Глава 11
Кирилл уехал от Зои Алексеевны с противной смесью стыда и тревоги. Стыдно было за свои слова: "Им помогут". Он думал, что это прозвучит мужественно и твердо, а прозвучало глупо и напыщенно. Кирилл сразу это понял. Даже покраснел.
Хорошо хоть, что Зоя Алексеевна сделала вид, будто не заметила его глупость. Она ни о чем не стала больше расспрашивать. Опять взяла старую фотографию.
– Между прочим, Оленька Федосеева, у которой сегодня украли деньги, тоже училась у меня. Вот она.
Кирилл увидел круглолицую девчушку в белом передничке.
– Славная девочка, – сказала Зоя Алексеевна. – Всегда помогала мне тетради носить домой. Она неподалеку живет, наискосок, в трехэтажном доме. С мамой вдвоем.
– А в какой квартире? – самым небрежным тоном спросил Кирилл и тут же понял, как фальшива эта небрежность.
Но Зоя Алексеевна опять будто ничего не заметила.
– В девятой, – просто сказала она и хотела убрать снимок.
– Дайте, пожалуйста, я еще посмотрю, – попросил Кирилл.
Теперь он смотрел не на Олю, а на того незнакомого Мишу, который вырос и стал преступником.
У мальчишки смешно торчал растрепанный чубчик и блестели веселые точки в глазах. Симпатичный десятилетний Миша был немного похож на Митьку-Мауса…
И с этой минуты ощущение опасности не оставляло Кирилла. Он ехал домой, а лицо незнакомого Мишки все маячило перед ним.
Почему он стал бандитом? Он же был обыкновенным мальчишкой. Как Митька-Маус. Значит, и Митька может? Значит, все могут?
И Антошка?
Все люди были такими, как Антошка. У них смешно топорщились на темени волоски. Никто из них не хотел зла. Они бездумно улыбались солнечным зайчикам и ловили губами угол пеленки, если он пощекочет щеку. Они все такие сначала. А потом делаются разными.
Если человек хороший, это понятно. А почему некоторые становятся гадами? Вроде Дыбы? Почему?
Может быть, потому, что сначала боятся других гадов? А боятся потому, что одни? Как Чирок?
Кирилл гордо и небрежно бросил Зое Алексеевне: "Им помогут…" Но кто поможет Чирку? Они с Женькой благородно похлопали его по плечу и опять оставили одного. И Чирок небось мечется со своим стареньким "ПВЗ", думает, как бы продать, чтобы мать не узнала. И снова должен врать и выкручиваться…
А если покупатель окажется таким же подонком, как Дыба? Деньги не отдаст, начнет угрожать? И вновь будет Антошка метаться между страхом и отчаянием, между ложью и желанием вырваться из паутины… То есть Чирок, а не Антошка. Антошке это еще не грозит. Пока. А потом?
Чирок тоже был такой крохой, а сейчас попал в беду. Если отдать его этой беде, через тринадцать лет она придет и за Антошкой.
В самом деле так может случиться! И получается, что сегодня Кирилл оставил в беде брата.
Но дело не только в этом. Дело просто в Петьке Чиркове. Кирилл вспомнил, как просветлело Петькино лицо, когда он понял, что его простили. А его простили и бросили.
А это – предательство. Это все равно как если бы бросили тех, на мысу, когда двигался лесной пожар…
Кирилл затормозил на углу улиц Мичурина и Космонавтов. Надо было решать. Два человека есть на свете, которые сразу поймут и, наверно, скажут, что делать. Отец и Дед. Но отец придет сегодня поздно.
Кирилл взглянул на часы, украшавшие старинное здание библиотеки. Было без пяти минут шесть. Наверно, Дед уже пришел, он кончает работу в пять.
Из дома доносились визги и вопли.
– Ой-я-я! – орал Митька. – Мучитель! Уйду в интерна-а-т! Людоед!.. Мамочка-а!
