70
— Что случилось потом? — спрашиваю я Джонни. Мы все еще лежим на полу Каддлдауна, на улице раннее утро. Лето-номер-семнадцать.
— Ты не помнишь?
— Нет.
— Все стали покидать остров. Кэрри отвезла Уилла в отель в Эдгартауне и попросила меня с Гатом последовать за ней, как только мы соберем вещи. Прислуга уехала в восемь. Твоя мама поехала к подруге в Винъярд…
— К Элис?
— Да, Элис приехала и забрала ее, но ты не хотела уезжать. В конце концов, ей пришлось уехать без тебя. Дедушка отправился на материк. А затем мы решили устроить пожар.
— Мы спланировали его?
— Да. Убедили Бесс взять большую лодку и свозить малышню в кино в Винъярд.
Пока Джонни говорит, у меня начинают просыпаться воспоминания. Я сама вспоминаю детали, о которых он умалчивает.
— Когда все уехали, мы выпили вино, которое они оставили открытым в холодильнике, — продолжает парень. — Четыре бутылки. Гат был так зол…
— Он был прав.
Джонни отворачивается и снова говорит в пол:
— Потому что он больше не мог вернуться. Если бы мама вышла за Эда, их бы исключили из семьи. А если бы она его бросила, Гат тоже больше не имел бы с нами никакой связи.
— Клермонт был символом, из-за чего все пошло наперекосяк. — Это голос Миррен. Она так тихо зашла, что мы не услышали. Теперь она лежит на полу рядом с Джонни, держа его за руку.
— Цитадель патриархата, — говорит Гат. Как он зашел, я тоже не слышала. Он ложится рядом со мной.
— Ты такой придурок, — говорит Джонни без злобы в голосе. — Всегда говоришь «патриархат».
— Не только говорю, но и имею в виду.
— Вставляешь его при каждой возможности. Патриархат на тостах. Патриархат у меня в штанах. Патриархат с лимонным соком.
— Клермонт был цитаделью патриархата, — повторяет Гат. — И да, мы были пьяны до одури, да, мы думали, что они разрушат семью, и я не смогу больше вернуться на остров. Решили, что если дома не будет, вместе со всеми документами и предметами, за которые они боролись, то исчезнет и его власть.
— Мы могли снова стать семьей, — говорит Миррен.
— Это было бы своего рода очищение, — вставляет Гат.
— Она помнит только то, что мы разожгли огонь, — говорит Джонни внезапно громким голосом.
— И еще кое-что, — добавляю я, садясь и глядя на всех Лжецов в утреннем свете. — Чем больше вы рассказываете, тем больше вспоминаю.
— Мы рассказываем тебе все, что случилось до поджога, — все так же громко говорит Джонни.
— Да, — кивает Миррен.
— Мы разожгли огонь, — задумчиво тяну я. — Мы не рыдали и не истерили, а сделали кое-что другое. Внесли изменение.
— Что-то типа того, — подтверждает Миррен.
— Шутите? Мы сожгли дотла это гребаное место!
