Свободные и счастливые, мы доехали до автостоянки на горе и обнаружили там поджидавшего нас Конкэннона. Он сидел в белой рубашке на багажнике красного «понтиака-лорентиан». Мне сразу захотелось перекрасить его рубашку под цвет автомобиля.

– Сиди и держись, малышка, – сказал я, затормозив.

Развернув мотоцикл на сто восемьдесят градусов, я проехал вниз по дороге несколько сотен метров и остановился.

– В чем дело? – спросила Карла.

– Видишь дерево с большим дуплом? – спросил я. – Подожди меня там.

– Почему я должна прятаться? – спросила она таким тоном, словно я предложил ей сдать кровь для мадам Жу.

– Подожди, говорю, и я за тобой вернусь.

– Ты сошел с ума?

– Там на стоянке Конкэннон.

– Это Конкэннон?

Ее всегда интересовали неординарные личности.

– Подожди меня здесь, Карла, я скоро вернусь.

– Нет, ты точно сошел с ума. Между прочим, пистолет у меня. И стреляю я лучше. И мне казалось, ты говорил, что мы теперь всегда и во всем будем вместе.

Ситуация была непростая. Если твой враг не знает удержу, ты начинаешь проигрывать, когда дело выходит за все допустимые рамки. Но Карле храбрости было не занимать, и в любой схватке она, наверное, была бы единственной женщиной, выстоявшей до конца.

– Ну хорошо, – неохотно уступил я. – Но учти, что с этим парнишкой надо держать ухо востро. Языком он работает не хуже, чем кулаками.

– Ну уж теперь я просто должна познакомиться с ним. Наш выход, Шантарам.

Мы вернулись на автостоянку, я пристроил свой байк чуть в стороне. Когда мы с Карлой отошли от него, он еще дышал. Я направился к Конкэннону, постепенно замедляя шаги, но на последнем ускорился и двинул ему по уху.

– Какого хрена? – вскричал он, схватившись за ухо.

Конкэннон скатился с багажника и стал прыгать вокруг меня, угрожая ударами по корпусу. Я тоже пытался достать его, но он прикрывался и уворачивался.

Мы прыгали все дальше от Карлы. Между тем не исключено было, что где-то прячутся его сообщники. Я стал медленно отступать, пока не приблизился к ней.

– Что тебе здесь надо, Конкэннон? – спросил я. – Где твои головорезы?

– Я тут один, приятель, в отличие от тебя. – Он ухмыльнулся Карле и помахал ей. – Привет!

Карла вытащила из сумки пистолет и наставила на него:

– Если у тебя есть пушка, бросай ее.

– Никогда не таскаю с собой пушек, мисс.

– Вот и правильно. А я таскаю. Если двинешься в нашу сторону, я тебя продырявлю.

– Понял, – ухмыльнулся он.

– Не очень-то разумно было появляться здесь, – сказала она. – В лесу водятся тигры. Очень удобно избавиться от трупа.

– Я встал бы на колени перед вами, мисс Карла, если бы не боялся, что ваш бойфренд трахнет меня в это время по башке. Познакомиться с вами – большая честь. Меня зовут Конкэннон.

– Мой друг был очень расстроен, когда я сожгла твое письмо и не сказала ему, что в нем было написано. Я ждала этой возможности и рада, что ты мне ее предоставил. Повтори то же самое ему в лицо, если у тебя хватит пороха.

– Значит, это письмо так настроило вас против меня? Нет-нет, я не стану повторять свои неприличные предложения в присутствии этого беглого каторжника. Полагаю, это было бы неразумно.

– Я так и думала, – улыбнулась Карла. – Написать написал, но сказать открыто боишься.

– Вам не понравились мои намеки? – спросил он. – Мне самому они показались тонкими.

– Заткнись, – бросил я.

– Видите, с чем мне приходится иметь дело? – обратился он к Карле.

– Заткнись, – повторила она за мной. – Сейчас ты имеешь дело с нами обоими и выглядишь довольно бледно. Что тебе надо?

– Я приехал сообщить кое-что вашему бойфренду. Вы позволите мне сделать это, сидя на багажнике?

– Было бы лучше, если бы ты был в багажнике, а машину спихнули бы с обрыва, – ответил я.

