9
Кейти
(Мауи, апрель)
Кейти отодвинула закрытый дневник и сдавила руками лоб в том месте, где от напряжения назревала головная боль. Ее, конечно, потрясла легкомысленная и рискованная авантюра Миа с незнакомцем, но это возмущение было несравнимо с ее негодованием на Мика.
Миа ограждали от множества нюансов, характеризующих ее отца, и благодаря этому в ее сознании возникло нечто вроде чистого холста, на котором отображались ее фантазии на эту тему. Разочарование от встречи глубоко ранило ее – об этом свидетельствовали восемь аккуратно исписанных страниц. Вновь схватив дневник, Кейти отыскала предложение, от которого чуть не подскочила и ее сердце заныло: «Жаль, что со мной не оказалось Кейти».
Она тоже об этом сожалела! Как сожалела и о том, что не прислушивалась, когда Миа заговаривала с ней о Мике, и старалась поскорее завершить разговор. Головная боль неумолимо распространялась на виски. Взяв рюкзак, Кейти принялась искать в переднем кармане таблетки. Наткнувшись сначала на крем для загара, затем на пачку бумажных салфеток, она вдруг обнаружила там внутренний кармашек и, сунув в него пальцы, нащупала нечто тонкое и глянцевое и не сразу сообразила, что это. Извлеченный из кармашка предмет оказался фотографией.
Раскрыв от удивления глаза, Кейти вдруг ощутила подступившую к горлу тошноту.
Снимок был сделан много лет назад, когда Миа исполнилось восемь, а Кейти – одиннадцать. Мать вывезла их в местный городишко на прогулку, и они, весело жуя конфеты, шли с пляжными полотенцами и купальными принадлежностями по набережной. Миа первой заметила сиявшую на солнце карусель с монотонно звенящей музыкой, которую доносил морской ветерок.
Карусель регулярно появлялась весной, а через три недели исчезала в одну из ночей, оставляя после себя блеклый круг сухих листьев и пыли. Вместо разноцветных пони, плавно подскакивавших вверх-вниз, на этой карусели были морские коньки. Выглядели они так, будто их искупали в разных океанах и окунули каждого в свою индивидуальную морскую краску – синий кобальт, небесно-голубую и лазурную. Оказываясь в городке, девочки неизменно просили мать разрешить покататься.
Работавшая на карусели веселая дама, завидя их, расплывалась в улыбке:
– А, да это же «морские сестрички»!
Такое прозвище они получили благодаря тому, что, покатавшись на карусели, могли часами возиться в море, в то время как мать, сидя на берегу и попивая кофе из пластикового стаканчика, читала книгу.
– И что же это у нас такое? – продолжала дама, с веселым удивлением извлекая у Миа из-за уха крохотную ракушку. – А здесь – поглядите-ка! – обращалась она уже к Кейти, которая, взглянув на свой красный сарафанчик, вдруг обнаруживала торчащее из кармашка длинное белое перо.
Они усаживались рядом на двух коньков. Кейти, вставив ноги в воображаемые стремена морского конька цвета сапфира, скакала рысцой. Миа предпочитала небесно-голубого конька с краю, чтобы во время движения наслаждаться ветерком.
– Девочки! – окликнула мама, наводя на них фотоаппарат.
На фоне сверкающего на солнце моря они со смехом взялись за руки и вытянули их вперед. Раньше этот снимок висел на стене в спальне Миа в Корнуолле, но Кейти не видела его уже много лет. На обратной стороне уже выцветшим детским почерком Миа было написано: «Морские сестренки».
Дрожащим пальцем Кейти провела по неровному краю. На разорванной надвое фотографии отсутствовало ее изображение.
«Как же так, Миа? Неужели ты решила, что между нами все кончено? Неужели мы могли настолько отдалиться друг от друга? Или это случилось после той нашей перепалки – после того что я тебе наговорила?» Вопросы кружили, точно стервятники, то и дело набрасываясь на нее, словно стремясь причинить еще больше боли. Кейти сунула снимок между страниц и захлопнула дневник. Отыскав наконец таблетки от головной боли, выпила сразу две, затем переоделась в легкое хлопчатобумажное платье и вышла из гостиницы.