Митьку-Мауса мыли. В окно вслед за воплями вылетали красивые пузыри. Слышался голос Деда:
– В музей тебя, а не в интернат. В кунсткамеру. Уникальный экземпляр, загадка естествознания. Как ты ухитряешься собирать на себя все, что есть вокруг?
– Не все! – возмущенно голосил Митька. – Убери, она щиплется! Ой, мама!
– Где ты ухитрился отыскать смолу?
– Это гудрон! Ты мне все волосы выдрал!
Кирилл засмеялся и прислонил велосипед к перилам крыльца. Все было знакомо в этом зеленом дворе. Лениво шевелил крыльями желтый ветряк, топтался на краю бочки добродушный петух Дима, доцветали одуванчики. На заборе улыбался нарисованный белой эмалью Митька-Маус с хвостом и мышиными ушами. Это Валерка Карпов нарисовал еще в начале июня.
Кирилл вошел в дом. Дед закутывал в простыню оттертого, взъерошенного Митьку.
– Привет! – бодро сказал Маус Кириллу из-под белого балахона.
Дед оглянулся и обрадованно кивнул. Утащил Митьку на диван и пожаловался Кириллу:
– Опять, как в прошлом году, у этого типа глотка запухшая. Мороженого стрескал три порции подряд. Родители уезжают, а он снова с ангиной.
– Чушь это, – строптиво сказал Митька.
– Я тебе дам – чушь! Из постели не смей носа показывать! Понял?
– Понял, – согласился Митька. – Я читать буду. – И спросил у Кирилла: – А ты не скоро уйдешь?
– Дед, – сказал Кирилл, – тут одно дело такое… Долгий разговор.
Разговор оказался не таким уж долгим, Дед все понимал с двух слов.
– Дыба – это кто? Местный "король"? – спросил он.
Кирилл пожал плечами.
– Скорее, не "король", а так, мелкий "барончик".
– У Чирка отца нет?
– Н-не знаю… Ну да, нет. Он говорил, что мать да бабка.
– Наверно, небогато живут, – заметил Дед.
– Наверно…
– Новый велосипед ему уже не купят…
Кирилл внимательно посмотрел на Деда. Дед спросил:
– Девушку эту, студентку, как зовут?
– Оля… Федосеева.
– И адрес помнишь?
Кирилл кивнул.
– Самый простой способ, чтобы поставить точку на всей истории, – пойти к этой Оле и все объяснить, – сказал Дед. – Если она человек хороший, то поймет. Попросит, чтобы в школе не поднимали шума.
– Чирок, по-моему, не пойдет, побоится, – засомневался Кирилл. – Да и денег у него еще нет.
– Ему лучше и не ходить, – сказал Дед. – Мы же не знаем, что за девушка. А вдруг она вцепится и поволокет парнишку в школу? Может, у нее такой педагогический принцип: не прощать и не жалеть. Другим в назидание.
– А кто пойдет? – удивился Кирилл.
– Ты. Расскажи все, а фамилию мальчишки не называй.
– Я?!
– Страшно?
Кирилл подумал.
– Нет, не страшно, – сказал он. – Но… Понимаешь, вдруг она подумает, что я сам виноват и выкручиваюсь. Плету историю, чтобы себя оправдать… Ведь на меня и так в школе…
– Да, пожалуй… – сказал Дед. – Но без риска не проживешь.
– А деньги? – спохватился Кирилл. – Денег-то все равно нет. Их же надо отдать! Она тоже одна с матерью живет. Тоже, наверно, не миллионеры.
– Я это помню, – кивнул Дед. – Но деньги пока можно взять… те, что у нас на ремонт отложены. Там полсотни.
– Правильно! – обрадовался Кирилл. – А Чирок продаст свой драндулет и вернет.
– Вернет… когда подрастет и заработает, – хмуро сказал Дед.
Кирилл даже приподнялся на стуле.
– Да ты что… Это же общие деньги, ребята по рублю копили. А ремонт?
– Что-нибудь придумаем, до весны далеко.
– Но тогда надо экипаж собирать, чтобы все решили…
Дед сердито захромал из угла в угол.
