Глава 19
Ученые уже давно пытаются выяснить, возможна ли любовь с первого взгляда. Я нашла в Интернете одну занимательную статью: там описывается, как исследователи наблюдали за знакомством Седрика и Аделины, двух участников эксперимента. По тому, как продолжились ухаживания пары, был сделан вывод, что они влюбились друг в друга в первые три минуты знакомства. Аделина опередила Седрика. Лишь дочитав до конца статьи, я обнаружила, что Седрик и Аделина – орангутанги. Автор многословно рассуждал о том, что такой же феномен, возможно, касается и людей тоже. (А еще павлинов и бобров.)
Похоже, что в нас заложена возможность любви с первого взгляда и проявляется она, когда мы впервые смотрим на человека, который соответствует нашим представлениям о Ппотрясающем Ппартнере.
Перед тем как забраться в кровать, я пробегаю глазами еще пару статей. Засыпаю я с мыслью о том, что, если верить ученым, я вполне могла сегодня влюбиться. Ппрочитанное кажется мне вполне пправдоподобным.
Стью – мне, 7:33
Нет.
Софи – мне, 7:33
Да. А что?!
Джен – мне, 7:33
ОМГ да!!!!!
Эмми – мне, 7:33 a.m.
После третьего маминого развода – нет.
Это все – ответы на мое смс: «Ты веришь в любовь с первого взгляда?»
И я пишу им: Просто прочла тут одну статью…
В четверг днем мы с миссис Истердей пьем чай с песочным печеньем у нее на крыльце, которое она называет «комнатой мистера Истердея». Он любил это место больше всех остальных в доме. Она хранит его письменный прибор точно там же, где он его оставил.
Я задаю ей тот же самый вопрос, и она говорит:
– О боже, нет. Когда мы только познакомились, мистер Истердей мне совсем не понравился.
– Правда? – Стоит ей заговорить о нем, и я не могу сдержать улыбку. Миссис Истердей кажется мне более солидной и величественной версией Джен Ауэрбах. Пусть губы ее и остаются неподвижными, но, когда она упоминает мужа, все ее лицо улыбается.
– Совершенно, совершенно не понравился. Я подумала, что он просто пижон.
– А что поменялось?
– Ничего, – кажется, она немного удивлена моим вопросом. – Просто я узнала его получше. – Миссис Истердей ласково смотрит на его фото в морской униформе. – И я очень рада, что так получилось. Подумать только, чего бы я лишилась, если бы поверила первому впечатлению.
– А если бы первое впечатление было хорошим? Ему бы вы поверили?
– Проработав учителем в школе двадцать лет, Джози, я научилась воздерживаться от суждений, пока не узнаю человека получше. Иногда первое впечатление было верным. А иногда нет. Тут не угадаешь.
– Ох, – только и говорю я и обвожу пальцем тиснение на черной коже бювара: заглавная И.
Я иду домой через двор миссис Истердей и пишу смс Стью: У тебя бывают дни, когда жизнь кажется ужасно запутанной?
Стью – мне, 5:18
Только когда у меня есть девушка.
Я – Стью, 5:19
Теперь я, кажется, тебя понимаю.
Стью – мне, 5:20
И кто он?
Я – Стью, 5:20
Нет никакого «его». Но, может, будет.
«Когда-нибудь», – тихо говорю я и издаю долгий, медленный и растерянный вздох, который, я уверена, вылетает в форме заглавного «И».
В пятницу Итан читает лекцию, «чтобы сразу расправиться со всякой скучищей», и все время смотрит на меня. Я пишу подробный конспект об истории социолингвистики и ее происхождении из трех отдельных дисциплин: социологии, лингвистики и антропологии. Временами я киваю, чтобы он знал: меня ужасно увлекает и его предмет, и он сам.
Он превосходный лектор. Не читает по бумажке: то есть знает, о чем говорит, то есть ему важна его наука. И это еще одна наша общая черта.
