии изменников Родины аттестатами, удостоверениями, что они состояли в партизанских отрядах и боролись против немецких захватчиков. Каждый такой документ стоит 3 тыс. рублей. Кроме того, ведут обработку советских граждан с целью их невозвращения на родину».
Данные военных контрразведчиков подтверждала резидентура НКГБ во Франции. Начальник 1-го Управления (внешняя разведка) НКГБ СССР генерал П. Фитин уведомлял руководство Главного управления Смерш о том, что «по данным резидента НКГБ СССР в Париже, удалось установить, что только в одном Париже имеется 22 вербовочных пункта. Особенно активная роль отмечается со стороны эмигрантского бюро Маклакова, швейцарского и шведского консульств и многочисленных французских и англо-американских разведпунктов.
«Двер» — французская спецслужба — и «Секьюрити Милитер» ведут вербовочную работу по засылке своей агентуры к нам. Установлено, что одна девушка была подослана и устроилась на работу в аппарат нашего военного атташе».
Осложнялась обстановка и на восточном направлении. «Заклятый союзник» — США — пока еще исподволь раздувал пожар холодной войны на дальневосточных рубежах СССР и будущей Китайской Народной Республики. Первыми ее порывы ощутили советские спецслужбы. В отделы Смерш Приморского военного округа все чаще поступала оперативная информация о том, что на территории Кореи под прикрытием религиозной организации «Кидоке» функционирует разветвленная разведывательная сеть. Ее члены вели активную шпионскую работу против советских войск. Наряду с ней с августа 1945-го приступила к разведдеятельности еще одна организация — «Теродан». В качестве «крыши» она использовала «Общество взаимопомощи корейцев и японцев» в Сеуле. За спиной этих организаций стояла разведка США.
В Потсдаме руководители стран-победительниц продолжали еще вежливо улыбаться друг другу, а спецслужбы уже сошлись в непримиримой тайной схватке за будущее господство над территориями, ресурсами и умами людей. Слабые ростки искренней симпатии и фронтовой дружбы, поднявшиеся на берегах Эльбы ликующим, победным маем 1945-го между русскими, американцами, англичанами и французами, быстро увяли при первых заморозках холодной войны.
