22
Миа
(Бали, февраль)
Ветер хлестал по лицу Миа ее же волосами и словно приклеил футболку Ноя ему к груди. Они стояли на берегу. Голые ноги саднило от бившего по ним песка – они наблюдали, как океан неистовствовал под нажимом вскипающего шторма.
Ною приходилось перекрикивать ветер, чтобы Миа его услышала:
– Будет дождь.
Она посмотрела на небо. С востока наступали нагромождения темных, набухших дождем туч. По ее предположению, через три-четыре минуты тучи могли быть уже над ними.
Ветер подернул морскую поверхность дрожью, точно подвижной рыбьей чешуей. Ной взял ее руку в свою, и она ощутила песчинки между их пальцами.
– Вот классный момент, – сказал он, и его темные глаза засветились восторгом.
В море формировались огромные, размером с автобус, волны.
– На них можно прокатиться?
Он окинул взглядом водный простор, словно прокладывая маршрут.
– Можно, но только пришлось бы грести против ветра, а волны разбиваются о рифы. Завтра ветер спадет, а волны должны остаться. Должно быть идеально.
Ной всю неделю следил за прогнозом, сверяясь по картам с вероятным смещением области низкого давления в Индийском океане на пути из Антарктики. Она была поражена его профессиональными навыками, слушая, с каким знанием дела он рассуждал о метеосистемах, периодах волнения и местных особенностях.
С моря накатывала первая огромная волна. Она вбирала воду на своем пути, точно всасывая ее, обнажая рифы, зубчатые и неровные, как кости тела, оставшиеся без мяса. Волна обрушилась с громовым рокотом, отозвавшимся в ее груди. Масса воды разбилась о зазубрины рифа.
– О Боже! – воскликнула Миа, сжимая его пальцы. – Мощь этой волны просто…
– …сокрушительна.
Она кивнула, ошеломленная.
– К вам в Корнуолл, наверное, приходят большие штормы из Атлантики?
– Да. В детстве мама возила нас на набережную, и мы ели в машине рыбу с жареной картошкой, наблюдая за тем, как волны обрушиваются на каменную насыпь.
Потом они с Кейти бежали выбрасывать оставшиеся от еды промасленные пакеты с салфетками в урну, а ветер дул им в спину, словно подгоняя. Они не убегали сразу, а подходили ближе к краю волнорезов, чтобы почувствовать на своих лицах соленые брызги. Когда они возвращались в машину с взлохмаченными и влажными от соленой воды волосами, их неизменно встречал запах масла от жареной картошки и уксуса, а мать подпевала звучавшей по радио песенке.
– Я скучаю по всему этому.
– По Корнуоллу? – повернувшись, спросил Ной.
– По Корнуоллу. По штормам. По маме. По сестре. По всему. – Миа потеребила ракушки на своих бусах. – Мы выросли на берегу моря. Это был как бы наш дворик. А теперь Кейти в Лондоне, а я – здесь. – Она вздохнула. – Кейти старается не бывать на море. Знаю, это может показаться глупостью, но я считаю его нашим местом. Тем, что нас связывает.
– Что же изменилось?
Миа задумалась.
– Она боится. – Ей вспомнился тот день в Порткрэе, когда во время неожиданно начавшегося отлива вода вдруг резко и безжалостно потемнела. Миа почти ощутила жесткую поверхность доски для серфинга, когда она, распластавшись на ней, пыталась грести руками, и помотала головой, отделываясь от воспоминаний. – Вам с Джезом повезло: вы продолжаете вместе заниматься серфингом. Должно быть, хорошо, когда есть общее увлечение.
– Возможно.
Она подметила изменившееся выражение его лица.
– Джез не заревновал, когда ты начал заниматься этим профессионально?
Ной пожал плечами:
– Не знаю. Мы не говорили об этом.
– Но ведь, когда ты вернулся домой, ты, наверное, почувствовал, рад он за тебя или нет.
– Я не возвращался домой.
– Что ты имеешь в виду?
– Я уехал на год на Бали. Немного попутешествовал, а потом участвовал в соревнованиях.
– И так и не вернулся?
Ной помотал головой.
– Но ты же виделся со своей семьей?
– Виделся с братьями, когда бывал в Австралии.