Гнев распирал Кейти, когда она подходила к дому Мика. В лучах полуденного солнца его стены ослепили ее своей белизной. Нажав на звонок, она дожидалась возле двери точно так же, как и Миа шесть месяцев назад.
Когда дверь начала открываться, она приготовилась к тому, что Мик либо не узнает ее, либо под каким-либо неубедительным предлогом попытается с ней распрощаться. И уж никак она не ожидала, что при виде нее на его лице появится широченная улыбка.
– Кейти!
Она помнила его голос – низкий, густой – и то, как, произнося ее имя, он небрежно обходился со вторым слогом, в результате чего оно звучало несколько необычно. Глядя ему в лицо, она пыталась воспрозвести то, что ей запомнилось с детства, и отметила некоторую округлость подбородка и карие глаза. Выглядел он старше, чем она предполагала: годы оставили глубокие борозды на лбу и лишили формы губы, превратившиеся в две тонкие линии.
– До чего ж ты красива. – Он с улыбкой покачал головой. – Прямо как она. – Решив, что он имеет в виду Миа, Кейти чуть растеряла свой гнев, недоумевая, в чем он увидел их сходство. В путешествии она отказалась от макияжа, а ее неуложенные волосы непринужденно обрамляли лицо. Он протянул к ней руку: – И кожа точно как у мамы.
Она отпрянула.
Его рука опустилась.
– Так… можно войти? – поитересовалась она после затянувшейся паузы.
– Ну конечно. – Он посторонился, пропуская ее в дом, и проводил ее взглядом, пока она шла по коридору, звонко постукивая каблуками босоножек по мощеному полу.
На кухне остывал на тарелке недоеденный сэндвич с беконом, от которого исходил аппетитный мясной аромат. Скрестив на груди руки, Кейти расположилась возле раковины, сквозь платье ощущая холод стали.
Мик остановился напротив. Он был в бежевых летних брюках и хлопковой сорочке, недвусмысленно морщившей под грудью. В нем трудно было признать того молодого человека, который когда-то кружил маму в танце на красном, выложенном плиткой кухонном полу у них дома.
– Мне было невероятно тяжело узнать о смерти Миа. Это жуткая трагедия, – эмоционально произнес он. – Я понимаю, насколько тебе тяжело…
– Нет, тебе этого не понять.
– Я лишь хотел сказать, что потерять…
– Ты даже не приехал на ее похороны. – Она долго сомневалась, сообщать ли Мику о смерти Миа. Мама не хотела, чтобы он знал о ее смерти, однако Эд убедил Кейти, что это не одно и то же: Миа была его дочерью. В конце концов согласившись, Кейти связалась с компанией, владельцем которой он являлся, и там ей сообщили его нынешний телефон. Она оставила на автоответчике короткое сообщение о том, что случилось. Кейти не была уверена, что он прослушает его, но ее это не очень-то и заботило.
– Прости, но я счел приезд не совсем уместным, – ответил он. – Ты получила цветы?
– Да.
Утром в день похорон принесли роскошный букет зантедеский с открыткой, ставшей для нее первой весточкой от Мика за двадцать лет. В открытке было написано: «Потеря двух самых любимых людей на свете кажется невыносимой утратой. Я всем сердцем с тобой». Она выкинула цветы, с трудом переломив их толстые стебли пополам, чтобы они уместились в пластиковом ведре для мусора.
В памяти всплыл другой цветок – одинокая орхидея с открыткой, в которой было написано: «Прости». Она так до сих пор и не знала, от кого он, и сочла это странное послание похожим скорее на извинение, чем на соболезнование. Эд сфотографировал цветок на телефон, чтобы показать своей матери – страстной садовнице, которая могла бы определить, что это за растение.
Кейти заставила себя мысленно вернуться к Мику. Ей надо было много чего ему сказать, и, направляясь сюда, она определила для себя ключевые вопросы – так же, как поступала с приходившими к ней на интервью соискателями. Поначалу вызывая у интервьюируемого чувство умиротворенности, она постепенно переходила к актуальным и жестким вопросам, требующим конкретных ответов.
Она уже открыла было рот, чтобы начать, но Мик ее опередил:
– Давай-ка я приготовлю нам что-нибудь из напитков. Что ты хочешь? Что-нибудь освежающее?
