Глава 24

Мама, папа и Кейт (она явно не выспалась) поют «С днем рожденья тебя», когда я вхожу на кухню. А потом повторяют, когда папа выкрикивает: «Теперь еще разок, goioso!»

Goioso: весело.

Это музыкальный термин: обозначает настроение, связанное с темпом.

У отца красивый баритон, который Кейт унаследовала в виде красивого альта. А мне досталась только зависть: я умею попадать в ноты, но этим мои музыкальные таланты и ограничиваются.

После второго куплета начинаются поцелуи и объятья, и Кейт тут же все портит, спрашивая:

– А знаете, что еще сегодня за дата? Пять недель и еще один день до моей свадьбы.

– Ох, – отзываюсь я, утешая себя мыслью, что скоро увижу Итана и буду при этом старше.

Сегодня мой день рождения, а потому я позволяю себе предаться мечтам. Представляю, так сказать, что наши с Итаном дужки переплетаются. Спасибо Кейт, которая вчера нафантазировала это за меня. От одной мысли об этом у меня трясутся руки. И еще от собственной дерзновенности: я решаюсь вообразить, как, когда и где это произойдет. Я рисую себе его кабинет: мягкий свет настольной лампы, старинный деревянный стол, два небольших кожаных кресла, какие обычно ставят у камина, и по трем стенам – стеллажи с нагромождением книг. Я учусь на предпоследнем курсе. Или на последнем. Он уже ничего не ведет у нас, но я порой захожу к нему поболтать. Просто поболтать. Он говорит, что всегда рад меня видеть.

Мы беседуем часами – именно так, как я мечтала годами, – обо всем, что важно для нас обоих. У нас всегда находятся темы для разговоров, не возникает неловких пауз, не приходится тянуть время, придумывая, о чем бы еще поговорить. Но сегодня вечером мы начинаем говорить о нас. О том, как мы встретились, как влюбились друг в друга с первого взгляда (а ведь мы оба не верили, что такое возможно!). И постепенно мы замолкаем. Этот вечер напоен тишиной и многозначительными взглядами. И мы знаем. Знаем, что сейчас, прямо сейчас, больше всего на свете мы хотим поцеловать друг друга. И пока длится поцелуй, для нас не существует никого и ничего в мире.

Это будет ппотрясающе.

Моя страничка на Facebook и телефон ломятся от кратких поздравлений, бесчисленных смайликов и поцелуйчиков. Мне хочется ткнуть Джоффа в них носом, показать, что он был неправ. Но еще больше мне хочется, чтобы его замечание о друзьях перестало меня беспокоить. Смайлики и поцелуйчики. Посмотри-ка, Джеффри Стивен Брилл, сколько у меня друзей! Ну что, утерся?

Стью сидит в машине у дома и ждет нас с Софи. Через улицу я вижу, что он все-таки побрился. Ну, как тут не улыбнуться. Я подхожу к нему, он трет подбородок и говорит в открытое окно:

– Сообщи потом, что скажет Джен.

– А что я скажу, тебе не важно?

– Так я уже знаю, что ты думаешь. Обычно еще до того, как ты сама об этом узнаешь.

– Это ты так считаешь.

– Без бороды я тебе нравлюсь больше.

– Ты нравишься мне не больше и не меньше, чем раньше, – я рада, что могу его поправить. – Но я предпочитаю смотреть на тебя бритого.

– Почему?

– Борода не ассоциируется у меня с тобой.

– А, понял, – он критически осматривает мое лицо и тычет в него пальцем. – Моя безбородость – это то же самое, что твои очки.

– Точно.

– Видишь, как хорошо я знаю, что ты думаешь, – бахвалится он.

Софи выходит из дома, обнимает меня и забирается на заднее сиденье со словами:

– Ну что, маленькая именинница. Сегодня переднее сиденье – твое.

– А в Кэпе я буду большой именинницей.

Стью молчаливо кивает, когда Софи говорит:

– Странно это как-то.

– А мне нравится, – отвечаю я.

– Ну еще бы.

– А как там Джош? – Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее.

– Все прекрасно. – На секунду она возводит очи горе.

– Вот только не начинайте опять, – просит Стью.

– Да ты просто завидуешь.

– Да, я сам бы хотел встречаться с Джошем и потому завидую тебе. Только ему не говори.

– Нет, ты завидуешь, потому что у меня есть парень, а у тебя девушки нет.

– Не девушки, а женодруга. – Стью поворачивается ко мне с улыбкой.

– Ага. В Кэпе у меня был бы мужедруг.

– Будто у тебя сейчас его нет, – вполголоса говорит Стью, и я притворяюсь, что не слышу.

– Ребят, это звучит чудовищно. Хватит так говорить, – просит нас Софи.

Позже, высадив все еще несколько шокированную Софи у школы, Стью паркуется неподалеку, и мы с наслаждением бредем до университета. Небо сегодня бледно-голубое, с перистыми облаками. Наверно, будет дождь.

– А тебе никогда не казалось, что в этом есть нечто шизофреничное? – спрашиваю я. – Ну, «мужчина» и «женщина» здесь, – указываю на Кэп. – «Парень» и «девушка» – там.

– Я как-то не задумывался.

– А я вот много об этом думала.

– Ты вообще слишком много думаешь.

– Не меньше тебя.

– Да, но мы думаем о разном, – он как-то непонятно смеется.

– Это потому что ты парнемуж.

– Может быть.

– Просто в последнее время я часто замечаю такое. Не знаю почему.