– А с родителями?
Налетел порыв ветра, и они обернулись на раздавшийся позади треск пальмовых листьев. Когда они вновь повернулись к океану, Ной ничего не сказал.
Она сжала своей рукой его пальцы.
– Так что с твоими родителями?
– Давай лучше смотреть на волны.
Они стали молча наблюдать за грозно наступавшими волнами, а поднятый ветром песок метался по берегу.
– Может, останешься на ночь у меня? – спросила она чуть погодя, пытаясь вернуть утраченное ощущение интимности.
– Мне лучше спится в одиночестве, – отозвался он.
– А кто сказал, что мы будем спать?
Он промолчал, продолжая смотреть на воду.
– Ты ведь рад, что я приехала на Бали?
Отпустив ее руку, Ной смахнул с брови соль.
– Я думал, мы пришли смотреть на надвигающийся шторм.
– Но ведь молчать-то необязательно. Иногда у меня возникает чувство, будто… – Как ей объяснить ему, что всякий раз, когда он ее отталкивал, у нее внутри словно что-то каменело, отдавая холодком? – …будто ты от меня отгораживаешься. Будто ты где-то не здесь.
– Вот он я – стою рядом с тобой.
– Да, но ты не говоришь со мной.
– Ты рассказывала о своей сестре. Я слушал.
– Так позволь и мне послушать тебя.
Он резко повернулся:
– Я разговариваю тогда, когда мне хочется. А не когда от меня этого требуют.
– Требуют?
– Ты здесь уже сколько? Пару недель? И ни словом не обмолвилась о том, что там у вас с Финном. И я это прекрасно понимаю. Я считаю, что люди что-то рассказывают тогда, когда им этого хочется.
– Мне лишь хочется быть ближе к тебе…
– И ты считаешь, что так это получится? – Он повернулся в противоположную от нее сторону. Ветер трепал его майку
– Не уходи, – попросила Миа, но он уже направился к машине.
Она не стала его догонять. Его упрек навис над ней подобно надвигавшимся тучам, и она обхватила себя руками.
Первая капля дождя упала ей на запястье и, скатившись, оставила блестящий след. Затем тучи разразились мощным дождем, который стал покрывать песок лунками. Его шум стоял у нее в ушах, и через несколько секунд она уже была мокрой насквозь, а ее тонюсенькая футболка приобрела телесный цвет. Она не пойдет к машине. Слезы жгли ей глаза, и она, подняв лицо к небу, раскрыла рот, подставляя каплям дождя язык и губы. Во рту появился землистый привкус.
Когда ей стало холодно, она принялась растирать себе плечи, – пальцы скользили по мокрой коже. Что-то вдали привлекло ее внимание. К воде устремился появившийся из дождя силуэт. Она вся напряглась, когда поняла, что это был Ной – с доской под мышкой он целенаправленно бежал навстречу волнам.
Прижав ладонь ко лбу, Миа стояла по щиколотку в море. Щурясь, она всматривалась в дождь, стараясь не выпускать Ноя из виду, а перед глазами все вокруг плыло и качалось.
Ною понадобилось минут тридцать, а то и сорок, чтобы прорваться сквозь громадные беспорядочные волны, подныривая под их белые пенистые массивы. Теперь, сидя на своей доске, он казался расплывчатой точкой, то взлетавшей, то падающей с высоты грозно вздымавшегося под ним прибоя. Миа представляла себе сосредоточенность на его лице, в то время как он пытался уловить общий ритм волн и определить среди них какую-то одну, нужную ему. Ошибочный выбор мог стоить жизни.
До Миа донесся гул мотора, и она обернулась. На фоне дождя появился обшарпанный грузовичок, который взял напрокат Джез; дворники на ветровом стекле мотались взад-вперед. Прикрывшись курткой, он выпрыгнул из кабины и побежал к ней.
– Он там! – закричала она.
– О чем, черт возьми, он думает? – Его загорелая кожа казалась огрубевшей, а нижняя губа треснула от солнца.
На берег катила новая волна, обнажая острые скалы и участки коралловых рифов. Предусмотрел ли Ной эти скрытые опасности? Или понадеялся, что ему будет сопутствовать удача?