Кейти хотела отказаться, однако в горле у нее совсем пересохло.
– Воду.
Он поставил на стол два бокала, достал из холодильника кувшин и наполнил их – в воде заиграли лучи солнечного света. Протягивая Кейти бокал, Мик предложил ей пройти на террасу. Она отказалась: это слишком напоминало приход Миа. Сделав несколько торопливых глотков, она поставила бокал на сушку.
– Я, признаться, думал, что ты объявишься несколько раньше… после нашей встречи с Миа.
Она решила не говорить, что узнала о ней лишь накануне, и промолчала.
– Сожалею, если это стало потрясением.
– Меня потрясло, как ты к ней отнесся. – Гнев Кейти, кипящий и раскаленный, стал искать выход, и она ему не препятствовала. – Миа поехала за тысячи миль, чтобы повидаться с тобой. Она заслужила несколько более теплый прием.
– Но она застала меня врасплох. – Он воздел руки к потолку. – Я ведь ее даже не узнал…
– Слышала.
– Я бы очень хотел, чтобы все сложилось по-другому…
– Не сомневаюсь, что Миа – тоже.
Кивнув, Мик опустил голову. Она заметила крохотные капельки пота, выступившие у самых корней его волос.
Она слишком торопила события, не давая ему опомниться. Стоит сбавить обороты и разобраться в том, зачем, собственно, Миа прилетела на Мауи, а также понять, что за человек был их отец. Однако для этого Кейти требовалось получить ответ на свой собственный вопрос.
– Мик, – начала она, несколько смягчив тон, чтобы вовлечь его в интересующую ее тему, – что случилось с Миа той ночью, после которой ты нас оставил?
Склонив голову набок, он чуть приподнял бровь.
– Мама так вам и не рассказала?
– Нет.
– А ты помнишь тот вечер?
– Я помню, что с Миа произошел какой-то несчастный случай. И помню, что ты должен был за ней присматривать.
Он похлопал себя по карманам брюк в поисках чего-то – наверное, сигарет, решила она, – и был несколько раздосадован, не найдя того, что искал. Переместившись к стоявшему возле стены стеклянному обеденному столу, он грузно опустился на стул. Положив сцепленные руки на стол, он заговорил с опущенной головой, глядя в образовавшуюся между его раздвинутыми локтями пустоту, производя впечатление абсолютно сломленного человека.
– Хочешь знать, что случилось тем вечером? Как я мог тогда вас оставить? Как мог исчезнуть на все эти годы? Хорошо, я расскажу – ты имеешь право это знать. Однако прежде тебе следует понять, что все не так просто – конкретный человек, конкретный поступок, конкретное решение – все взаимосвязано.
Она слушала.
– У меня никогда не возникало желания стать отцом. – Он поднял глаза, чтобы увидеть ее реакцию, но она не выказала никаких эмоций. И он продолжил: – Я жил в свое удовольствие и не собирался от этого отказываться. Когда Грейс забеременела тобой, думаю, она решила, что может меня изменить. Возможно, я и сам так думал. – На улице заработала газонокосилка. Он поднял голову и посмотрел на стеклянные двери.
– Тем вечером, когда произошло несчастье, мы с твоей мамой повздорили из-за Миа. Я подолгу отсутствовал дома – ты ведь в курсе, что я увлекался музыкой?
– Да.
– Бывало, я использовал это и как предлог, чтобы удрать из дома. Я мало времени уделял вам с Миа. – Он почесал затылок. – Особенно Миа.
Последняя фраза была как-то странно проакцентирована, однако Кейти, сплетя пальцы, решила не перебивать.
– Мама решила привлечь меня посидеть с Миа: вы с ней вдвоем куда-то собирались – то ли погулять…
– На балет, – подсказала она. – Мы шли на балет.
– Да, верно. Перед вашим уходом мы с мамой разругались, и Миа – она всегда была очень восприимчива к таким вещам – плакала, не переставая, с того самого момента, как за вами закрылась дверь. Возможно, ты сочтешь меня идиотом, но мне казалось, она просто каким-то образом понимала, что я не хотел с ней оставаться. – Он сделал глоток из своего бокала.