Конкэннон улыбнулся и покачал головой:

– Злоба старит, знаешь ли. Физиономия выглядит сразу на несколько лет старше. Может, вы все-таки разрешите мне залезть опять на этот долбаный багажник и поговорить с вами, как полагается доброму христианину?

– Залезай, – сказала Карла. – Только держи свои христианские руки так, чтобы я их видела.

Конкэннон уселся на багажник, поставив ноги на бампер.

– Неплохо было бы, если бы ты рассказал нам все, и на этом мы развязались бы с тобой, – заметила она.

Конкэннон рассмеялся, смерил Карлу взглядом, затем перевел взгляд на меня. Даже в тени автостоянки его голубые глаза ярко светились.

– Я не имею никакого отношения к тому, что произошло с Лизой, – проговорил он быстро. – Я к ней пальцем не притронулся. Я видел ее всего раз или, может быть, два, но она мне понравилась. Очень была приятная женщина. Но я никогда не сделал бы того, о чем писал. Я написал это просто для того, чтобы позлить вас. Повторяю, я не притронулся к ней и не стал бы. Это не мой стиль.

Я хотел, чтобы он заткнулся, хотел избавиться от проклятия, наложенного на меня кем-то с тех пор, как было упомянуто его имя. Все, связанное с ним, не сулило ничего хорошего.

– Продолжай, – сказала Карла.

– Если бы я знал, какой извращенец Ранджит, я остановил бы его, клянусь. Я сам убил бы его, если бы знал, что он собой представляет.

Он опустил голову, предоставив мне возможность застать его врасплох. Мне хотелось наброситься на него и поддать ему так, чтобы он вылетел через то проклятое окно, которое взломал. Но Карла хотела знать все.

– Говори, говори, – сказала она. – Расскажи нам все, что тебе известно.

– Я узнал это уже после того, как все случилось, – сказал он. – Если бы я знал раньше, никакого «после» не было бы.

– Это мы уже поняли. Продолжай, – сказала Карла.

– Я познакомился с этим маньяком через наркоту. Те, кто летает высоко, не гнушаются спускаться к таким, как я, если им нужно накачаться. Когда он сказал мне, что хочет усыпить Лизу, я решил, что надо пойти с ним.

– Наркотик был нужен Ранджиту, чтобы усыпить Лизу? – спросила Карла слишком, на мой взгляд, мягким тоном.

– Да. Он купил рогипнол. Я думал, это просто для забавы. Он сказал, что они друзья и устраивают небольшой междусобойчик.

– Но зачем тебе понадобилось тащиться туда за ним?

– Чтобы поддразнить вашего дружка, – ответил Конкэннон, указав на меня. – Для того я и отправил вам эту грязненькую записулечку и влез к вам со своими грязненькими мыслишками. Я хотел потрепать нервы этому необузданному долбаному уголовнику.

– Заткнись, – выпалили мы оба.

– Из вас получилась отличная парочка благочестивых правонарушителей. Стоите друг друга.

– И все же зачем ты туда пошел, Конкэннон? – настаивала Карла.

– Я же сказал, – ответил он, улыбаясь и глядя на нее своими голубыми глазами. – Просто я прекрасно понимал: если этот вот Лин узнает, что я был в его доме с его девушкой в его отсутствие, он взовьется, как взбесившийся жеребец.

– И зачем тебе это было нужно?

– Чтобы досадить ему, а значит, и этому иранцу.

– Абдулле?

Я не рассказывал ей, как Абдулла опустился до того, что участвовал вместе с Конкэнноном в его делишках, – я не хотел предавать его, портить его репутацию.

– Мы вместе замочили кое-кого, – небрежно обронил Конкэннон, – а потом он окрысился на меня на почве национальности, и мы стали врагами. Ваш бойфренд просто побочная жертва нашей вражды.

– Ну, с меня хватит, – не выдержал я.

– Ты никогда не обращался к психотерапевту по поводу вспыльчивости? – спросил он.

– Убирайся, Конкэннон. Я уже устал говорить «заткнись».

– Но прежде чем ты уйдешь – если мы позволим, – сказала Карла, – расскажи, что ты знаешь о Ранджите.

Я не понимал, зачем ей это надо. Мне было наплевать на Ранджита, и я не хотел, чтобы поганый язык Конкэннона трепал имя Лизы. Я знал, на что он способен, и знал, что Туарег одобрил его послужной список. Поэтому я хотел, чтобы его тут не было или был бы, но в бессознательном состоянии.