– Сколько он уже там? – крикнул Джез.
– С полчаса.
Они вместе смотрели, как он яростными гребками устремился к волне. Она вздымалась под ним, и он казался крохотной ракушкой на фоне туши кита.
– Не та, – бубнил рядом с ней Джез. – Слишком быстрая. Соскочи. Назад.
Но Ной не слышал. Волна неожиданно подхватила его, подняв до самого гребня. Мир вдруг словно замер. Миа чувствовала, как капли дождя иголками колют ей голову; она слышала завывание ветра; чувствовала, как море тянет ее за ноги. Ной, резко выпрямившись на доске, заскользил по волне, и мгновение она как зачарованная любовалась красотой и мощью стихии и ловкостью, с которой Ной, оказавшись в пасти волны, гарцевал на воде под разверзшимися небесами.
Однако через долю секунды все изменилось. Ноги соскользнули, словно он попал на лед. Доска взмыла в воздух, а он подлетел на волне, точно пущенный по воде камешек. Волна, взорвавшись белой пеной, обрушилась на щербатый риф, и Ной исчез.
Стоя под проливным дождем, она принялась беззвучно считать. Один, два, три… Он мог миновать мелководье с рифами и оказаться на большей глубине… Одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Он достаточно опытен, и уже не в первый раз оказывается во власти волн… Двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть… Он хорошо тренирован, и у него должны быть сильные легкие… тридцать один, тридцать два, тридцать три…
На фоне черневшего горизонта мелькнуло что-то белое. Его доска. Расколотую надвое, ее швырнуло вниз.
– Смотри! – заорал Джез.
Голова Ноя вынырнула на поверхность. Он болтался во вздымающейся воде – человеческое существо во власти стихии.
Позади него вырастала другая волна. Он обернулся – слишком поздно: обрушиваясь вниз, она уже набросилась на него с оглушившим Миа ревом. Вспенившееся море побелело. Она представила, как шторм тащит и швыряет Ноя, а его легкие готовы разорваться.
Обхватив себя руками, она ждала. Рядом с ноги на ногу переминался Джез.
– Слава тебе, Господи! – вскричала Миа, когда вновь увидела Ноя.
Теперь он пытался плыть. Его движения казались неуклюжими, поскольку он действовал лишь одной рукой.
– Он ранен! – воскликнула Миа, повернувшись к Джезу.
Джез не отвечал. Он лишь стоял и смотрел сквозь дождь, лившийся с его импровизированного, свернутого из куртки капюшона, ни на секунду не теряя Ноя из виду.
Они несколько минут наблюдали, как он медленно гребет к берегу, подныривая под накатывающие волны, а затем карабкаясь на поверхность. Волны вырастали одна за другой, словно непобедимые воины, и каждый раз, когда он выныривал, Ной казался все дальше от берега.
– Он остановился! Он не плывет!
– Давай, мерзавец! – отозвался Джез. – Работай своими чертовыми ногами!
Но Ной не внял его словам. Он болтался в воде, как беспомощная деревяшка, то показываясь, то исчезая из виду.
Джез вдруг швырнул свою куртку и стянул с себя майку. Его грудь оказалась несколько бледнее рук, и Миа обратила внимание на его торчавшие под кожей ребра. Бросившись в море, он поплыл кролем – яростными и короткими гребками, каждые несколько футов задирая голову, чтобы глотнуть воздуха.
Миа терла плечи, чтобы согреться, глядя, как расстояние между Ноем и Джезом постепенно сокращалось. Держись. Он уже рядом.
Небо продолжало проливаться дождем, который струился по ней холодными ручьями. Ее пальцы перебирали мокрые ракушки на бусах, словно четки.
Наконец Джез добрался до него. Миа топталась на берегу, и ее следы, точно лужицы, наполнялись водой, пока она ждала, как они вместе поплывут к берегу. Похоже, Джез обхватил Ноя рукой за шею. Когда они оказались ближе, она увидела, как Ной вырвался из объятий брата.
Шатаясь, он вышел из воды, и Миа тут же заметила рваный жилет с кровавым подтеком. Ной тяжело дышал. У него был рассечен лоб, и дождь размывал кровь по лицу, точно кровавые слезы.