На следующей неделе мы приступим к нашему семестровому проекту по вариативности языка. Мы будем собирать единицы речи – слова или фразы, – которые для разных людей значат разное. Возьмите, к примеру, слово «круто»: его часто повторяет (или повторял) Стефан, который, кстати сказать, теперь и не смотрит в мою сторону. В зависимости от обстоятельств и интонации «круто» у него значило:
1. Как интересно.
2. Я одобряю это (мне это нравится).
3. Никогда не видел этого раньше и не слышал об этом.
4. Я не то чтобы против.
После того как мы зарегистрируем тридцать разных употреблений выбранной фразы, ну, или через десять недель (смотря что наступит раньше), мы проанализируем данные с учетом пола участников, их возраста, места жительства и всего такого, а потом напишем отчет. Некоторые мои сокурсники жалуются, что придется собирать целых тридцать примеров. А я абсолютно спокойна, потому что вращаюсь в различных социальных кругах, у которых совершенно особые языки. Я думаю, задание это просто легче некуда, и мне даже жаль, что нужно писать всего один отчет.
Мы с Кейт на этой неделе каждое утро видимся за завтраком, даже в понедельник, на который выпадает День труда, и у меня нет возможности сбежать от нее в школу. Поэтому большую часть утра я провожу с миссис Истердей. И вот наступает среда, и Кейт снова прихлебывает кофе и терпеливо дожидается, когда я закончу завтрак.
В последние пару дней она пыталась вовлечь меня в беседу, обсудить новости, и я отвечала ей предельно вежливо: Хм-м. Она отлично говорит на джозийском и знает, что пока не надо требовать от меня многословных ответов.
Сегодня она говорит:
– Джози, ты ведь уже не злишься на меня, правда? Я же попросила прощения. Что я еще могу сказать?
– Как мне теперь доверять тебе в важном, если ты все разболтаешь Джоффу?
– Не буду. Обещаю. С этого дня я не говорю ему ничего, что ты не разрешишь.
– Мне еще и разрешать? Я думаю, ты сама должна понимать такое. Что с тобой случилось?
– Ничего не случилось, Джози. Я хотела поделиться твоими хорошими новостями с человеком, которого люблю больше всех в мире. Больше я этого без твоего разрешения не сделаю.
– Возможно, – говорю я и ухожу из дома, больная неясной тоской.
В конце пары Итан говорит:
– Ну, что ж, хватит на сегодня языковых общностей. – И, как обычно, кто-то задерживается в аудитории, чтобы поговорить. Но только не Стью: он проголодался и говорит, что подождет меня где-нибудь у Фэйр-Граундс. А я медлю, неторопливо собираю книги и надеюсь, что сумею выйти из комнаты одновременно с Итаном, но тут слышу, что Саманта говорит что-то про Styx.
– У них есть какие-нибудь известные песни?
– «Lady, Babe», «Come Sail Away», – говорит Итан, но Саманта отрицательно качает головой.
– «Mr. Roboto», – подсказываю я.
– А, знаю, – отзывается Саманта. И Мистер Футболист добавляет:
– Такая ненапряжная песня. Мне нравится.
И я прямо-таки слышу, как перевожу у себя в голове эту фразу: «такая ненапряжная» значит «хорошая», «это хорошо». Я уже переводила это сотни раз, а то и больше. Особенно популярно это выражение на кампусе, но на моем языке так не говорят. Такими переводами я занимаюсь весь день, каждый день, но в последнее время, не знаю уж почему, больше обращаю на это внимание.
Все пришли к соглашению, что «Mr. Roboto» (тут я цитирую Мистера Футболиста) «рулит».
Я присоединяюсь к компании, когда они выходят из аудитории, и мы говорим о музыке, не только про Styx. Во всяком случае, пока не оказывается, что мы с Итаном идем с кампуса вдвоем.
– Нам по пути?
– Похоже на то.
– Можно я спрошу у тебя кое-что, Джози? Как получилось, что в пятнадцать ты уже в выпускном классе?
