Это было время перемен. Город прихорашивался, словно готовясь к смотру, который никто и не собирался проводить. Рабочие покрывали новой блестящей краской разделительные полосы на улицах, рискуя жизнью при каждом взмахе кисти. Магазины обновляли свой вид вместе с их владельцами. Новые рекламные щиты на всех углах рекламировали старые услуги. С домов соскабливали столь дорогую каждому сердцу плесень, демонстрировавшую отношение природы к человеческим замыслам, и красили их заново.

– Почему тебе не нравится этот обновленный вид? – спросил меня друг-ресторатор, глядя с улицы на свое свежеокрашенное заведение.

– Потому что мне нравился старый. Здание, конечно, выглядит как с иголочки, но мне были по душе результаты работы четырех последних муссонов.

– Но почему?

– Мне нравятся вещи, которые не противятся воздействию природы.

– Отстаешь от времени, старик, – сказал он и, входя в обновленный ресторан, задержал дыхание, ибо, сделав вдох вблизи сохнущих стен, трудно было не лишиться чувств.

Мода – деловая сторона искусства. Даже Салон красоты Ахмеда вынужден был подчиниться всеобщему поветрию. Его старая, написанная от руки вывеска была преобразована в позорный знак корыстолюбия – логотип. Опасные бритвы и сердито ощетинившиеся помазки были заменены набором химикатов для ухода за волосами вкупе с заверениями, что их не испытывали на крольчатах и что клиенты не ослепнут и не отравятся.

Даже одеколона, знаменитого «Амбрэ д’Ахмед», больше не было. Я зашел к Ахмеду очень вовремя и успел спасти старое зеркало, обрамленное фотографиями бесплатных модельных стрижек, похожими на посмертные снимки казненных преступников.

– Только не зеркало! – воскликнул я, останавливая проворных маленьких человечков с большими молотками, собиравшихся сокрушить это произведение искусства.

– Салям алейкум, Лин, – приветствовал меня Ахмед. – Заведение переоборудуется. Здесь будет Новый салон красоты Ахмеда.

– Ва алейкум салям. Оставьте зеркало!

Я загородил его своим телом, широко расставив руки, чтобы уберечь от молотков.

Карла стояла рядом с Ахмедом, сложив руки на груди. В зеленом саду ее глаз играла насмешливая улыбка.

– Зеркало надо убрать, Лин, – сказал Ахмед. – Оно не гармонирует с новым интерьером.

– Оно гармонирует с любым интерьером, – возразил я.

– Но не с этим. – Ахмед взял из пачки брошюр верхнюю и вручил мне.

Я взглянул на брошюру и вернул ее Ахмеду.

– Это похоже на суши-бар, – сказал я. – В таком интерьере невозможно спорить о политике, оскорбляя друг друга. Тут даже зеркало не поможет.

– Это новый этикет, Лин. Никаких разговоров о политике, о религии и о сексе.

– Ахмед, ты в своем уме? Цензура в цирюльне?!

Я взглянул на Карлу. Она явно наслаждалась происходящим.

– Послушай, – умолял я, – должно же сохраниться хоть одно место, где люди не будут лизать ничьих задниц.

Ахмед посмотрел на меня строго.

Это был не его строгий взгляд, а строгий взгляд красивого мужчины с прической в стиле «помпадур», изображенного в каталоге модных причесок Нового салона красоты.

Я пролистал каталог, понимая, что Ахмед, по всей вероятности, гордится им, так как в рекламных целях он включил в портретную галерею фотографии киноактеров и крупных бизнесменов, никогда не бывавших у него. Я не стал высказывать свое мнение о каталоге, хотя мне казалось, что если уж нельзя было обойтись без знаменитостей, то можно было выбрать других.

– Ахмед, зеркало нельзя разбивать.

– Вы не продадите его мне? – спросила Карла.

– Вы это серьезно?

– Да, Ахмед. Это возможно?

