32
Миа
(Бали, март)
Нетвердо ступая, Миа брела по берегу – выпитая водка давала о себе знать. Она жалела, что не взяла бутылку с собой, чтобы допить ее и отключиться полностью. В груди поселилась тоска, нависавшая над ней уже долгие недели.
Еле волоча ноги по сырому песку, она вспоминала тот вечер на Мауи, когда Ной вытащил ее из воды. Ему необходимо было спасти ее, потому что он не смог спасти своего брата. И его ощущение вины было таким же мрачным и непроглядным, как и ее.
Джез с Ноем нанесли удары друг другу кулаками.
Они с Кейти ранили друг друга словами.
Ей до сих пор слышался голос из собравшейся вокруг драки толпы: «Они же братья?» Словно степень родства могла быть как-то сопоставима со степенью ненависти.
После всего, что случилось, она чувствовала себя разбитой и обессиленной. Она свернула с берега к гостинице.
Оказавшись у своего номера, Миа увидела, что дверь приоткрыта, словно внутри недавно кто-то побывал. Она толкнула ее, открывая шире, и тихо прошла в комнату.
Над кроватью, точно привидение, висела москитная сетка, а возле кровати горела лампадка. Неужели это она ее оставила? Миа настороженно осмотрелась: рюкзак был на месте, но все же что-то поменялось.
Тут она поняла: дневник. Он лежал на низком столике из бамбука – там, где она и оставила его раскрытым, – но только сейчас на нем оказалась ручка со снятым колпачком. Подойдя ближе, она увидела запись, сделанную чужим почерком на чистой странице. Слова были не слишком раборчивы – небрежные каракули с наклоном вперед.
Наклонившись над столом, она увидела, что внизу страница была вымазана чем-то темным.
Кровь.
В течение нескольких секунд она пыталась разобрать слова и внезапно все поняла. Чтобы удержаться на ногах, ей пришлось схватиться за край стола. Ее охватила паника, жар подступил к самому горлу.
– Прошу тебя, Господи, – пробормотала она. – Прошу, не надо. – Она резко вырвала страницу из дневника, прижимая ее к себе, и босая выскочила из комнаты и растворилась в ночи.
Засунув выдранную страницу в задний карман, чтобы освободить руки, Миа бросилась вверх по тропе. Ее ноги бились о невидимые камни и торчавшие корни деревьев, но она не обращала на это внимания, понимая, что важна каждая секунда.
– Послушайте, вы в порядке?
Вздрогнув, она обернулась.
На обзорной площадке чуть в стороне от тропы стояла какая-то пара. Они смотрели на нее.
Миа выбилась из сил, ее лицо пылало. Она представила, какой у нее сейчас вид: одинокая босоногая женщина, бегущая среди ночи.
– Вам чем-то помочь? – Выражая готовность, мужчина сделал шаг вперед.
– Нет, – отозвалась Миа. Втянув голову в плечи, она скрылась в густых зарослях у тропы, ведущей к вершине. Ей приходилось продираться сквозь крючковатые ветви, которые били и царапали ее руки и ноги.
Через несколько минут среди деревьев забрезжил лунный свет, и она поняла, что почти добралась. Сделав усилие, преодолела последний подъем и оказалась на вершине, вся в испарине.
Ной, точно страж океана, стоял на краю утеса – ноги на ширине плеч, спина прямая. Она вспомнила, что он торопливо написал на страничке ее раскрытого дневника – несколько бессвязных слов отчаяния – и кровь на странице – его или Джеза? – будто зловещее предзнаменование.
– Ной, – тихо позвала она, обозначая свое присутствие.
Он еле заметно повернул голову в ее сторону.
– Не делай этого. – Она вспомнила о своем отце, том парне с пронзительным взглядом на фотографии группы. Ведь если бы кто-нибудь тогда застал его – может, сосед или собирающий плату за жилье домовладелец – и вовремя сказал нужные слова, все могло измениться.
Сколько людей перебывало в подобных раздумьях: край обрыва, веревка под потолком, крыша высокого дома, пуля из пистолета! Все они стремились оборвать переполняющее душу ощущение отчаяния с горьким привкусом безнадежности. И Миа среди них. Она представляла себе то мгновение, когда наступает пустота, когда вся тяжесть вины и страданий вдруг исчезает. Навсегда. Она двинулась вперед…
– Нет!
Она замерла. Она была уже футах в десяти от него – достаточно близко, чтобы заметить на его темной майке пятно крови, похожее на распустившийся цветок.
– Уходи, – не поворачиваясь, велел он. Ей было понятно это чувство вины. Отчасти оно их и связывало. Она ушла от тех, кого любила – от прикованной к постели матери, от жизни с Кейти, от Финна. Потому что уйти оказалось проще, чем остаться, – остаться там, где люди, которые были ей небезразличны, могли заглянуть ей в глаза и увидеть в них страх. Но она не уйдет от Ноя.
– Я тебя не брошу.
– Ты мне здесь не нужна.
– А зачем же ты пришел сегодня на берег? – спросила Миа.
– Что?
– Ты же сказал, что улетаешь с Бали. И не улетел. Почему?
Его пальцы сжались в кулаки:
– Я… Я не смог.
– Из-за Джеза?
– Да, – признался Ной. – И из-за тебя тоже.
– Я не просто так сказала, что люблю тебя. Я действительно тебя люблю.
Он опустил голову:
– Это ничего не меняет…
Миа начала было возражать, что это не так, но вдруг поняла, что он не закончил.