– Ну, мне уже почти шестнадцать. Третьего октября будет, в этом году выпадает на пятницу. Отметьте в своем календаре и помните, что скидки на подарки скоро заканчиваются.
– Пришли мне список пожеланий насчет подарков.
– Хорошо. В общем, второй класс я проскочила.
– А я третий. А Стью?
– Стью уже семнадцать. Никогда ничего не пропускал. Включая обед.
– Вы, похоже, очень дружите. Вы… встречаетесь?
– Мы со Стью? Нет. – Я устремляю взор вдаль и стараюсь, чтобы голос мой звучал непринужденно. – Мы оба сейчас ни с кем не встречаемся.
Он отвечает веселым кивком, и я не знаю, как это истолковать.
Мы подошли к перекрестку и ждем светофора. На той стороне стоит Стью, поедая кекс размером с мяч для софтбола. И этот кекс наверняка не первый.
– Мне говорили, что кофейни здесь лучше, чем на кампусе, – говорит Итан.
– Фэйр-Граундс, – указываю я рукой. Там, где стоит Стью. И я сама иду туда же.
– Ничего, если я присоединюсь?
– Ничего. Мы ходим сюда каждый день после занятий.
– Зря ты это сказала. Теперь вы от меня не отвяжетесь.
– Да мне и не хочется.
– Как мило.
Загорается зеленый. Мы переходим улицу, и я снова чувствую эту волну, этот поток энергии, который подхватил меня в прошлую среду. Теперь, идя с ним бок о бок, мне хочется спросить, чувствует ли он то же самое. Но наши отношения еще не на той стадии, чтобы обсуждать физические признаки влюбленности или исследования касательно любви с первого взгляда. Лучше подождать.
У нас еще будет время без конца говорить и об этом, и о многом другом. Я надеюсь, что будет.
– Так какая у тебя любимая песня Styx?
– Я влюбилась в них после «The Best of Times». Это первое, что я у них услышала.
– Любовь с первого прослушивания? – игриво интересуется он.
– Именно. И преданность моя с годами не ослабевает. А у вас какая любимая?
– Ох, должен признаться, что «Lorelei», – отвечает он. Как жаль, что меня зовут не Лорелей.
Я думаю о Лорелей,
И кругом голова.
Порхает – бабочки нежней,
Шаги слышны едва.
– Наверное, в твоей школе не так уж много поклонников Styx, – говорит Итан.
– Вы хотите сказать, что величайший музыкальный талант всех времен не может получить мирового признания?
– Нет. Просто, хм-м-м, нечасто встретишь фаната Styx младше тридцати.
– Забавно, что вы это сказали. У нас в семье шутят, что мне вот-вот исполнится тридцать.
– И я понимаю почему. Видимо, ты во всем такая? Любишь не то, что твои друзья? Тебе ближе люди постарше?
– В чем-то да. Во многом даже. Но вот до удобной обуви я не дошла. То есть я понимаю, что у нее есть свои плюсы. Но у меня нет удобных ботинок. Пока что.
– Слушай, Джози, а если бы у тебя был выбор между наикрутейшей вечеринкой в пятницу вечером и, скажем…
– Стряпней на пару с соседкой, которой за восемьдесят?
– Да.
– Я выберу готовку с миссис Истердей. Мы отлично ладим. С ней есть о чем поговорить.
– Истердей?
– Имя что надо, а? Но на вечеринки я тоже хожу. Просто мне там не так уютно, как с миссис Истердей.
– Почему? Что в тусовках тебе не нравится?
– Поначалу все нормально, но быстро надоедает. Весь этот шум, крики, пьяные, все эти люди, которые на тебя натыкаются… Все надоедает! И мне просто приходится уходить.
– Ох! – Кажется, он обрадован и взволнован этой мыслью. – Слушай, а если на рубашке попадется узелок или бирка…
– Я не могу ее носить.
– Чрезмерная возбудимость органов чувств.
– Именно.
Этот термин был придуман польским психологом, который одним из первых всерьез занялся изучением одаренных детей. Он обнаружил, что люди с очень высоким IQ излишне чувствительны к некоторым импульсам – свету, звукам, запахам, текстурам. Чувствительны до такой степени, что это порой мешает им нормально жить.