– Только мне потребуется некоторое время, чтобы убрать фотографии, – сказал он задумчиво.

– Я хотела бы взять его именно с фотографиями, если вы не возражаете. Без них зеркало многое потеряет.

«Карла, я люблю тебя», – подумал я.

– Очень хорошо, мисс Карла. Вас устроит сумма, скажем, в тысячу рупий, включая перевозку и установку?

– Устроит, – улыбнулась Карла, отдавая ему деньги. – Одна из стен у меня в комнате пустая, и я как раз думала, что бы на нее повесить. Если бы ваши помощники могли осторожно снять зеркало и переправить его сегодня в гостиницу «Амритсар», я была бы очень вам благодарна.

– Договорились, – ответил Ахмед и велел рабочим с молотками оставить зеркало в покое. – Я провожу вас.

На улице Ахмед огляделся, проверяя, не слышит ли нас кто-нибудь, и, наклонившись к нам, прошептал:

– Я буду работать по вызову. Но это, конечно, строго между нами. Я не хочу, чтобы люди думали, будто я не отдаюсь всем сердцем работе в Новом салоне красоты.

– Вот это очень приятно слышать, – сказал я.

– Значит, если у нас вдруг соберется компания отчаянных спорщиков, крайне несдержанных на язык, – прошептала Карла, – вы будете не против прийти и возродить старый Салон красоты?

– Зеркало у вас уже есть, а мне в новом салоне будет очень не хватать яростных перепалок.

– Договорились, – произнесла Карла, пожимая ему руку.

Ахмед посмотрел на меня, нахмурился и поправил мой воротничок, который торчал недостаточно прямо.

– Когда ты, наконец, купишь нормальный пиджак или куртку с рукавами, Лин?

– Когда ты начнешь продавать их в Новом салоне красоты. Аллах хафиз.

– Салям, салям, – засмеялся он.

Когда мы отъехали от салона, Карла сказала, что зеркало – тоже подарок мне на день рождения. А я уж совсем было забыл об этом черном дне.

– Только, пожалуйста, не говори никому об этом, – попросил я.

– Ладно-ладно, – откликнулась она. – Ты любишь праздновать чужие дни рождения, а свой не признаешь. Я сохраню это в секрете.

– Я люблю тебя, Карла, – как раз собирался сообщить тебе об этом. И спасибо за зеркало. Тут ты попала в яблочко.

– Я всегда попадаю в яблочко.

Мы стали проводить больше времени вместе, ездить, есть и выпивать, потому что я продал свой валютный бизнес Джагату за двадцать пять процентов выручки, которые он и без того уже мне выплачивал. Он справлялся с делом даже лучше, чем я, повысил доходы и завоевал авторитет у менял. Тот факт, что около года назад он отхватил мизинец у вора, укравшего у него деньги, придавал особую остроту его деловым контактам.

Застать тетушку Луну на рыбном рынке стало невозможно, так как ее завербовала Карла.

– Ты хочешь, чтобы я занималась твоими бухгалтерскими книгами? – спросила тетушка Луна.

– Кому еще можно спокойно доверить свои денежные дела, тетушка? – ответила Карла, разглядывая лунные четверти.

– Это, конечно, верно, – сказала тетушка Луна в раздумье. – Но, боюсь, это будет отнимать много времени.

– Не так уж много. Я не веду двойную бухгалтерию, – сказала Карла.

– И я не хочу терять своих постоянных клиентов, – добавила тетушка, наклонившись вперед и начав медленное орбитальное перемещение к полумесяцу.

– Чем вы будете заниматься за закрытыми дверями – ваше дело. Меня интересует только то, что будет происходить при открытых дверях. Кстати, если вас это интересует, у меня есть друг Рэнделл, а у него есть лимузин, который почти все время припаркован около нашей гостиницы.

– Лимузин… – проговорила тетушка Луна задумчиво.

– С тонированными стеклами и большим матрасом в заднем купе.

