Книга: Амальгама
Назад: Глава XXII Кукловод. Москва, Кремль. 1996 год
Дальше: Глава XXIV Старые счеты. Константинополь, апрель 2014 года

Глава XXIII
Долгожданная встреча. Вильнюс, 2014 год

Четвериков даже не увидел, а скорее почувствовал их появление.
Уже третий день безвылазно сидел он в баре «Аматининку ужейга» и задумчиво смотрел на Ратушную площадь Вильнюса, лениво потягивая пиво из прозрачных бокалов. Гоша сидел неподалеку в сопровождении двоих крепких молодых людей. И Гоша, и его компания всем своим видом демонстрировали, что до профессора им нет никакого дела.
Рудольф Михайлович уже было подумал, что и сегодня день пройдет впустую, как вдруг почувствовал их приближение. Именно так, по легкому трепету в груди, Четвериков всегда осознавал, что где-то совсем рядом находится его будущая жертва и скоро, очень скоро он свершит над ней свой справедливый и страшный суд.
Профессор поднял глаза и действительно увидел Сергея и Ивана. Между Сергеем и Иваном шла черноволосая девушка. Ах, что за девушка шла между Сергеем и Иваном! Она весело скалила приятные белые зубки, грациозно вышагивая рядом со своими спутниками, вся в чем-то черном и обтягивающем. Волосы ее развевал ветер, ноги ее были стройны и мускулисты, девичья грудь волнующе вздымалась под черной курточкой. Рудольф Михайлович на секунду прикрыл глаза и чуть громко не застонал, представив эту девушку в своей власти. Гоша вопросительно взглянул на Четверикова. Рудольф Михайлович энергично кивнул и, бросив на стол несколько мятых купюр, двинулся к выходу.
На улице было холодно, кругом были развешаны новогодние шары и сверкающие гирлянды.
– Рудольф Михайлович! – вдруг закричал Сергей. Наши герои не верили своей удаче – они увидели профессора Четверикова, только что вышедшего из какого-то бара на площади и сворачивающего в маленькую улочку. – Рудольф Михайлович! – крикнул Сергей громче, но профессор его явно не слышал и продолжал движение, рискуя совсем скрыться в этой маленькой улочке.
Сергей с Иваном ускорили шаг и догнали профессора на этой улочке. Глафира следовала за ними на некотором отдалении.
– Рудольф Михайлович, здравствуйте! – громко крикнул Иван, и профессор обернулся.
– Здравствуйте, дорогие товарищи, а вы-то здесь какими судьбами? – очень удивился Рудольф Михайлович.
– Это очень долго рассказывать… – начал было Сергей.
– А что это за прекрасная девушка с вами? Уж не из моих ли студенток? – игриво ухмыльнулся профессор, окидывая хищным взглядом стройную фигуру подошедшей Глафиры.
– Это Глаша, наш большой друг, – частил Сергей, – Рудольф Михайлович, нам надо серьезно поговорить!
– Ну, так зачем же дело стало? – улыбнулся Четвериков. – Пойдемте сюда! – И он направился в какую-то арку, неожиданно появившуюся слева.
Пройдя арку, наши герои очутились в узком и извилистом дворике-колодце, со всех сторон окруженном высокими стенами. Некоторые стены имели двери, некоторые – нет. В глубине дворика-колодца возвышался небольшой памятник: на постаменте сидел монах с церковной книгой в руках и укоризненно смотрел на потревоживших тишину дворика задумчивыми каменными глазами. Только Сергей собирался пошутить над тем, что дворик этот – прекрасное место для засады, как у входа в арку бесшумно возникли пятеро здоровенных мужчин. Встали и замерли, ожидая чьего-то приказа.
Глафира быстро рванула к этим мужчинам, но тут у двоих из них в руках появились сети, которые они проворно накинули на Глафиру, сковав ее движения.
Сергей бросился на помощь Глафире, а Иван устремился к профессору, но оба героя были остановлены вдруг возникшим как будто из-под земли их старым знакомым – огромным Гошей. Косматый Гоша неторопливо сгреб обоих парней в кучку, сжав горло Ивана и приставив нож к горлу Сергея. Обоих ребят при этом придерживали еще два бойца, которые (это Сергей заметил сразу) были явно опытнее «штангистов», закончивших свой жизненный путь на грязном полу далекой дачи в Подмосковье.