– Так что же произошло?
– Мне никак не удавалось ее успокоить. Я и на руки ее брал, и давал ей бутылочку, и пытался читать. Ничего не помогало. Я решил – может, оставить ее в покое и она сама угомонится? Взял виски и спустился в сад – единственное место, где можно было собраться с мыслями.
Кейти наблюдала за тем, как он, обнаружив наконец в кармане рубашки ту самую сигарету, поспешно прикурил; его пальцы заметно дрожали. Затянувшись, он подошел к стеклянным дверям и, приокрыв их, выдохнул дым наружу.
– До сих пор не пойму, как ей удалось… Боже, ей ведь было всего два года! Но Миа каким-то образом выбралась из кроватки. Я не закрыл заднюю дверь, и она оказалась в саду. Должен признаться, что за первым стаканом виски последовал другой. И я ее даже не заметил. – Он потряс головой. – Там, в старом доме, если ты помнишь, можно было пройти вдоль стены и оказаться на улице.
Кейти кивнула.
– Так с Миа и получилось. Понятия не имею, в чем там было дело. Возможно, она решила отправиться по дороге вслед за маминой машиной. Кто его знает?
Все это Кейти слышала впервые. Ладони у нее стали влажными. Она была не в состоянии отделаться от тревоги о сестре, несмотря на то что самое страшное уже случилось. Расцепив пальцы, она прижала вытянутые руки к ногам.
– Там был один мотоциклист – впоследствии выяснилось, что парень вроде бы оказался мужем маминого стоматолога. Полицейские говорили, он превысил скорость. Он ее не увидел – заметил лишь в самый последний момент. Вильнул. Упал с мотоцикла. Мотоцикл занесло, и он задел Миа.
Кейти зажмурилась, вспоминая сестру на больничной койке, с белой марлевой повязкой на виске, где впоследствии остался след в виде серебристого полумесяца.
– Полиция приходила домой. – Затушив сигарету о дверную раму, он выбросил окурок на террасу и протолкнул его ногой между двух половиц. – Все было очень мрачно. Я чувствовал себя… Трудно описать, что чувствуешь, сознавая, что подверг смертельному риску жизнь ребенка. Ощущение чудовищной вины.
Утратив прелесть своего аромата, недоеденный сэндвич с беконом стал отдавать жиром. И Кейти начало подташнивать.
– Полиция отвезла меня в больницу, но я не мог заставить себя зайти к Миа в палату. Из коридора я наблюдал, как приехали вы с мамой. – Словно уносимый воспоминаниями, он закрыл глаза. – Вас будто приковали к ней – вы приникли к кровати Миа и не отходили ни на шаг. Ты все время держала ее руку.
Кейти вспомнила. Под нежную кожу руки Миа уходила тонкая игла, и Кейти приходилось держать ее пальчики очень аккуратно, чтобы ничего не задеть.
– Когда мама вышла в коридор поговорить со мной, я уже понял, что все кончено, еще до того, как она произнесла первое слово. – Он сунул руки в карманы. – Она была терпеливой женой и многое мне прощала. Думаю, со временем она простила бы мне и этот случай. Но простить то, что я не подошел в больнице к кровати Миа, она не могла. Она сказала – и я это запомнил навсегда: «Если бы в больнице оказалась Кейти, ты бы от нее не отходил».
Мик, все еще стоя возле дверей, посмотрел ей в глаза:
– И она была права.
Ошеломленная, Кейти невольно закрыла рот рукой. Он подтвердил подозрения, которые возникли у нее еще в детстве, когда она ощутила отсутствие любви в его отношении к Миа. Кейти вспоминала, как он позволял ей смотреть вместе с ним крикет, в то время как Миа всегда держалась поодаль. Иногда под настроение он мог даже и расхохотаться вместе с Кейти, тогда как улыбки и лепет Миа не вызывали у него никакого умиления. Она помнила, как мама старалась окружить Миа заботой, обнимала ее и говорила, как любит ее, если у той возникал малейший повод в этом усомниться.
– Ты говоришь страшные вещи.
Он провел рукой по лбу, вытирая испарину.