– Я подумаю, – сказала тетушка, небрежно приподняв ногу над головой.

Несколько дней спустя она въехала в новый офис, расположенный в гостинице «Амритсар» этажом ниже нас. Карла сняла весь этот этаж.

Тетушкин офис соседствовал с двумя другими, только что отремонтированными и обставленными. На дверях одного из них красовалась медная табличка с надписью «Голубой Хиджаб. Консультации по вопросам брака и семьи». Мусульманская коммунистка (или коммунистическая мусульманка?) воссоединилась с Мехму раньше, чем рассчитывала, и, позвонив Карле, поинтересовалась, остается ли ее предложение о партнерстве в силе.

– Она же еще не въехала, – сказал я, увидев табличку на дверях.

– Въедет, – улыбнулась Карла. – Иншалла.

– А для чего тебе весь третий этаж?

– Это сюрприз. Ты даже не представляешь, какие еще сюрпризы я тебе приготовила, Шантарам.

– Обед не входит в их число? Умираю с голоду.

Мы обедали в сквере при закусочной «Колаба Бэк-Бей», когда услышали какой-то крик неподалеку. По улице шел человек, около него остановился автомобиль. Из автомобиля человеку кричали, что он должен отдать деньги. Затем оттуда вылезли двое громил и стали избивать человека.

И тут я увидел, что это Кеш Запоминальщик. Он прикрывал руками голову от ударов.

Мы с Карлой вскочили из-за столика и, подбежав к ним, подняли такой шум, что громилы предпочли сесть в свой автомобиль и укатить.

Карла усадила Кеша за наш столик и велела официанту принести стакан воды.

– Вы нормально чувствуете себя, Кеш? – спросила она.

– Да, все в порядке, мисс Карла, – ответил он, потирая напоминание о долге, оставленное громилами на его макушке. – Я лучше пойду.

Он встал, но мы усадили его обратно.

– Пообедайте с нами, Кеш, – предложила Карла. – Попутно мы могли бы устроить состязание на лучшую память. Вы, конечно, непревзойденный мастер, но у меня с собой есть деньги.

– Я не могу…

– Можешь и должен, – сказал я, подзывая официанта.

Кеш просмотрел меню, закрыл его и сделал заказ.

– Цуккини, маслины и ризотто с пюре из артишоков, – повторил официант, – кочанный салат с толченым перцем, имбирем и фисташковым соусом, а также тирамису.

– Неточно, – сказал Кеш. – Толченый перец, имбирь и фисташковый соус – приправы к салату из рукколы, номер семьдесят семь в меню, а кочанный салат подается с лимоном и чесноком, перцем чили и приправой из авокадо и грецких орехов, это номер семьдесят шестой.

Официант открыл было рот, чтобы возразить, но, перебрав в уме все меню, убедился, что Кеш прав, и ушел, покачивая головой.

– Что за проблема с деньгами, Кеш? – спросил я.

– Я влез в долги, – сказал он, криво усмехнувшись. – Спрос на запоминальщиков упал. Люди пользуются телефоном, если им надо что-нибудь выяснить. Скоро можно будет связаться с кем угодно из любой точки земного шара.

– Знаешь что? – сказал я, когда подали еду. – После обеда сразу бери такси и поезжай в гостиницу «Амритсар», а мы доедем туда на своем байке даже быстрее тебя.

– Что ты задумал? – спросила Карла, прищурившись и глядя на меня сквозь кружево ресниц.

– Это сюрприз, – промурлыкал я. – Ты даже не представляешь, какие сюрпризы я тебе приготовил, Карла.

Дидье, сидевший с деловым видом за своим столом в «Амритсаре», был порядком удивлен, когда мы появились в его офисе вместе с Кешем.

– Я не вижу… каким образом мы можем использовать его услуги, – произнес он.

– Но Кеш – лучший запоминальщик в южных районах, Дидье, – заметил Навин, сидевший с таким же деловым видом за соседним столом. – Что у тебя на уме, Лин?