– Он утонул из-за меня, – продолжал он. – Нельзя было его туда отпускать… Он был еще не готов.
Джонни…
– Волны оказались слишком большими. Я даже не видел, как его снесло.
– Ты же пытался его спасти.
– Нет. Не так, как должен был. – Она видела, как вздрагивают его плечи, и решила, что он плачет. – Когда я добрался до него, он лежал лицом вниз. Уже мертвый. Я приплыл с трупом.
– Это не твоя вина.
Но он ее не слышал.
– Джез прав. За это я его и бил. Готов был убить. – Его голос сорвался. – Я как отец…
– Ты хороший и добрый, Ной, – уверяла она, потому что сама верила в это. И хотела, чтобы в это поверил и он. – И вовсе не похож на отца. – «Как и я на своего». Теперь она это понимала. Темное наследие Харли не могло предопределять ее жизнь – все было в ее руках.
– Не могу так жить…
Ее испугало послышавшееся в его голосе отчаяние. Она тяжело дышала, и водка по-прежнему давала о себе знать, притупляя мысли. Очень важно было сохранять ясность ума, чтобы подобрать правильные слова.
– Гибель Джонни – это трагедия. Ужасный несчастный случай. А ты думаешь, он бы хотел, чтобы ты это сделал?
Она подождала, но он не отвечал.
– Что бы он сказал, если бы сейчас увидел тебя?
Ной схватился за голову. Она заметила его мелькнувшую татуировку – в свое время она считала ее красивой, но теперь ей казалось, что черные чернила, просочившись ему в кровь, отравляли его.
– Если он был хоть немного похож на тебя, он бы велел тебе отойти от края, – продолжала она.
– Какая разница? Его нет!
Желчь подступила к горлу. Она пыталась глубоко дышать – ей необходимо было сконцентрироваться, отвести Ноя от края.
– А Джез? – Она заставляла себя говорить ровным спокойным голосом. – Если ты сделаешь это, он останется один.
– Ему будет лучше.
– Он любит тебя…
– Нет.
– Я же видела, Ной. Ради тебя он бросился в волны. Он страшно боялся потерять тебя, – продолжала говорить она. – И последнее, что он запомнит, – вашу драку и то, как он обвиняет тебя в гибели Джонни. И все, что ты сейчас чувствуешь, перенесется на него. Ты лишишь жизни не только себя – ты заберешь и его жизнь.
Она в ужасе увидела, как он переносит ногу ближе к краю. Потревоженный этим движением камешек покатился и полетел в темноту. Она ждала, что он упадет вниз на скалы, но никакого звука не последовало.
– Жаль, – лишь сказал он.
Ее охватила паника. Все ее чувства обострились: она ощущала, как в ступню острым углом уперся камень; чувствовала вкус доносившейся ветром с океана соли; слышала шорох собственных ног, когда внезапно ринулась вперед.
– Миа, нет!
Но она уже стояла вровень с ним. Она замерла, стараясь сохранить равновесие. Затем заставила себя взглянуть вниз. Лунный свет отражался в колечках на пальцах ее ног, а дюймом дальше – за краем утеса – был только воздух. Темнота скрадывала высоту, но ей все же были видны призрачные тени гранитных глыб внизу – там, где разбивались волны.
У нее остался лишь один козырь.
– Если ты решишься, Ной, я сделаю то же самое. – Она медленно подняла голову и, повернувшись, посмотрела на него. У него была рассечена губа, а на скуле темнела запекшаяся кровь.
– Не валяй дурака!
Она стояла совершенно неподвижно, стараясь побороть нараставший внутри страх.
– Отойди от края!
– Я отойду вслед за тобой.
– Хочешь меня обмануть?
– Ты же знаешь, что нет. – Она осторожно вынула из кармана его предсмертную записку и подняла ее между ним и собой. – Ты не писал этого, Ной. И ты здесь не был. Вот, возьми. И мы оба отойдем. Этой ночи просто не было.
Она ждала. Прохладный ветерок обвеивал ее руку с трепещущим в ней листком бумаги.
– Бери же, Ной.
Время словно остановилось. Во всем мире остались лишь они. Вдвоем. На краю утеса. До нее донеслось частое чередование вдохов и выдохов, и она не сразу поняла, что это ее дыхание. По верхней губе покатилась капелька пота. Она молила, чтобы он забрал страничку и все это закончилось бы.
Миа ощутила колебание воздуха и поняла, что это рука Ноя – она поднималась, большая и сильная. Его пальцы дотянулись до листка. И она ощутила, как листок, выскользнув из ее руки, оказался у него.
Она почувствовала глубокое облегчение. Напряжение, сковывавшее ей ноги, отпустило, и ее колени едва заметно просели – чуть ослабли, почти невидимо наклоняя ее вперед. В поисках равновесия она провела перед собой рукой, но не ощутила там ничего, кроме темноты и пустоты. Движение повлекло за собой еще больший наклон – она согнулась и взмахнула другой рукой. Звякнули браслеты на руках – она напоминала живую мельницу на ветру.
Ее вес перенесся на носки, а пятки стали съезжать со скалы, и она встала на цыпочки. Послышался хруст камней – Ной бросился к ней, и она почувствовала, как он, пытаясь дотянуться, коснулся ее кончиками пальцев. Но было слишком поздно.
Миа слышала, как он выкрикнул ее имя, но она была уже вне досягаемости. Она ощутила лицом прохладное дуновение ветра, увидела яркое мерцание звезд и услышала завораживающий зов волн, навстречу которым она летела, и ее тело казалось невесомым, как слезинка.