Глафира, казалось, уже безнадежно нейтрализованная, вдруг вскинула вверх руку. В руке блеснул тот самый медальон со львом, который она показывала Сергею с Иваном после памятной схватки в подмосковном доме. Всего двух взмахов этого медальона оказалось достаточно, чтобы внезапно разрезанные сети упали к ногам девушки. Но именно в тот момент, когда сверкнул спасительный медальон, профессор Четвериков выхватил из-под пальто странный пистолет, больше похожий на космические бластеры. Он нажал на курок, и в Глафиру полетела пуля в виде ампулы с длинной иглой. Игла с большой силой вонзилась в спину девушке, проткнув куртку. Глафира стремительно оглянулась, но в этот момент ее глаза закатились, и она завалилась боком на только что разрезанные сети.
– Вяжите ее, вяжите быстрее сучку! – взвизгнул Четвериков. – Только осторожнее, дуболомы, ничего ей там не повредите, ею я лично буду заниматься!
Надо было видеть лица Сергея и Ивана! Растерянные и ошеломленные внезапным преображением милейшего профессора, они чувствовали себя поверженными в какой-то страшной, неведомой им битве.
Несколько человек принялись вязать Глафиру.
– Ну а у нас с вами, мальчики, состоится очень интересный разговор, – продолжал веселиться Четвериков, довольный тем, что его план сработал. Он открыл какую-то малоприметную дверцу. Она вела в невзрачную государственную контору и была никому совершенно не интересна. Если бы не одно «но». Именно из этой конторы можно было проникнуть в подземный ход, ведущий в подвал, где когда-то хранилось зеркало, так понадобившееся Гитлеру в конце 30-х годов прошлого века.
И тут случилось неожиданное. Именно из этой низенькой открытой двери вдруг вышел человек. Он выходил согнутый, но, когда вышел, распрямился и на лицо его упал свет тусклого фонаря, всем, кто находился во дворике, за исключением лежащей без сознания Глафиры, стало понятно, что с вместе с этим персонажем у устроителей засады появляются серьезные проблемы.
Лицо этого человека было не просто страшно, оно внушало ужас. Резко вырубленные морщины, перебитый нос, холодные стальные глаза, немигающе смотрящие на застывшего у двери Четверикова, – все это не предвещало ничего хорошего. Сергей сразу узнал этого человека – именно он присутствовал в пресненском отделении милиции во время допроса.
Один из людей Четверикова решил попробовать покончить с этим странным персонажем быстро, без лишних разговоров. Он сунул руку в карман, выхватил ТТ с глушителем, но направить его на нежданного гостя не успел. Страшный человек метнул нож. Причем в кинофильмах подобные броски ножа всегда сопровождаются трогательным свистом, а бросающий принимает при этом какие-то эффектные позы. Здесь ничего подобного не было. Выхвативший ТТ уже в следующее мгновение сползал по стенке, а во лбу его торчал нож, вошедший по рукоятку. Тот же, кто этот нож метнул, вообще, казалось, даже не шелохнулся.
– Так это ты? – странным голосом заговорил Четвериков, отступая к арке. – Ты – тот самый архиепископ Кельна? Ты действительно существуешь?
Райнальд фон Дассель не мог ответить на этот вопрос в силу отсутствия языка.
Но даже если бы он мог ответить Четверикову, он не стал бы этого делать. Он справедливо считал профессора исчадием ада и менее всего хотел с ним разговаривать, он хотел просто задушить этого человека, разорвать на куски или свернуть ему шею. Слишком долго Райнальд фон Дассель следил за уникальной двойной жизнью почтенного профессора в той самой комнате с мониторами, транслирующими сигналы со спутников. И ничего, кроме отвращения, Четвериков не мог внушить бывшему архиепископу Кельна.