– Вы говорили, что люди, у которых вы берете показания, всегда замыкаются в себе, увидев магнитофон.

– Да. И что?

– Кеш будет у вас вместо магнитофона. Он запоминает все услышанное. С ним люди будут держаться свободнее, чем с магнитофоном.

– А что? Мне нравится, – засмеялась Карла.

– Да? – произнес Дидье с сомнением.

– Если ты не возьмешь его, Дидье, я найду ему работу сама.

– Беру, – сказал Дидье. – Завтра в десять утра у нас интервью с миллионером и его женой – у них пропала дочь. Ты можешь присутствовать при этом, Кеш. Но тебе надо принять более… деловой вид.

– Ладно, парни, до встречи, – сказал я, потянув Кеша за собой в коридор.

Там я дал ему денег. Он сначала не хотел их брать.

– Ты должен сегодня же избавиться от долгов, Кеш, – сказал я. – Нам ни к чему, чтобы эти ребятишки заявлялись сюда. Тебе же завтра прямо с утра надо приступать к работе. Так что поезжай и заплати им. А к девяти утра будь здесь уже чистенький. Первым придешь, последним уйдешь. Все будет о’кей.

Он заплакал. Я отошел, уступив место Карле. Она обняла Кеша, и он быстро успокоился.

– А насчет пожелания Дидье одеться по-деловому…

– Да-да. Я постараюсь…

– На фиг это. Ходи в том, в чем ты ходишь, держись так же, как всегда. Люди будут спокойно разговаривать с тобой, как я разговариваю сейчас, и все пройдет нормально. Если Дидье начнет брюзжать, скажи ему, что это я запретил тебе косить под офисного раба.

– Он прав, Кеш, – поддержала меня Карла. – Лучше всего быть самим собой.

– Итак, пойди и отделайся от этих долгов, старик. Счастливо тебе.

Он стал медленно спускаться по лестнице, словно каждая ступенька была новой ступенью осмысления происходящего. Наконец его голова исчезла за поворотом.

Я задумчиво смотрел ему вслед, затем повернулся и встретился взглядом с улыбающейся Карлой.

– Я люблю тебя, Шантарам, – сказала она и поцеловала меня.

В течение ближайших двух недель Кеш разрешил два сложных дела и стал знаменитостью. Его внимание к деталям и способность держать их все в голове были решающим фактором в сыскной работе, и ни один опрос свидетелей не обходился без него.

Тетушка Луна и ее неустрашимый клерк вели всю отчетность агентства и зачастую помогали клиентам сохранить их деньги. Тетушка знала толк в денежных делах и потратила немало времени на корректировку бизнес-плана, экономя время и средства других людей.

Индивидуальные сеансы, которые она давала клиентам, одержимым луной, вполне их удовлетворяли. «Талант проявляется по мере его употребления», – сказала она как-то и иллюстрировала это положение собственным примером.

Винсон и Ранвей вернулись из ашрама, преисполненные смирения, но мы встречались с ними редко, так как они были заняты претворением в жизнь своего плана открыть кофейню.

Однажды мы все же зашли ненадолго в их полуоборудованное заведение. Карла взяла Ранвей под руку и увела ее поболтать на сугубо женские темы, оставив нас с Винсоном наедине.

– Знаешь, как это бывает, когда тебя подхватывает настоящая волна, которая все катит и катит, а ты типа скользишь на ее гребне? – спросил Винсон.

– Нет, но я вожу мотоцикл, а это похоже на скольжение на гребне цивилизации.

– У тебя бывает такое чувство, что эта волна как бы несет тебя вечно?

– У меня есть бензобак, так что я знаю, когда это «вечно» кончится.

– Нет, я хочу сказать, что это как бы то самое поле тенденций, о котором говорил Идрис.

– Угу.