– Ной… – Она бросилась к нему.
– Ты – сумасшедший кретин! – заорал Джез, кидаясь к нему ей наперерез. Его глаза горели. – Ты что удумал? Решил утонуть?
У Ноя на ноге все еще болтался шнурок от доски для серфинга – он напоминал беглого каторжника, которому не удался побег.
– Я не нуждался в спасении!
– Чушь. Ты уже сдался.
Они жгли друг друга взглядами.
– Хотелось испытать, каково было Джонни? Ты этого добивался?
– Пошел ты.
– Сам ты пошел, Ной!
Развернувшись, Ной побрел прочь.
– Подожди! – крикнула Миа, пытаясь его догнать. – Дай я отвезу тебя в больницу.
Он не ответил. Он даже не замечал ее. Остановившись посреди берега, она смотрела, как он открыл дверцу машины, с трудом сел за руль и завел двигатель.
– В кабине есть лишнее полотенце, – проходя мимо, бросил Джез. Миа стояла в насквозь мокрой одежде и смотрела, как машина Ноя скрылась за качавшимися деревьями.
Ливень постепенно стихал, превращаясь в моросящий дождь, пока она брела по берегу за Джезом; мокрый песок комьями приставал к ее босым ногам. Распахнув водительскую дверь, Джез достал из кабины тоненькое синее полотенце, которое затрепыхалось на ветру. Она взяла его и накинула себе на плечи.
– Что ж, залезай, – сказал он.
Миа отгребла в сторону мусор – обертки с пустой банкой – и села в машину.
Пока она вытирала лицо и волосы полотенцем, которое пахло машинным маслом и сигаретами, Джез переоделся в сухую майку. Затем, потянувшись через нее, взял с приборной панели пластиковый пакет и принялся скручивать сигарету. Ловкими пальцами он привычно свернул косячок и молча прикурил. Кабина наполнилась плотным едким дымом, и Миа наблюдала, как он, затягиваясь, закрывал подрагивающими веками глаза.
– Попробуй, – предложил он, протягивая ей сигарету.
Миа взяла косячок, вобрала в себя теплый дым, чувствуя, как он глубоко проникает ей в легкие, и медленно выдохнула.
– Мы повздорили. Поэтому он там и оказался.
– У Ноя с океаном свои личные счеты. Ваша ссора здесь ни при чем.
Миа задумалась.
– Что ты имел в виду там, на берегу, когда сказал Ною, хотелось ли ему испытать, каково было Джонни? Он ведь был вашим младшим братом, да?
Джез повернулся к ней на сиденье. От дождя пряди его жидких белесых волос прилипли к голове.
– Он утонул.
– Прости.
Джез пожал плечами, но его глаза заблестели.
– Держи, – сказала она, возвращая ему сигарету.
– Можешь взять себе, – ответил он, забирая сигарету, и положил ей на колени маленький пакетик травки. – У меня много.
– Правда?
– Я не скажу Ною о твоей заначке. Ему это не понравится.
– Что ж, спасибо, – ответила она, запихивая пакетик в мокрый карман шортов с ощущением небольшой победы.
Джез покачал головой из стороны в сторону, стараясь снять напряжение в шее.
– Ударился?
– Старая травма.
– Во время серфинга?
– Нет, – рассмеялся он.
– А что тогда?
– Много лет назад был перелом.
Она вспомнила, как он, обращаясь к ней, поворачивался всем телом. Это казалось ей странным и даже несколько агрессивным, но теперь она поняла, что скованность его шеи была следствием травмы.
– Как же это ты умудрился?
– Это не я. Это мне сзади треснули по башке.
– Какой ужас!
Он сделал очередную затяжку.
– Да, ужас. Особенно когда это дело рук твоего предка. У него здорово получалось работать кулаками.
– Я не знала, – воскликнула она с округлившимися глазами.
– А откуда тебе знать?
Миа задумалась.
– Ной поэтому уехал из дома? Он говорил, что в шестнадцать лет переехал на Бали.
– Не вынес. Взял, да и свалил. – Джез прищурил глаза. – Ни одного гребаного слова никому не сказал.
– Почему ты не уехал?
Он обжег ее взглядом:
– Джонни было всего тринадцать. Это все равно, что оставить ягненка в клетке со львом.