– Возможно, ты просто стареешь. Когда жизнь клонится к закату, начинаешь смотреть на все иначе.

– Да, – столь же невозмутимо отвечаю я. – Должно быть, дело в этом.

– Кстати, с днем рожденья.

– Спасибочки.

Когда до Кэпа нам остается один перекресток и мы ждем светофора, Стью достает из рюкзака открытку и протягивает мне. Я открываю ее и вижу, что он оставил отпечаток руки на сложенном листе белой бумаги и раскрасил его так, словно это индейка в праздничном колпаке. Я читаю надпись: Вас поздравляет Енох, коварный деньрожденческий индюк.

Текст написан мелком. Коричневым.

Когда я наконец поднимаю взгляд, Стью отвечает кивком:

– Сам смастерил. Софи мне совсем не помогала.

– Очень впечатляет. Вне зависимости от текста. На каком бы он ни был языке.

Мы переходим дорогу, и я пытаюсь придумать, как бы перевести разговор на Джен Ауэрбах. Ничего не получается, и я пока решаю не трогать эту тему.

Когда мы приходим в класс, Итана еще нет. Стью смотрит на часы.

– Пойду сбегаю за кофе. Тебе чего-нибудь хочется?

– Мира во всем мире. Козу. Печеньку с шоколадной крошкой.

– Посмотрим, чем я смогу помочь.

Я принимаюсь за дело: достаю из рюкзака блокноты, папку и выбираю нужную ручку, и тут кто-то стучит по моей парте. Итан. Он смотрит на меня сверху вниз с улыбкой и говорит:

– С днем рожденья, Джози.

– Вы вспомнили!

– Конечно.

– Спасибо.

Он идет к своему столу, и я тут же сгибаюсь пополам, плечи к коленкам, и притворяюсь, что ищу что-то в рюкзаке. Только бы не увидел, как я покраснела. Судя по жару в щеках, румянец все не сходит. Я роюсь и роюсь. У меня тут было семь ручек. А должно быть еще больше. Значит, кто-то их у меня таскает, и я уверена, что это Кейт.

Понятия не имею, сколько он там стоял, – и сколько я думала о Воровке Кейт, – но когда я поднимаю глаза, то вижу Стью. Он смотрит на меня с озадаченным видом и спрашивает:

– Тебе помочь?

Я тут же извлекаю ручку из недр сумки:

– Вот, нашла.

Он просто кивает и кладет на мою парту печенье, завернутое в салфетку:

– Козы у них закончились.

– А мир во всем мире?

– Женщина в очереди передо мной взяла последнюю коробку.

– У нее была лента через плечо?

– Вообще-то да, была. Это важно?

– Это была мисс Америка. Ты взял у нее автограф?

– Нет, я испугался, что она странно держит ручку. Весь день бы потом об этом думал, – говорит он и косится в сторону.

Когда пара заканчивается, я медлю в аудитории. Говорю Стью, что еще побуду тут, а потом догоню его в Фэйр-Граундс. Мне даже не надо притворяться, что я что-то ищу: я просто собираю вещи, ловлю взгляд Итана и жду, когда он соберется.

– Идете в Фэйр-Граундс?

– Да, и спасибо, что ждешь меня.

– Всегда к вашим услугам.

Мы выходим.

– Расскажи мне, как у тебя с учебой.

– Где?

– Мда, в твоем случае нужно конкретизировать. Ну, и там, и там. Где тебе больше нравится?

– В последнее время и везде, и нигде. А вообще, здесь лучше.

– Правда?

– Обычно мне больше всего нравится прийти домой и расслабиться после стресса. В тишине и покое.

– Да, это всегда приятно. Расскажи мне о своем доме. Какие у тебя родители? Вы близко общаетесь?

– Я близко общаюсь со всей семьей. И с родителями, и со старшими сестрами.

– Тебе повезло, – голос его звучит немного печально.

– Да, я знаю, что повезло. А вы с семьей не дружите?

– Не особенно.

– Мне кажется, без семьи я бы просто медленно завяла и умерла. Или просто мечтала бы умереть.

– Увядание и смерть мне не грозят, мы просто не то чтобы очень близки… Выражаясь кратко, у нас мало общего, а противоположности не притягиваются. Но, – голос его звучит веселее, – вернемся к твоей семье. У тебя две старших сестры?

– Да, – и всю дорогу до Фэйр-Граундс мы говорим про них, я рассказываю, как их зовут, сколько им лет и всякое такое. О Джоффе я заговариваю в последнюю очередь.

Противоположности не притягиваются. Эта фраза крутится у меня в мыслях, пока я пью чай и ем второе печенье за день: его покупает Итан, хотя я и говорю ему, что не стоит. Говорит, это подарок на день рождения. Я бы предпочла козу, но лучше промолчу.

Мы присоединяемся к Стью (он сидит, обложенный едой со всех сторон) и разговариваем, пока Итан пьет кофе, а потом задерживаемся еще ненадолго. Обсуждаем Колумбус, музыку, Чикаго, попкорн, кино. Разговор течет очень естественно, и одна фраза цепляется за другую, вызывая новый виток беседы, и так далее, и так далее. Никаких долгих пауз, которые приходится заполнять неловкими кхм, ну вот и эээ.

Мои мысли непрестанно мечутся между тем, о чем мы говорим, и фразой «противоположности не притягиваются». Мы с Итаном уж точно не противоположности, и я все больше привыкаю к мысли, что мы с ним станем друг для друга чем-то большим… когда-нибудь.