– И я как бы скольжу между двумя равно… э-э… скользимыми волнами. Ранвей и Идрис поистине распахнули мой разум, мэн. Иногда мне кажется, что я переполнен идеями и они вот-вот посыплются из моей головы.

– Я рад, Винсон, что ты счастлив и что вам с Ранвей пришла в голову эта идея насчет кофейни. Это то, что вам надо. Знаешь, мне, наверное, пора идти. Мы…

– Да, эта затея с кофе потрясающая, – сказал он, указывая на большие мешки, стоящие вдоль стены. – Я хочу сказать, что, если бы я типа объяснил тебе разницу между колумбийским кофе и ганским, тебе просто крышу снесло бы.

– Спасибо, что предупредил. Но знаешь, Карла в любую минуту может вернуться, так что, боюсь, мы не успеем разобраться в этом сложном вопросе.

– Ничего, если она вернется, я начну снова, – успокоил он меня.

– А как Ранвей? – спросил я, пытаясь отвести угрозу.

– Нет, ты знаешь эту абсолютно идеальную волну, которая как бы несет тебя и несет?

– Я очень рад, что ты так счастлив. Как ты думаешь, куда пошли Карла и Ранвей?

– Ты только понюхай как следует эти свежие зерна, – предложил Винсон, открывая один из мешков. – Они так хороши, что, выпив одну чашку, ты больше никогда уже не захочешь другого кофе.

– Это девиз вашего заведения?

– Нет, мэн, наш девиз – это наше название. Кофейня называется «Любовь и вера», и девиз такой же.

В нем было простодушие, утраченное Ранвей после смерти ее друга от того самого наркотика, которым так бездумно торговал Винсон. И название, выбранное ими для кофейни, отражало его искреннее желание изменить свою жизнь.

– Понюхай мои зерна! – потребовал он.

– Спасибо, мне и так хорошо.

– Нет, ты понюхай! – Он потащил мешок ко мне, словно какое-нибудь мертвое тело.

– Я не стану нюхать твои зерна, Винсон, какими бы колумбийскими они ни были. Оставь в покое труп.

Он прислонил мешок к стене, и в это время вернулись Карла и Ранвей.

– Он не хочет нюхать мои зерна! – пожаловался Винсон.

– Не может быть! – поразилась Карла. – Дома он только этим и занимается.

– Стюарт изобрел новый сорт кофе, – сказала Ранвей с гордостью. – По-моему, это лучший кофе, какой я когда-либо пила.

– Он у меня приготовлен в другом помещении, – сказал мне Винсон. – Я сейчас принесу его и дам тебе понюхать.

– Спасибо, не надо, – остановил я его. – Я и отсюда чувствую запах.

– Я же говорил тебе, мой пасхальный кролик! – воскликнул Винсон, обнимая Ранвей. – Люди почувствуют этот запах еще на улице, и он будет их типа гипнотизировать.

– Успеха вам, ребята, – сказал я, потянув Карлу за собой на улицу.

– Открытие состоится в полнолуние, – сказала Ранвей, успевшая лишь наполовину высвободиться из объятий Винсона. – Не забудьте.

На улице Карла спросила меня:

– Ну и как тебе Винсон?

– Весь расточился на кофейные зерна. А как тебе Ранвей?

– Она сказала мне, как они назвали кофейню.

– Да, знаю, «Любовь и вера». И как тебе название?

– Любовь – это, наверное, он, а она – вера.

Мы сели на мотоцикл, но тут дорогу нам загородил остановившийся автомобиль – точнее, катафалк. За рулем был Неспящий Баба Деннис, рядом с ним сидел Конкэннон. Сзади пристроились Билли Бхасу и Джамал Все-в-одном, а между ними в прозрачном пластиковом гробу возлежал манекен из витрины магазина.

Конкэннон высунулся из окна и ухмыльнулся Карле.

– Разыскать и доставить живого или мертвого, – произнес он.

– Двигай дальше, – бросил я.