– Не крути, Конкэннон, – сказал я. – Если можешь что-нибудь сообщить, выкладывай.

– Впервые я встретил Ранджита на одной вечеринке в Гоа. Он маскировался, носил парик, но я-то узнал его сразу. Я знал, что он миллионер в бегах, и подумал, что у него наверняка где-то припрятаны бабки, так что я отвлек его от кокаина и героина и убедил его отвести меня в его нору.

– У Ранджита был дом в Гоа? – спросила Карла.

– Думаю, съемный. Отличный особнячок, кстати. Впечатляющий. Ну, мы пришли, я веду разговор к тому, что пора бы уже открыть сейф, как вдруг он сам открывает его и спрашивает, не хочу ли я посмотреть кино.

Карла мягко накрыла мою ладонь своей.

– Что за кино?

– Порно, – засмеялся Конкэннон. – Но это был очень односторонний секс. Все девицы – усыплены. На нем была купальная шапочка и резиновые перчатки, чтобы не осталось никаких следов. Потом он обмывал девиц, снова одевал и оставлял на диване, накрыв одеялом, так что они, проснувшись, даже и не подозревали о том, что он делал.

– И он этим занимался? – спросила Карла.

– Да, занимался. А вы не знали?

Я хотел было сказать «заткнись», но Карла сжала мою руку.

– Он не объяснил почему?

– Он сказал, что его жена фригидна – прошу прощения, но это его слова, а не мои – и не хочет заниматься с ним сексом, так что ему якобы приходится трахать этих спящих девиц и притворяться, будто трахает ее – вас то есть.

Карла опять сжала мою руку.

– И ты хочешь сказать, что именно это произошло с Лизой?

– Думаю… – сказал он, отводя глаза, – думаю, он всыпал ей рогипнол в какое-нибудь питье, но перестарался. Химия у меня была чистая. Думаю, бедняжка умерла еще до того, как он успел с ней поразвлекаться.

– А кто были другие девушки?

– Понятия не имею, – пожал он плечами. – Я узнал только одну из них, ее лицо мелькало в газетах. Но… могу сказать вам одну вещь: все они были похожи на вас, и он надевал им черные парики, прежде чем заняться своим делом.

– Ну, хватит! – опять вскипел я.

– Только не пытайся опять заткнуть мне рот, приятель. Я приехал сюда не ради каких-нибудь безобразий. Я уже устал от всяких безобразий, хотя раньше ни за что не поверил бы, что скажу когда-нибудь такое. Я ушел на покой.

– Это подходящее место, чтобы уйти на вечный покой.

– Ты нехороший человек, – ухмыльнулся Конкэннон. – И мысли в твоей башке все нехорошие.

– И что было, когда Ранджит показал тебе это видео? – спросила Карла.

– Ну, я немножко поколотил его, конечно, и оставил валяться без чувств. Убить его я, к сожалению, не мог: слишком многие видели нас вместе. Я прихватил с собой все деньги из сейфа и тот видеофильм, где он снялся с девицей, что была в газетах.

– А что ты сделал с этим фильмом?

– А! Вот это было очень забавно, – сказал Конкэннон, сложив руки на груди.

– «Забавно»? – отозвался я. – Тебе все это кажется забавным?

– Держи руки так, чтобы я их видела! – приказала Карла, и он, откинувшись назад, уперся ими в багажник. – Что именно было забавно?

– Среди тех, кто покупает у меня кокаин, есть один молодой охламон. Он ничего собой не представляет, но нрав у него крутой. Его собственная семья добилась судебного предписания, по которому он отправится за решетку, если опять распустит руки. Он хочет стать кинозвездой и поэтому продает часть кокаина известным киноактерам и иногда получает за это маленькие роли. Та девица, с которой снялся Ранджит, была актрисой, а этот охламон был ее бойфрендом.

– Ты отдал пленку ему? – спросила Карла.

– Да, когда он пришел за очередной порцией, – ответил Конкэннон, довольно ухмыляясь. – Ранджит время от времени тайком пробирался в город и всегда покупал наркоту у меня. Я сказал этому необузданному парнишке, что Ранджит иногда ошивается, изменив внешность, в своем любимом ночном клубе в Бандре.