– Только время потеряем. Неужели думаешь, ребята заспорят? Мы же, Кир, человека хотим спасти. Тогда, в походе, не деньгами рисковали, а головушками.
Кирилл нерешительно сказал:
– Что-то не так… Он все-таки виноват, а мы теперь для него все на блюдечке. Это разве правильно?
Дед язвительно посмотрел на него.
– С точки зрения вашей Евы Петровны, это наверняка неправильно. Только если ты жалеешь человека, то жалей до конца, а не отмеряй свою доброту, как на весах. Это раз. Теперь два: такому пацану заниматься продажей – это опять влипнуть в историю. Мать тогда все узнает, а ты сам говорил, что ей это сейчас опасно.
– Для малыша опасно, – тихо сказал Кирилл.
– Значит, не о чем спорить… Я знаю, чего ты боишься: что Чирок привыкнет за чужие спины прятаться, а сам за себя отвечать не научится. Так?
Кирилл кивнул:
– Так, наверно…
– А может быть, наоборот, – задумчиво проговорил Дед. – Может быть, поймет, что есть люди, которые приходят на выручку. Тогда и сам покрепче станет… Кстати говоря, главный-то вопрос не о нем.
– А о ком?
– О Дыбе. Почему такие паразиты плодятся и почему их боятся? Не думал?
– Думал, – сказал Кирилл. – Но это вопрос отдельный.
– Не такой уж он отдельный, – возразил Дед. – С Чирком он вполне связанный. Может, собрать экипаж и всем вместе побеседовать с Дыбой?
– Я уже прикидывал, – сказал Кирилл. – Это вообще-то можно. Только ведь Дыба не одного Чирка щиплет. И не один такой Дыба на свете. А из-за всех подряд экипаж собирать не будешь. Вот если бы у каждого хорошего человека был свой экипаж, тогда бы все Дыбы повывелись от безработицы.
– Да, – согласился Дед. – Тогда бы они вымерли… Ну, ладно, решим пока первую часть вопроса. Бери деньги и шагай.
Кирилл жалобно посмотрел на Деда.
– Давай вместе…
– Зачем?
– Ну… вдруг я не так скажу. Не умею я со взрослыми. Да и вид у меня подозрительный.
Дед засмеялся:
– Кир, не будь хитрее, чем ты есть.
– Нет, в самом деле. Я не боюсь, но…
Дед глянул на Митьку, который лежал, закутавшись в одеяло и уткнувшись в книгу. То ли правда читал, то ли слушал разговор.
– Этого юношу я куда дену? Родителей нет дома, один он не останется.
Митька дипломатично промолчал.
– Может, останешься, Мить? – нерешительно спросил Кирилл.
– Пожалуйста, – с отчаянным мужеством сказал Митька. – Я боюсь, что ли?
Кирилл и Дед переглянулись.
– Свалились вы все на мою голову, – сокрушенно сказал Дед. – Ладно, давай адрес и сиди с этим любителем привидений.
Сначала Кирилл не очень волновался. Но прошел час, а Деда не было. Конечно, разговор мог затянуться, Кирилл это понимал. Но он помнил, что в семь часов обещал быть дома. Во-первых, мама уже волнуется, во-вторых, будет нагоняй.
Митька на своем диване шуршал страницами и вздыхал – Кирилл ушел в другую комнату, где была у Деда фотолаборатория. Включил увеличитель. В него была вставлена пленка с летними кадрами. Кирилл начал протягивать негатив за негативом и наконец увидел групповой портрет – весь экипаж. Снимок сделали на берегу, автоспуском: привинтили аппарат к пеньку, а сами, обнявшись за плечи, встали у воды. За ними поднимал свои мачты "Капитан Грант"…
И хотя это был негатив – черные лица, темнозубые улыбки, Кирилл сразу узнал каждого и словно опять оказался с ребятами. Даже будто голоса их услышал.
Да, это люди, с которыми не страшны никакие Дыбы. Жаль только, что не могут друзья быть всегда рядом, они живут и учатся здесь, в Заовражке, а он в центре…
Если не кончится тепло, завтра весь экипаж соберется у Деда, а в воскресенье можно поехать в Ольховку, пройтись под парусами. Лишь бы не было штиля…
Задумавшись, Кирилл отвел глаза от кадра.
