Глава 36
Я просыпаюсь от жужжания телефона.
Стью – мне, 7:01
Ты сегодня поедешь со мной на занятия?
Я – Стью, 7:01
Да. Конечно. Может. А ты как? Хочешь, чтобы я поехала?
Стью – мне, 7:02
Просто уточняю, ОК ли тебе. Если я попрошу тебя, ты ведь все равно не перестанешь слишком много думать?
Я – Стью, 7:03
Будто сам не знаешь.
Раздается звонок.
– А? – спрашиваю я.
– Выходи, – отвечает Стью. Выглянув в окно спальни, я вижу, как он бежит к нашему дому и машет мне. В прохладном и блеклом утреннем воздухе видно, как у него изо рта вырывается струйка пара.
Мы встречаемся у меня на крыльце, и он бодро говорит:
– Знаешь ли, нам нужно обсудить вчерашний вечер.
– Стью, я не знаю, что тебе сказать, – признаюсь я. – Но мне точно нужно подумать об этом еще, дольше, чем одну ночь. Тем более что прошлая оказалась хоть и хорошей, но очень долгой: я провела ее, разговаривая с Кейт и дописывая свой проект. Кстати, его я закончила. Наверное, у меня опять огромные круги под глазами, и Софи обязательно скажет мне об этом… Так о чем это я?
– Тебе нужно много времени, – улыбается мне Стью.
– Может, и не очень много.
– Тебе жаль, что я тебя поцеловал?
– Нет, – так быстро отвечаю я, что сама поражаюсь. – Нет.
Я прокашливаюсь и пытаюсь не слишком широко улыбаться. Еще я пытаюсь не покраснеть, но получается у меня плохо: я вспоминаю теплую кожу, мягкие языки и цвет его нижней губы с внутренней стороны. Жалко, что такую помаду не выпускают. Мне бы она подошла больше, чем «Конфетное блаженство».
– Было мило. Внезапно, но мило, – я на секунду задумываюсь. – Да, действительно мило, – я еще раз обдумываю свое определение и пытаюсь его улучшить. – Определенно мило. Ты не жалеешь?
– Нет.
– Но это все меняет.
– Я знал, что поменяет.
– Ненавижу перемены.
– И это я тоже знаю.
– Тогда зачем ты так поступил?
– Потому что не мог больше сдерживаться ни секунды.
– Эмм… Ну… это… – Ох, на ум мне приходит одно-единственное слово: – Круто.
Я сама от себя закатываю глаза, и это крайне веселит Стью.
– Ты должен дать мне время подумать.
– То есть подумать, обдумать, передумать и подумать еще раз?
– Возможно.
– Не надо, Джози, – говорит он и легонько пихает меня локтем, а потом уходит обратно домой.
Я провожаю его взглядом, пока он не скрывается в дверях. Я крайне довольна и сейчас упаду в обморок от недосыпа. Дойдя до своего дома, он поворачивается и одаривает меня самоуверенной улыбкой.
Когда я захожу обратно в дом, папа выходит из кабинета с какими-то бумагами в руках и приветствует меня словами:
– Опять всю ночь не спала, голубушка?
– Ты меня подловил.
– Развлекалась?
– Слишком много думала.
– Лучше бы ты развлекалась, меньше проблем наживешь, – он кидает взгляд на свои бумаги.
– Может быть, – говорю я, направляясь к лестнице. – Но у меня, наверное, уже зависимость. Не знаю. Надо будет об этом подумать.
В машине Стью мы обмениваемся через зеркало нелепыми улыбками – ну, знаете, когда прикусываешь нижнюю губу, – и молчим.
– Что? – вопрошает наконец Софи.
– А что?
– Что?
– Что с вами двумя?
– Ничего.
– Ничего.
– Это вы нарочно, чтобы меня позлить? Или что? Мне что-то сказать или сделать?
– Да, – говорит Стью.
– Нет, – говорю я.
– А что тогда?
– Ничего.
– Ничего.
