36
Играем в теннис. Мы с Джонни выигрываем, но не из-за моей отменной игры. Он хороший спортсмен, а Миррен больше сосредоточена на том, чтобы ударить по мячу и после этого заплясать от радости, не заботясь, возвращается ли он к ней. Гат смеется вместе с ней, из-за чего промахивается.
— Как тебе Европа? — спрашивает Гат, пока мы возвращаемся в Каддлдаун.
— Папа ел чернила кальмара.
— Что еще? — Мы входим во двор и кидаем ракетки на крыльцо. Затем вытягиваемся на газоне.
— Честно говоря, рассказывать особо нечего, — говорю я. — Знаешь, что я делала, пока папа ходил в Колизей?
— Что?
— Лежала на полу в туалете отеля, прижав лицо к плитке. Разглядывала основание голубого итальянского унитаза.
— Унитаз был голубой? — с любопытством спрашивает Джонни, садясь.
— Только ты мог больше заинтересоваться голубым унитазом, чем видами Рима! — стонет Гат.
— Каденс, — говорит Миррен.
— Что?
— Нет, ничего.
— Что?
— Ты просишь, чтобы мы не жалели тебя, но затем рассказываешь историю об основании унитаза! — выпаливает она. — Это правда вызывает жалость. Что мы должны сказать?
— И еще мы завидуем твоему путешествию в Рим, — продолжает Гат. — Мы-то там никогда не были.
— Я хочу в Рим! — кричит Джонни, ложась на спину. — Я так хочу увидеть голубые итальянские унитазы!
— Я хочу увидеть Термы Каракаллы, — говорит Гат. — И попробовать все сорта мороженого, которые там делают.
— Так поезжайте, — говорю я.
— Это не так просто.
— Ладно, но вы поедете, — говорю я. — После поступления или окончания колледжа.
Гат вздыхает:
— Я просто хочу сказать… Ты была в Риме!
— Хотела бы я, чтобы и ты был там со мной.