– То есть ты навел этого парня на след Ранджита.

– Ну да. И преподнес этому дикарю в подарок целый пакет, где была эта кассета, приглашение в клуб и непрослеживаемый пистолет с непрослеживаемыми пулями. Его натура довела дело до конца.

Карла сжала мою руку.

– И ты приехал сюда, чтобы рассказать, как ты подставил моего бывшего супруга? – спросила она.

– Я приехал, чтобы предупредить вашего бойфренда, – ответил Конкэннон, выпрямляясь.

– Предупреди себя самого, Конкэннон.

– Ну вот, опять! – отозвался он притворно обескураженным тоном. – Из всех озлобленных дикарей этого города ты самый необщительный. Я знаю палачей, с которыми и то веселее. Я пытаюсь вдолбить тебе, что я изменился.

– Не вижу никаких изменений. Ты все еще скрипишь.

– Опять эти злобные нападки. Послушай, – сказал он рассудительным тоном, – я покончил с прежней жизнью. Теперь я бизнесмен и тружусь вполне легально. Тот факт, что я не держу на тебя зла после нашей последней встречи, подтверждает это.

– Ну да, с тебя все как с гуся вода.

– Как раз наоборот, – возразил он. – Это я и пытаюсь тебе втолковать. После той нашей драки я все обдумал. Очень тщательно, заметь. Я ведь был пострадавшей стороной. Плечо у меня толком так и не зажило и работает не так хорошо, как следовало бы. У меня уже не та координация, я никогда не смогу так же хорошо драться, как раньше. Я никогда прежде не допускал, чтобы кто-то взял надо мной верх, и это меня порядком встряхнуло. Начался мой путь в Дамаск на заброшенной бомбейской фабрике, а из седла меня выбил австралийский уголовник. И я изменился. Теперь я бизнесмен.

– А что за бизнес? – спросила Карла, отпуская мою руку.

– Я вложил все свои деньги в одно дело с Деннисом.

– Со Спящим Бабой?

– С ним. Мне как-то вспомнилась поговорка про речку – ну знаете: если достаточно долго просидеть на берегу реки, то мимо проплывут трупы твоих врагов.

Мне очень хотелось, чтобы Конкэннон проплыл мимо меня по Гангу.

– И однажды, в момент еще одного просветления на пути в Дамаск, мне пришло в голову, что река – это не обязательно вода. Она может быть столом из нержавеющей стали в похоронном бюро. Понимаете? И вот мы с Деннисом купили одно такое бюро, и теперь мы его владельцы, предприниматели. И один из моих врагов уже проплыл мимо нас. Я смеялся счастливым пьяным смехом, готовя его для погребения.

– И Деннис согласился этим заниматься? – спросил я.

– Мы с ним очень органично дополняем друг друга. Я знаю, как мертвец выглядит, а он знает, что тот чувствует. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь обращался с трупами так нежно, как он. Он называет их Спящими и разговаривает с ними, как со спящими. Очень мило с его стороны, очень трогательно. Но я держу наготове бейсбольную биту на случай, если кто-нибудь из них вдруг ответит.

Конкэннон замолчал, стиснул руки и воздел сцепленные кисти к небу, словно в молитве.

– Я понимаю, трудно поверить, что такой враг человечества, как я, может перестроиться, но это так. Я изменился, и доказательством служит то, что я приехал сюда, рискуя встретить недоброжелательный прием, чтобы сообщить вам две вещи. Первую я уже сообщил. Это было все, что я знаю о Ранджите и этой девице.

– А вторая? – спросила Карла.

– А вторая вот какая: Компания триста семь наняла гунд из других городов для того, чтобы убить сегодня этого иранца, Абдуллу. А поскольку Абдулла прячется здесь на горе, то и вы оба оказываетесь на линии огня.

– Когда они прибудут? – спросил я.

Конкэннон взглянул на свои часы и ухмыльнулся:

– Часа через три. У вас было бы больше времени, если бы ты не был таким несговорчивым и дал мне высказаться, не перебивая.

Все это мне не нравилось. У меня было ощущение, что Конкэннон подставляет нас.

– А почему ты решил нас предупредить? – спросила Карла.