Мы продолжаем улыбаться, прикусывая губу, и когда Софи наконец выходит из машины у школы, она прощается с нами словами:
– С каждым днем вы ведете себя все страннее и страннее.
Стью кивает на место рядом с собой, и я перешагиваю вперед.
– Послушаем музыку? – предлагает он, и я отрицательно качаю головой.
Нет, мне и так хорошо сидеть тут в тишине, полной возможностей. Мы еще вернемся к этим возможностям, когда я разберусь, что тут к чему.
Разберусь же? Мы разберемся?
Стью паркуется, и мы идем так же, как и ехали: молчим и улыбаемся, как придурки, и у меня начинает зарождаться новая мысль. По дороге на социолингвистику я пытаюсь не обращать на нее внимания и потом сажусь, достаю блокнот, нахожу нужную ручку, конспектирую и украдкой обмениваюсь со Стью быстрыми взглядами.
И позже, когда мы идем с ним и Итаном в Фэйр-Граундс, я все еще пытаюсь прогнать эту мысль. Итан спрашивает нас, как прошли выходные и кто выиграл матч. Я пытаюсь прогнать ее, обедая в полной тишине со Стью: он с довольным видом уминает два бутерброда и доедает за меня бублик.
Впервые за всю жизнь я хочу, чтобы он спросил: «О чем ты думаешь?». Я хочу, чтобы он резко прервал молчание и спросил, что у меня на уме, потому что на уме у меня вот что: Я не знаю, что сказать тебе сейчас. Но я хочу, чтобы ты сказал мне, что все будет хорошо.
Стью бы так и сказал. Я знаю, что сказал бы, если бы я попросила. Но я помню папины наставления: Принуждать объект к желаемой реакции – значит утверждаться в своем предубеждении. Твои наблюдения теряют в таком случае всякий смысл.
И внезапно я совсем уже не так уверена, что у нас со Стью все будет хорошо, и я не хочу, чтобы он честно уверял меня в этом. Молчание перестает быть вдумчивым и становится неловким. Понятия не имею, как его заполнить.
Стью был прав. И Стефан тоже. Любовь – возможность того, что она существует между двумя людьми, и возможность того, что она будет длиться вечно, – меняет все. Я уже потеряла так одного друга. Я смотрю через стол на Стью, который как раз дожевывает мой бублик и спрашивает:
– Ты ведь все равно не собиралась доедать?
Я качаю головой.
Еще одного друга я потерять не могу.
Мы в тишине возвращаемся к машине, и я извиняюсь за свое молчание, чего никогда не делала раньше, и добавляю: «Думаю». А затем, как полный идиот, показываю ему на свою голову. Вот для чего я это делаю?
– Ты же понимаешь, что однажды твоя голова взорвется?
Тогда ты вытрешь мои мозги, отвечаю я, и – фух! – мы снова разговариваем, как обычно. Но на самом деле этого не происходит. Я только собиралась ответить Стью, но не стала: меня так одолевают мысли, что я не могу выжать из себя ни слова. И теперь, когда нужный ответ приходит, момент уже упущен. И мне очень жаль, что его не вернешь.
Сегодня тренировка у Стью заканчивается поздно, поэтому я иду домой с Софи. Она целую милю ругает Джоша Брандстеттера последними словами и ни разу не повторяется. Подходя к дому, она меняет тему:
– Но Денни Шивер вроде ничего такой, как считаешь? Не то чтобы общительный, ну и что. Разузнай, нравлюсь ли я ему.
Я киваю: хорошо, что Софи есть на что отвлечься. И еще лучше, что она не заметила, что я совсем ее не слушаю.
Я – Стью, 18:44
Мне нравятся наши обычные отношения.
Стью – мне, 18:45
И мне.
Но я имею в виду другое, и он об этом знает.
Сегодня к ужину приходит Джофф. Теперь, когда до свадьбы остается всего пара недель, он приходит почти каждый вечер. А потом они с Кейт открывают прибывшие по почте подарки и вместе пишут благодарственные письма за столом в папином кабинете. Сегодня они тихо смеются над своей способностью восхищаться шестым набором подсвечников.
