Мы едем к нему домой, чтобы принять душ и согреться, потому что к трем часам воздух снова становится холодным. У него в доме никого нет, потому что тут все приходят и уходят, когда кому заблагорассудится. Он захватывает из холодильника газировки, потом находит на кухне соленые крендельки, соус гуакамоле, и мы проходим с ним наверх в его комнату. Я окончательно промокла и все еще дрожу.

Его спальня стала голубой. Он выкрасил в этот цвет стены, пол и потолок, а всю мебель передвинул на одну сторону, так что теперь комната как будто разделилась на две части. Беспорядка стало намного меньше, на стене уже нет ни записок, ни бумажек с отдельными словами. Голубые стены наводят на мысль о том, что я попала в бассейн или вернулась в голубую бездну.

Первой в душ иду я и долго стою под горячей водой, пытаясь согреться. Когда я возвращаюсь в комнату, завернувшись в полотенце, я вижу, что Финч успел поставить пластинку на старенький проигрыватель.

В отличие от купания в голубой бездне, его пребывание в душе длится всего минуту, не более. Появившись из ванной, он говорит:

– Кстати, ты никогда не задавала мне вопрос: а что же я делал тогда там, на колокольне? – Он стоит обнаженный, готовый рассказать мне сейчас все, что угодно, но я почему-то уже не так уверена в том, хочется ли мне об этом знать или нет.

– Так что же ты делал тогда там, на колокольне? – почти шепотом осведомляюсь я.

– То же, что и ты. Мне захотелось узнать, как это будет выглядеть. Я хотел представить себе, что уже спрыгнул вниз. Мне хотелось оставить все дерьмо позади. Но как только я начал фантазировать, что из этого получится, мне это совсем не понравилось. Ну а потом я увидел тебя.

Он берет меня за руку и прижимает к себе. Мы чуть раскачиваемся из стороны в сторону, но, в общем, стоим на месте, прижавшись друг к другу, потому что если я хоть немного наклоню голову, он начнет целовать меня так, как это всегда происходит, даже сейчас. Я чувствую, что он улыбается. Мы одновременно раскрываем веки, и я вижу, что его всегда ярко-голубые глаза сверкают синим. Мокрые пряди волос спадают на лоб. Он прикасается лбом к моему лбу.

– О’кей?

Только теперь я вспоминаю, что его полотенце лежит на полу, и он полностью обнажен.

– О’кей.

Я касаюсь пальцами его шеи и сразу же ощущаю его пульс, его сердце бьется так же бешено, как и мое.

– Но мы можем ничего и не делать.

– Я знаю.

Я закрываю глаза, мое полотенце падает на пол, и в эту же секунду заканчивается песня. Я еще слышу ее последние звуки, когда мы ложимся на кровать и забираемся под простыни уже под следующую мелодию.