Фон Дассель сам много грешил и много убивал, но своим действиям он мог найти сотни оправданий, которые, правда, никто и никогда бы не услышал. Бывший архиепископ когда-то спасал своего императора, защищал свою страну, отбивал обозы у многочисленных разбойников, рубил неверных в Святой земле, похищал для родного города святые мощи из Милана. Потом он убивал уголовников, сворачивал головы насильникам и ворам в законе, выживая на русской зоне, бессмысленной и беспощадной. Позже он пошел по следу таинственных зеркал, поражаясь тому, сколько проходимцев, лжецов и предателей столпилось у пьедестала великой древней тайны.
Средневековый рыцарь глубоко презирал и ненавидел успешного преподавателя химического факультета Московского государственного университета. И прямо сейчас намеревался сломать хребет проклятому сластолюбцу. Архиепископа останавливала только одна мысль: очевидно, что добраться до жертвы он сумеет уже смертельно раненный. Очевидно было и то, что минимум трое подельников Четверикова останутся в живых – а у них в руках эти два сопляка и девушка-Хранитель, чьи жизни ему было поручено сохранить. Фон Дассель на несколько секунд задумался.
Четвериков тоже на мгновение растерялся, явно читая в стальных глазах пришельца не только свой смертный приговор, но и какую-то заднюю мысль, мешающую этот приговор привести в исполнение. Он понимал, что нужно говорить не останавливаясь – любые сказанные слова оттягивают страшный финал и делают возможным изменение ситуации. Рудольф Михайлович продолжил говорить. Медленно и по возможности спокойно.
– Кельнский архиепископ, раз ты существуешь, значит, ты должен понимать, как тебя обманывают. Ты стал игрушкой в руках КГБ, их послушным, глупым и верным орудием. Они твоими руками решают свои проблемы, каждый раз отправляя тебя на верную погибель!
Многочисленные подручные Четверикова боялись пошевелиться, уж больно хорошо этот горбоносый кидал ножи. В то же время собранные беглым профессором люди имели за плечами солидный опыт уличных драк и прекрасно понимали, что их – явное большинство и при общем нападении внезапно появившийся странный персонаж справиться с ними со всеми одновременно не сможет, но кому-то за победу над ним придется заплатить жизнью. И было понятно, что с жизнями расстанутся как раз те, кто бросится на него в числе первых. Остальные окажутся победителями. Замерли и Сергей с Иваном, которых по-прежнему крепко держали Гоша и еще двое, приставив к горлу острые ножи. Глафира, туго скрученная обрывками сетей и веревками, лежала абсолютно недвижима и с закрытыми глазами.
– Перейди на сторону добра, – продолжал не очень убедительно вещать Четвериков, пятясь к спасительной арке.
Профессор Четвериков знал, что говорил. Все двадцать пять лет, что он занимался изучением зеркальных амальгам, он постоянно натыкался на обрывки фантастической истории о безжалостном архиепископе Кельнском, каким-то невероятным образом попавшем в наше время из Средневековья. Сначала этот архиепископ боялся зеркал, считая их силу божественным чудом, и даже распорядился вложить одно такое древнее зеркало в золотой саркофаг с мощами волхвов, который отправил к себе на родину в Кельн из Милана. А потом этот архиепископ, уже в нашем времени, вдруг начал активно изучать тайны этих зеркал, но какими-то безбашенными силовыми методами, убивая свидетелей и сворачивая головы тем, кто что-то знал, но отказывался ему говорить. А прикрывали демарши этого фантастического пришельца почему-то высокие чины из КГБ. Четвериков не очень верил в эту байку, но сейчас был вынужден признать, что она оказалась правдой. Одного взгляда на архиепископа было достаточно, чтобы согласиться: легенды не лгали.
Средневековый рыцарь уже не знал, что ему предпринять, ситуация явно выходила из-под контроля, а Четвериков между тем оказывался все ближе и ближе к арке, за которой так легко было прошмыгнуть на спасительную Ратушную площадь Вильнюса, ведь пробежать для этого надо было всего-то несколько метров!
Но тут совершенно неожиданно для всех присутствующих ситуация опять резко изменилась. Со стороны арки, за спиной у Четверикова, раздался свист. Все обернулись на этот свист и застыли в удивлении.

 

Назад: Глава XXII Кукловод. Москва, Кремль. 1996 год
Дальше: Глава XXIV Старые счеты. Константинополь, апрель 2014 года