– Подчищаю кое-какие мелочи, мисс, – улыбнулся он. – Я никогда не держал зла на вашего дружка. Я пытался привлечь упрямого осла на свою сторону, и я не стал бы этого делать, если бы не испытывал к нему симпатии. Я обращался с ним скверно, но ненавидел не его, а Абдуллу – за то, что он пошел против меня и угрожал мне.

– Хватит уже об Абдулле, – бросил я.

– Но я перестал ненавидеть его, – продолжал Конкэннон, – он не сделал ничего плохого, пусть даже он иранская… личность. Это я поступал плохо и открыто признаю это. Как бы то ни было, иранцу сегодня, по-видимому, крышка. А я нашел нишу, где чувствую себя на своем месте и буду спокойно ждать, пока другие убивают моих врагов и посылают их мне. Я буду, так сказать, среди своих, если вы понимаете, о чем я.

– Мы понимаем, – сказала Карла, хотя я не понимал.

– Вы верите, что я не держу на вас зла и не желаю вам ничего плохого?

– Нет, – ответил я. – Гуд-бай, Конкэннон.

– А еще говорят, что он писатель, – подмигнул он Карле. – Он, наверное, сочиняет крошечные ничтожные брошюрки.

– Он большой писатель, а я занимаю большое место в его книгах, – ответила Карла. – Спасибо за предупреждение, Конкэннон. Кстати, какое имя тебе дали при рождении?

– Фергюс, – сказал я, опередив его, и он, засмеявшись, спрыгнул с багажника и широко развел руки:

– Я все-таки нравлюсь тебе! Я так и знал. Ты пырнешь меня, если я тебя обниму?

– Да. И не приезжай больше.

Он медленно опустил руки, улыбнулся Карле и залез в свой автомобиль.

– В полицию обращаться бесполезно, – сказал он, высунувшись из открытого окна. – Им заплатили большие деньги за то, чтобы они не появлялись здесь, пока этого иранца не прикончат раз и навсегда.

Он завел машину, заблокировал одно колесо, дал газ и развернулся на месте.

– Вам не нужно динамита? – спросил он. – У меня в багажнике целый ящик, а мне он сейчас без надобности.

– Спасибо, может быть, в следующий раз, – улыбнулась Карла, помахав ему на прощание.

Двойные габаритные огни «понтиака» упорхнули за поворот, как две летучие мыши. Карла живо повернулась ко мне, блеснув зелеными глазами:

– Наверное, Абдулла у Халеда. Надо его предупредить.

– Само собой, а также Сильвано и учеников. Все это может докатиться и до Идриса.

Она собралась уже бежать к дому Халеда, но я остановил ее:

– Давай обсудим кое-что, прежде чем говорить с Халедом.

– Давай. Что именно?

– Мы договорились, что всюду будем вместе, да?

Карла посмотрела на меня, уперев руки в боки.

– В дупло я не полезу, – заявила она, скривив губы в улыбке.

– И не надо. Я хочу сказать другое.

– Непременно сейчас?

– Если сегодня станет горячо, не отходи от меня. Держись рядом или у меня за спиной. В крайнем случае сцепимся локтями. Если придется драться, встанем спина к спине. Ты будешь стрелять, я орудовать ножом. Но только давай все время будем вместе, иначе я свихнусь от тревоги за тебя.

Она засмеялась и стиснула меня в объятиях, так что я, по-видимому, в основном сказал все правильно.

– Ну, побежали, – сказала она, готовая сорваться с места.

– Подожди, – сказал я.

– Опять?

– Что значит «может быть, в следующий раз»?

Я имел в виду ее последние слова, сказанные Конкэннону.

– Что-что?

– Ты сказала «Может быть, в следующий раз», когда Конкэннон предложил нам динамит.

– Это обязательно надо обсуждать здесь и сейчас?

– У Конкэннона не бывает следующего раза. Он одноразовый парень и действует не задумываясь, хоть вся планета лети в тартарары.

– Ты не веришь, что человек может исправиться?

Когда она поддразнивала меня, то была восхитительна, но сейчас мы говорили о Конкэнноне, а на гору рвались бандиты, чтобы убить нашего друга.

– Я не верю Конкэннону, – ответил я. – Ни в качестве громилы, ни в качестве гробовщика-предпринимателя. Не верю его словам. Это может быть ловушка.

– Очень хорошо, – воскликнула она. – Побежали, наконец?