– Вероятно, некто более достойный и смог бы побороть свою ревность. Честное слово, мне страшно хотелось испытывать к вам одинаковую любовь, – горячо воскликнул он. – Но мне так и не удалось справиться с сознанием того, что Миа – не мой ребенок.
Сознание Кейти застопорилось на произнесенных им последних словах: «Миа – не мой ребенок».
Кейти почувствовала, как кровь отхлынула от лица, а ноги стали подкашиваться. Она ухватилась за край находившейся сзади нее раковины.
– Я не поним… – Однако это было не так. Теперь все стало ужасающе ясно. – Ты – не отец Миа.
Пришел его черед удивиться.
– Думал, ты знаешь.
Она потрясла головой.
– Но ведь ты… ты говорила, что Миа рассказала тебе о нашей встрече?
– Я о ней прочла. В ее дневнике. Она написала, что приходила и ты ее выпроводил.
Он вытаращил глаза.
– Она приходила еще раз. Несколько дней спустя. – Мик сцепил руки на затылке. – Боже мой! Неужели ты не знала?! – Он шагнул на террасу, но сразу же вновь повернулся к дверям, словно не зная, где приткнуться. – Когда Миа пришла во второй раз, она была настроена агрессивно и требовала ответов. Мне оставалось либо выпроводить ее во второй раз, либо отвечать.
Кейти почувствовала сильный приступ тошноты. Судорожно повернувшись к раковине, она несколько раз глубоко вдохнула через нос. Где-то в доме пронзительно зазвонил телефон, но никто из них не обратил на это внимания. Когда звонки прекратились, она, повернувшись, посмотрела на него в упор.
– А я-то твоя дочь?
– Да, – ответил он. – Ты – моя.
Правда оказалась горше, чем она думала. Кейти представила себе, как услышанное откровение уничтожило все представления Миа о крепости ее семейных основ. Она вдруг ощутила невыносимое презрение к Мику – ей стало невмоготу находиться с ним рядом. Ей сдавило грудь. Ей нужно было вырваться отсюда, чтобы подумать.
– Я очень сожалею, что все так произошло, – покаянным тоном произнес он, и она видела, что это действительно так.
Выйдя из кухни, она направилась по коридору с единственным желанием поскорее уйти.
– Кейти…
Она, не оборачиваясь, остановилась.
– Я еще увижу тебя? – робко спросил он.
Она обернулась и посмотрела на него. Это была уже не та яркая, несколько надменная личность, жившая в ее детских воспоминаниях, это был мужчина под шестьдесят, большую часть времени отсутствовавший в ее жизни. Кейти выросла с матерью и любимой сестрой. А он слишком запоздал. Она покачала головой.
Закусив губу, Мик кивнул.
В этот момент ей казалось важнее всего понять, что чувствовала Миа. Толкнув входную дверь, она вышла на дорожку и побежала.
Кейти бежала к гостинице так быстро, как только могла. Она пронеслась мимо дамы с двумя серыми собачками на ярко-красных поводках; мимо лавки, где предлагались напрокат доски для серфинга; мимо телефона-автомата с туристом, говорившим на неведомом ей языке. Жара окутывала ее – ноги стали влажными даже в босоножках, а платье липло к бедрам. Добежав до гостиницы, она влетела в свой номер, не обратив никакого внимания на молодого человека, который сидел в подключенных к ноутбуку наушниках с микрофоном.
Достав из рюкзака дневник Миа, Кейти устроилась с ним на кровати. Торопливо пролистнув страницы до того места, на котором остановилась минувшим утром, отложила в сторону порванный снимок – Миа без теперь отсутствующей там Кейти. Она продолжила листать страницы, бегло просмотрев записи об ужине Миа с Финном и поездке в аэропорт, где им не удалось поменять билеты, и остановилась на коротком, обведенном в кружок предложении: «Мне нужно снова его увидеть».
Кейти медленно переворачивала страницу, а ее сердце грозило выпрыгнуть наружу. После такого все могло измениться. Правда, которую предстояло узнать Миа, подкосила бы и самого стойкого человека. А если человек уже подвергся испытаниям, лишился матери и переживал все так остро, что по лицу можно было прочесть всю его душу, этого было достаточно, чтобы спровоцировать головокружительный полет в пропасть, выбраться из которой не представлялось возможным.