– Здравствуй, Карла, – сказал Деннис, – очень рад тебя видеть, проснувшись. Мы не встречались, когда я был на той стороне?

– Привет, Деннис, – рассмеялась она, обнимая одной рукой мое плечо. – Когда я впервые увидела тебя, ты был, несомненно, под кайфом. Чем это, черт побери, вы занимаетесь?

– Мы изучаем движения Спящих во время их транспортировки в камерах для сна. К манекену прикреплены чувствительные полоски, имитирующие разнообразные ушибы и кровоподтеки. Они помогают нам определить оптимальную конструкцию камер, которые мы изготавливаем.

– Вы и гробы сами делаете? – спросила Карла.

– А как же, – ответил Деннис, отдавая чиллум Конкэннону. – Это наша обязанность. Существующие в настоящее время камеры для сна вынуждают Спящих сдвигать ноги, а наша конструкция позволяет им принять более свободное положение, расположиться с удобством. Это очень важно.

– Понятно, – улыбнулась Карла.

– Мы обтянем наши камеры мягчайшим шелком и подобьем их перьями, – продолжал Деннис, держась за баранку катафалка. – А сами камеры стеклянные, так что вокруг Спящих будут расти корни, возиться мелкие животные и насекомые, и Спящим будет веселее спать в их компании.

– Ясно, – сказала Карла, опять улыбнувшись.

– Разреши представить тебе Билли Бхасу и Джамала Все-в-одном, – сказал Деннис. – Парни, это мадам Карла.

Билли Бхасу улыбнулся Карле, Джамал покрутил головой, прозвенев свисающими на цепочках божками.

– Все-в-одном, – кивнул я в сторону Джамала, не удержавшись.

– Все-в-одном, – повторил он.

Я взглянул на Карлу. Она поняла меня.

– Все-в-одном, – произнесла она, улыбнувшись Джамалу.

– Все-в-одном, – ответил он согласно ритуалу и тоже улыбнулся.

Я выразительно посмотрел на Конкэннона, давая понять, что пора им трогать, но он вместо этого принялся болтать.

– А знаете, мертвые умеют танцевать, – сказал он.

Игнорируя его, я обратился к Деннису:

– Деннис, а стоит ли тебе управлять машиной?

– Я должен находиться за рулем, – нараспев произнес Деннис, и его громкий голос эхом разнесся по салону. – Конкэннон недостаточно одурел, чтобы управлять катафалком.

– Мертвые умеют танцевать, – повторил Конкэннон, радостно улыбаясь. – Правда-правда.

– Не может быть, – сказала Карла, прислонившись ко мне.

– Может-может, – ухмыльнулся он. – На этой работе я узнал много интересного. Получил образование, можно сказать. Я ведь обычно уходил не оглядываясь, пока они еще дергались.

– Конкэннон, ты убиваешь мой кайф, – произнес Деннис.

– Я всего лишь беседую, Деннис. Если мы владельцы похоронного бюро, это не значит, что мы должны быть необщительными.

– Это верно, – сказал Деннис. – Но я не смогу проводить испытания этого катафалка, если не буду под кайфом.

– Я просто рассказываю, – гнул свое Конкэннон. – Тела крутятся и дергаются еще долго после того, как умирают, и начинают прыгать на столе ни с того ни с сего. Вчера один труп станцевал так, как у меня не получится. Но я, правда, всегда предпочитал драться или целоваться, а не танцевать.

– Раскурите еще один чиллум, – велел Деннис, включая передачу. – Если вас не волнует мой кайф, снизойдите к манекену. Он уже изнывает без курева.

Они тронулись с места, и мимо нас медленно проплыл лозунг, написанный на окнах катафалка: «БЛАЖЕНСТВО В ПОКОЕ».

– Любопытная компания! – прокомментировала Карла.

– Брак, заключенный в чистилище, – отозвался я. – Но манекен у них вроде неплохой парнишка.