– Впечатляет, – я заглядываю в комнату, чтобы взять себе горсть M&M’s из пиявочного кувшина. По лицу Джеффри я вижу, что конфетки эти для него как пещера с сокровищами для Али Бабы.
– Угощайся, – предлагаю я.
– Спасибо, – он зачерпывает горсть. У Кейт звонит телефон.
– Работа, – извиняющимся тоном говорит она нам и выходит из комнаты.
Я возвращаю кувшин на положенное место (рядом с полевым хирургическим набором времен Гражданской войны, с пилой для ампутации и перевязочным жгутом). Папа всегда плотно закрывает кувшин обветшалой кожаной крышкой. Ему бы какое-нибудь новое хобби себе найти.
Я притворяюсь, что поправляю кувшин на полке, и пару раз кидаю украдкой взгляд на Джоффа: он самозабвенно жует конфеты и перечитывает их с Кейт письмо. Наконец я поворачиваюсь к нему лицом, чтобы сказать… не знаю… что-нибудь про свадьбу, наверное? Он подмигивает мне, и я говорю:
– Знаешь, меня страшно бесит, когда ты так делаешь.
– Так а зачем, по-твоему, я это делаю? – спрашивает он с торжествующей улыбкой, и я сдаюсь: закатываю глаза и сажусь в ближайшее кресло.
– Помнишь, летом ты сказал, что знаешь, как сложно терять друзей, особенно когда их и так не очень много?
– Да, прости за это. Я не имел в виду, что…
– Я знаю, что ты имел в виду, – спешно прерываю его я. Слишком спешно. Я выдыхаю и говорю серьезно:
– Я знаю, что ты имел в виду.
– Джози, у тебя все в порядке?
– Не то чтобы да. Мне кажется, скоро я потеряю еще одного друга, и список становится все короче.
– Кого?
Я качаю головой, и он правильно переводит это на свой язык: Я не хочу называть его имя.
– Ну ладно, – отзывается Джофф. – Я могу чем-то помочь?
– Не думаю, – говорю я, вставая. – Но спасибо за понимание.
– Не за что.
Я уже собираюсь выходить, но в дверях останавливаюсь:
– Да, со спагетти тогда правда вышло случайно.
И тогда – да, я должна была это предвидеть – он мне подмигивает.
Не успела я и двух шагов сделать по ступеням, как приходит смс от Стью:
Я у твоей двери. Выходи.
– Заходи, – говорю я, открывая дверь.
– Нет, – он протягивает мне телефон, чтобы я прочла свое последнее сообщение. – Скажи мне. – Я выхожу на крыльцо и закрываю за собой дверь. – Ты же уже решила что-то по поводу нас. Уже?
– Стью, ты мой самый лучший в мире друг. И я не хочу этого лишиться.
– Ты – человек, с которым я бы хотел провести всю жизнь. И я не хочу этого лишиться.
– Мы можем потерять все, если пойдем по этому пути, а потом окажется, что он ведет куда-то не туда.
– Ради тебя стоит рискнуть, Джози. А ради меня?
– Я не… – Голос у меня дрожит от слез. – Я не хочу рисковать тобой и потерять одного из лучших друзей.
– Ты меня не потеряешь.
– Как ты можешь быть в этом уверен?
– А как ты можешь сомневаться? – спрашивает он, и на этот раз его рот не останавливается, как обычно, между улыбкой и смехом, а просто остается распахнутым. Я не понимаю, что это значит.
Я молчу, в смятении обдумывая ужасные варианты развития событий. Наконец я вспоминаю, как дышать, и признаюсь:
– Я не знаю. Я сейчас мало в чем уверена, но одно знаю наверняка… мы уже изменились.
– Ага, – соглашается он. – Я думал, что это к лучшему.
– А я так не думаю.
Он поворачивается и припускает трусцой к своему дому. Я тоже захожу домой и подпрыгиваю от неожиданности: по нашей тихой улице раздается треск захлопнутой двери, и эхо не умолкает еще долго.