Они замолчали. Ветер снаружи завывал, прорываясь сквозь деревья.
Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Джез вдруг прошипел:
– Опусти стекло! – Одной рукой он опустил стекло, а другой затушил о приборную панель косячок.
Миа замешкалась, смущенная этим внезапным требованием. Оказавшихся по обе стороны грузовичка полисменов она заметила слишком поздно. Открылась пассажирская дверь, и на сырой песок с бряканьем выкатилась банка из-под колы. Один из полисменов, с тяжелыми веками и напомаженными усами, сморщив нос, вдохнул тянущийся из кабины дым.
Миа с Джезом было велено выйти из машины и положить руки на капот. Дождь прекратился, оставив на земле глубокие лужи. Миа погрузила босые ноги в коричневатую жижу и положила расставленные руки на мокрую металлическую поверхность. Полисмен стал ее обыскивать, уделяя особое внимание ее карманам.
Щелкнув языком по нёбу, он извлек пакетик с травкой.
Миа похолодела.
– Мы не любим наркотики на Бали. Нехорошо.
Она почувствовала, как у нее закружилась голова и задрожали губы. Она покосилась на Джеза, обыск которого не принес желаемых результатов, но тот старался не смотреть в ее сторону.
У нее попросили паспорт, и полисмен пролистнул его до нужных страниц.
– Англичанка?
– Да.
– В Англии тоже балуешься наркотиками?
Она помотала головой.
– А на Бали, значит, можно?
– Простите. Это случайность.
Он щелкнул пальцами, подзывая второго полисмена. Они заговорили по-балийски, мелодика языка казалась теперь жесткой и угрожающей.
– Пойдем, – сказал он наконец, и она, почувствовав на своем плече его руку, покорно двинулась к полицейской машине.
– Что вы делаете? Прошу вас! Это же нелепость!
Он распахнул заднюю дверь, и ей было предложено залезть внутрь. В машине стоял запах благовоний. Миа услышала, как в закрывшейся за ней двери сработал автоматический замок.
В овладевшей ею панике она ощущала покалывание кожи, которую словно жгло бесчисленными крохотными электродами. Ее что, арестовали? И куда ее теперь повезут? В полицию? Миа попробовала открыть дверь, но та была заперта. Она глянула вниз – босые ноги, заляпанные грязью щиколотки. Одежда на ней была мокрой, с кончиков волос стекала вода.
Прижавшись лицом к забрызганному дождем стеклу, Миа видела расплывчатые силуэты полисменов, беседовавших с Джезом. Один из них поднял ладонь и покачал головой. Ей не было слышно. Бусы, которые она крутила не переставая, затянувшись вокруг шеи, сдавили ей горло.
Стекло стало запотевать, и Миа расчистила на нем ладонью кружок. Она увидела, как Джез что-то передал полисмену. Тот кивнул и через мгновение направился к машине. Дверь открылась, и ей было велено выйти.
– Вам очень повезло, – сказал полицейский, грозя ей пальцем. – Если такое повторится, у нас есть ваши паспортные данные.
Ошалевшая, она двинулась к грузовичку, где ее, сунув руки в карманы, поджидал Джез.
– Залезай, – тихо сказал он.
Миа послушно забралась на сиденье и захлопнула дверь. В кабине все еще пахло марихуаной и мокрыми полотенцами.
– Что произошло?
– Получили балийский бонус.
– Ты дал им взятку? – Она вся дрожала.
– Да.
– Слава богу! – выдохнула она с облегчением. – Сколько?
– Десять миллионов рупий.
Она вытаращила глаза: это была огромная сумма, равная примерно восьмистам фунтов.
– А что с моим паспортом?
– Он у меня, – ответил он, похлопав себя по карману. – Я подержу его, пока ты со мной не расплатишься.
Миа уже было собралась возразить, что причиной случившегося стала его травка – подарил он ей ее или нет, – но тут он улыбнулся:
– Ну и денек, а?
Поворачивая ключ в замке зажигания, он легонько сжал ее плечо. Миа не была уверена, показалось ей это или нет, но, прежде чем убрать свою руку, он провел большим пальцем по ее плечу до самой лопатки.