– Ты – единственный человек из моих знакомых, который знает, что это такое, – говорит Итан. Стью вообще-то тоже знает, но я об этом молчу. – Мы, кажется, очень с тобой похожи, Джози. Если ты когда-нибудь захочешь поговорить обо всем этом с понимающим человеком, моя дверь всегда открыта.
– Правда? Спасибо.
– В любое время. Я серьезно. Я знаю, как редко встречаются люди, которые понимают, кто ты такой и через что тебе приходится проходить. Такие люди попадаются не часто, и это большая удача.
Люди, которые говорят на одном с тобой языке, хочу добавить я, но вместо этого говорю: «Да, это правда».
Он довольно кивает – или мне только кажется, что довольно.
К нам присоединяется Стью, и он спрашивает Итана:
– Ну и как вам Кэп после первой недели?
– Ничего, нравится, – он смотрит прямо мне в глаза, и у меня от его слов краснеют уши. – Люди очень милые, общительные и с отличным музыкальным вкусом.
– Угощайтесь, – говорит Стью, протягивая нам кекс.
– Вот, – комментирует Итан. – Я как раз об этом. Куда ни пойдешь, люди везде предлагают тебе свои кексы.
– Да, мы такие, – отвечает Стью, откусывая гигантский кусок.
– Похоже, ты нас с Джози опередил.
– Зкшк.
– Закуска, – перевожу я.
По пути внутрь Итан спрашивает:
– Вы обычно остаетесь в кафе или берете еду с собой?
– Обычно сидим тут, – отвечаю я.
– А я сегодня просто возьму с собой кофе.
Здесь, в Фейр-Граундс, официанты такие расторопные, что на его заказ у них уходит всего тридцать две секунды, чтоб их.
– Но, может, в следующий раз и посижу. Ты ужасно аппетитно ешь этот кекс.
– Вжмт ппжбвчь.
– Возьмите попробовать, – поясняю я.
– В другой раз. Ну, еще увидимся, – говорит Итан, желает нам хорошего дня и машет на прощание у дверей.
Я поворачиваюсь к Стью и спрашиваю:
– А Джен Ауэрбах знает, что ты не носишь носки со швами?
– Допускаю, что нет.
– А ты не думаешь, что ей следует знать?
– Нет. Мне важнее выяснить, может ли она ходить в непарных носках со швами.
– Я знаю, что она тебе нравится.
– На самом деле я бы хотел это узнать про всех, но как-то редко разговор заходит.
– Ну, ничего, я сама выясню у нее. Все ради тебя!
– Да, я так с самого начала и спланировал, чтоб ты ее расспросила.
– Она тебе нравится.
– Так же, как тебе нравится препод? – говорит он с коварной ухмылкой.
– Что?! – протестую я.
– Я видел, как ты шагала рядом с ним. Тебе явно было уютно.
– Мы говорили про Styx. Как мне еще было выглядеть?
– Ладно, ладно, – он все так же ухмыляется и пожимает плечами.
– Ешь свой кекс, – командую я, и на языке «Джози» это значит «заткнись», что, в свою очередь, переводится с «Боже мой» как «Ты прав, и мне нечего ответить».
Позже в тот же день, пока мы возвращаемся в школу и шагаем почти в ногу, я погружаюсь в раздумья о тексте «Лорелей»:
Я думаю о Джозефине:
Кругом голова.
Порхает – бабочки нежней,
Шаги слышны едва.
Я позвонил ей, «Приезжай» услышал я в ответ.
Лишь в восемь встретимся мы с ней, но сил дождаться нет.
Порхает бабочки нежней,
Скажу сегодня ей:
«Джозефина, давай жить вместе…»
Стью не спрашивает, о чем я думаю. Мы никогда не спрашиваем о таком друг друга. И не потому что нам неинтересно. Просто мы оба знаем, что перебивать другого невежливо.