На половицы затемненной комнаты падал от двери яркий прямоугольник света. Кирилл стал смотреть, как блестят отполированные подошвами сучки. Потом в прямоугольник влезла длинноногая тень. Кирилл оглянулся. В двери, приподняв плечи и обхватив себя за тощие бока, стоял Митька-Маус.
– Ты что, Митька? Ты не бойся, я сейчас приду.
– Я не боюсь, я так…
Митька поддернул трусики и прошлепал к столу.
– Не спится, – со взрослым вздохом сказал он. – Дед придумал чепуху: в такую рань укладываться.
– Ты же простуженный. Лежал бы и читал.
– Ха, "Незнайка на Луне"! Я эту книжку уже десять раз читал. А ты негативы смотришь?
– Ага. Вспоминаю, – сказал Кирилл.
Митька неожиданно засопел и забрался к нему на колени. Вроде бы для того, чтобы лучше разглядеть кадр. Но смотреть не стал и вдруг неуклюже прижался к Кириллу.
Он был с мягкими после ванны волосами, непривычно маленький и тихий. От него пахло ромашковым мылом и еще почему-то свежим холстом, как от новой парусины, когда ее расстилают на солнце.
Кирилл перестал шевелиться.
– Ты что, Мить? – осторожно спросил он.
Митька горячими ладошками взял его за шею, заставил нагнуть голову и щекочущим шепотом сказал в ухо:
– Кир, давай мы подружимся. Я давно хочу.
Кирилл растерялся.
– Ну… давай. А мы разве… Мы же и так…
– Нет, не так, – решительно зашептал Митька. – Давай крепко и навеки. Чтобы говорить все тайны друг другу. И всегда-всегда будем заступаться друг за друга. Давай, а?
Услышав насчет "заступаться", Кирилл подавил улыбку. Но тут же забыл об этом. В следующий миг поднялась в нем щемящая ласковость к малышу, к нескладному фантазеру Митьке-Маусу, боящемуся привидений, к отчаянному баковому матросу, которому не страшен бешеный ветер. К товарищу по штормовым плаваниям, которого нельзя обидеть и обмануть.
Он легонько сдавил тоненькое, как у птицы, Митькино плечо, глотнул, мысленно окликнул на всякий случай зеленого Джимми и сказал:
– Давай, Митя.
Потом подхватил его и понес на диван. И, чтобы Митька не подумал, что "давай" сказано просто так, Кирилл спросил:
– А у тебя есть тайны? Расскажешь?
Митька улегся на спину, натянул до нижней губы одеяло и серьезно сообщил:
– Есть одна. Я за сараем клад зарыл. Такой сундучок, а в нем старинные монетки, я их еще в детском садике начал собирать. Это не для богатства, а для интереса.
– Для интереса даже лучше, – сказал Кирилл.
– А у тебя? – требовательно спросил Митька.
– Что у меня?
– У тебя тайна есть?
Придуманную тайну рассказывать было нельзя. Митька мог догадаться, что это не по правде. И нечестно это было бы.
Кирилл сказал, глядя в Митькины внимательные глаза:
– У меня есть… Сегодня появилась. Мне одна девочка очень нравится.
Митька серьезно опустил ресницы, будто кивнул: он понимал важность тайны. Потом опять посмотрел на Кирилла – с неожиданной тревогой.
– А ты со мной не раздружишься из-за нее?
– Ну что ты, Мить…
– А можно, я к тебе когда-нибудь приеду?
– Конечно, приезжай.
– Я на велосипеде. Мне Алька старый "Орленок" отдал, Дед обещал починить. Обещал, что сегодня, а сам не идет.
За стеной еле слышно пикнуло радио.
– Девять часов, – нервно сказал Кирилл. – Где он ходит? У меня дома, наверно, уже паника, я в семь часов хотел приехать… Ох и шум будет!
– Налупят? – сочувственно спросил Митька.
– Да при чем здесь "налупят"! Меня ни разу не лупили. Просто мама с ума сходит…
Митька горько вздохнул:
– Так и бывает: сперва за тебя волнуются, а потом тебе же и всыплют.
– Бывает? – с мрачноватым юмором переспросил Кирилл. – Ты меня утешил…
– Первый раз не больно лупят, а только для испуга, – с глубоким знанием дела успокоил Митька.
Кирилл погладил на Митьке одеяло и тревожно задумался. Наконец звякнула во дворе калитка. Митька приподнялся, Кирилл встал.
Появился немного всклокоченный от поспешной ходьбы Дед.
Кирилл торопливо шагнул к нему.
– Ну что?
– Да все в порядке, – торопливо сказал Дед. – Все в самом полном порядке. Очень милая девушка, все она поняла.
Кирилл шумно вздохнул и как-то ослабел, будто после тяжелой работы. Но через несколько секунд сердито спросил:
– Если сразу все поняла, где тебя носило два часа?
– Не "носило", а "сидело". У ее мамы день рождения, полон дом людей. Меня сразу за стол упихали, думали, что я тоже гость…
– А ну, дыхни, – строго сказал из своего угла Митька.
– Я вот тебе дыхну… Кое-как объяснил этой Оле, что по делу пришел. Зову из-за стола, а все кричат: "Молодой человек, объясняться будете потом!" Она, бедная, краснеет… Ну, потом ей все рассказал. Она скажет завтра в школе, что кошелек завалился за подкладку в плаще, вот и все.
Кирилл ощутил смутное беспокойство: в придуманной истории с подкладкой почудилось что-то неправильное. Но сейчас было не до мелочей.
– Деньги-то отдал?
– Да, самое главное! – воскликнул Дед. – Кто придумал про сорок рублей? В кошельке было всего четыре рубля: металлический и три бумажки. На остальные она матери подарок купила, кофточку какую-то…
Кирилл растерянно заморгал.
– Вот это да… А чего же тогда говорили: стипендия, стипендия… И почему она ревела в учительской?
– Ну и что? Она же почти девочка, – как-то очень мягко сказал Дед. – Кошелек было жаль, ей мама его подарила. А самое главное – от обиды. Пришла ребятишек учить, вся душа наружу, а они ей вон какой сюрпризик… Про стипендию она и правда говорила: о том, что получила ее утром. Просто объясняла все по порядку. Видно, никто не понял… Хотя бы подумали: разве кошелек с такими деньгами оставляют в наружном кармане плаща?
– Ясно… – досадливо сказал Кирилл. – А четыре-то рубля отдал?
– Да не взяла она. Покраснела – и ни в какую… Славная такая девушка.
– Все понятно, – сказал Кирилл.
– Что понятно?
– Почему ты не торопился.
– Иди ты знаешь куда…
– Я не иду, я лечу. У меня тяжелое предчувствие: кажется, меня сегодня первый раз в жизни выдерут.
– По-твоему, я совсем идиот? – обиделся Дед. – Я же позвонил вам домой с автомата. Сказал, что ты у меня.
– Да у нас телефон не работает!
– Представь себе, уже работает!
– Уф… – облегченно произнес Кирилл. – Это дает надежду на спасенье. Ну все равно, я помчался. До завтра!
Он выскочил на темный двор, схватил руль. И тут его остановило будто крепким толчком.
Кирилл торопливо вернулся в комнату. Митька-Маус полусидел в постели, упираясь в подушку локтями. Встревоженно и с обидой смотрел на дверь.
Мельком глянув на удивленного Деда, Кирилл подошел к Митьке и сел на краешек дивана. Взял Мауса за похожие на лучинки запястья.
– Ну вот, Мить, я поехал. Спокойной ночи… – Потом понизил голос и сказал: – Ну, ты смотри, мы договорились: про наши тайны – никому.
Митька заулыбался и быстро закивал.
И, уже проносясь в сумерках по переулкам и спускам, Кирилл словно все еще видел перед собой Митькино лицо со счастливой улыбкой.
